«Накануне 1 сентября 1939 года. Формула войны и мира»

ФИЛОСОФИЯ, СОЦИОЛОГИЯ И КУЛЬТУРОЛОГИЯ

УДК 07.00.02

В.А. Аблизин «НАКАНУНЕ 1 СЕНТЯБРЯ 1939 ГОДА. ФОРМУЛА ВОЙНЫ И МИРА»

Комплекс советско-германских отношений 1939 - 1941 гг. сегодня больше, чем какой либо другой сюжет мировой истории, привлекает к себе самое пристальное внимание. Историки продолжают дискутировать по поводу того, как два ранее непримиримых режима добились улучшения своих политических отношений, как так получилось, что два правительства сошлись на подписании пакта нападении, секретных протоколов к нему и, наконец, даже договора «О дружбе и границе». Истоки такого поворота следует искать в трехсторонних советско-англо-французских переговорах весны и лета 1939 г. О таких контактах уже написано немало работ, главным образом, советских. Но, несмотря на проделанный исследователями труд, многие вопросы сегодня все еще остаются неизученными до конца, в частности, все, что касается обсуждения советской формулы «косвенной агрессии». Представленная статья рассказывает о том, в чем заключалось ее содержание, какова ее роль в неудаче трехсторонних переговоров и, соответственно, в сближении советского правительства с германским рейхом.

Формула «косвенной агрессии», политика гарантий, немецкая агрессия, переговоры, сближение

V.A. Ablizin «ON THE EVE OF SEPTEMBER 1, 1939. THE FORMULA FOR WAR AND PEACE»

Today the complex of Soviet-German relations within 1939 - 1941 compared to any other event in the world history is given the highest priority. Historians continue to debate over how it happened that the two previously irreconcilable regimes have improved their political relations, the two governments agreed on signing the NonAggression Pact, secret Protocols, and finally A Friendship and the Border Treaty. The origins of such turn in the relations is to be traced in the tripartite Soviet-Anglo-French negotiations in the spring and summer of1939. Numerous works, mainly by the Soviet researchers, have been written about these contacts. However, despite the tremendous research work, many issues remain unexplored, particularly the issues with regard to discussion of the Soviet formula «indirect aggression». This article presents the idea and contents behind the formula, and the role it played in the failure of the tripartite negotiations, and rapprochement between the Soviet government and the German Reich.

The formula of «indirect aggression», the policy guarantees the German aggression, negotiations, convergence

Английский историк А. Тейлор назвал это предложение «концепцией крана»: «Советская помощь включалась и выключалась по воле английского кабинета министров, но только не советского правительства» [5]. Получалось, что в случае немецкой агрессии СССР должен был прийти на помощь Польше, Румынии и Бельгии, но Англия и Франция отказывались помогать Советскому Союзу, если бы Германия захватила прибалтийские государства [5]. Такой отказ открывал реальный путь для немецкой агрессии на восток, в сторону советских границ. Москва в таких условиях тем не менее не оставила своих попыток добиться согласия с Западом. Серьезным испытанием для новых контактов явилась советская формула «косвенной агрессии». Советская сторона выразила свое согласие оказать западным соседям необходимую помощь в случае, если «указанное государство (Прибалтики, Финляндия, Польша, Венгрия, Турция или Румыния) согласится под угрозой силы со стороны какой-либо другой державы или без такой угрозы, но которое повлечет за собой утрату этим государством независимости или нарушение его нейтралитета» [4]. Суть формулы трактовалась достаточно широко: вмешательство советской стороны предполагалось в случае выявления возможного государственного переворота или очевидного поворота в политике соседа в пользу агрессора. Трактовка вызвала недовольство тех, кому обещалась прямая военная помощь. Хельсинки назвал советские предложения « прямым поводом к агрессии», Таллин - неприкрытым намеком на «превентивную агрессию», а Каунас - намеком на «превентивную оккупацию» [6, 8]. Английские министры разделяли мнение балтийских коллег. «Если бы мы захотели быть циничными, - заявил британский министр торговли, то мы могли бы спокойно принять формулу, понимая, что если возникнет перспектива ее применения, то мы сможем разойтись с русскими в толковании ее условий» [9].

В качестве основного условия подписания военной конвенции сталинское руководство выдвинуло требование пропуска советских частей по балтийскому, польскому (галицийскому и виленскому) и румынскому (буковинскому) коридорам. 7 пункт сценария переговоров гласил: «Если выяснится, что свободный пропуск советских войск является исключенным, следует заявить, что без этого условия соглашение невозможно, т.к. без свободного пропуска советских войск по указанным коридорам борьба с агрессией в любом ее варианте с самого начала обречена на провал. Мы, поэтому участвовать в предприятии, заранее обреченном на провал, не намерены» [2, 4]. Западные миссии стремились убедить советских коллег в необходимости выступить для борьбы с агрессором, даже не имея реальной возможности нанести по нему свой удар. Они твердили, что если «вермахт нападет на восточных соседей, то те будут умолять русских оказать им скорейшую военную помощь» [9].

Москва отклонила предложение союзников [2, 10, 11]. Контакты сторон закончились неудачей. 11 августа в Кремле было принято решение вступить в прямые переговоры с германским правительством [17]. Спрашивается: насколько искренне была советская сторона в переговорах с западными коллегами, в какой степени она была заинтересована в согласовании «косвенной агрессии и не использовала ли она ее содержание для закулисного сближения с Третьим рейхом? Доступные историкам документы позволяют лишь предполагать, что формула явилась, «лакмусовой бумагой», т.е. проверкой запада на прочность. Политика, как известно, - это «искусство возможного». Военные переговоры сторон служили «ширмой», за которой каждый участник дебатов старался добиться для себя максимальных преимуществ за нейтралитет в близившейся германо-польской войне. Англичане, пытались выдать советскую формулу «косвенной агрессии» за «троянский сюрприз». Но аналогичный подарок они собирались преподнести и советской стороне. Контакты со сталинским руководством, в том числе и по определению «косвенной агрессии», служили удобным поводом, чтобы, добиться достижения с нацистским руководством очередного мюнхенского соглашения, которое бы позволило союзникам остаться в стороне от европейской войны, столкнув ненавистный им большевизм с не менее неприятным для них нацизмом. 3 августа британский кабинет министров уведомил немецких коллег о своем согласии оформить с ними многообещающий двусторонний договор о ненападении и невмешательстве. «Германия, - значилось в предложении, - обещает не вмешиваться в дела Британской империи, а та, со своей стороны, обещает полностью уважать германские политические интересы в Восточной и Юго-Восточной Европе» [2]. 9 и 10 августа английское правительство повторило, что «проведение двусторонних переговоров сможет разрядить сложившуюся напряженность: «Британское правительство имеет живейшее желание, чтобы это время наступило, и тогда оно пойдет очень далеко для достижения этой цели» [8].

В Кремле не знали о содержании английских предложений, но догадывались, так же как и о немецких намерениях. Сталинское руководство не доверяло ни английскому, ни французскому, так же, как оно не доверяло и привыкшему всех обманывать германскому правительству. На примере «косвенной агрессии» кремлевское правительство, с одной стороны, прощупывало далеко идущие намерения партнеров в заигрывании с гитлеровцами, а с другой - недвусмысленно намекало на свои не менее далеко идущие интересы в переустройстве Европы. Выдвинутая им формула показывала, на каких условиях советская сторона готова была объединиться с демократической с (англо-французской) или фашистской (германо-итальянской) коалицией. Все зависело от того, кто был готов смириться с советским доминированием на Балтике. Лондон и Париж не проявили интереса к советским требованиям, свою заинтересованность обнаружило гитлеровское правительство: приближалась польская кампания и нацистской верхушке на Востоке был крайне необходим нейтралитет советского «колосса». Первые контакты сторон проводились уже с мая-месяца, но они носили вялотекущий характер.

С началом августа их процесс значительно ускорился. 8 августа состоялась беседа советского посла в Берлине Г.А. Астахова с министром иностранных дел рейха И. Риббентропом. В разговоре рейхсминистр выразил согласие фюрера подписать с советской стороной секретный протокол о разграничении двусторонних интересов в Европе. Он указал на готовность германского правительства договориться с СССР по всем вопросам, касающимся территории «на всем протяжении от Черного

моря до Балтийского». Однако прежде чем перейти к проблемам германо-советского сближения, -заявил министр, - немецкое правительство хотело бы получить гарантии того, что намерения второй стороны серьезны». Он дал понять советскому коллеге, что «будет готов к уточнениям сразу же, как только советское руководство официально уведомит германское правительство о том, что оно готово к улучшению двусторонних отношений». Астахов, сообщая о состоявшемся разговоре, отметил, что «немцы были бы не против вовлечь нас в разговоры более далеко идущего порядка...Немцы желают создать у нас впечатление, что готовы были бы объявить свою незаинтересованность (по крайней мере, политическую) к судьбе прибалтов (кроме Литвы), Бессарабии, русской Польши (с изменениями в пользу немцев) и отмежеваться от аспирации на Украину. За это они желали бы иметь от нас подтверждение нашей незаинтересованности к судьбе Данцига, бывш[ей] германской Польши (быть может, с прибавкой до линии Варты или даже Вислы) и австрийской Галиции» [1, 17]. Сообщение полпреда было воспринято сталинским руководством с интересом. 10 августа им были приняты условия, которые обрекали переговоры с союзниками на скорый провал. А уже 11 августа было принято решение вступить в прямые переговоры с Берлином. Кремль подтвердил свою заинтересованность в дальнейших разговорах, но сообщил о «желательности» их организации в Москве [17]. 13-го числа из рейхсканцелярии поступила ответная телеграмма, в которой гитлеровское руководство советовало русским коллегам «не терять для этого времени» [17].

Литература

Аблизин Владимир Александрович кандидат исторических наук, доцент кафедры «Гуманитарные и социальные науки» Саратовского военного института внутренних войск МВД России

Vladimir A. Ablizin Ph. D., Associate Professor Department of Humanities and Social Sciences, Saratov Military Institute of Internal Troops of the Ministry for Internal Affairs, Russia

Статья поступила в редакцию 17.10.14, принята к опубликованию 15.12.13