Спросить
Войти
О. О. Комодов1
ДЕГЛОБАЛИЗАЦИЯ В КОНТЕКСТЕ МИРОВОЙ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ
СТАГНАЦИИ2
Мировая экономика вступила в фазу деглобализации, о чем свидетельствуют снижение интенсивности международных экономических связей, рост протекционистских тенденций и усиление политической напряженности в мире. Причиной этого стало нарастание противоречий неолиберального этапа в развитии мировой экономики начиная с 1970-х гг. Они проявились в усилении эксплуатации периферии мировой экономики ее центром, вызвавшей углубление глобального неравенства, торможение научно-технического прогресса и финансиализацию мировой экономики. Глобальная рецессия, растянувшаяся на целое десятилетие, отражает пределы экспансии капитализма, ставя вопрос об исторических границах капиталистического способа производства.
УДК 334.7
«Потребность в постоянно увеличивающемся сбыте продуктов гонит буржуазию по всему земному шару. Всюду должна она внедриться, всюду обосноваться, всюду установить связи. Буржуазия путем эксплуатации всемирного рынка сделала производство и потребление всех стран космополитическим. К великому огорчению реакционеров она вырвала из-под ног промышленности национальную почву» [1, с. 29]. Эта знаменитая цитата из Манифеста Коммунистической партии стала отражением всей последующей истории капитализма - истории глобализации.
Некоторые исследователи рассматривают экономическую глобализацию лишь как современный этап развития мировой экономики - апогей интернационализации хозяйственных связей [3, с. 1]. С глобализацией связывают унификацию потребительских вкусов, усиление мощи и власти корпораций, резкий рост богатства и ни1 Олег Олегович Комолов, доцент Российского экономического университета им. Г. В. Плеханова, доцент Финансового университета при Правительстве РФ, старший научный сотрудник ИЭ РАН, канд. экон. наук.
щеты, «макдональдизацию» питания и культуры, господство неолиберализма в политике государств [4, р. 524]. МВФ описывает глобализацию как рост взаимной интеграции экономик, развитие культурного и научного сотрудничества [5]. Безусловно, эти и многие другие черты отличают современный этап развития капиталистического способа производства от предыдущих. Несмотря на это, глобализация в ее современном виде является закономерным результатом эволюции мировой экономики на протяжении предыдущих столетий, когда был заложен фундамент тех противоречий, которые сегодня становятся вызовами для всего человечества.
В эпоху великих географических открытий ХУ-ХУ11 вв. европейские страны получили доступ к безграничным источникам сырья и рынкам сбыта; товарно-денежные отношения преодолели государственные границы. Конец XIX - начало XX в. - эпоха «перезревания» капитализма в метрополиях; происходит экспорт капитала в отсталые аграрные страны, ставшие «топливом» для индустриализации метрополий. Постепенное сужение «кормовой базы» вынуждало монополистический капитал вступать в борьбу за передел мира, используя силу национальных государств, что стало источником двух мировых войн.
Колониализм сменился неоколониализмом. Распад колониальной системы стал одной из предпосылок неолиберальной эпохи в развитии капитализма. Главными признаками неолиберализма американский экономист Д. Котц называет глобализацию и финансиализацию мировой экономики [55, р. 32]. Точкой отсчета истории неолиберализма можно считать 1970-е гг., когда значительное падение средней нормы прибыли [6, с. 40] заставило западный капитал осуществить экспансию в еще «некапитализирован-ный» азиатский мир. Этот шаг, наряду с включением стран распавшегося социалистического блока в международное разделение труда, позволил западным корпорациям значительно снизить издержки, расширить рынки сбыта и получить новый импульс роста.
Действие этого фактора закончилось в 2008-2009 гг., когда мировую экономику поразил один из самых глубоких кризисов в ее истории, от которого она не может восстановиться на протяжении 10 лет. И дело не только в том, что темпы роста мирового ВВП, продолжающие падать с 2011 г., очень далеки от значений середины 2000-х гг. Более значимым явлением становится дальнейшее ослабление международных экономических связей - основного критерия глобализации (рис. 1).
Интенсивность мировой торговли и инвестиций, достигнув пика в 2007 г. (51 % от мирового ВВП), за два года кризиса упала почти вдвое. После небольшого восстановительного роста в 2009 г. следует устойчивое снижение показателя, что отразилось на динамике развития глобальных цепочек добавленной стоимости, роль которых в мировой экономике также сократилась в последние годы. По данным ВТО, доля чистого национального производства в мировом ВВП в период 1995-2007 гг. упала с 86 до 79 %. Однако после начала мирового финансового кризиса она возросла на 2 п.п. Одновременно доля простых цепочек стоимости (с однократным пересечением таможенной границы товаром промежуточного потребления) упала на 1 п.п., а сложных - на 2 п.п [9, р. 2].
Рис. 1. Отношение суммарных глобальных потоков товаров, услуг и капиталов к мировому ВВП, % (составлено автором на основании данных [7, 8])
Такие данные не выглядят удивительными и подтверждаются результатами исследований последних тенденций в области государственного регулирования внешней торговли в разных странах мира. По данным Global Trade Alert, в период 2009-2017 гг. государствами было принято около 5800 мер, направленных на регулирование внешней торговли, трансграничных потоков капитала и миграции. При этом 75 % из них носили протекционистский характер, т. е. были направлены на ограничение «четырех свобод» (рис. 2).
Ограничительные меры касались преимущественно антидемпинговой политики, импортных тарифов, количественных ограничений, стимулирования национального производителя через госзакупки и государственное кредитование. Защиту от внешней конкуренции получали в основном предприятия черной металлургии и химической промышленности, а также производители машин, оборудования и бытовой техники. Среди стран Большой двадцатки (G20) наибольшее количество дискриминационных мер было принято США, Индией и Россией (40 % всех мер) [12].
Лидерство Соединенных Штатов в области защиты национального рынка стало укрепляться еще до прихода к власти Д. Трампа с его агрессивно-изоляционистской риторикой. В ходе второго срока президентства Б. Обамы (2013-2016 гг.) количество агрессивных ограничительных мер в отношении стран Большой двадцатки возросло с 50 до 150. Одновременно с этим другие страны G20 также проводили политику, противоречащую интересам американских компаний и направленную против друг друга. Количество таких практик увеличилось с 509 до 877. Как правило, они заключаются в возведении искусственных барьеров во внешней торговле (технических регламентов,
добровольных стандартов, критериев оценок соответствия). В целом, 95 % трансграничных товаропотоков в большей или меньшей степени подвергаются мерам нетарифного регулирования. Соответствие предъявляемым требованиям часто является невыполнимым для малого и среднего бизнеса, а также производителей из технологически отсталых стран и приводит к ежегодным потерям ими 23 млрд долларов (15 % всего экспорта) [13]. Очередным этапом обострения экономической борьбы между странами стали решения Д. Трампа о введении в 2018 г. заградительных импортных тарифов на сталь и алюминий в размере 25 и 10 % [14] соответственно. Ранее президент США ограничил ввоз в страну солнечных панелей и стиральных машин, обложив их сбором в 30 % [15]. Кроме того, Трамп намерен ввести дополнительные пошлины на 100 наименований продукции, закупаемой в КНР, на общую сумму в 60 млрд долларов [16].
Протекционизм ■ Либерализация
Рис. 2. Меры регулирующей политики государств в области внешней торговли, инвестиций и миграции (составлено автором на основании данных [11])
Противостояние нарастает не только на глобальном, но и на локальном уровне. Несмотря на некоторые послабления, которые Д. Трамп обещал союзникам США по НАФТА (Мексике и Канаде), они, безусловно, также столкнутся с ужесточением американской таможенной политики. Идея открытости и экономических свобод вызывает все больше критики в Европейском союзе. Евроскептики - преимущественно крайне правые, националистически ориентированные партии - набирают все большую популярность во Франции, Германии, Венгрии, Польше, Италии. Апогеем кризиса евроинтеграции стал референдум о выходе Великобритании из ЕС. Не лучшие времена переживает и проект интеграции на постсоветском пространстве. Несмотря
на периодические сообщения СМИ о желании той или иной страны присоединиться к ЕАЭС, объединение продолжает состоять из тех же пяти стран, которые в 2010 г. создавали Таможенный союз. Многие аналитики скептически оценивают перспективы проекта, активность взаимной торговли в котором упала в 2015 г. на 7 % [23].
Таким образом, эпоха открытости и свободного перемещения факторов производства натолкнулась на непреодолимые барьеры. И чтобы предсказать, какое будущее ждет глобализацию, необходимо понять причины этого кризиса. На наш взгляд, проблемы, с которыми столкнулась современная экономика, не просто являются следствием накопленных ранее противоречий - они отражают неизбежное приближение исторического тупика капиталистического способа производства, источником роста которого на протяжении всей истории было постоянное расширение его границ. Его развитие носило во многом экстенсивный характер, основывалось на неравенстве участников и феномене так называемого зависимого развития. Как уже было сказано, капитализм прошел несколько этапов развития, и каждый из них сопровождался включением в международную систему разделения труда и товарное производство все большего количества стран, которые выступали источником развития для центра этой системы.
Зависимость капитализма от необходимости постоянного расширения своей периферии в начале XX в. была отмечена марксистскими политэкономами. В работе «Империализм как высшая стадия капитализма» В. И. Ленин одним из признаков перехода капиталистического способа производства на империалистическую ступень развития назвал завершение территориального раздела мира. Это обстоятельство, по его мнению, рождает войну за новый передел и возникновение монополистических союзов, делящих между собой мир. Верность этого тезиса постоянно подтверждается событиями на мировой арене, продолжающимися войнами, геополитическими кризисами, противостоянием между странами, в которых наиболее наглядно проявляется сращивание интересов государств и монополий. К началу XX в. более 35 % населения Земли проживали в колониях, а 22 % - в полуколониях [24, с. 422]. Крупнейшими колониальными державами той эпохи были Англия и Франция. Страны метрополии подвергали колонии жестокой эксплуатации, превратив их в свои сырьевые придатки.
Важной составляющей эпохи колониализма был вывоз капитала. Он определяется процессом «перезревания» капитализма метрополий, который ищет прибыльного помещения капитала в отсталых странах. Развивая эту тему, Ленин создал задел для исправления некоторого упущения в марксовом анализе капитализма. В предисловии к первому изданию «Капитала» Маркс писал, что страна, промышленно более развитая, показывает отсталой стране картину ее собственного будущего [25, с. 5]. Однако в условиях государственно-монополистической стадии капитализма такое положение становится маловероятным. Монополии, захватывающие ресурсы своих колоний, лишают их источников роста и развития, отнимая у них возможности построения идентичной модели капитализма. На деле метрополии изначально пресекали развитие экономик порабощенных стран по вполне понятным причинам. Запад построил себя из материала колоний, изымая у них ресурсы для построения сильного
капитализма. Уделом колоний стала слаборазвитость, в них была реализована специфическая модель периферийного капитализма, зависимого от стран центра.
Говоря об активном отчуждении ресурсов колоний метрополиями без эквивалентного обмена, Ленин дополняет марксову модель расширенного воспроизводства. Не делая прямых утверждений, он показал, что описанный производственный цикл не является «самодостаточным», а существует во многом благодаря огромным ресурсам извне. Таким образом, Ленин, по сути, проиллюстрировал заключения Розы Люксембург, которая считала внешний компонент принципиально важным: «...с момента своего зарождения капитал стремился привлечь все производственные ресурсы всего мира. В своем стремлении завладеть годными к эксплуатации производительными силами, капитал обшаривает весь земной шар, извлекает средства производства из всех уголков Земли, добывая их по собственной воле, силой, из обществ самых разных типов, находящихся на всех уровнях цивилизации» [28, с. 109].
Однако важны не только постоянное грабительское изъятие ресурсов у колониальных стран, но и внешние рынки, т. е. покупатели вне зоны капитализма, которые позволяют реализовать прибавочную стоимость, заключенную в товарах, а не в деньгах. И без этих двух составляющих капиталистическая экономика существовать не может. Этим выводом Ленин и Люксембург доработали утверждение Маркса о перспективах распространения единой модели капитализма на все страны мира.
Из этого важного тезиса следует вывод том, что капитализм, развивающийся по экстенсивному сценарию, неизбежно подойдет к границам своей экспансии. В таком случае, как минимум, система не сможет развиваться по-старому, и ей потребуется существенное перестроение. Как максимум, результатом станет крах капитализма - сами условия накопления капитала, связываемые Р. Люксембург с некапиталистическими анклавами, ставят объективный предел существованию капитализма: «Чем больше насилия проявляет капитал, когда он посредством милитаризма уничтожает во всем мире и в своей родной стране существование некапиталистических слоев и ухудшает условия существования всех трудящихся масс, тем скорее история современного капиталистического накопления на мировой арене превращается в непрерывную цепь политических и социальных катастроф и конвульсий, которые вместе с периодическими хозяйственными катастрофами в форме кризисов делают невозможным продолжение накопления» [28, с. 337].
Сегодня мы являемся свидетелями того, как товарное производство покрыло всю территорию нашей планеты, и почти все страны мира тем или иным образом включены в систему международного разделения труда. Чем шире ареал ее распространения, тем больший импульс получает капиталистическая экономика в своем развитии. Пройдя поэтапно поглощение Латинской Америки и Африки, мировой капитализм в очередной раз уткнулся в пределы собственной экспансии. Во второй половине XX в. это выразилось в долгосрочном снижении средней нормы прибыли в экономике США, которая к 1970-м гг. достигла 2,9 % [5, с. 41]. В то же время западный мир испытал на себе удары нефтяного кризиса и проблему стагфляции. Затянувшийся выход из кризиса в очередной раз поставил перед капиталистической экономикой проблему
расширения. И оно произошло в последующие два десятилетия, когда в международное разделение труда сначала были включены азиатские страны, в первую очередь КНР, а затем республики бывшего социалистического лагеря. В результате западный мир получил в свое распоряжение гигантские рынки сбыта, а также масштабные источники сырья и дешевой рабочей силы. Это в значительной степени снизило издержки западных корпораций. Так, импортные цены для экономики США в 1970-2017 гг. росли в 1,6 раз медленнее темпа инфляции [29]. Кроме того, в годы интенсивного роста мировой экономики развитые страны центра стали местом приложения экспортных доходов периферийных экономик, имевших устойчиво положительное сальдо платежного баланса. В результате в предкризисное десятилетие развитые страны превратились в нетто-импортеров капитала, который они вкладывали в ценные бумаги крупнейших компаний и государственные облигации, становясь источником инвестиций для их развития. Результатами нового витка глобализации стали бурный рост мировой экономики и стремительное повышение нормы прибыли, которая в 2000-е гг. в США вновь достигла послевоенного уровня в 10 % [5, с. 41].
Однако стремительный рост мировой экономики, последовавший за расширением капиталистического мира в 1970-1990-е гг., в значительной степени был обеспечен не качественным, структурным развитием мировой хозяйственной системы, не переходом к новым ресурсосберегающим технологиям, а углублением эксплуатации мировой периферии мировым центром. Развитие западных экономик в эту эпоху носило во многом паразитический характер, что приводило к углублению и обострению социально-экономических противоречий, вылившихся в глобальный кризис.
Активное перемещение промышленных предприятий из США и стран Европы в азиатский мир стало возможным благодаря стремительному расширению мирового рынка труда. По оценке Р. Фримена, это привело к снижению капиталовооруженности труда в мире на 61 % [30, р. 2], а китайская промышленность стала развиваться по экстенсивному пути, вовлекая все большую долю аграрного населения в производственные процессы, основанные на трудозатратных технологиях. Дешевая рабочая сила позволила западным корпорациям минимизировать издержки, оказав влияние на инвестиционные стратегии фирм. Поскольку преимущество низкооплачиваемого труда проявляется только в условиях его масштабного применения, интерес инвесторов к развитию новых технологий снизился.
Так, прирост инвестиций в развитие оборудования и программного обеспечения для обработки информации в США в последние десятилетия сокращается. Единственный период бурного роста - конец 1990-х гг. - носил во многом спекулятивный характер и завершился образованием финансовых пузырей и знаменитым кризисом «доткомов» (рис. 3).
Рис. 3. Отношение частных инвестиций в оборудование и программное обеспечение для обработки информации к ВВП США (составлено автором на основании данных [31])
Американское государство также не проявляет большого интереса к инвестициям в высокотехнологичные сектора экономики. Бюджетные расходы на научно-исследовательские изыскания в период 1970-2015 гг. сократились с 11,8 до 3,7 % [32]. Это можно было бы объяснить окончанием холодной войны и ограничением военных расходов США, однако в секторах экономики, не связанных с оборонной промышленностью, также наблюдается отрицательная динамика: бюджетные расходы на НИОКР за тот же период упали с 5,9 до 1,8 % [32]. Одновременно в американской экономике происходит общее падение темпов роста инвестиций в основной капитал. В послевоенный период они прирастали в среднем на 4 % в год вплоть до 1970-х гг. В предкризисный период рост составил 2,9 %, а с 2007 г. его значение колеблется вокруг отметки в 1,8 %.
В целом, отношение темпов роста расходов американской экономики на научные исследования к ВВП является низким: начиная с 1970-х гг. они росли в среднем со скоростью 0,004 % в год. До сих пор не превышен уровень 1963 г., когда отношение расходов на НИОКР к ВВП составляло 2,79 % [54]. Параллельно с этим падали темпы прироста производительности труда: в послевоенный период прирост составлял в среднем 3,3 % в год; в последнее десятилетие этот показатель упал до 1,3 % [33].
Структурные изменения в промышленности повлияли на состояние рынка труда в США. Преимущество дешевой рабочей силы позволило американским корпорациям осуществлять давление на рабочий класс, который оказался в уязвимом положении. Так, если до 1970-х гг. темп роста реальных зарплат в экономике США
приблизительно соответствовал темпам роста производительности труда, то уже с 1973 г. эти показатели стали сильно расходиться. Темп роста реальных зарплат сильно снизился, и к 2016 г. разница между двумя показателями достигла 1,6 раза [34]. Те же тенденции наблюдаются в странах Европы, где с 1991 г. темп роста реальных зарплат отстал от темпов роста производительности труда на 23 % [35]. Изменилась и структура занятости: в 1990-2010-е гг. наибольший прирост рабочих мест в экономике США происходил в наименее оплачиваемых и в самых низкопроизводительных секторах, при этом в высокопроизводительных секторах рабочие места почти не создавались или появлялись в небольшом количестве. Это свидетельствует о серьезных дисбалансах в области занятости в экономиках западного мира и ставит под сомнение тезис о переходе этих стран на постиндустриальную стадию развития.
Стремительное высвобождение рабочей силы из промышленного производства не было вызвано ускорением НТП и замещением ручного труда машинным. Ручной труд просто перекладывался на плечи азиатских и мексиканских трудящихся. В итоге возникло резкое несоответствие между количеством потерявших работу промышленных рабочих и высокотехнологичными рабочими местами, которые экономика могла бы им предложить. Безработица стала одной из главных социальных проблем западного мира. Так, если в послевоенное время и до 1973 г. уровень безработицы в Великобритании колебался вокруг 3 %, то в последующие десятилетия, изменяясь от 5 до 10 %, он несколько раз переходил за 10 % [36]. Схожие тенденции наблюдались в экономиках Франции, Германии, Италии и других европейских стран. Перед США проблема безработицы стояла менее остро, хотя и там в 2016 г. не работал каждый шестой мужчина трудоспособного возраста со средним образованием [37]. Здесь также было нарушено равновесие на рынке труда, что заставило экономику искать ответ на возникшие вызовы. Выход был найден в формировании рабочих мест, цель которых заключается в первую очередь в обеспечении занятости населения, а затем уже в решении производственных задач.
Еще одним последствием развития глобализации последних десятилетий стало усиление имущественного неравенства в мире. Однако оно имело свою специфику. Массовые инвестиции, направляемые из стран центра на периферию капиталистической экономики - преимущественно в страны Азии и масштабная индустриализация этих регионов способствовали высоким темпам их экономического роста. Это позволило несколько снизить имущественный разрыв между центром и периферией. В целом, за период 1970-2016 гг. Всемирный банк отмечает снижение количества людей, живущих в условиях абсолютной нищеты (меньше, чем на 1,8 доллара в день), с 44 до 10 % [40]. В 1980 г. на страны Азии приходилось 27 % мирового богатства, а с 2016 г. - уже 37 %. Одновременно доля Европы сократилась с 37 до 24 % (см. таблицу).
Динамика распределения мирового дохода между регионами мира*
Регионы Национальный доход, % от Доход на душу населения, тыс.
мирового долл. по ППС
Весь мир 100 100 10,5 11,8
Европа 37 24 20 23,8
Азия 27 37 5 7,1
Африка 5 3 5,5 2,9
Америка 30 34 21,7 29,4
Океания 1 2 21,3 38,8
* Составлено по [41].
В то же время стремительно росло межклассовое неравенство внутри стран, причем как в странах периферии, так и в центре мирового капитализма. Так, в период 20002017 гг. количество миллионеров в странах с высоким уровнем дохода увеличилось на 3,6 млн человек, в бедных странах - на 2,8 млн человек. При этом численность сверхбогатых людей (активы которых превышают 50 млн долларов) в странах с высокими доходами выросла на 11 000 человек, а в бедных странах - на 25 000 [42, с. 18]. По оценкам Credit Suisse, с 2012 по 2021 г. численность сверхбогатого населения планеты вырастет с 210 до 300 тыс. человек (на 30 %), а их совокупное состояние - с 26 до 37,6 трлн долларов [42, с. 21]. При этом общий экономический рост в последние десятилетия «обходил стороной» большие группы населения. По данным McKinsey, реальный доход двух третей домохозяйств в 25 развитых странах мира в 2005-2014 гг. не рос или даже падал [43]. Особенно четко эта тенденция проявляется в американском обществе, где активы 10 % самых богатых членов общества превышают совокупное богатство остальных 90 %. В период 1978-2014 гг. доля доходов 1 % населения во Франции выросла с 5,8 до 10,2 %, а в Китае - с 5,9 до 12,6 % [44]. Индекс Джини в КНР с 1983 по 2015 г. увеличился с 0,29 до 0,49, а в Мексике - с 0,43 до 0,46 [45]. В Бразилии показатель индекса Джини остается одним из самых высоких в мире - 0,55 [46].
Ситуацию в мировой экономике усугубляют высокий уровень внешнего долга ЕС и США и долговой кризис, сильнее всего ударивший по европейским экономикам. В Великобритании, Франции, Швейцарии, Германии, Италии, Канаде, Швеции, Норвегии и других странах объем внешнего долга существенно превышает уровень годового ВВП [50]. Острая фаза долгового кризиса ЕС, которая пришлась на начало 2010-х гг., поставила на грань дефолта Италию, Испанию, Ирландию, Грецию и Португалию. Последствия кризиса выразились в резком росте безработицы, бюджетных дефицитов и инфляции. В результате совокупный ВВП ЕС сегодня ниже, чем в 2008 г.: 16,4 против 19,1 трлн долларов [51]. Отметим, что важным источником долгового кризиса стала структура международного движения капитала, когда экспортные доходы менее развитых стран инвестировались в экономики центра мирового капитализма [52, с. 12]. В этом процессе участвовали даже государства периферии, активно наращивавшие валютные резервы для поддержания заниженных курсов национальных валют. Это позволяло сохранять конкурентоспособность экспортных отраслей, однако лишало развивающиеся экономики значительных источников роста и способствовало перераспределению национальных доходов в пользу собственников предприятий, работающих на экспорт. Такая модель привела к тому, что страны периферии превратились в нетто-экспортеров капитала, который принимали развитые страны. Во многом это стало причиной финансиализации, вызвавшей мировой финансовый кризис: капитал из периферии (преимущественно из Китая) создавал огромный спрос на ценные бумаги центра, искусственно завышая их курсовую стоимость и все больше отрывая финансовый рынок от динамики реального производства.
Американский философ Н. Хомский, рассуждая о глобализации, заметил, что, по сути, она является результатом действий влиятельных государств (особенно США), «которые вбивают торговые и прочие соглашения в глотку народам мира, чтобы корпорациям и богачам было легче господствовать в экономике самых разных стран, не имея перед их населением никаких обязательств» [53, p. 8]. Как показала практика последних десятилетий, паразитический характер развития экономической системы не только создает угрозы для долгосрочного развития общества, но и обостряет противоречия даже у бенефициара этой модели. Столкнувшись с глубоким кризисом 1970-х гг., капитализм центра смог найти новые источники для максимизации прибыли. Однако методы, обеспечившие этот рост, привели к негативным долгосрочным последствиям. Импульс роста, полученный благодаря поглощению оставшейся части некапиталистического мира, оказался исчерпанным.
Рост неравенства, торможение научно-технического прогресса, долговой кризис и финансиализация стали последствием экстенсивного расширения капитализма и причиной затянувшегося кризиса. Это заставляет крупный капитал вступать в новую схватку за передел мира, используя национальные государства в качестве оружия в этой борьбе. Пока противостояние нарастает преимущественно в экономическом поле, однако именно с этого началось усиление международной напряженности в 1920-1930 гг., приведшее ко Второй мировой войне.
Список литературы
O. O. Komolov. Deglobalization in the context of global economic stagnation. The world economy has entered a phase of deglobalization, as evidenced by a decrease in the intensity of international economic relations, an increase in protectionist tendencies and increased political tensions in the world. The reason for this was the growing contradictions of the neoliberal stage in the development of the world economy, beginning in the 1970-s. They are manifested by the intensifying exploitation of the periphery of the world economy by its core, which caused the increasing global inequality, the slowdown of scientific and technological progress and the financialization of the world economy. The global recession, which has lasted for a decade, reflects the limits of the expansion of capitalism and raising the question of the historical boundaries of the capitalist mode of production.
