Спросить
Войти
ме. Таким образом, на этой стадии первые две гипотезы не подтвердились. Что касается третьей гипотезы, то на этой стадии доминирующей в СМИ была информация, исходящая от государственных, а не от экономических элит.
В случае России при освещении в СМИ проблем изменения климата государство можно рассматривать как независимую переменную, которая прямо или косвенно определяет политику СМИ. При этом в более ранний период, когда правительство не хотело предпринимать меры, направленные на снижение уровня углерода в атмосфере, реакция СМИ состояла не столько в том, чтобы представлять тему изменения климата во враждебной или скептической перспективе, а в том, чтобы вообще не освещать ее.
Очевидно, что российские власти преуспели в том, чтобы выводить тему изменения климата «за рамки повестки дня», т.е. демонстрировать «менее видимый лик власти». Это выражение П. Бахраха и М. Баратца подчеркивает тот факт, что «власть осуществляется и тогда, когда А направляет свою энергию на создание или подкрепление социальных и политических ценностей и институциональных практик, которые ограничивают рамки политического процесса, открытые для публичного обсуждения»1. Предвзятость в СМИ проявляется не только в отношении того, что и как в них освещается, но и в отношении того, что остается за пределами их освещения.
Б.Г. Юдин
SOMMER M. Biology as a technology of social justice in interwar Britain: Arguments from evolutionary history, heredity, and human diversity // Science, technology human values. - 2014. - 30 January. -P. 1-26. - D0I:10.1177/0162243913520330. - Mode of access: http:// sth.sagepub.com/content/early/2014/01/28/0162243913520330
Мариан Соммер - историк науки из Люцернского университета (Швейцария); публикуется по проблемам культурной истории наук о происхождении человека с XIX в. до нашего времени.
Автор обращается к творчеству видных английских биологов ХХ в. - Дж. Хаксли (Julian Huxley, 1887-1975), Л. Хогбена (Lancelot Hogben, 1895-1975) и Дж.Б.С. Холдейна (John Burdon Sanderson Haldane, 1892-1964), анализируя их участие в борьбе за социальную справедливость. Задолго до мультикультурализма, завоевавшего признание общества после Второй мировой войны, они разрабатывали свои идеи понимания разнообразия, которые выходят за пределы понятий расы, класса или гендера. При этом разнообразие в человеческом обществе рассматривалось как желательное и выгодное с точки зрения развития. Опираясь на новое понимание наследственности и эволюции, они выступили в публичной сфере как сторонники социальных реформ и противники капиталистического либерализма, национализма и фашизма. Хотя между ними были политические разногласия, все они считали необходимым обеспечение социального равенства через усиление социального планирования. Опираясь на биологические знания, они активно отстаивали социальную справедливость.
В тревожные годы между двумя мировыми войнами Дж. Хаксли оспорил выдвинутое его дедом, знаменитым биологом-дарвинистом Томасом Гексли, положение о том, что эволюционная история не несет в себе каких-либо моральных уроков для человеческих обществ. Согласно Дж. Хаксли, эволюция - это не антитезис, а основа человеческой социальности. Весь будущий прогресс индивидов и сообществ в направлении демократического мирового порядка должен опираться на космический принцип эволюции, и этот процесс должен направляться экспертом-биологом с сильным чувством социальной ответственности. Совместно с американским биологом Э. Конклином (Edwin Conklin, 1863-1952) Дж. Хаксли представил эволюционную историю как аргумент в пользу социального прогресса на пути к миру и демократии. Наряду с этим Э. Конклин утверждал, что менделевская генетика раскрывает
принципы наследственности, находящиеся в гармонии только с демократически организованным обществом.
Опираясь на генетика Г.И. Менделя и на важную роль окружающей среды в выражении генетически заложенных свойств, Дж. Хаксли, Л. Хогбен и Дж.Б.С. Холдейн отстаивали идею равенства социальных возможностей. На основе новых представлений о наследственности и наследуемости они оппонировали попыткам биологического обоснования таких социальных категорий, как класс и раса. В биологии социальной справедливости они видели инструмент для противостояния не только идеям невмешательства государства и классовой системе, которые, как считалось, получали поддержку в лице классической евгеники, но и фашизму, основывающемуся на расовой науке. Хаксли и его друзья исходили из следующего: подобно тому как изменчивость организмов является субстратом биологической эволюции, человеческое разнообразие важно для социальной эволюции. Любая система, которая хочет сделать людей однообразными, которая борется за развитие одного или нескольких идеальных типов человека, обречена на стагнацию или гибель. Биологические вариации человека не соответствуют существующим классовым или расовым структурам. Вообще, чтобы сделать видимым распределение биологических вариаций для некоторой среды, необходимо выровнять социальные возможности. Это привело бы не к уменьшению, а к изменению типа вариации и открыло бы возможность построить общество, в котором биология каждого индивида оптимально соответствовала бы его социальной роли.
В публичных дискуссиях по острым проблемам того времени эти ученые умело пользовались различными средствами: жанрами популярных текстов, радиобеседами и документальными фильмами. Фактически именно на эти медиатехнологии опирался процесс превращения знаний об эволюции и генетике из лабораторной и полевой науки в политическое оружие. В начале XX в. в издательском деле происходили серьезные изменения, при этом издатели проявляли большой интерес к науке. Наука, в свою очередь, также выиграла благодаря массовым тиражам и появлению фотографии. Однако в те времена наука становилась все более профессионализированной, и разрыв между научным сообществом и публикой углублялся. Тем не менее значительная часть британских ученых
время от времени сообщала о своих научных результатах более широкой аудитории.
Впрочем, занятия популяризацией науки затрудняли ученым продвижение их научной карьеры. Это остро почувствовал Дж. Хаксли, когда на долгое время был лишен членства в Королевском обществе отчасти из-за того, что был очень сильно вовлечен в публичную деятельность. Дж.Б.С. Холдейн, в свою очередь, вполне осознавал общее неодобрение со стороны ученых по поводу «вульгарных тенденций» в газетах; однако это побуждало его продолжать писать. Л. Хогбен ступил на публичную почву с некоторым смущением: в предисловиях к своим книгам для самообразования, становившимися бестселлерами, он часто извинялся, что писал их во время длительных поездок в поездах или болезни. Усилия по популяризации науки, предпринимавшиеся Дж. Хаксли, Дж.Б.С. Холдей-ном и Л. Хогбеном, можно понять только учитывая, насколько жарким был их идеологический пыл. Их активная включенность в эту деятельность укрепляла связи между учеными, воспринимавшими себя в качестве граждан и интенсивно использующими идеи друг друга. Они искренне верили, что пропаганда науки, которой они занимались, велась исключительно во имя блага общества, и в связи с этим они часто говорили о научном гуманизме.
Дж. Хаксли, Дж.Б.С. Холдейн и Л. Хогбен считали замещение «неверных» идей об эволюции и наследственности в умах публики «правильными» идеями необходимым условием прогрессивного социального развития. Таким образом, отмечает автор, термин «технология» в названии статьи связан с представлением о том, что знания и идеи обладают силой, способной преобразовать личность. Рассуждая со своих научно-гуманистических позиций, Дж. Хаксли считал, что для достижения полноты своей реализации люди нуждаются в том, что он позже назвал «психосоциальной технологией»1. Люди зависимы от некоторой системы, которая способствует автономному канализированию их морального, интеллектуального и духовного развития. С этой целью наука должна, помимо всего прочего, создать психосоциальные технологии «для производства своего рода идеологических станков, т.е. понятий и верований,
обеспечивающих лучшую обработку опыта»1. Биологические аргументы Дж. Хаксли, Дж.Б.С. Холдейна и Л. Хогбена можно понимать как такого рода технологии. Конечно, понятие «психосоциальные» указывает на то, что идеологические станки могут порождать вполне реальные социальные эффекты, как отрицательные, так и положительные. Поэтому в умах общественности необходимо преодолеть и заменить те понятия и верования, на которые опираются классическая евгеника и расовая антропология. С точки зрения Э. Конклина и Дж. Хаксли, для этого необходимо продвигать новый образ человечества. На смену древовидной структуры родства должен прийти образ, который в большей степени согласуется с фактами наследственности и эволюции, например расходящееся и снова сходящееся множество потоков или сеть.
Политические взгляды трех биологов не совпадали. Л. Хогбен и Дж.Б.С. Холдейн были социалистами, тогда как взгляды Дж. Хаксли были скорее либеральными. В той или иной мере в течение 1930-х годов все они стали более радикальными, так что к концу этого десятилетия Дж.Б.С. Холдейн признал марксизм и в 1942 г. даже вступил в компартию. Однако под влиянием Великой депрессии и неприятия того, что они считали консерватизмом в своей стране, а также подъема нацизма их взгляды сблизились.
Все трое участвовали и в более широком движении, характерном для Британии того времени. Его движущей силой был интерес к проблемам взаимоотношений между наукой и обществом, социальной ответственности ученого, к вопросам об отношении биологии к человеческим ценностям и к прошлому и будущему человека, к парадоксам индивида в массовом обществе, к проблемам интеграции и прогресса. Их подход к этим вопросам часто характеризуют как научный гуманизм. В своей книге «Опасные мысли» Л. Хогбен отмечал: «Научный гуманизм - это кредо, которое я утверждаю, и профессия, которой я стремлюсь заниматься»2.
В своем крестовом походе Дж.Б.С. Холдейн, Дж. Хаксли и Л. Хогбен прибегали к биологии, чтобы найти аргументы против того, что они считали неправильно управляемыми политическими
системами и ложными социальными целями, равно как и аргументы в пользу того, что они считали правильным. С этой целью они переосмыслили понятие вариации. Генетическая изменчивость человека, конечно, влечет генетическое неравенство, но Дж. Хаксли и его соратники использовали факт генетического неравенства для того, чтобы отстаивать политическое, экономическое и социальное равенство.
Так, Дж.Б.С. Холдейн подчеркивал: «Я не верю, что признание неравенства людей нанесет удар по демократии (или скорее представительному правлению, основанному на всеобщем избирательном праве)... признание врожденного неравенства должно вести не к меньшему, а к большему равенству возможностей»1.
В рамках научного гуманизма Дж. Хаксли, Дж.Б.С. Холдейн и Л. Хогбен боролись против «консервативной» и фашистской евгеники и биологического расизма как на научной, так и на общественной аренах. Они разрушили биологические основания идеологий расы и класса. Точка зрения, согласно которой знание, полученное генетикой, особенно популяционной генетикой человека, подрывает основания расизма, остается превалирующей до сих пор. Но Дж. Хаксли, Дж.Б.С. Холдейн и Л. Хогбен пошли дальше, стремясь легитимизировать на эволюционных и генетических основаниях свои собственные политические установки, такие как равенство социальных возможностей и интенсивное централизованное планирование. Для этого они формулировали биологию социальной справедливости.
Б.Г. Юдин
