Спросить
Войти
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
вопросы национализма 2016 № 1 (25)
публицист несостоявшегося русского флшизмл
Шульгин В.В. Россия, Украина, Европа: Избранные работы / Сост., авт. вступ. ст. и коммент. А.В. Репников. М.: Содружество «Посев», 2015. — 416 с.
Разумеется, если бы я не имел самомнений воображать, что обладаю хотя бы малой дозой "социального слуха", то я не писал бы по политическим вопросам. Когда мне докажут, что я слеп, как крот, я замолчу, как рыба. Всякий пишущий должен думать, что он что-то "слышит", иначе его публичные выступления ничем не оправдываемы1.
В современной ситуации вокруг Украины можно разглядеть, по меньшей мере, один положительный эффект — рост интереса к украинской истории и истории Юго-Западного, Новороссийского и Харьковского генерал-губернаторств, положению жителей этих земель в Российской империи и Советском Союзе, особенности сословной, религиозной, этнической идентификации (предписанной и автономной), появление переводов целого ряда известных (а в некоторых случаях — и успевших стать классическими) работ2 и спрос на оригинальные иссле222
Исследование выполнено в рамках работ по гранту Президента РФ №МК-5033.2015.6: «Формирование украинского национализма: между Польшей и Москвой (1840-1900-е гг.)».
К числу таких благих последствий несчастливой ситуации относится и вышедший в этом году трудами А.В. Репникова4 сборник избранцессе перевода меняющих заглавия — так, уже в первом издании русского перевода известной работы John^ Armstrong^ "Ukrainian Nationalism" (1st ed. — 1955, 2nd ed., rev. — 1980) появился отсутствующий в оригинале подзаголовок «Факты и расследования» (Пер. с англ. Ю.В. Бехтина. М.: Центрполи-граф, 2008) а при переиздании в 2014 г. поменялось и заглавие — теперь текст Дж. Армстронга называется «Истоки самостийного нацизма. К чему пришла Украина в XXI веке» (М.: Центрполиграф, 2014]. Замечательная, хотя и успевшая уже сильно устареть с конца 1950-х гг. работа Олега Федюшина
«Germany&s Drive to the East and the Ukrainian. 1917-1918» в переводе Л.А. Игоревского озаглавлена «Несостоявшаяся Украинская Держава. Планы германского Генерального штаба по аннексии Юга России. 1917-1918» (М.: Центрполиграф, 2014).
Собственно, стремлением сделать доступными заинтересованным читателям, как специалистам, так и просто любопытствующим, такого рода тексты и определялась стратегия составителя: в книгу вошли весьма разнородные тексты, начиная с избранных выступлений в Государственной думе5, избранных статей редактируемого им (вслед за отцом, В.Я. Шульгиным, и отчимом, Д.И. Пихно) «Киевлянина» 1917-1918 гг. и нескольких брошюр на разнородные темы, выпущенных им с 1918 по 1939 г.
Благодаря обстоятельствам жизни Шульгин занял в отечественном историческом сознании место, пожалуй, несколько большее, чем масштаб его собственного политического и литературного творчества. Из очевидных причин здесь и его литературный
ращался к В.В. Шульгину и посвятил ему целый ряд обстоятельных исследований и публикаций, из числа которых необходимо упомянуть: (1) Тюремная одиссея Василия Шульгина: Материалы следственного дела и дела заключенного / Сост., вступ. ст. В.Г. Макарова, А.В. Репникова, В.С. Христофорова; ком-мент. В.Г. Макарова, А.В. Репникова. М.: Русский путь, 2010; (2) Гребенкин И.Н, Репни-ков А.В. Василий Витальевич Шульгин // Вопросы истории. 2010. №5. С. 25-40. Многочисленный материал, относящийся к жизни и мысли В.В. Шульгина, содержится и в фундаментальном исследовании А.В. Репникова — «Консервативные модели российской государственности» (М.: Политическая энциклопедия, 2014. — См. по указателю имен).
избираем в Думу, будучи депутатом трех последних из четырех, созывавшихся до 1917 г., в том числе сумев пройти во II Думу, т.е. еще по старому, неблагоприятному для правых, избирательному закону.
дар6, и то, что именно он сам нередко становился центральным персонажем или «политико-лирическим наблюдателем» в своих текстах — но и, помимо значительного мемуарного и публицистического наследия, это огромная, почти столетняя жизнь (родившись в 1878 г., он умер в 1976), значительная часть которой прошла в Советском Союзе — сначала в качестве заключенного, а затем, с 1956 г., в не совсем ясном статусе лица, не имеющего советского гражданства — невероятного обломка Императорской России, ставшего гостем XXII съезда КПСС, единственного подлинного, среди дурного актерства и режиссерства, участника фильма «Перед судом истории», жителя провинциального Владимира, к которому тянулось паломничество советских интеллигентов, иногда готовых обличать от имени новообретенного монархизма за сыгранную Шульгиным роль в отречении Николая II. В том числе и благодаря этому его тексты о русской революции, Гражданской войне, эмигрантский взгляд на Советский Союз (как затем оказалось — внимательно отцензурированный ГПУ) — «Дни», «1920», «Три столицы» — выходят одними из первых, массовыми тиражами, становясь одним из ключевых, привычных элементов рассуждений о переломе 1910-1920-х гг., длящихся по сей день, когда сам первоисточник нередко оказывается подзабыт.
У книг есть своя судьба — и случайность здесь другое имя справедливости. Переизданные ныне брошюры — «Аншлусс и мы!» 1938 г., экстравагантно объединяющая реакцию на аншлюс Австрии и русско-украинский спор, «Нечто фантастическое» 1922 г. —
фантазия на тему «если б я был королем», завершающаяся сознанием: «я понял все.
Передо мною лежал ворох исписанной бумаги.
Ах, Боже мой!..
И все то, что мне казалось кипучей подготовительной деятельностью, все то, что было для меня реальностью, великим государственным делом, начавшимся облекаться в плоть и кровь, — все оказалось.
.бредом разгоряченного ума, стопой исписанных листов.» (с. 317) — все это и для самого Шульгина тексты «второго порядка», еще одна часть его многочисленной публицистики — а ведь у всякого многопишущего автора есть масса проходного, необязательного, очередного напоминания о своих излюбленных идеях (уже нашедших свое ясное изложение — или тех, которые найдут его в дальнейшем) или случайных реакциях.
Но то, что для широкой публики может не иметь особенного интереса (как не относятся, за редчайшими исключениями, к массовому чтению черновики самого известного романиста или переписка философа), то обладает большой ценностью для истории мысли. Ведь почти вся интеллектуальная продукция русской эмиграции — чистые «опыты мысли», не имеющие никаких шансов на практическое воплощение (хотя для самого Шульгина в первой половине 1920-х все было иначе — он жил надеждой на РОВС, вновь занимался конспиративной работой и т.д. — вплоть до «операции "Трест"», помимо других последствий лишившей Шульгина веры в свои силы и в право распоряжаться судьбами других людей).
тем любопытнее настойчивое возвращение к осмыслению фигуры Столыпина, которая в 1920-1930-е меняет свой ракурс — он теперь для Шульгина не только большой государственный деятель, последняя надежда Старой России, но и не распознанный современниками предвестник нового. В 1929 г. в одной из лучших по ясности и отчетливости изложения своих работ, «Что нам в них не нравится.», Шульгин писал:
«Ныне мы живем в век фашизма. Сейчас Государь, который хотел бы выполнить царево служение былых времен (то есть выловить из народа все творческое, отринув все разрушительное), должен быть персонально на высоте своего положения. Если же этого нет, то рядом с ним становится вождь, который, по существу, исполняет царские функции»7.
О ситуации 1905 г. и своем понимании происходящего Шульгин рассуждал так: «В ту пору еще не было ясно, что самая эта организация одряхлела, устала, требует какой-то существенной модификации. Казалось, что все еще прекрасно и во всяком случае может действовать. Никому в голову не приходило, что пора чистый монархизм менять на "фашизм", то есть рядом с монархом поставить "вождя", который восполнял бы "случайности рождения" (выражение Ключевского)»8.
Одним из постоянных оппонентов для Шульгина было украинское национальное движение — во всех его видах и ипостасях, выступая одновременно и семейным спором, поскольку, напомним, одним из ярких и известных эмигрантских украинских публицистов и общественных деятелей был Александр Шульгин, министр иностранных дел петлюровской Директории. На взгляд дяди «украинство» было отречением от «русскости» — понятия, качественно далекого от «московщи-ны», поскольку сама Российская империя мыслилась им как реализация соединения Северной и Южной Руси:
«<...> поэтому недаром Петр Великий, коему предстояло использовать великое дело своего отца (на7 Шульгин В.В. «Что нам в них не нравится.» С. 150.
правлявшего "Московию" с пути местно-московского на путь общерусский), недаром Петр Великий стремился найти новое гнездо для удвоившегося в своих возможностях народа. Москва для этого дела была тесна и провинциальна; она не могла импонировать русскости южной; ибо эта последняя традиционна, от времен Владимира и Ярослава, протягивала щупальца на Запад и тянула в себя завоевания культуры общечеловеческой. Из воссоединения двух братских племен, одинаково русских, но несколько разошедшихся в течение веков различной политической жизни, непременно должно родиться "нечто третье", что не было бы ни древний Киев, находившийся в состоянии упадка, но хранивший варяжские традиции русского западничества; ни Москва, набравшаяся силы, но носившая на глазах повязку из чисто московских, "сепаратистиче-ских" от остального мира предрассудков; это третье гениальным вожаком обоих русскостей, северной и южной, было найдено; и нарекли ему имя... Санкт-Петербург.
Петербург, утвержденный на болоте Петром, что значит Камень, получил гранитное основание; при помощи прозревших "москвичей" и наследственно зрячих "киевлян" он стал тем котлом, где великолепно, можно сказать "блистательно", варилась каша из двух воссоединившихся племен русского народа»9.
«Россия» для Шульгина выступала как союз Северной и Южной Руси, в результате их взаимодействия оказавшейся способной стать мировой державой — и борьба с украинским сепаратизмом оказывалась, в первую очередь, проповедью против разъединения, которое принесет вред всем сторонам: «Малороссия», нуждающаяся в автономии, «Великое Княжество Южнорусское», с областями Киевской, Харьковской и Одесской (с. 239) — это
все рассуждения о возможностях перестройки «России», нахождения новых форм государственного существования, но в рамках усилий, нацеленных на строительство, досоздание русской нации10. Полемизируя с украинскими публицистами уже в конце 1930-х, Шульгин слаб в исторической аргументации (как не особенно сильна и противная сторона), но в полемике с племянником выходит на принципиальный уровень, цитируя слова последнего: «<...> одну вещь надо хорошо запомнить: Украина желает быть независимой, и в этом основном вопросе она не уступит никогда никому» — и отвечая:
«Приятно говорить с людьми честными и образованными! После всяких фиоритур на тему о москалях укравших наше древнее имя, и обо всем прочем таком финно-уральском, они, наконец, говорят "русским языком" <...>.
С такой же определенностью, какая заставляет вас куда-то бежать от остального русского народа, мы хотим соединить единой нашу семью. Мы хотим сберечь единство как залог нашей национальной силы — во всех смыслах. <... >
Ибо и Север и Юг в раздельности слишком слабы для тех задач, которые перед ними поставила история. И только вместе, идя рука об руку, северяне и южане смогут выполнить свое обще мировое предназначение» (с. 237-239).
Впрочем, свой лучший текст о параде «самостийных» держав Шульгин написал еще в 1918 г. — небольшую газетную статью, начатую с ироничного сетования на напрасные рассуждения в предшествующих заметках о «монархии», так как теперь «все кругом монархисты» — и Донской атаман, и Украинская рада, и большевики. Все они настойчиво пишут и заискивают перед лицом Вильгельма II, просят его — как просит, например, Донской
атаман «"<... > Ваше Императорское Величество признать границу Всевели-кого Войска Донского в прежних географических и этнографических его размерах и помочь в разрешении спора между Украиной и Войском Донским из-за Таганрога и его округа в пользу Войска Донского, которое владеет Таганрогским округом более 500 лет и для которого Таганрогский округ является частью Тмутаракани, от которой и стало Войско Донское".
Вот в этих словах уже слышится нам что-то знакомое:
"Пожалуй, Царь-Батюшка, нас землицей, городом Таганрогом с околицей, потому, как мы здесь вековечные и отцы и деды наши тут пахали и перепахивали, так ты ужо, Царь-Батюшка Великий Государь, не оставь нас своей царской милостью".» (с. 154-155).
И далее, цитата за цитатой, вьет коллекцию верноподданных обращений к Государю, с просьбой землицей наделить или соседа усмирить — завершая утверждением одной лишь единственной разницей между своей позицией и позицией противников:
«Итак, нам кажется, мы доказали, что в Европейской России мы оказываемся все поголовно монархисты, по крайней мере, правители всех ново-создавшихся самостоятельных государств. И, по-видимому, спор идет только о том, какому монарху повиноваться.
Газета "Россия" утверждает, что русскому народу следует быть под русским монархом. А правители всех "самостоятельных государств", по-видимому, убеждены, что всем им надо быть под монархом германским.
Вот и вся разница» (с. 158).
Андрей Тесля
издательская группа «Скименъ» выпустила в свет книгу Константина Крылова «прогнать чертей»
Константин Крылов — признанный интеллектуальный лидер русского национального движения. Последовательный националист, радикальный критик российской политической и культурной реальности, продолжатель традиций классической публицистики — и блестящий мыслитель, чье творчество стало одним из самых ярких явлений интеллектуальной жизни России «нулевых».
В сборнике представлены тексты, посвященные общественно-политическим темам: начиная с устройства современного российского государства и кончая положением русского народа.
По вопросам распространения и приобретения: 8-964-551-49-54,
- kkrylov@mail.ru (Константин Крылов); 8-964-580-19-12, lasido@mail.ru
