Спросить
Войти
ЦЕНТРАЛЬНАЯ АЗИЯ
ВЛАСТЬ
В данной работе научный сотрудник Карлова университета (г. Прага, Чехия) Славомир Горак анализирует передачу власти в Туркменистане начиная с конца правления первого секретаря Коммунистической партии Туркменской ССР Мухаметназара Гапурова до момента распада Советского Союза.
Последние два года существования Туркменистана в составе Советского Союза, по словам С. Горака, «наглядно продемонстрировали тенденцию перехода от советского стиля управления республикой к иной форме авторитарного развития» [с. 29]. Избрание С. Ниязова первым секретарем Туркменской ССР имело цель -провести горбачёвскую перестройку в республике. Однако приход С. Ниязова к власти лишь, напротив, замедлил этот процесс. Политика Ниязова в последующие годы демонстрирует его негативное отношение как к гласности, так и к перестройке.
Переход стал одной из ключевых парадигм для анализа траекторий развития постсоветских государств. Как отмечал критик этой концепции Томас Каротерс, трансформация советской системы предполагала неизбежный сдвиг в сторону либерализации или демократии, причем ключевую роль играли избирательные процессы [с. 29].
Каротерс, однако, не исследовал историческую специфику каждой «переходной» страны. Непосредственные исторические условия в момент (или незадолго до) «прорывного события» (распада СССР в данном случае) должны приниматься во внимание как решающие факторы последующего развития страны. В этом контексте С. Горак утверждает, что «различные сдвиги в ходе перестройки (как долгосрочные, так и краткосрочные в последние годы этого периода) в значительной степени определили траекторию ее дальнейшего развития». Реформы в республиках СССР и проводящие их реформаторы в этот период по-разному влияли на жизнь в советских республиках. При этом прослеживалось все большее отклонение от курса центра. В связи с этим автор предпринимает попытку дать анализ перестройке в Туркменистане, который, на его взгляд, призван ответить на вопрос: почему переход страны пошел по регрессивному, а не прогрессивному пути?
В попытке понять, какие долгосрочные и непосредственные факторы повлияли на дальнейшее развитие страны, данное исследование фокусируется на следующих вопросах: положение и характер Туркменской Советской Социалистической Республики в «брежневский» и «постбрежневский» период, а также состав внут-ритуркменской элиты, допустившей ситуацию, когда целой республикой управляет один человек - С. Ниязов. Следовательно, как только устанавливается единоличное правление одного человека, то характер режима начинает прямо зависеть от характера самого правителя. С этой точки зрения избрание Сапармурата Ниязова на пост первого секретаря Туркменской ССР и последующие кадровые перестановки сделали альтернативные пути развития сложными и даже маловероятными. Этот процесс в значительной степени зависит от прошлого президента и его собственного характера. Это подвело автора статьи к тезису, что 1989-1991 гг. были решающими годами, определившими нынешний характер политической системы и политической культуры Туркменистана, исключающий какие-либо альтернативные пути. «Даже второй президент, выросший политически при этом режиме, не смог и, вероятно, даже не захотел кардинально изменить систему, установленную его предшественником» [с. 30]. Поэтому политическая культура, созданная в Туркменистане в начале 1990-х годов, повлияла на независимый Туркменистан на несколько десятилетий вперед.
Решающим фактором кадровой политики в брежневский период являлась стабильность, особенно в Центрально-Азиатском регионе [с. 32]. Первые секретари республик назначались центром на длительный период. Так было на протяжении 1960-х годов. Многие среднеазиатские лидеры назначались из числа близкого окружения Брежнева. Нередки были и случаи выдвижения на пост первого секретаря представителей неформальных групп внутри республик. Москва уделяла большое внимание сбалансированности элитных групп в республиках. Назначение на самый высокий республиканский пост Мухамедназара Гапурова (в Туркменской ССР в 1969 г.) является ярким тому примером. Гапуров был опытным членом истеблишмента компартии и ранее возглавлял кабинет министров Туркменской ССР. Он не происходил из ашхабадской элитной группы. Его назначение было призвано «уравновесить центральную ахалтекинскую группировку, которая тщетно пыталась добиться самого высокого положения в республике с начала 1950-х гг». Неахалтекинский правитель в ахалтекинском Ашхабаде (и его окрестностях) служил гарантией лояльности первого секретаря к московскому центру. В свою очередь, Мухаметназар Гапу-ров проводил протекционистскую политику в отношении своих сородичей и к началу 1970-х годов ему удалось выдавить элитную ахалтекинскую группировку практически из всех сфер жизни государства. В то же время он стремится продемонстрировать свою лояльность ЦК и лично Брежневу. При М. Гапурове в республике происходит усиление позиций русского языка, продвигается исторический тезис о «добровольном включении туркмен в состав России».
В 1980 г. первым секретарем обкома КПСС Ашхабадского района становится С. Ниязов. Его карьерный рост продолжался, а характер политика формировался в политической культуре клиен-телизма с отдачей предпочтения клану вождя, а также подхалимства, служившего ему средством продвижения в партийной иерархии наряду с правильным племенным и региональным происхождением [с. 34]. При нем начинается обратный процесс - возвращение элитной группировки «ахалтекинцев» во власть. По мнению С. Хорака,
назначение С. Ниязова на пост первого секретаря ЦК КП Туркменской ССР было связано с тем, что в глазах «ахалтекинцев» Ниязов не являлся выразителем интересов ашхабадской ахалтекинской группировки. Именно поэтому Ниязов был подходящей кандидатурой на высший республиканский пост. ЦК КПСС принял политику замены первых секретарей в республиках с целью слома многолетних клиентелистских структур. Москва не была заинтересована в усилении господства лишь одной этой группы внутри республики. Ниязов, в значительной степени «чужой среди своего народа», удовлетворял ахалтекинскую группу и в то же время был зависим от московской легитимации в Ашхабаде, несмотря на свое якобы ахалтекинское происхождение. В рамках реализации политики перестройки Ниязов позиционировался в центре как приверженец реформ М. Горбачёва. «Ниязов, видимо, понимал, что его миссия как первого секретаря была определена Москвой для того, чтобы удовлетворить требования ахалтекинской региональной группы и в то же время сохранить позицию лояльного Москве республиканского лидера» [с. 35]. С приходом к власти, С. Ниязов уволил людей из окружения М. Гапурова. Тем не менее служба безопасности, а также энергетический сектор были важнейшими сферами, в которых ахалтекинцы были недостаточно представлены и оставались под прямым контролем Москвы. Это обстоятельство вынудило Ниязова проводить «двойственную политику»: одного назначенца он ставил для работы с Москвой, а второго для решения внутриполитических вопросов. В результате назначения Ниязова в Туркменистане начинается борьба за положение в республике внутри ашхабадской элиты, а также закрепление позиций ахалтекинцев, вопреки реформам, проводимым в Советском Союзе. Ниязов понимал свою роль в советском центре, а также свое положение в туркменской элите.
Московские «чистки» руководителей среднеазиатских и других советских республик, в частности «хлопковое дело» в соседнем Узбекистане, заставили Ниязова инициировать аналогичное «хлопковое дело» в Туркмении, в результате которого он отправил в отставку ряд высокопоставленных чиновников.
К перечисленным факторам автор добавил характер самого Ниязова, не терпящего никаких идей, альтернативных своим собственным. Он поощрял клиентелистские отношения в республике и
требовал от подчиненных придерживаться его взглядов и брать с него пример. Таким образом, как считает автор, политическая культура в период Гапурова (и даже до него), наряду с кадровыми изменениями, традиционными в Туркменистане после назначения нового первого секретаря и личностным характером нового руководителя Сапармурата Ниязова, вместе создавали то сочетание установок, в котором происходила перестройка в Туркменистане, а также определяли политическую культуру в постсоветском Туркменистане. Эти факторы позволили Ниязову подавить любых противников на последних этапах перестройки и в начале периода независимости. Впоследствии эта среда помогла ему установить личное правление в независимом Туркменистане.
Выдвижение ахалтекинской группировки во властных структурах Туркмении привело к еще большей консервации, сложившейся в советские годы системы в республике. По этой причине властями был полностью закрыт доступ к власти для реформаторски настроенной интеллигенции республики, независимо от их регионального происхождения. Представители альтернативных групп зачастую росли и развивались в иной политической культуре, что обусловило их отчуждение от политической культуры туркменских элит [с. 37]. Это привело к обострению конфронтации между первыми и вторыми. При этом политическая культура провластных элит поддерживалась всеми возможными административными ресурсами. На примере динамики «Агзыбирлика», наиболее заметного, хотя и неформального (по крайней мере, с самого начала) движения установлено, что в Туркменской ССР симптоматически проявляется эта тенденция, и ее судьба повторилась и в других менее значимых группах.
С. Горак, анализируя проблему неформальных и неофициальных альтернативных власти групп, выделяет их в одну категорию - «альтернативные группы», несмотря на то, что в большинстве своем в СМИ они именуются оппозицией. Альтернативные движения первоначально формировались на базе дебатов относительно статуса туркменского языка и туркменской истории, а также их переосмысления.
В действительности вопрос о языке стал первым реальным ключевым вопросом в перестроечных движениях в Туркменистане. В дальнейшем, уже в постсоветский период, результатом его решения станет переход Туркменистана на латиницу. Не менее активно полемизируется вопрос относительно трактовки истории Туркменистана, определяемой Гапуровым как «добровольное присоединение Туркменистана к России». Оба вопроса - интерпретация истории и языка - легли в основу первой важной альтернативной группы в Туркменистане «Агзыбирлик», собравшей в сентябре 1989 г. около 600 представителей интеллигенции после выступления Ниязова по языковой проблематике. В результате Ниязов объявил о предложении закона «О языке» в ноябре 1989 г. Как полагает автор, по-видимому, Ниязов опасался любого альтернативного движения или идеи. Первое открытое мероприятие движения «Аг-зыбирлик», состоявшееся на месте исторической битвы (битва при Геок-Тепе в 1881 г.) у крепости Геок-Тепе в январе 1990 г. бросило вызов официальному толкованию российско-туркменских отношений и потребовало установления памятной даты - 12 января. Такие действия лишь вызывали отвращение Ниязова к любой либеральной дискуссии. Поскольку данное мероприятие продемонстрировало способность альтернативных движений (сил) организовать реальные действия, которые могли бы, по мнению Ниязова, обернуться настоящим политическим вызовом. Это убедило его в необходимости вести себя менее терпимо по отношению к движению. Эта демонстрация стала отправной точкой для дальнейшего и более жесткого подавления активистов и любых альтернатив. «Агзыбирлик» становится для него символом оппозиции. Таким образом, «Агзы-бирлик» представлял собой важный вызов для режима и стабильности тех ахалтекинцев, которые были прочно связаны со своими недавно завоеванными позициями.
Хотя закон «О языке» не был принят, Ниязов смог полностью узурпировать вопрос о туркменском языке. Он также принял инициативу, касающуюся битвы в Геок-Тепе. Хотя в 1990 г. демонстрация «Агзыбирлик» была разогнана властями, через год якобы по инициативе Ниязова был учрежден Национальный День памяти (в честь защитников Геоктепинской крепости и всех туркменистан-цев, погибших в боях за свободу и независимость Отчизны (Хатыра Гюню)), что впоследствии вылилось в проявления очередной лояльности к президенту [с. 40].
Движение «Агзыбирлик» в 1989 г. было, пожалуй, самой масштабной и наиболее заметной попыткой создать альтернативу
правлению Ниязова и усилению ахалтекинского господства, несмотря на то что многие последователи «Агзыбирлика» также были частью ахалтекинцев. Однако движение формировалось преимущественно внутри ашхабадской интеллигенции, состоящей преимущественно из «обрусевших слоев евротуркменских элит». Проблема «Агзыбирлика» заключалась в его чрезмерном акцентировании демократических ценностей и, следовательно, в своеобразной интеллектуальной интроверсии. Потенциальные сторонники из Ашхабада и из регионов республики требовали большей национальной или исламской риторики возрождения. Эта небольшая группа интеллигенции не представляла туркменского общества. Напротив, жители регионов, не являющиеся выходцами из ахалтекинцев, воспринимали эту группу интеллигенции исключительно через призму трайбализма и рассматривали «Агзыбирлик» как представителя другого выражения ахалтекинского гегемонизма. Представители «Агзыбирлика» считали переход к большему национализму непривлекательным для других слоев туркменского общества. Это облегчило режиму постепенное сокращение, а затем и подавление движения. Власти вмешались во время обеих попыток превратить группу в официальное движение (либо в политическую партию) в марте 1991 г. и январе 1992 г. Движение смогло лишь обратиться к общественности с призывом проголосовать за сохранение СССР во время референдума 1991 г. Другие группы, которые можно было бы рассматривать как альтернативные, проявились в конце Советского Союза и в то же самое время, когда Ниязов сумел консолидировать свою власть вместе с репрессивной машиной своих партийных и государственных органов. На безальтернативных выборах в октябре 1990 г. Ниязов получил 98,3% голосов. Это расчистило путь для подавления любой альтернативной группы, потенциально способной оспорить его правление.
Последний случай был связан с попыткой создать в Москве инициативную группу поддержки так называемого Движения Демократических Реформ. Создание туркменской группы было замалчиваемо с самого начала, и инициаторам группы в Ашхабаде пришлось пройти «профилактическое собеседование» с партийными и силовыми структурами.
В 1991 г. известный журналист и философ Мухамедмурад Саламатов основал политический и социальный журнал «Даянч».
Первый номер был готов в сентябре 1991 г. и вышел в Москве в начале 1992 г. Однако журнал был запрещен в Туркменистане, и его распечатки (а также другие выпуски под названием «Даянч-Экспресс») были конфискованы в Ашхабаде. Авторы, согласившиеся внести свои тексты в журнал, в основном представляли «Аг-зыбирлик» и другие альтернативные группы. Многие представители интеллигенции того времени отказались от вклада в журнал, так как в нем были представлены открытые «антиниязовские» взгляды. Похожая судьба постигла и дискуссионный клуб «Пайхас», созданный при Академии наук. Группа достигла лишь ограниченного круга общественности, а ее инициатор Шохрат Кадыров прославился своей более поздней статьей о Конституции Туркменистана 1992 г. и впоследствии был вынужден эмигрировать из страны [с. 41].
В рамках политической системы экспансии режима Ниязова в 1990-1992 гг. «Агзыбирлик» и другие группировки не могли претендовать на большой успех, даже если бы им удалось привлечь больше сторонников. Группа была названа националистической в официальной прессе, и ее члены начали подвергаться преследованиям после запрета группы в январе 1990 г. Идеологически Ниязов перенял некоторые наиболее важные темы из потенциально наиболее влиятельных альтернативных группировок. Открытый арест начал применяться с 1990 г. Сирали Нурмурадов, один из лидеров «Агзыбирлика», был задержан в октябре того же года перед первыми президентскими выборами. Некоторые деятели «Агзыбирлик» и других движений, пытавшиеся выразить свое мнение в более открытых московских СМИ, часто подвергались «профилактическим интервью» еще в Ашхабаде или даже увольнялись с занимаемых должностей. Союз писателей Туркменистана, который потенциально рассматривался как один из центров альтернативных взглядов, был нейтрализован во время февральского съезда 1991 г., когда Ниязов уволил его главного редактора Асиркули Байриева и включил своих фаворитов в руководство Союза. Даже если некоторые авторы пытались «смягчить» власть через протесты или голодовки, это не имело никаких результатов против растущей репрессивной машины режима в 1991 г.
Попытки создания альтернативных политических партий предпринимались в 1991 г. и после распада СССР, т.е. в период
полной консолидации режима Ниязова. «Агзыбирлик» пытался утвердиться как национальное движение, но был окончательно запрещен. Часть движения «Агзыбирлик» в 1991 г. предприняла попытку создать Партию демократического развития во главе с Дурдымурадом Ходжамухаммедовым. Однако партия не была зарегистрирована.
Другая альтернативная группа, Демократическая партия Туркменистана. была сформирована под руководством Мухаммеда Дурдымурада, но ее деятельность была запрещена в 1991 г., и партия была вынуждена провести свой первый съезд в Москве. Другие (неудачные) попытки создания политических партий предпринимались в 1992 г. Последние открытые протесты против режима Ниязова были подавлены в 1994-1995 гг. Процесс репрессивного подхода к бывшим оппонентам продолжался на протяжении всего срока полномочий Ниязова, вплоть до его смерти в 2006 г.
Автор полагает, что авторитарный путь, выбранный Ниязо-вым, сопровождавшийся жесткими репрессиями против любой альтернативы, означал, что он стал одним из фундаментов его долгосрочной стабильности. Ниязов смог консолидировать свою власть и устранить наиболее важных оппонентов. Первый президент Туркменистана сумел использовать имеющиеся в его распоряжении административные и силовые ресурсы, чтобы ограничить потенциальное влияние альтернативных центров в последние годы существования Советского Союза, без какой-либо значительной реакции со стороны Москвы. Слабость оппозиционных сил, заключавшаяся в отсутствии поддержки со стороны населения, не позволила им оказать значительное противодействие власти. Как отмечает С. Горак, даже если бы все альтернативные центры смогли объединиться, они вряд ли смогли бы исправить авторитарное правление Ниязова, основанное на советской туркменской политической культуре и его нетерпимом характере [с. 43].
Правящие элиты ахалтекинского региона не поддерживали интеллигенцию, так как главные ее члены были заинтересованы в основном в сохранении своих мест, завоеванных во время последних советских чисток в середине 1980-х годов. Эти кадры стремились скорее сохранить, чем обновить систему.
С распадом СССР и прекращением поддержки Москвы у С. Ниязова не было, по его мнению, иного способа сохранить
власть, кроме подавления альтернативных движений и нейтрализации наиболее видных деятелей туркменской элиты, имеющих альтернативные взгляды на развитие туркменской государственности. Все они рассматривались им как ненужный вызов и конкуренция. Политическая культура, основанная на особенностях одного единственного человека посредством культа личности и репрессивного аппарата, стала нормой в Туркменистане. Эта культура была принята вторым президентом, который в основном укрепил ахалтекинскую гегемонию, сделав практически невозможной любую альтернативу [с. 44].
В целом, как полагает С. Горак, это не означает, что многие люди в Туркменистане не готовы мыслить демократическими категориями и выбирать альтернативу правящему режиму. Однако политическая культура, созданная первым президентом и продленная в адаптированном виде вторым, не готова предоставить такой вариант населению.
К.А. Кудаяров
