Спросить
Войти
ки зрения новых дискурсивных техник, которые не оставляли места астрологии.
Тихо Браге многократно подчеркивал, что его книга была об астрономии, но не об астрологии. «Он отказался от астрологии, -пишет автор, - не потому, что эта наука бесполезна или неопределенна... Для Тихо астрология оставалась достойной внимания, хотя он сомневался, что удастся найти опытного астролога, который будет изучать ее с прилежанием и видеть ее границы. Однако он признавал, что астрологические прогнозы в отношении новых таинственных феноменов (типа сверхновой и комет) еще менее надежны, чем в других случаях» (с. 23).
В заключение автор подчеркивает следующие моменты. 1. В долгом процессе отделения астрономии от астрологии Тихо Браге (и в целом заключительным десятилетиям XVI в.) следует уделить больше внимания. 2. На протяжении этих десятилетий сепарация астрономии от астрологии произошла на уровне дискурса, но необязательно во взглядах ученых. 3. В случае Тихо Браге изгнание астрологии из научного дискурса имело своей принципиальной целью усилить доверие к нему и минимизировать риск споров, критики и ошибок. Эти риторические изменения в публичных коммуникациях Тихо были порождены растущими сомнениями в претензиях на истину со стороны астрологии.
Таким образом, эта статья свидетельствует о наличии четкого деления на публичные коммуникации (научную риторику) и частные верования. Соответственно исследователям науки следует уделять больше внимания научной риторике.
Т.В. Виноградова
Автор, сотрудница Альбертского университета (Канада), рассматривает зарождение академической социологии в Иране. Ее интересует роль институционального строительства в создании специфического «хабитуса» иранской социологии, обусловленного политической ситуацией в стране.
Социология как академическая дисциплина возникла в Иране в 1958 г. в результате совместных усилий ЮНЕСКО и Тегеранского университета. Ее появление стало не столько естественным продуктом уже существующей традиции, сколько стратегии ЮНЕСКО, которая продвигала социальные науки как часть своего плана по созданию культурных оснований для мирной демократизации. Дополнительным фактором послужила быстрая социально-экономическая трансформация иранского общества, которая требовала изучения.
В итоге в рамках Тегеранского университета был учрежден Институт социальных исследований. На протяжении 15 лет он был главным местом, где велась преподавательская и исследовательская деятельность в области социальных наук, прежде чем в 1972 г. он был поглощен его собственным детищем - факультетом социальной науки Тегеранского университета. Это не значит, что до 1958 г. в Иране в принципе отсутствовали работы по социологии. Они были, но их было мало, и принадлежали они авторам, работавшим вне академической сферы.
Так же как и в мировой, в иранской академической социологии, доминировали позитивистский подход и прикладные исследования. Но были и отличия. Социально-экономический и политический климат в Иране способствовал прагматизму и гибкости иранских социологов, поскольку им надо было лавировать между противоречивыми и часто конфликтующими политическими и интеллектуальными течениями. Иранское государство никогда не было демократическим, но и тоталитарного контроля в тот период тоже не было. Большинство профессиональных социологов критиковали правительство (некоторые поддерживали радикальную оппозицию), но одновременно они зависели от его финансовой поддержки. Существовали и определенные внутренние противоречия: среди интеллектуалов преобладали марксистские настроения, тогда как в качестве социологической парадигмы вначале выступал позитивизм О. Конта и Э. Дюркгейма, а затем американский стиль прикладных и количественных исследований.
В уставе Института социальных исследований его цель определялась как «объединение теоретических аспектов социальных наук с прикладными исследованиями и продвижение научных исследований социальных проблем» (цит. по: с. 469).
Вначале институт пользовался огромной популярностью: в первый же год в него поступили 400 человек (только 60 из них его закончили) (с. 469). Безусловно, это объяснялось новизной и перспективностью с точки зрения трудоустройства. Но одновременно он был привлекателен для большой группы политически ориентированных студентов, которые искали выход своему общественному темпераменту в условиях репрессивной политической среды, которая сложилась после государственного переворота 1953 г. Если посмотреть на список первых исследователей и студентов института, то в нем легко заметить имена многих оппозиционных фигур и политически активных интеллектуалов самой разной ориентации - от националистическо-религиозной до марксистской.
Основатели института - Х. Садигхи (Н. Sadighi) и Э. Нарагхи (Е. Naraghi) - также предполагали, что он будет выполнять определенную политическую миссию. Х. Садигхи рассматривал изучение социальной науки в качестве существенного элемента более широкого образования, что позволит познакомить студентов с их личными и социальными правами. Со своей стороны Э. Нарагхи намеревался использовать социально-научные исследования в качестве средства, которое будет стимулировать использование «объективных» и «научных знаний» при принятии политических решений.
Институт в целом, и особенно его основатель Э. Нарагхи, оставался под подозрением представителей обоих концов политического спектра: истеблишмент видел в нем ставленника коммунистов, а левые - ставленника западного империализма. Связано это было с противоречиями в настроении общества того времени. Институт был открыт лишь спустя шесть лет после государственного переворота 1953 г., поддержанного США, против Мохамеда Мо-саддыка, премьер-министра (1951-1953), возглавившего движение за национализацию нефтяной промышленности Ирана. Национальные чувства были сильно уязвлены в тот момент. Но одновременно просоветская Народная партия Ирана пользовалась большой популярностью, и в целом марксистская идеология доминировала в интеллектуальных кругах.
В этой ситуации институт выполнял двоякую функцию: он находился на службе и режима, и его критиков. С одной стороны, он был местом, где критики могли безболезненно обсуждать неравенство и другие социальные проблемы. А с другой - режим сам или отдельные его представители могли надеяться, что институт канализирует протестные настроения в безопасные и рутинные исследования, которые помогут успешно провести модернизацию.
Основателями института принято считать Э. Нарагхи и Х. Садигхи. Х. Садигхи (умер в 1992 г.) считается отцом социологии в Иране, поскольку первым начал преподавать эту дисциплину еще до открытия института, в котором впоследствии занимал пост президента. Э. Нарагхи (умер в 2013 г.) сыграл самую активную роль в создании института и стал его первым директором. По словам автора, трудно найти столь разных людей. Э. Нарагхи был энергичным и деятельным прагматиком, яркой и харизматической личностью, склонной к самовозвеличиванию. Даже его внешность выдавала в нем присутствие «неутомимого духа, выполняющего свою миссию» (с. 472). До революции 1979 г. он был одновременно и инсайдером режима, и его критиком. Э. Нарагхи занимался повседневной работой института, набирал и увольнял сотрудников, искал контракты и финансирование, для чего использовал свои связи на разных политических уровнях (от императрицы Фарах до ЮНЕСКО и французского правительства).
Х. Садигхи одно время был заместителем премьер-министра М. Мосаддыка. После его смещения в 1953 г. Х. Садигхи отказался иметь какие-либо дела с режимом. Это был уважаемый, но закрытый человек, который явно никогда не демонстрировал своих научных или политических пристрастий. Всегда подтянутый, внимательный к деталям, следующий правилам хорошего тона, лояльный, он не был «человеком миссии». Х. Садигхи выступал скорее в качестве символической фигуры, придавая институту респектабельность и политический вес в интеллектуальном окружении, которое было очень критично настроено по отношению к монархическому режиму.
Путь этих двух ученых мужей, представляющих одновременно оппозицию и истеблишмент, показателен для политического климата, в котором в 1950-е годы академическая социология создавалась и работает до сих пор (вопреки революции 1979 г.).
Х. Садигхи преподавал социологию в 1940-е годы. Именно он ввел в обращение эквивалент термина «социология» на фарси. В своих социологических работах он опирался на то, что хорошо знал: историю и литературу Ирана, его интеллектуальное и культурное наследие. Глубина его знаний видна в его публикациях, которые были немногочисленными, но содержали множество деталей.
Это внимание к деталям шло рука об руку с заявленной Х. Садигхи верностью позитивизму и сепарации фактов от ценностей. Он был нетерпим к преподавателям, которые привносили свою идеологию в классную комнату. Х. Садигхи не считал себя «профессором социологии», возможно, из-за малочисленности своих работ, посвященных современным социальным вопросам. Однако его верность французской социологической школе дополняла и поддерживала стремление Э. Нарагхи продвигать позитивистские социологические исследования в Иране. Х. Садигхи был пионером, но его работа не оказала существенного влияния на развитие иранской социологии, кроме его поддержки позитивизма и прикладных исследований.
Э. Нарагхи родился в семье, в которой сосуществовали традиционализм и модернизм. Возможно, с этим связано присущее ему стремление найти баланс между сохранением культуры Ирана и адаптацией западных достижений. Образование Э. Нарагхи получил в Европе, но в начале 1950-х годов вернулся в Иран. Согласно его собственным воспоминаниям, Э. Нарагхи, разочаровавшись в партийных лидерах и поразившись отсутствию объективных социальных и политических знаний у национальных лидеров, задумался о центре для прикладных исследований. Он приложил много усилий и добился того, что в Тегеране был открыт Институт социальных исследований.
Для Э. Нарагхи главная задача социальных наук в Иране состояла в том, чтобы помогать модернизации и одновременно обнаруживать социальные проблемы, которые она порождает. Его вывод относительно роли социального ученого в развивающихся странах, в том числе и в Иране, очень красноречив: «Вместо создания оригинальных работ... его задача состоит в том, чтобы предлагать практические рекомендации, которые способствуют изменениям в обществе» (цит. по: с. 475). Наследие института представлено сотнями исследовательских отчетов, которые пополняли копилку эмпирических сведений об Иране, но редко шли дальше чистого описания. Не случайно спустя 50 лет иранская социология по-прежнему находится в поиске как теории, так и объективности.
Благодаря своим обширным связям Э. Нарагхи удавалось добывать гранты. Но одновременно он вольно или невольно вынуждал сотрудников проводить исследования, которые отвечали бюрократическим и технократическим ожиданиям. Это превратило институт скорее в консультативное агентство, чем в академический институт, который сам формирует свою повестку дня и занимается строгим поиском истины.
Прикладному и ориентированному на контракты характеру социологических исследований способствовали и внешние обстоятельства. Отсутствие поддержки фундаментальных исследований и наличие цензуры создавали среду, где единственным выходом для профессионального социолога оставались прикладные исследования. В начале 1970-х годов Э. Нарагхи оставил пост директора института и перешел на работу в ЮНЕСКО, а Х. Садигхи ушел в отставку.
Э. Нарагхи любил подчеркивать, что он тот единственный герой, кто создал академическую социологию в Иране. На самом деле это продукт коллективных усилий таких людей, как Ф. Тофиг (^ ТомА%£), Ш. Расекх (Sh. Ва$вкК), Ж. Бехнам (3. ВвЫаш) и др. (с. 476). К 1977 г. в институте работали около 300 сотрудников и было опубликовано 263 книги (с. 477). В нем существовали исследовательские группы, работавшие в разных областях: демография, урбанистическая социология, сельская социология, социология племен, социальная психология и социальная стратификация, часть из которых помогли создать зарубежные ученые.
Вначале в связи с индустриализацией и модернизацией, которые привели к массовому переселению в города, главным направлением в работе института стала урбанистическая социология и судьба кочевых племен. Позднее в связи с земельной реформой
«хлебом и маслом» для него стала сельская социология. Но в обоих случаях не удалось создать сильной научной традиции.
Демография, по мнению автора, оказалась наименее спорной и наиболее успешной областью в институте. Демографическое исследование в основном фокусировалось на анализе данных переписи и усовершенствовании ее методов. Как и демографы, первые антропологи появились потому, что было необходимо собирать и систематизировать большое количество сырого материала, касающегося тех структурных изменений, которые происходят в жизни разных групп населения, прежде всего кочевых племен.
В 1972 г. институт потерял свою автономию, войдя в состав факультета социальных наук. Он также потерял свое исследовательское пространство, поскольку основные усилия были перенаправлены на преподавание. В литературе высказываются разные мнения относительно причин упадка института. Одни говорят о вине факультета социологии, поглотившего его, другие - о том, что он сам разрушился, поскольку не смог создать своего собственного подхода, свою традицию в исследованиях и преподавании. Когда институт создавался, он был единственным в своем роде, но вскоре исследовательские центры стали расти, как грибы. А поскольку институт никогда не выходил за пределы чисто описательных, эмпирических и прикладных исследований, он стал просто еще одним центром, сражающимся за все уменьшающуюся долю в финансовом пироге.
Наследие института носит смешанный характер. С одной стороны, он создал структуру и заложил основы для исследования и преподавания социальных наук, а также благоприятную среду для критически настроенных интеллектуалов. С другой стороны, исследовательские проекты, осуществлявшиеся институтом, отличались от строго академических стандартов и традиций.
Идеологические столкновения в послереволюционный период укрепили имидж социологии в Иране как прикладной науки. В период, известный как «культурная революция» (1980-1984), социология стала предметом тщательного разбирательства из-за опасений относительно ее роли в продвижении западных взглядов на человеческую природу и общество. Пытаясь ее спасти, бывший сотрудник института и его будущий директор Г.-А. Тавассоли (О.-Л. Tavassoli) убедил религиозных и революционных критиков в
том, что социология существует для эмпирического изучения социальных вопросов (в противоположность социальному теоретизированию, которое несет багаж западной идеологии). В конечном итоге социологию вернули в перечень университетских дисциплин, но под названием «социальное исследование» (с. 479). Тем не менее, утверждает автор, критическая социология по-прежнему жива в Иране, но скорее вне академической сферы.
Т.В. Виноградова
