Спросить
Войти
1990-х годов «термин "устойчивое развитие" определил новую семантику модернизации и технологического оптимизма. Здесь можно усмотреть параллель с понятиями модернизации и планирования 1960-х годов. Но теперь государство уже не является центральным агентом планирования, скорее, в условиях глобальной конкуренции, более важная роль принадлежит рыночным силам» (там же).
Т.М. Фадеева
Учебное пособие д-ра ист. наук М.М. Крома, профессора исторической компаративистики Европейского университета в Санкт-Петербурге, представляет собой аналитическое обобщение теории и практики сравнительно-исторических исследований в свете опыта, накопленного в мировой науке к началу XXI в. от истоков в античной историографии. Работа состоит из введения «Парадоксы исторической компаративистики», трех подразделенных на главы частей: «Основные вехи исторической компаративистики», «Историческая компаративистика в поисках метода», «Тематика сравнительно-исторических исследований»; заключения и обширной библиографии, составленной по проблемно-тематическому принципу.
Один из очевидных парадоксов заключается в том, что среди профессиональных историков, как заметил Реймонд Гру, многолетний редактор специализированного журнала «Сравнительные исследования общества и истории» (Comparative Studies in Society and History), гораздо шире распространено восхищение сравнением, чем его практическое использование. Недоверие многих историков к сравнению выглядит особенно странным на фоне той исключительной роли, которую сравнение играет в других социальных и гуманитарных науках: успехи сравнительного языкознания, фольклористики или сравнительной политологии во многом основаны на систематическом применении сравнительного метода.
Открывающая первую часть глава «Сравнение в истории: от Античности до эпохи Просвещения» убедительно свидетельствует о том, что сравнение в истории существует столько же, сколько и сама история. Излюбленным приемом, как сказали бы сейчас, кросскультурный принцип изложения был у Геродота в его первых «этнографических» книгах «Истории». Уже в эллинистическую эпоху к сравнению в истории прибегал Полибий, характеризуя политическое устройство у римлян. В средневековый период историческое сравнение не получило развития; причины этого нужно искать прежде всего в провинциализме, узости взглядов хронистов, интересы которых, как и их читателей, не выходили за рамки отдельных культурных областей (с. 18).
Напротив, многим мыслителям XVIII в. было присуще стремление раздвинуть рамки исторического знания и преодолеть традиционный европоцентризм. Однако в эту эпоху существовал разрыв между философски понятой историей-рассуждением и творчеством историков-эрудитов, которые были озабочены поиском и публикацией новых источников. XIX в. показал, что ближайшими наследниками Вико, Монтескье, Гердера с их теориями и генерализирующими сравнениями стали не профессиональные историки, а социологи, философы, антропологи, лингвисты.
XIX столетие стало эпохой триумфа сравнительного метода, который прочно утвердился во всех естественных, социальных и гуманитарных науках, кроме истории. К середине XIX в. эволюционизм и сравнительный метод проникли в те области научного знания, которые непосредственно граничили с «владениями» историков, - в археологию, антропологию и историю права. Если они привнесли сравнительный метод в изучение древнейшей истории человечества, то социологи, представители родившейся в XIX в. новой самостоятельной науки, применили тот же метод к исследованию современного им общества. Родоначальники социологии Конт и Спенсер отводили сравнению важную роль в своих трудах. Продолжатель той же позитивистской традиции Э. Дюркгейм целью сравнения считал выяснение причин наблюдаемых явлений.
В немецких, английских и французских учебниках по методологии истории вплоть до начала XX в. не придавалось особого
значения сравнительному методу. В мировоззрении историков сочетался культ источников с культом национального государства. Обе указанные тенденции действовали синхронно, создавая кумулятивный эффект, неблагоприятный для развития сравнительно-исторических исследований. «Национализм явно противостоял просветительской идее человеческого рода и его истории; он способствовал не столько сопоставлению исторического опыта разных стран, сколько возникновению представлений об особой миссии, особом пути (нем. Sonderweg) именно того народа, к которому принадлежал пишущий о нем историк» (с. 34).
Третья глава «Уроки Макса Вебера и Марка Блока» посвящена прорыву компаративистики в европейских национальных ис-ториографиях начала XX в. О чем бы ни писал Вебер - о происхождении современного капитализма, мировых религиях, городе или типах легитимного господства, - его в первую очередь интересовало своеобразие западной цивилизации. Для решения этих задач он прибегал к сравнениям, подчеркивая, что общего анализа различных культур он не дает. Основным приемом, которым пользовался исследователь в своих историко-социологических исследованиях, было контрастное индивидуализирующее сравнение. Важную роль в его построениях играла типология и понятие «идеального типа».
Такую попытку радикального пересмотра сложившихся представлений о прошлом предпринял Освальд Шпенглер в своей моментально ставшей знаменитой книге «Закат Европы» (19181922). Решительно порвав с привычной линейной перспективой истории и обратившись к моделям циклического развития, существовавшим еще в античности, подлинными действующими лицами истории автор представил культуры, каждая из которых обладала своей «душой», своим характером. Шумный успех книги Шпенглера у широкой читательской публики контрастировал с явным неприятием ее в среде профессиональных историков.
Но когда в 1934 г. вышли три первые тома фундаментального труда Арнольда Дж. Тойнби «Изучение истории», развивавшего
некоторые идеи Шпенглера, они удостоились более обстоятельного разбора. Сделав цивилизации единицами сравнительного анализа, Тойнби попытался установить причины их зарождения, роста и распада, пользуясь категориями «вызова и ответа» (challenge and response), имея в виду реакцию общества на неблагоприятную природную среду (суровый климат, скудную почву и т.д.) и враждебность соседей (нашествия, давление и т.д.). «Вызовы» становились стимулами для развития соответствующего общества. В рецензиях крупнейших историков того времени Р.Дж. Коллингвуда, Л. Февра «приговор» оказался суровым: эта линия исторической компаративистики была признана тупиковой.
Но между двумя мировыми войнами наряду с парадигмой индивидуализирующего сравнения М. Вебера и предельно широкими сравнениями культур и цивилизаций О. Шпенглера и А. Тойнби была предложена еще одна программа компаративных исследований в истории, связанная с работами великого французского историка Марка Блока (1886-1944). В своих работах уже конца 1920-х годов ученый особо подчеркивал важную роль сравнения в поиске причин исторических явлений и прежде всего - в устранении мнимых причин и ложных объяснений. Наконец, Блок считал, что правильное понимание сравнительного метода предполагает не только поиски сходства, но и выяснение различий.
В главе «Подъем исторической компаративистики во второй половине XX в.» автор характеризует новую волну интереса к историческим сопоставлениям уже после Второй мировой войны. Но, несмотря на количественный рост сравнительных исторических исследований, современные компаративисты, оценивая состояние поля, в котором они работают, отнюдь не склонны впадать в эйфорию; в их выступлениях звучат тревожные и даже пессимистические ноты, поскольку они по-прежнему составляют незначительное меньшинство среди коллег по профессии. Вместе с тем «сравнительная перспектива» стала привычной и даже необходимой «связкой», которую организаторы конференций используют для придания подобия целостности многообразию докладов участников из разных стран и регионов.
Современные споры по поводу исторической компаративистики автор характеризует в главе «Новые вызовы: культурные трансферы, "перекрестная" и транснациональная история и критика
традиционной компаративистики». Новые направления представлены все еще немногочисленными работами, но они отражают важную тенденцию современной историографии, получившую распространение с конца XX в. на волне глобализации и проявляющуюся в стремлении выйти за рамки национальных государств и национальных точек зрения, в повышенном внимании к моментам общности, пересечения, взаимодействия. Проект разделяемой несколькими обществами истории - или переплетенных между собой (entangled) историй - исходит из постколониальной перспективы, учитывающей связи между метрополией и ее бывшими колониями.
«На роль собирательного понятия, объединяющего различные подходы, выходящие за национальные рамки, в последнее время претендует самое аморфное в методологическом плане из всех подобных течений - транснациональная история» (с. 91). О ней заговорили в самом начале 1990-х годов. Очевидно, заключает автор, «эластичность» транснациональной истории, отсутствие у нее собственной методологии способствует использованию этого направления в качестве «зонтичного» понятия, объединяющего целый ряд сходных по духу течений.
В рамках исторической компаративистики в специальной главе «Сравнительно-историческая социология» автор анализирует преимущественно американские работы 1960-1990-х годов. М.М. Кром в качестве одной и самых известных, но и самых спорных работ представляет книгу Теды Скочпол «Государства и социальные революции»1, в которой на основе сравнительного анализа Великой французской революции, Российской революции 1917 г. и революции в Китае 1911 г. предпринята попытка выяснить причины успешных революций. Эта работа и подобные ей стремятся обогатить социальную теорию на основе исторических сравнений, оспорить прежние концептуальные модели и предложить новые.
Первый раздел завершает глава «Судьбы исторической компаративистики в России». Помимо очерка работ нескольких авторов автор обращается к отечественным учебникам по методологии истории. Главной проблемой современной российской компарати1 Skocpol Th. States and social revolutions: A comparative analysis of France, Russia and China. - Cambridge: Cambridge univ. press, 1979. - 426 p.
вистики автор считает полное отсутствие методологических дискуссий и слабую информированность о нынешнем состоянии сравнительно-исторических исследований в мире (с. 116).
Часть II «Историческая компаративистика в поисках метода» посвящена функции сравнения в историческом исследовании, выделяет основные типы исторических сравнений и в качестве практических советов начинающим компаративистам рассматривает проблему выбора объектов для сравнения.
Часть III «Тематика сравнительно-исторических исследований» развивает эту проблематику на примере выполненных в последние годы исследований по основным направлениям: главы «Сравнение в экономической истории», «Сравнение в политической истории» и «Сравнение в социальной истории».
Сравнительные исследования национализма, империй и колониализма представлены в специальной главе. Подчеркивая отсутствие единой всеобъемлющей теории национализма, автор тем не менее считает, что это обстоятельство не мешает историкам успешно изучать отдельные аспекты этого сложного явления, в том числе при помощи сравнительного метода.
История империй и имперской политики стала в последние десятилетия темой многочисленных компаративистских работ, но при этом, по признанию ученых, она, в отличие от национализма, страдает скорее от недостатка теорий, способных объяснить складывание империй и их упадок. Характерный прием сравнительной истории империй - противопоставление континентальных держав морским, колонии которых находились вдали от метрополий (с. 205).
Новое поколение исследователей существенно расширило традиционные сюжеты колониальной истории - такие как мотивы и методы захвата новых земель, отношения колонизаторов с туземным населением, метрополия и колониальная администрация и т.д. Сегодня в повестку дня сравнительного изучения колониализма включены незаметные на первый взгляд границы, разделявшие колониальные общества в повседневной жизни, в сфере гендерных и семейных отношений, педагогические эксперименты.
Краткая глава «История России в сравнительной перспективе» завершает работу. М.М. Кром еще раз подчеркивает бесперспективность холистского подхода в компаративном исследовании
такого сложного объекта, как целая страна. Сравнению подлежат не общества в целом, а те процессы, которые в них происходят на различных этапах исторического развития. Так, проблематика ран-немодерного государства, картография, патронат - все это новые темы в истории России, и обращение к ним исследователей служит ярким примером переноса научного знания, демонстрацией эвристических возможностей сравнительного метода.
Специалисты по Новому и новейшему времени, в отличие от медиевистов, предпочитают синхронный тип сравнения, зато эти сравнения очень разнообразны и в географическом, и в тематическом плане. В современной литературе заметна тенденция к «нормализации» российского прошлого. Для историографической ситуации 2000-х годов вполне характерен изданный под редакцией Сьюзан Маккэфрей и Майкла Мелансона сборник «Россия в европейском контексте 1789-1914: член семьи»1, в котором индустриализация, предпринимательство, фабричное законодательство, уголовное право и другие темы и проблемы дореволюционной истории России рассматриваются на широком общеевропейском фоне (с. 220).
Приведенные выше наблюдения, заключает автор, позволяют сделать вывод о том, что такое сложное общество, как Россия, с присущими ей внутренними экономическими, социальными, политическими, этническими и религиозными различиями, едва ли можно рассматривать как целостную единицу сравнительного анализа. Взамен исследователи-русисты предлагают более увлекательную задачу - изучать способы, которыми разные общества решали общие для них проблемы.
Т.Б. Уварова
