Этнокультуральная идентичность как объект психиатрического исследования (на материале немецкого этноса в республике Казахстан)

ПЕРЕКРЕСТОК КУЛЬТУР

ЭТНОКУЛЬТУРАЛЬНАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ КАК ОБЪЕКТ ПСИХИАТРИЧЕСКОГО ИССЛЕДОВАНИЯ (НА МАТЕРИАЛЕ НЕМЕЦКОГО ЭТНОСА В РЕСПУБЛИКЕ КАЗАХСТАН)

С.А. Нурмагамбетова, Ю.В. Игнатьев

Казахский Национальный медицинский университет имени С.Д. Асфендиярова, Алматы

Нарастание внимания к культуральным различиям - яркая и характерная особенность психологии и психиатрии на современном этапе. В основе этого интереса лежит большой фактический материал, накопленный еще со времен знаменитых путешествий Э. Крепелина на о. Яву и Суматру, а также бурный всплеск этнического самосознания, происшедший на рубеже тысячелетий. Противоположной тенденцией мирового масштаба выступает глобализация, ведущая к постепенной унификации духовной и материальной культуры, сглаживанию межэтнических различий. В данных обстоятельствах основной объект транскультуральных исследований - этническая идентичность -закономерно теряет свою однозначность и становится не только биологической или психологической характеристикой, но и социальным феноменом. Особенно очевиден этот факт при изучении этнических меньшинств. Показано, что достигнутый в подростковом возрасте этнический статус индивида может меняться на протяжении всей его жизни [1]. Рядом исследователей были описаны такие небезынтересные с точки зрения психопатологии состояния, как синдром навязанной идентичности [2], амбивалентная, негативная идентичность [3] и т.д. В связи с этим особое значение приобретает известное положение, согласно которому оценку психических расстройств в рамках одной и той

же культуры следует проводить с учетом ее конкретного исторического периода [4]. В анализе проблемы представляется необходимым использование опыта современной социологии и культурологии с широким привлечением фактического материала.

При изучении этнической идентичности мы опирались на уже разработанные социокультуральные подходы. С позиции современной концепции аккультурации [5] этническая идентичность - это переживание своего тождества с одной этнической общностью и отделение от другой. Соответственно этому для определения актуальных стратегий аккультурации необходимо выяснять позицию индивида по следующим вопросам: «Важно ли для Вас поддерживать собственную культурную идентичность?» - касающегося ценности для индивида своей культуры и развития его этнокультурального самосознания, и «Важно ли для Вас поддерживать отношения с другими этническими сообществами?» - направленного на определение отношения индивида к группе контакта. В рамках указанной концепции рассмотрим динамику изменений этнического самосознания немецкого меньшинства в Казахстане.

В истории появления и расселения немцев в Казахстане можно выделить несколько этапов [6], [7].

I. Дореволюционный период. Переселение в этот период носило добровольный характер и проходило при поддержке государства. Перепись населения 1926 года выявила в республике 51000 немцев. География расселения немцев охватывала те же участки, что у русских и украинских переселенцев: Кокчетав-ский, Омский и Акмолинский уезды Акмолинской области, Кустанайский уезд Тургайской области и Павлодарский уезд Семипалатинской области. Немецкие деревни, как правило, не образовывали сплошных ареалов заселения, а располагались «гнездами» в 2-4 селения. От окружающего их населения немцы отличались более высоким уровнем грамотности, общей и бытовой культуры. Более половины немецкого населения были здесь католиками. Наряду с данной доминирующей тенденцией имелись и отдельные группы, переселившиеся в Казахстан во времена столыпинских реформ и, по свидетельству очевидцев,

практически полностью перенявшие традиции местного населения. Показателем глубины ассимиляционного процесса является одно из описаний поведения представителей этой группы в общении со своими соотечественниками: «... войдя в кабинет к председателю, они говорили не «Guten Tag!» и даже не «Здравствуйте!», а торжественно-громко провозглашали: «Ассалааум-галейкум!», садились не на стулья, а на палас, складывали на турецкий лад под себя ноги, не снимали головных уборов, закладывали за губу насвай (жевательный табак) и поплевывали, цвиркали между зубов слюной.» [8].

II. Межвоенный период (1917 - 1941-е годы). В это время миграционный поток немецкого населения в республику нарастал, и эмиграция имела преимущественно принудительный характер, связанный с депортацией немцев и представителей некоторых других народов в Казахстан. Только в 1936 г. в СевероКазахстанскую и Карагандинскую области было депортировано 63976 человек, из них 23% составили немцы [9]. В 1939 г. В республике проживало или находилось в лагерях 92000 немцев [10]. Это составляло 1,5% общей численности населения в Казахстане. Следует отметить, что подавляющее большинство интеллектуальной немецкой элиты не приняло революции: часть ее активно боролась против большевиков в составе белых армий, другие эмигрировали. Оставшиеся играли при новой власти маргинальную роль: многие из них чувствовали себя больше русскими, чем немцами. Тотальная депортация 1941 года, впрочем, показала, что власти смотрели на этот вопрос по - другому [6].

III. Депортации, лагеря принудительного типа, режим спецпоселений (1941 - 1955-е годы). Насильственная депортация народов в Казахстан - трагическая страница в истории немецкого этноса. 26 августа 1941 года СНК СССР и ЦК ВКП(б) приняли постановление «О переселении всех немцев из Республики, немцев Поволжья, Саратовской и Сталинградской области в другие края и области». В число других краев входили Сибирь и Казахстан. Операция была проведена жестко и энергично, всего за три недели. Общее число вывезенных из Республики немцев Поволжья в Сибирь и Казахстан - 365,5 тыс. человек, из них в Казахстан - 67,4 тысяч. С учетом уже вывезенных из Сталин-

градской и Саратовской областей общее количество достигло 438, 4 тыс. человек [11]. Органами МВД в период войны были взяты на учет в спецпереселения и немцы, обосновавшиеся в Казахстане десятки лет назад. На них был распространен режим, установленный для всех депортированных.

Анализируя психологические последствия этой беспрецедентной по своей жестокости политической акции, нельзя не отметить их двойственный характер. С одной стороны, ситуация тотальной дискриминации приводила к тому, что «этническая принадлежность индивида против его собственной воли и желания становилась чересчур значимой характеристикой его бытия и сознания, начинала определять его место в обществе, комплекс прав и обязанностей, а в его самоидентификации выходила на одно из первых мест» - синдром навязанной идентичности [2]. В то же время предпринимались все меры, чтобы народ за короткий период был лишен не только своей земли, но и языка, истории, культуры и родственных связей, чему немало способствовало дисперсное расселение немцев среди казахстанских сел. Немецкий писатель Г. Бельгер приводит в связи с этим устойчивое казахское сравнение: «разбросаны как кизяк в степи», а самой политике депортации дает не менее удачное определение - манкуртизация (по описанному в известном романе Ч. Айтматова изготовлению кочевыми племенами безропотных рабов) [8].Своеобразным проявлением этой двойной политики явилось и позволение немецким комсомольцам и коммунистам остаться членами соответствующих организаций. По мнению историка В.Э. Кригера [6], сложно было придумать более гротескную ситуацию: «.на фоне обвинений в шпионаже и потенциальной измене, высылке в восточные районы страны, физического и морального уничтожения собственного народа сидеть на партийных собраниях и слушать разглагольствования о ленинско-сталинской национальной политике, а потом проводить агитационно - пропагандистские мероприятия среди замордованных соотечественников».

Проводя ретроспективный клинический анализ психического состояния переселенцев в данный период, следует признать его полное соответствие аномическому варианту расстройства

адаптации с такими ведущими последствиями психосоциального стресса, как социальная отгороженность, отчужденность, астения, тревога, депрессия и апатико-гипобулические расстройства [12]. Достоверно точно, почти клинически очерчено описание судьбы одного из таких депортированных [8]: «Один наш дальний родственник поведал о том, как, вернувшись из Тру-дармии, долго искал свою семью. Жена его погибла в Трудар-мии, где-то за Полярным кругом. Дети остались беспризорными, и судьба их была неизвестна. После долгих поисков напал на след одного из своих сыновей - мальчишки лет десятиодиннадцати. Нашел его в одной деревни, возле чьего-то дома. Изможденный, высохший, грязный мальчик ковырялся пальцем в земле, извлекая оттуда прошлогодние, проросшие зерна и отправлял их в рот. Отец окликнул мальчика и остолбенел: это был живой скелет с глубоко запавшими белесыми застывшими глазами. В них не было ничего, кроме страха, боли и смертельной тоски. Отца, понятно, он не узнавал. Отогреть душу мальчика так и не удалось. Он вырос, окреп, стал хорошим животноводом, обзавелся семьей, растил своих детей, но душа его была убита в раннем детстве, преодолеть боль и унижения сиротства он был уже не в силах».

IV. Период относительной нормализации (1956 - 1986-е годы). Четвертая миграционная волна носила добровольновынужденный характер [7]. После окончания войны шло воссоединение немецких семей. Многие приехали с этой целью в Республику. С отменой спецпоселений значительное число депортированных и репрессированных немцев перебрались из Сибири и районов Крайнего Севера в Казахстан с его более мягким климатом. Среди верующих (к ним относилось абсолютное большинство немцев) было устойчивым мнение о том, что в Казахстане легче отправлять религиозные традиции и обряды. Перепись населения 1959 г. выявила в Казахстане 660 000 человек немецкой национальности. Они были расселены по всем областям и районам Республики и в большинстве населенных пунктов. Наибольшая часть приходилась все же на северные регионы. Депортированные из разных территорий СССР немцы жили теперь смешанно как между собой, так и с представителями

других народов. Практически не осталось чисто немецких сел дореволюционного типа, с однородным конфессиональным составом. В целом немцы составляли уже 7,1% общей численности населения Республики [13]. Констатируя последствия де-портационной политики, следует признать, что ссылка привела к духовному разрыву значительной части немецкого населения с так называемой советской моралью и образом жизни. Традиции протестантских общин, их автономность и самодостаточность в обрядовых и вероисповедальных вопросах, масса самодеятельных проповедников и толкователей Библии объясняют, по мнению В.Э. Кригера, высокую степень религиозности немцев [6]. Среди немецкого сообщества большое распространение получили различные апокалипсические воззрения, фатализм, уход из реальной жизни. Реальностью стало замыкание в семье, в узком кругу родственников или в религиозной общине. Обращаясь к уже упомянутой типологии психических нарушений вследствие психосоциального стресса [12], можно отметить чрезвычайную близость описанных особенностей ментальности к магифрени-ческому расстройству адаптации. Как известно, данный феномен определяется доминированием в мышлении сверхценных, а иногда и бредоподобных идей мистического, иррационального содержания, противоречащих современным научным представлениям и не свойственных данному обществу. В нашей ситуации этот тип адаптации можно рассматривать как своеобразную попытку этноса сохранить свою культурную идентичность в условиях сегрегационной политики СССР.

Для того чтобы лучше понять сепаратистскую направленность немецкого этноса, типичную для данного периода, необходимо сделать также небольшое отступление в историю [6]. В первые месяцы 1941 г. в результате стремительного продвижения германских войск, под оккупацией оказались около 300 тыс. немцев Украины. При отступлении они были вывезены на Запад и в 1944 г. приняты в немецкое гражданство. После разгрома гитлеровской Германии большинство из них было добровольнопринудительно репатреировано в СССР. Их, естественно, обманули и вернули не на малую родину, как обещали репатриаци-онные комиссии, а раскидали по всей стране. К первому августа

Ьий», только 8-10% немецкого населения владели нормативным немецким языком [7]. Любопытна оценка данной ситуации тогдашним посольством Германии в СССР. В феврале 1972 г. оно направило в Бонн сообщение «О культурном состоянии российских немцев», где был сделан вывод, что культура немцев Казахстана еще жива, однако этому серьезно препятствует недоверие Советского Союза. Высказывалась озабоченность односторонней ориентацией на ГДР и искусственным замалчиванием жизни в ФРГ [16].

V. Период массовой эмиграции в Германию - обретенияе независимости Республики Казахстан - настоящее время (19872006 годы). После вступления 1 января 1987 г. в силу закона «О преодолении последствий войны» начался лавинообразный процесс эмиграции в Германию. За первые три года действия нового положения разрешение на выезд из Казахстана получило 74775 чел., с 1990 по 1993 гг. - 320167 чел. [17]. Представляет интерес, что миграционный процесс шел на фоне уже завершающейся ассимиляции. Так, исследование бикультурных семей, проведенное европейским университетом Виардина (Франкфурт-на-Одере) и кафедрой немецкого языка Казахско-турецкого университета им. Ясауи (Шымкент) показало, что хотя подавляющее большинство опрошенных ощущало свое бикультурное как обогащение и хотело бы воспитывать своих детей в бикультурных семьях, более 50% информантов отрицательно ответили на вопрос: «Может ли иностранец при посещении Вашей квартиры узнать, к какой национальности вы принадлежите?». Данный ответ означал, что квартира имела «европейский дизайн». Несмотря на то, что 64% респондентов имели твердое намерение уехать в страну, где родились их предки, для 56% опрошенных понятие национальности было нерелевантным [18].

Обретение в 1991г. Республикой Казахстан статуса суверенного государства существенно повлияло на аккультурацион-ные стратегии немецкого меньшинства. Если до этого времени государственным языком в Казахстане был русский, которым владело абсолютное большинство малых этносов Республики, то переход на казахский язык был воспринят как очередное отчуждение от родной культуры [19]. Дальнейшее следование

традициям славянской культуры в сложившейся ситуации означало бы постепенный переход в маргинальное состояние и выбор сепаратистского пути аккультурации кажутся поэтому вполне естественными. Повышение оценки собственной этнической принадлежности, очевидно. связано также с распадом советской морали и соответствующим нарастанием привлекательности стран дальнего зарубежья.

Показательны результаты сравнительного социологического исследования этнических меньшинств, осуществленного в Казахстане в 1986 г. при поддержке фонда им. Ф. Эберта [20]. В немецком этносе, в отличие от корейского и уйгурского, было выявлено большее недовольство в удовлетворении своих прав на образование, свободу и личную неприкосновенность, а также прав на равную защиту законом, на труд и равную оплату за равный труд. Сепаратистская направленность немецкого меньшинства проявилась в их большей склонности апеллировать к своему культурному центру при возникновении этнических конфликтов, нежели к государственным органам власти. Соответственно этому прослеживается и отсутствие интереса к ассимиляции в казахскую культуру. Так, на вопрос: «Должны ли знать и изучать народы Казахстана казахский язык?» - ответили положительно только 52,8% немцев (в сравнении с 79,6% уйгуров и 72,8% корейцев). Обращает на себя внимание диссоциация ответов, касающихся межэтнических конфликтов. В частности, на вопрос: «Испытываете ли Вы или Ваша семья какое-либо ущемление по национальному признаку?» - выразили согласие 42,0% немцев, 35,3% уйгуров 19,1% корейцев. В то же время на вопрос: «Что Вы будете делать, если станете жертвой дискриминации по этническому признаку?» большая часть немецких информантов (34,2%) заявила, что промолчит и забудет (в сравнении с 25,4% корейцев и 24,6% уйгуров). Складывается впечатление, что эта «психологическая толерантность» обусловлена миграционной настроенностью информантов. И, действительно, на вопрос: «Если бы у Вас была возможность уехать из Казахстана, уехали бы вы?» 53,2% немцев и только 18,6% уйгуров и 16,7% корейцев ответило, что уехали бы, не задумываясь. Несмотря на это, чувство идентификации со своей этнической общностью было выражено меньше

всего именно у немецких респондентов - 21,8% (в противоположность 37,9% корейцев и 28,1% уйгуров). Косвенным подтверждением слабости этнического самосознания этих информантов является и преобладание ответов, в которых они определяли себя преимущественно как «члена своей семьи» - 56,5% немцев (против 42,5% уйгуров и 29,0% корейцев).

Несмотря на данные показатели, привлекательность Германии как исторической родины (или наиболее доступной экономически развитой страны дальнего зарубежья) продолжала стимулировать миграционные потоки и влиять на выбор этнической принадлежности. Из почти миллионной немецкой диаспоры, проживающей, согласно последней советской переписи населения в 1989 г. в Казахстане, до 80% выехало за пределы Республики. Согласно данным текущей статистики 1999 г., число оставшихся немцев составило примерно 150 тыс. человек [21]. Первая национальная перепись, произведенная в том же году, показала, что немецкое население составляет около 353 тыс. человек [22]. Несоответствие в данных можно предположительно объяснить тем, что граждане, имевшие отдаленное немецкое родство или родившиеся в межнациональных браках, ранее фиксировали в паспорте национальную принадлежность одного из родителей (родственников), но не немецкую [11]. Ныне они стремятся зафиксировать в идентификационных документах, а также данных переписи немецкую национальность, чтобы иметь возможность легального выезда в Германию.

На 1 января 2006 г. численность немцев в Казахстане составила около 228 тыс. человек. За последние 15 лет, по статистическим данным о демографическом состоянии населения Республики Казахстан, немцы переместились с третьего на пятое место. В последние годы темпы эмиграции заметно снизились. Отток составляет около 30 тыс. человек в год. Наметилась тенденция возвращения мигрантов из Германии в Казахстан. Только в 2005 г. было зарегистрировано 900 лиц, изъявивших желание вернуть казахстанское гражданство [23].

Таким образом, представленные данные свидетельствуют об очевидных трансформациях этнического самосознания в зависимости от конкретного исторического периода. Общественный

статус малой этнической группы влияет на индивидуальный выбор принадлежности к тому или иному этносу, что может находить свое отражение в показателях Государственной статистики. При проведении этнокультуральных психиатрических исследований малых народов необходимо ориентироваться, прежде всего, именно на социальные характеристики изучаемого этноса. В качестве наиболее важных социальных коррелятов психического здоровья следует рассматривать групповые и индивидуальные стратегии аккультурации.

Литература