Спросить
Войти
2015.03.016. РАХАО Р., ДЮКЬЮ Р.Б. МЕЖДУ ПУРИЗМОМ И ГИБРИДИЗАЦИЕЙ: ТЕХНОНАУЧНЫЕ И ЭТНИЧЕСКИЕ МИФЫ БРАЗИЛИИ.
RAJAO R., DUQUE R.B. Between purity and hybridity: Technoscien-tific and ethnic myths of Brazil // Science, technology a. human values. -Cambridge (Mass.), 2014. - Vol. 39, N 6. - P. 844-874.
Отношение западных обществ к технонауке, по словам авторов, бразильского и американского специалистов в области ИНТ, за последние полвека стало более скептическим. В отличие от этого, в Бразилии и других странах глобального Юга вера в прямую зависимость прогресса от технонауки Севера по-прежнему сильна. «Технонаука Севера все еще "фетиш", магическое средство, способное справиться с большинством проблем, тогда как многочисленные локальные технологии и знания систематически дискредитируются как якобы примитивные» (с. 845).
По мнению авторов, эти установки могут быть поняты как следствия мифов, отражающих специфическое представление о роли технонауки и ее значимости для общества. Опираясь на постколониальные ИНТ, они рассматривают роль местных и зарубежных интеллектуалов в формировании фундаментальных мифов Бразилии, делая упор на пересечении национального (т.е. расового и культурного) и технонаучного (т.е. технического и эпистемологического) измерений.
Любая культура своими корнями уходит глубоко в ее геосоциальную историю. История каждого народа - это бесконечное движение миграционных потоков, обмен и перекрестное опыление идей, инструментов и технологий. Все это неизбежно ведет к социальным изменениям и гибридизации, а в некоторых случаях, наоборот, к фракционированию и повторной унификации, что вписывает большинство современных обществ в генеалогическое древо мировых культур.
Аналогичную гибридную картину науки и технологий рисует ИНТ. Предполагается, что дихотомии типа «наука - технология» или «природа - общество» нуждаются в пересмотре, как и другие
социально сконструированные деления. «Таким образом, перефразируя Б. Латура, можно сказать, что чистота чего-либо не более чем идеал» (с. 847). Несмотря на это, идея о том, что этническая принадлежность, с одной стороны, а технонаука - с другой, это некие чистые, унитарные и статичные категории, по-прежнему имеет широкое хождение в обществе. Утопические взгляды на науку и технологии были подвергнуты мощной атаке в последние десятилетия. Тем не менее артефакты и знания, связанные с технонаукой Севера, по-прежнему имеют высокий статус, особенно на глобальном Юге.
Авторы определяют мифы как нормативно нагруженные нарративы, которых придерживаются их сторонники, несмотря на отсутствие доказательств или наличие явных контрдоказательств. Для существования любого сообщества важны фундаментальные мифы, которые связывают его происхождение с точно фиксированными и героическими событиями. Например, для США это прибытие пилигримов на судне «Мэйфлауэр», а для Европы это представление о превосходстве древнегреческой и римской цивилизаций. Мифы об этнической принадлежности возникают в качестве инструментов для поддержания национального единства вопреки наличию альтернативных исторических фактов или внутренних социальных конфликтов (реальных или предполагаемых).
Точно так же мифы о технонауке, касающиеся, например, ее чистоты и превосходства в одних случаях и неуправляемости и рискованности - в других, играют важную роль в формировании общества, поскольку они влияют не только на понимание прошлого, но и на будущие ожидания и действия. Заимствование зарубежных моделей и образцов, как правило, сопряжено с нарративом, подчеркивающим превосходство Севера в этническом и технона-учном отношениях. Хотя этот нарратив в целом отражает властные отношения, сложившиеся в постколониальном мире, тем не менее недавние исследования ставят его под сомнение, учитывая его бинарный и детерминистский характер. Было показано, что вместо замены собственных технологий и эпистемологий северными на самом деле чаще происходят процессы реконфигурации, фрагментации и гибридизации технонауки (с. 850).
На заре колонизации Бразилии, по словам авторов, сложился миф, который способствовал созданию гибридного общества в отношении как технонаучного, так и этнического измерений. Хотя
Португалия начала XVI в. была одной из наиболее технологически развитых европейских стран, ее население по-прежнему верило, что сады Эдема - это реальное место на Земле. Поэтому когда португальцы прибыли в тот регион, который впоследствии стал Бразилией, они решили, что нашли библейский рай.
Вначале отношение к туземцам было доброжелательным, даже идиллическим, как к людям, не испорченным цивилизацией. Поэтому смешанные браки с туземцами, заимствование их языка и орудий не только допускались внутри первых португальских поселений, но и приветствовались. В результате большинство растущего бразильского населения во время колониального периода составляли mamelucas - потомки португальских мужчин и местных женщин. В этот период происходил не только интенсивный обмен генами, но и технологиями и эпистемологиями, что создавало основу для появления гибридных технологий и артефактов.
В отличие от гибридной колониальной стратегии португальцев, поощряемой мифом об Эдеме, голландцы, которые осваивали северное побережье Бразилии, следовали иному - пуристскому подходу. Они пытались во всех деталях воспроизвести Европу в тропическом Новом Свете. «Для большинства голландцев все должно было быть точно так, как на их родине: дома, пища, женщины. Без всяких исключений» (с. 851).
На протяжении почти всего колониального периода португальская метрополия и местная политическая элита сохраняли нейтральную позицию в отношении «мифа об Эдеме» и связанной с ним практики гибридизации. Но вслед за получением Бразилией независимости в 1822 г. и установлением конституционной монархии элита страны почувствовала потребность в создании имиджа государства, который помог бы дистанцироваться от прежнего колониального хозяина.
«Миф об Эдеме», уже получивший распространение, показался вполне подходящим вариантом, поскольку он подчеркивал необыкновенную флору и фауну Бразилии, а также разнообразие ее населения, чего не было в Европе. «Миф об Эдеме», как показывают авторы, был инкорпорирован в серию национальных текстов и образов. Они включали официальную историографию, картины, романы, оперы, мундиры и монеты, которые прославляли расовое и культурное смешение, изображая европейцев, индейцев и (реже) негров в гармонии, сотрудничающими ради процветания новой нации.
Быстрая индустриализация Европы в конце XIX в. и превращение бывшей колонии (США) в сильную промышленную и военную державу вызвали у многих бразильцев желание последовать этому примеру. В 1889 г. монархия в Бразилии была свергнута. Параллельно был поставлен под сомнение и миф о смешении рас и культур, характерный для предыдущего периода. На смену ему пришли мифы, цель которых состояла в повторении успеха США по созданию европейской, промышленно развитой страны в Новом Свете.
Среди импортированных европейских идеологий самой влиятельной стал позитивизм О. Конта с его идеей «прогресса», основанного на вере во всемогущество рациональной и основанной на фактах науки. Страны Юга встали перед выбором: либо они адаптируют эту специфическую технонаучную культуру и преуспеют, либо останутся «примитивными» и «иррациональными». Преклонение перед наукой, присущее позитивизму О. Конта, по словам авторов, было связано с представлением о том, что некоторые нации (и их культуры) изначально превосходят другие.
Интеллектуалы Первой республики (1889-1930) испытали сильное влияние позитивизма. Это привело к трансформации прежнего мифа о расовом и технологическом смешении в новый республиканский миф. Он превозносил целостность и чистоту, свойственную европейской системе ценностей и технонауки, и делал акцент на прямом их переносе. Историческая фигура Бандей-ранте (завоевателя внутренних районов Бразилии в конце XVI-XVII вв.) стала ключевым воплощением этого нового мифа.
Синоним североамериканского пионера XIX в. - южноамериканский Бандейранте XVII в. - точно так же героизировался. Одним из главных его достоинств была чистота европейского происхождения, он описывался как идеальный представитель арийской расы (с. 855). «Эти исторические нарративы и образы пытались сконструировать миф о мужчине, который послужил бы пропущенным звеном между дикарской природой, требующей доминирования (которая включала и индейцев), и цивилизацией, кодифицированной в форме чистой португальской крови и христианской веры» (с. 855).
Создание и распространение мифа о Бандейранте - это не просто интеллектуальное упражнение; этот миф влиял на политику правящей элиты в период Первой республики. Его сторонники сумели институциализировать идею о том, что Бразилия не станет цивилизованной страной без научных достижений и технологий -нового и главного инструмента для прогресса в любых областях. Новое правительство создало большое количество библиотек, музеев, медицинских и инженерных школ. Оно также спонсировало обучение бразильских ученых в европейских университетах и лабораториях, приглашало ученых из-за рубежа. «Целью было доказать миру, что бразильцы вовсе не обезьяны» (с. 856).
Одновременно Первая республика начала проводить широкомасштабную иммиграционную политику, пытаясь преодолеть последствия смешанных браков, для чего набирало работников из Германии, Португалии и Испании. Благодаря бразильской «политике, направленной на то, чтобы сделать нацию более белокожей», в страну въехали почти 4 млн европейцев (с. 857). Таким образом, новый республиканский миф был способом не только интерпретации прошлого, но и формирования будущего страны.
Как известно, в период между двумя мировыми войнами расовые теории и связанная с ними политика сегрегации получили распространение по всему миру. В отличие от этого, в Бразилии победила противоположная тенденция. В конце 1930-х годов стало ясно, что проект строительства Бразилии по европейскому образцу оказался провальным как экономически (мечта о быстрой индустриализации не осуществилась), так и культурно (он не отвечал этническому многообразию страны). В ответ группа бразильских интеллектуалов предложила и осуществила художественную, антропологическую и историческую революцию, возродив миф о многоликой и смешанной Бразилии.
Восстановив некоторые элементы прежнего «мифа об Эдеме», они подчеркивали, что страна создавалась совместными усилиями туземного населения, европейцев, африканцев и их смешанного потомства. Поэтому главной особенностью бразильской цивилизации они назвали «ее антропофагическую природу, а именно ее способность поглощать, переваривать и трансформировать различные этносы и технонаучные достижения, создавая новые, гибридные варианты» (с. 859). Они постарались распространить эту «гибридную
мифологию» за пределы университетских стен, для чего установили тесные связи с миром искусства, СМИ и политической элитой.
В 1937 г. Ж.Д. Варгас отменил Конституцию, запретил деятельность политических партий и провозгласил «новое государство». Этот режим охотно принял и стал распространять ту же «гибридную мифологию» и, более того, трансформировал ее в миф о «расовой демократии» - образ Бразилии, в которой этические различия гармонично сосуществуют и переплетаются (с. 859). Но согласившись с тем, что именно в смешении расовой и этнической принадлежности и культур состоит специфика бразильской нации, в отношении технонауки политическая элита придерживалась прежних представлений.
Эти представления продолжили свое существование и после Второй мировой войны. «В научных достижениях и промышленном прогрессе Севера по-прежнему видели главное лекарство, тогда как технонаука Юга считалась причиной болезни - отставания в развитии» (с. 861). И поэтому имплицитно предполагалось, что «южным странам следует импортировать технонауку Севера, а в обмен гарантировать этим государствам доступ на свои рынки и к природным ресурсам, создавая спираль растущей зависимости и подчинения глобального Юга Северу» (с. 861). В эти же рамки вписывается и программа Г. Трумэна по оказанию помощи развивающимся странам, истинная цель которой, по мнению авторов, состояла в сохранении контроля и управления постколониальными странами.
Проведенное исследование, полагают авторы, дает дополнительные данные для оценки развития технонауки на глобальном Юге, подчеркивая роль переговоров, адаптации, абсорбции и «одомашнивания» в этом процессе. Оно также показывает, что южные страны - это не просто потребители чужих достижений, но они активно пытаются создать собственные автономные направления движения вопреки тем ограничениям, которые накладывают на них жесткое распределение власти в современном мире. В заключение авторы задаются вопросами: можно ли в принципе создать в Бразилии фундаментальный миф, который был бы гибридным как в этническом, так и в технонаучном отношениях; как подобная стратегия скажется на усилиях ИНТ по демократизации науки и технологий?
Т.В. Виноградова
