Спросить
Войти
исследования, возникающих, по ее мнению, главным образом на базе идеологически одномерного подхода1.
Важным достижением немецкого шолоховедения Н.И. Стоп-ченко считает коллективную монографию «Русский роман» (2007)2, в которой проводится многоплановый анализ наследия писателя с акцентом на идейно-эстетическом содержании «Тихого Дона».
Благодаря этому роману для отечественного читателя, а затем и для читательской аудитории других стран открылся новый мир - трагической судьбы донского казачества «как части русской нации»; это открытие «русского мира» и составляет главное в романе М. Шолохова3. Таков вывод Р. Медведева, выступавшего в советское время жестким оппонентом русского классика. По мнению Н.И. Стопченко, именно этот вывод с очевидностью свидетельствует, что шолоховское слово одержало важную победу в длительном и трудном диалоге с его стойкими противниками.
Исследователь заключает: «Через творческий пульс Шолохова просматривается вся сложная панорама российско-германских культурных отношений нашего времени. Целостность его творческой индивидуальности, его способность собрать воедино всю полноту человеческого бытия, его великая вера в действенность Правды, Добра, Красоты и высокую миссию искусства дают сегодня нравственную опору человеческой душе не только в России. Именно поэтому он стал великим русским писателем с мировой славой» (026, с. 79).
К.А. Жулькова
Der russische Roman / Herausgeg. von B. Zelinsky. - Köln, 2007.
Медведев Р. Роман «Тихий Дон»: Взгляд по-новому // Дон. - Ростов н/Д., 2011. - № 3-4. - С. 14-37.
MAHONEY D.J. The other Solzhenitsyn: Telling the truth about a misunderstood writer and thinker. - N.Y.: St. Augustine press, 2014. -256 p.
А.И. Солженицын (1918-2008) по-прежнему имеет авторитет у англоязычных читателей как автор, поведавший об инфернальной системе советских концлагерей в повести «Один день Ивана Денисовича» (1962) и трехтомном «экспериментальном литературном исследовании» «Архипелаг ГУЛаг». По свидетельству американского историка философии, журналиста Брайена Андерсона (1), публикация «Архипелага» на Западе в 1973 г. принесла писателю широкую известность за пределами России, но прозвучала как начало похоронного звона по Советскому Союзу. Поздние сочинения писателя не вызвали интереса у англоязычных критиков.
Одной из причин Б. Андерсон считает сложившееся мнение, что в посттоталитарную эпоху творчество Солженицына представляет лишь исторический интерес. Другая причина - политическая. Американские «левые» интеллектуалы невзлюбили Солженицына за его явно не либеральные взгляды: за его речь «Расколотый мир» в Гарварде в 1978 г., где он осудил моральный релятивизм Запада и деятельность антивоенных активистов, вынудивших США вывести войска из Южного Вьетнама и таким образом подвергнуть эту страну опасности быть захваченной коммунистами; за его идею свободы «под Богом». В идеях Солженицына видели «реакционера», «сторонника царя», защитника авторитаризма, «ортодоксального христианского аятоллу», ненавистника демократии, русского ультранационалиста. Все это было далеко от истины. Но Солженицына не только «отставили», но и демонизировали.
Снижение интереса к Солженицыну автор статьи объясняет и тем, что многое из написанного им после «Архипелага ГУЛага», в том числе многотомная историко-литературная эпопея о русской революции - «Красное Колесо» (1969-1973, 1975-1990), до сих остается непереведенным на английский.
Восстановление репутации Солженицына как романиста, историка и мыслителя, творчество которого не только источник поразительных откровений о человеке, находившемся под гнетом коммунистического тоталитаризма, но и глубокого понимания проблем современного демократического общества. Именно такова цель Дэниела Дж. Мэхони (2), политолога в колледже Успения (Assumption College), расположенного в Ворсестере (штат Массачусетс) и считающегося одним из лучших католических учебных заведений Новой Англии. В 2001 г. Д. Мэхони опубликовал книгу «Александр Солженицын: Движение от идеологии» (Aleksandr Solzhenitsyn: The Ascent from Ideology) - исследование ключевых духовных и философских тем писателя. А в 2006 г. вместе с Эдвардом Эриксоном-младшим он издал 600-страничную «Антологию сочинений Солженицына» (The Solzhenitsyn Reader: New and Essential Writings, 1947-2005), в которую вошли тексты писателя, прежде не переводившиеся на английский. В новой книге «Другой Солженицын» Д. Мэхони создает портрет писателя - патриота, имеющего серьезные религиозные убеждения, защитника народной демократии. Исследователь уделяет много внимания поздним сочинениям и публичным высказываниям писателя, ибо именно они были ложно поняты. Так, для известного американского историка Ричарда Пайпса Солженицын был «фальшивым нетерпимым пророком», искавшим несуществующую «святую Русь».
Д. Мэхони считает самым большим достижением Солженицына глубокий анализ «феноменологии идеологического деспотизма» в тоталитарном обществе, данный прежде всего в «Архипелаге ГУЛаге». Зло, по Солженицыну, не проникло бы столь глубоко в душу и не убило бы столь многих, если бы не марксистская идеология, оправдывавшая чудовищные поступки, совершаемые якобы ради исторического прогресса. Такова была «ложь», которая началась с К. Маркса и Ф. Энгельса и позднее оказала опустошительное воздействие на ХХ в.
Д. Мэхони рассматривает «Архипелаг ГУЛаг», «Письмо вождям Советского Союза» (1974) и «Красное Колесо» как последовательный ряд сочинений, опровергающих основы советской идеологии и восстанавливающих представление о подлинной природе человека и общества. Идеологической лжи коммунизма Солженицын противопоставил патриотизм, основанный на любви к родине, но не исключающий признания преступлений в ее прошлом.
В «Письме вождям Советского Союза», в статье «"Русский вопрос" в конце ХХ века» (1994), в книге «Россия в обвале» (1998), в очерках изгнания (1974-1994) «Угодило зернышко промеж двух жерновов» (опубликовано в 1998-2003 гг.) Солженицын формулирует свое патриотическое кредо, избегая при этом и крайностей антипатриотизма интеллектуалов, и заблуждений радикальных националистов. Его патриотизм, как замечает Д. Мэхони, основан на национальном возрождении памяти. Советскому идеологическому деспотизму, уничтожившему в ГУЛаге миллионы людей, писатель противопоставил память об этих преступлениях, но именно это он считал первым шагом к возрождению России, ее избавлению от наследия тоталитаризма и налаживанию отношений с Западом.
По мнению Д. Мэхони, писатель никогда не идеализировал царя, почти любая страница в статье «"Русский вопрос" в конце ХХ в.» свидетельствует о том, что Солженицын и обвиняет царя в слепоте, в непонимании необходимости политической свободы в России, в пустой трате национальных сил на ненужные и непродуктивные иностранные авантюры. В панораме позднего царизма в «Красном Колесе» очевидна безответственность и посредственность Николая II, роковая для России слабость его характера. Если бы царь смело поддержал реформы, предложенные премьер-министром России Петром Столыпиным, который в «Августе четырнадцатого» (первой части «Красного Колеса») является воплощением представлений писателя об ответственной государственной власти, революционеры были бы обезврежены, а Россия получила возможность и время развить более свободные формы государственности. Но Столыпин был убит в сентябре 1911 г. И колесо истории покатилось без препятствий, давя на своем пути миллионы жизней.
Д. Мэхони рассматривает «три столпа» солженицыновской мысли и творчества, определение которым дал швейцарский русист Жорж Нива: литературное исследование правды о советских концлагерях в «Архипелаге»; драматизированное историческое описание русских революций 1917 г. в «Красном Колесе» и философский поиск истины в романе «В круге первом» (написан в 1955-1958 гг., опубл. на Западе - в 1968 г., в России - в 1990 г.). Д. Мэхони концентрируется в основном на романе, стремясь опровергнуть распространенное на Западе представление о Солженицыне главным образом как о писателе, а не мыслителе. Анализ персонажей романа позволяет исследователю показать, что Солженицын был философом-мыслителем, сосредоточенным на вопросах истины, морали и надежды.
Солженицыновскую критику идеологической лживости Советского Союза Д. Мэхони сравнивает с критикой коммунизма французским философом, политологом и публицистом Раймоном Ароном (1905-1983), одним из основоположников критической философии истории, который в свое время встречался с русским писателем. Солженицын для Арона больше, чем писатель: он абсолютно предан правде и свободе. Хотя Арону не близки политические и религиозные идеи Солженицына, он ценит его за то, что он пишет для будущего, в котором новое поколение прагматичных и гражданственных лидеров откажется от идеологического мышления. Оба мыслителя противостоят историческому детерминизму и видят в человеческом факторе двигатель истории.
Д. Мэхони анализирует два тома книги «Двести лет вместе. 1795-1995» (2001-2002) - литературно-историческое исследование русско-еврейских отношений. Не считая Солженицына антисемитом, Д. Мэхони, однако, замечает, что тон его сочинения вполне может быть истолкован ложно, ибо автор пишет очень откровенно, искренне, без сглаживания и прикрас. Главный источник обвинений писателя в антисемитизме - детальное исследование им «непропорционально» большого присутствия евреев в ранней ленинской государственной репрессивной системе, при этом критики не могли опровергнуть факты, приводимые в книге. Однако Солженицын никогда не обвинял евреев в большевистском перевороте: крохотное еврейское меньшинство не смогло бы затянуть мощный русский народ в коммунизм. Он критикует отдельных евреев, так же, как русских и украинцев, но никогда - еврейский народ или Государство Израиль. Он призывал и русских, и евреев к общей, взаимно нравственной ответственности за преступления советской революции и советского государства, но не признавал идею коллективной вины людей одной из национальностей. Для Солженицына вина - это индивидуальный феномен, тогда как ответственность -феномен коллективный. Он тщательно документирует погромы и унижения, пережитые евреями в России и Советском Союзе, признает уникальность Холокоста, не умаляя при этом зло, причиненное ГУЛАГом, насильственной коллективизацией, и отказывается применять двойные стандарты к евреям и неевреям, сыгравшим свою роль в революции и истории советского государства. Д. Мэхони
оценивает книгу Солженицына как беспристрастное историческое исследование, направленное на то, чтобы подвигнуть и русских, и евреев к пониманию себя и взаимоотношений друг с другом.
Д. Мэхони пишет также о малоизвестных на Западе новаторских, на его взгляд, рассказах Солженицына, написанных в 19931999 гг. и вышедших в английском переводе под названием «Абрикосовое варенье» («Apricot jam and оШег stories»). Это двучастные (binary) рассказы, ибо они состоят из двух повествований на одну и ту же тему, при этом общая их тема - социализм в Советском Союзе в 20-30-е годы. В этих рассказах повествуется о том, что, несмотря на грубость и жестокость коллективизации и других советских «реформ», люди в новой социально-политической реальности все-таки умудрялись сохранять чувство правды и духовное начало.
После возвращения Солженицына в 1994 г. из изгнания в Россию в центре его внимания находилась демократическая реформа российского общества. Д. Мэхони признает, что писатель критиковал современные демократические общества, прежде всего утвердившееся в них со времен Просвещения отношение к человеку, а не к Богу, как мере всех вещей, что привело к серьезным преступлениям против свободы. Но многое в западном демократическом обществе вызывало у него восхищение. В 1993 г. в обращении к Международной академии философии в Лихтенштейне Солженицын хвалил исторически уникальную стабильность гражданского общества, живущего по законам, - стабильность, гарантирующую независимость, свободу, безопасность каждому гражданину.
Однако он считал, что западная модель демократического капитализма как таковая не подходит для России и требует учета специфики традиций российского общества. У него вызвали гнев реформы, проводимые Б.Н. Ельциным после распада Советского Союза, когда централизованное введение «демократии» и «рынка» привело к разворовыванию общественных богатств новой олигархической элитой, включавшей в себя многих бывших коммунистов. В 2000-е годы Солженицын поддержал Владимира Путина как премьер-министра, а затем и президента, надеясь на то, что бывший, невысокого ранга сотрудник КГБ будет от имени народа противостоять олигархам, прекратит хаос в стране и установит власть закона на твердых основаниях.
По мнению Солженицына (о чем он говорил неоднократно), Россия более всего нуждалась в терпеливой реконструкции учреждений и обычаев самоуправления - снизу доверху. В работе «Как нам обустроить Россию» (1990) Солженицын писал в духе А. де Токвиля об эффективности местных политических свобод в Новой Англии, в США и швейцарских городках - он наблюдал это в период своего изгнания. Корни такого самоуправления он находил и в России: земство, органы местного самоуправления, существовавшие в последние 50 лет царской власти. Модернизированная система земства, коренившаяся в русских традициях, позволила бы, на его взгляд, построить более свободное будущее в России.
Что касается религиозных взглядов Солженицына, то он отнюдь не был «русским аятоллой». Генезис его религиозности в зрелом возрасте Д. Мэхони описывает как отклик сомневающегося атеиста на немыслимое страдание и слабые проблески надежды, которые он наблюдал в ГУЛАГе; ему открылись в лагере фундаментальные истины о природе человека. И многие ответы дало ему христианство. Но Солженицын устоял против теократического соблазна. Хотя он стал ортодоксальным христианином, его взгляды не были догматично религиозными, скорее философскими. Как и папа Иоанн Павел II, которым писатель восхищался, Солженицын был человеком веры и разума.
На взгляд Д. Мэхони, его несправедливо обвиняют и в ультранационализме или панславизме. Известно, что он называл панславизм негодной идеей и полагал, что «цели великой империи» и «нравственное здоровье народа» несовместимы. Моральное здоровье для России, как и для других народов, требовало «покаяния и самоограничения», а не агрессивной погони за властью. Солженицын был критиком национализма, игнорирующего духовные императивы и ставящего национальное самоутверждение выше смиренного отношения к Богу. Вместе с тем Д. Мэхони признает, что для Солженицына была характерна в известной мере склонность к защите «братьев-славян»: писатель сравнил бомбежку Сербии войсками НАТО в 1998 г. с гитлеровским отношением к Восточной Европе.
Вместе с тем он воспринимал национальный плюрализм как выражение богатства человеческой души. И особенно ясно сказал об этом в Нобелевской лекции в 1978 г. Если бы национальные различия исчезли, как к концу истории предрекал марксизм, человечество обеднело бы не менее, чем если бы люди стали одинаковыми, на одно лицо.
Завершает книгу интервью, данное Солженицыным в 2007 г., за год до смерти, немецкому еженедельнику «Шпигель» (Гамбург). Писатель рассказывал о том, как он обрел веру, будучи в лагере, призывал к покаянию за жертвы ГУЛАГа и коммунистический террор в Советском Союзе, размышляя о своем понимании русских революций, об отношении между историей и человеческим фактором, о своей поддержке народной, «низовой» демократии. Принимая осуществленную В. Путиным и Д. Медведевым социальную и экономическую стабилизацию России, он тем не менее признает, что в стране нет демократии, на которую он возлагал большие надежды, и сожалеет о том, что нет масштабной, конструктивной, четкой оппозиции правительству. Заканчивается интервью размышлениями писателя о духовности и смерти, о смиренном отношении к ней, о том, что земная жизнь не исчерпывает судьбы человека, о том, что он прожил жизнь творчески и доволен этим.
Наследие Солженицына, по мнению Д. Мэхони, со временем не утрачивает своего значения. Заметим, что Институт Кеннана недавно объявил о необходимости перевода на английский язык всех томов эпопеи «Красное колесо» и других книг Солженицына к столетию писателя в 2018 г.
Т.Н. Красавченко
Русское зарубежье
В четвертом томе1 опубликована редакционная переписка с М.М. Карповичем, Д. Кнутом, Г.Н. Кузнецовой, Н.К. Кульманом,
