Спросить
Войти
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
. . . . вопросы НАЦИОНАЛИЗМА 2017 № 1 (29)
Николай Никитин
Россия и Запад:
Опыт взаимоотношений в свете последних достижений нашей историографии
В коллективной монографии, подготовленной в Институте российской истории РАН, поставлена задача показать место и роль нашей страны в системах отношений, сложившихся между европейскими государствами, начиная с 70-х годов XVI в. по 1917 г., т.е. от Московского царства до Российской империи практически за весь период её существования1. Полагаю, что выход этого труда является знаковым событием в нашей историографии, отражающим наступление важного её этапа, в котором (хотелось бы надеяться) наконец произойдёт полный отказ как от идеализации, так и демонизации внешней политики России. Монография «От царства к империи...» очень близка к этому идеалу, ибо демонстрирует на редкость трезвый взгляд на историю международных отношений в XVI — начале XX в. и даёт их объективный и всесторонний анализ, заслуживающий самого пристального внимания исследователей.
Структура работы выглядит довольно стройной и логичной, полностью соответствуя названию книги, показывающей изменения международного статуса России под воздей1 От царства к империи. Россия в системах международных отношений. Вторая половина XVI — начало XX века. М.-СПб.: Институт российской истории РАН; Центр гуманитарных инициатив, 2015. — 440 с. Редколлегия: И.С. Рыбачёнок (отв. ред.), М.Ю. Анисимов (отв. секр.), Д.Б. Павлов, Г.А. Санин.
ствием причин как объективного, так и субъективно-личностного характера.
Первые две главы относятся к «допетровскому» периоду российской истории: в них рассматривается участие России в международных договорах 70-х — начала 80-х годов XVI в. и её место в Вестфальской системе 1648-1686 гг. Следующие три главы охватывают XVIII в.: они подводят итог деятельности московской дипломатии в XVII в., показывают роль российских дипломатов в формировании Утрехтско-Ништадтской системы в первой четверти столетия и её кризис, а также проблемы внешней политики России во второй половине XVIII в. Следующему столетию отведены тоже три главы: они посвящены исследованию Венской системы международных отношений 1815-1854 гг., определению места России в Крымской системе 1856-1877 гг. и в Берлинской системе 1878-1914 гг. Последняя, IX глава переносит читателя уже в ХХ в.: в ней рассматриваются союзнические отношения России в 1917 г. В «Предисловии» и «Послесловии» к книге дан общий обзор затрагиваемых в ней проблем с указанием на дискуссионность (нерешённость) некоторых из них и кратко подводится итог проведённой авторами работы.
Монография «От царства к империи» выгодно отличается как от коллективных обобщающих трудов (включая подготовленную в 1990-е гг. пятитомную «Историю внешней политики России»), так и от индивидуальных монографий по той же проблематике. В первых история международных отношений излагается слишком кратко и по этой причине нередко упрощённо. Вторые, как правило, сильно ограничены хронологическими и территориальными рамками и не дают достаточно полного представления о системе международных отношений и внешней политике России за столь широкий, как в рассматриваемом нами исследовании, период.
Авторами этого труда являются известные отечественные историки-«международники» М.Ю. Анисимов, А.В. Виноградов, Г.А. Гребенщикова,
A.В. Игнатьев, Е.Н. Кобзарева, Е.П. Кудрявцева, И.С. Рыбачёнок, Г.А. Санин,
B.М. Хевролина. В своей работе они исходили из испытанного временем постулата, согласно которому, изучая опыт прошлого, можно попытаться выявить и осмыслить закономерности процессов и основных тенденций в развитии международных отношений, и для решения поставленных задач привлекают весьма широкий круг источников (как опубликованных, так и извлечённых из архивов) и литературы — как отечественной, так и зарубежной. В работе использованы и давно устоявшиеся в историографии положения, и результаты самых последних изысканий. Авторы соглашаются с известным советским историком Б.Ф. Поршневым, относившим начало складывания системы международных отношений в Европе к более ранним периодам, чем середина XVIII в. (на чём настаивают некоторые исследователи), и вместе с тем рассматривают каждую из этих систем в динамике, прослеживая её эволюцию вплоть до распада.
Представленный во всех разделах монографии материал наглядно и детально показывает, насколько сложным и порой запутанным был расклад политических сил в Европе и в конце XVI, и в XVII, и в XVIII-XIX, и в начале XX столетий, с каким клубком противоречий и взаимоисключающих интересов и целей приходилось иметь дело российской дипломатии при отстаивании права своей страны на достойное место в нашем отнюдь не добром, а крайне жестоком, эгоистичном и корыстном мире. Успехи внешней политики России закономерно чередовались с явными провалами, и её неудачи исследуются в монографии особенно тщательно — с анализом причин как объективного, так и субъективного характера.
Как хорошо видно по первым двум главам, в середине XVI — в XVII в. геополитические интересы России и сопредельных стран были диаметрально противоположными, и получалось так, что все свои договорные отношения она вынуждена была заключать с враждебно настроенными соседями. На первом месте среди врагов России в это время неизменно оказывалась Речь Посполитая — главное препятствие на пути к достижению столь важной и приоритетной стратегической цели Московского государства, как возвращение западнорусских земель. Вторым по значимости противником России в то время была Швеция. Суть противоречий между ними была проста: Швеция стремилась превратить Балтику в своё внутреннее море и не допустить выхода русских к его побережью, Россия же, естественно, пыталась этот выход получить. Третьим геополитическим противником России являлось Крымское ханство, за спиной которого стояла могущественная Османская империя. В монографии показана вся сложность русско-крымских отношений, определявшаяся тем, что хотя главной целью заключения договоров с Бахчисараем Москва считала предотвращение татарских набегов на Русь, но русским дипломатам приходилось учитывать и претензии Крыма на вошедшие в состав России «мусульманские юрты» в Поволжье, и его крайне болезненную реакцию
на военно-политическое присутствие России на Северном Кавказе.
Решению стоящих перед Москвой внешнеполитических задач препятствовало и то обстоятельство, что ведущие европейские державы относились к России как к второстепенной отсталой стране, не считали её частью Европы, хотя были не прочь использовать «московитов» в своих геополитических интересах. В такой ситуации русской дипломатии было крайне трудно отстаивать перед своими визави однозначно выгодные для себя позиции, но причины её провалов, как явствует из рассматриваемой монографии, носили не только объективный характер. Авторами неоднократно отмечается, что для XVI-XVII вв. были характерны невысокая степень информированности Москвы о раскладе политических сил в мире, переоценка своих возможностей и недооценка военно-политического потенциала противника, преувеличение степени готовности европейских стран к заключению союзных договоров с Россией2. Поэтому неудачи московской дипломатии того времени были закономерны, и они касались не только крушения матримониальных планов русских государей, отказа в признании за ними царского титула или демонстративного унижения русской стороны на переговорах посредством игнорирования общепринятого дипломатического протокола, но и вещей более серьёзных. Так, полным крахом внешней политики России стали события, связанные с потерей ею практически всех завоеваний в Прибалтике в ходе поначалу победоносной Ливонской войны и последующего раздела Ливонского наследия. Что же касается успехов московской дипломатии XVI-XVII вв., то они были довольно скромными и выглядели скорее как компромиссы. А главным её достижением, пожалуй, следует считать значительный рост информированно2 См.: Там же. С. 78, 81, 86, 89, 95.
сти правящих кругов России в европейских делах к концу XVII в.
Как совершенно новый этап в истории внешней политики страны показана в монографии Петровская эпоха, ассоциируемая с выдающимися победами российского оружия и неотделимыми от них (и не менее значимыми) успехами российской дипломатии, едва поспевавшей за стремительным развитием событий на театре военных действий. Отсюда и результат. Если в начале правления Петра I отношение к России со стороны ведущих европейских государств было демонстративно пренебрежительным, а с началом Северной войны — откровенно враждебным, то с её завершением Россия стала одним из центров сложившейся к тому времени новой системы, пришедшей в конце концов на смену системе Вестфальской, крах которой, согласно высказанному в монографии мнению, ознаменовала не война за испанское наследство (как принято считать), а начавшаяся ранее Северная война3.
Грандиозным внешнеполитическим прорывом России в царствование Петра I было, конечно, кардинальное решение «Балтийского вопроса», обеспечившее ей после громких побед над Швецией столь желанный выход на морское побережье и превращение в морскую державу. Принципиально важные перемены за эти годы произошли и во взаимоотношениях с ранее самым главным врагом России — Речью Посполитой, которая не только перестала представлять угрозу для своего северного соседа, но и вынуждена была постоянно уступать ему.
В монографии хорошо показаны качественные сдвиги в деятельности российских дипломатов, рост их профессионализма, который, впрочем, не мог гарантировать внешнеполитический курс страны от серьёзных ошибок и неудач, тоже отмечаемых авторами4.
Самая известная из них привела к провалу на его южном направлении. Дипломатия Петра I не смогла предотвратить вступление Османской империи в войну с Россией, в результате чего, после авантюрного, по сути, Прутского (Дунайского) похода (который, правда, некоторые историки не склонны трактовать как поражение русской армии) Россия потеряла всё, что отвоевала у турок к 1700 г., лишилась выхода к Азовскому морю, вынуждена была отказаться от украинского Правобережья и участия в польских делах5.
В то же время её успехи на западноевропейском театре военных и дипломатических действий приводят авторов монографии к выводу о кардинальном изменении положения России в мире. Она вошла в «европейский концерт» на правах одного из ведущих государств, активно участвующих в формировании новой системы международных отношений. Бесспорным достижением российской дипломатии в этот период представлено Амстердамское соглашение с Францией в 1717 г., повлекшее за собой прекращение поддержки ею Швеции, с одной стороны, а с другой — признание Россией Утрехтского мирного договора, положившего конец войне за испанское наследство. К числу побед петровской дипломатии в монографии отнесён и провал английских планов по созданию антироссийской коалиции, а подлинным её триумфом, конечно же, признано заключение Ништадтского мирного договора со Швецией, приведшего к созданию уже не Утрехтской, а Утрехтско-Ништадтской системы международных отношений, которая, в отличие от фактически биполярной Вестфальской системы, была полицен-тричной, и «третьим полюсом» в ней стала Россия.
В этой связи в монографии вполне
закономерно ставится вопрос о становлении России как великой державы. Многие историки считают, что произошло это уже при Петре I, но по вполне обоснованному мнению М.Ю. Анисимова, «лишь при Елизавете Петровне Россия окончательно "вошла" в Европу как одна из великих держав, определяющих её будущее»6. Об истинном же отношении Европы к России в конце Петровской эпохи можно судить уже по такому факту: императорский титул Петра при его жизни так и не был признан большинством ведущих европейских стран (его признали лишь Пруссия, Голландия, Швеция, Дания и Венеция)7. И хотя ни один существенный вопрос европейской политики уже не решался без участия России, великие европейские державы всё ещё не считали её равным себе партнёром.
За признание и сохранение своего великодержавного статуса России пришлось бороться в течение всего XVIII столетия, используя как силу оружия, так и искусство дипломатии. И эта развернувшаяся уже в послепетровский период борьба также получила детальное освещение в работе. Перед Россией в области внешней политики до конца XVIII в. стояли три главные задачи: сохранение статус-кво на северо-западном направлении (т.е. отпор попыткам Швеции взять реванш); решение в свою пользу «польского вопроса», обострившегося ввиду всё более прогрессирующей деградации Речи Посполитой (т.е. стремление вернуть западноукраинские и запад-нобелорусские земли); обеспечение безопасности своих южных рубежей от перманентной угрозы со стороны Крыма и Турции. Ну а логика решения последней геополитической проблемы, уходившей корнями в XVI-XVII вв., неизбежно приводила к борьбе за выход страны к Черноморскому побере5 См.: Артамонов В.А. Дунайский поход Петра I в 1711 году: Русская армия в 1711 г. не была побеждена. М., 2011.
жью. И все эти задачи были Россией до конца XVIII в. успешно решены.
В монографии чётко определены основные этапы на пути их решения, тесно связанные с изменением положения России в мире: снижение внешнеполитической активности в первые годы после кончины Петра I; роль «наёмной державы», отстаивающей чужие интересы, в течение двух последующих десятилетий; и, наконец, решительное изменение ситуации, когда правители России поставили во главу угла «строгое сохранение её чести и достоинства», вследствие чего «ни одна пушка в Европе без нашего ведома выпалить не смела», и в сложившейся к тому времени «Петербургской системе» международных отношений именно Россия стала играть ключевую роль.
За семь десятилетий, прошедших после смерти Петра Великого, России пришлось неоднократно вступать в коалиции с другими государствами и участвовать в девяти военных кампаниях. Это война за польское наследство (1733-1735 гг.), за австрийское наследство (1740-1748 гг.), Семилетняя война (1756-1763 гг.), две Русско-шведские войны (1741-1743 гг. и 17881790 гг.), три Русско-турецкие войны (1736-1739, 1768-1774, 1787-1791 гг.), Персидский поход 1796 г. Практически постоянным союзником России в это время была Австрия, а главным противником — Турция (хотя один раз — на исходе столетия — они на короткое время оказались в одном, антифранцузском, лагере). Естественным союзником России являлась Дания. Временами в одной коалиции с Россией выступали Швеция, Франция и Пруссия, но гораздо чаще они находились в стане её врагов. Сложнее всего складывались отношения с Англией: от союзнических (и чуть ли не дружественных) они порой перерастали в столь враждебные, что страны оказывались на грани войны. Её, правда, России удавалось предотвращать с помощью дипломатии.
В монографии нашла отражение и такая особенность политики правящих кругов России, как великодушное отношение к поверженному противнику. Оно, впрочем, вообще было отличительной чертой русского национального характера, не раз отмечавшейся в том числе и иностранными наблюдателями8. Известно, сколько горя принесло России Крымское ханство, более двух столетий практически безнаказанно терзавшее её своими набегами, и желание жестоко отомстить старому непримиримому врагу было бы в такой ситуации вполне естественным. Но когда в 1776 г. на заседании двух коллегий — Военной и Иностранных дел — встал вопрос «что делать с крымцами», в ответ прозвучало: «Истребить их всех было бы бесчеловечно и постыдно. Татары те же люди...»9
Провалы и просчёты российского правительства во внешней политике в этот период, разумеется, тоже нашли отражение в монографии, а в качестве крупнейшей из них представлена «дипломатическая революция» Петра III, совершившего разворот в сторону Пруссии в 1762 г. и перечеркнувшего «все достижения елизаветинской дипломатии предшествующих лет»10. Совершенно нереалистическими выглядят некоторые внешнеполитические планы Екатерины II. Так, её «Греческий проект», предусматривавший захват турецкой столицы и воссоздание под эгидой России «Византийской державы», был явно неисполним — из-за позиции ведущих европейских государств, не желавших дальнейшего укрепления позиций России в мире11. И это было совершенно открыто продемонстрировано ими в следующем
столетии, не менее богатом на судьбоносные события.
В сложившейся после наполеоновских войн Венской системе международных отношений (датируемой в рецензируемой монографии 18151856 гг.) Россия некоторое время играла ведущую роль, правда, разделяя её с другой страной-победительницей — Великобританией. Но если позиция последней в Европе в течение всего XIX в. неуклонно укреплялась, то российское влияние, напротив, уменьшалось, завершившись практически полной международной изоляцией накануне Крымской войны 1853-1856 гг.
Излагая ход событий, приведших к такому финалу, авторы монографии подводят читателя к мысли о том, что главной причиной неудач России стали ошибки Петербурга в проведении внешнеполитического курса и что просчёты российской дипломатии коренились в самоуверенности, недальновидности и неверном анализе международной обстановки12. Это, разумеется, не означало, что весь почти 40-летний период существования Венской системы был для внешней политики России провальным — всё было сложнее. В составе созданного в сентябре 1815 г. по инициативе Александра I Священного союза, провозгласившего право (и даже обязанность) вмешиваться во внутренние дела других государств и явившегося, по словам Е.П. Кудрявцевой, «неким прообразом современной европейской интеграции»13, Россия наряду с Австрией и Пруссией поначалу довольно успешно противостояла росту революционного движения в Европе. Установленный благодаря усилиям России новый мировой порядок способствовал стабилизации общей политической обстановки в Европе, обеспечивал ей мир в течение
целых 40 лет. Вместе с тем, как отмечается в рецензируемом исследовании, для самой России участие в деятельности Священного союза имело в целом негативные последствия, поскольку сдерживало реализацию собственных геополитических задач14.
Самая значимая из них была связана с «Восточным вопросом», имевшим для России как причерноморской державы первостепенное значение. Но во время греко-турецкого конфликта начала 1820-х гг. «Россия в очередной раз была вынуждена отступить, подчиняя свои интересы "коллективным" решениям и иллюзорному "единству Европы", оказавшись в плену собственных политических построений»15. И даже высшее достижение петербургской дипломатии в отношениях с Османской империей — заключённый в 1833 г. Ункяр-Искелессийский договор, предоставивший России исключительные права в Проливах, было под давлением западных держав принесено в жертву «европейскому согласию». Петербург фактически отказался от завоёванных в Турции позиций, а наибольшие выгоды от этого получили Англия и Франция, которые, хоть и находились в постоянном соперничестве друг с другом, но, как верно подмечено в монографии, быстро находили «общий язык, когда речь заходила о противостоянии с Россией»16.
Её шаги навстречу своим европейским партнёрам, расходящиеся с собственными интересами, порой вызывали у них удивление, но отнюдь не чувство благодарности, на которое, видимо, наивно рассчитывал Петербург, жертвуя интересами своей страны во имя «общеевропейского единства» или помогая монархам отдельных стран удержаться у власти во время революций в надежде хотя бы на дружественный нейтралитет или моральную под12 Там же. С. 292.
держку в будущих противостояниях с другими державами. В своём стремлении не допустить укрепления позиций России в мире западноевропейские государства при всех своих разногласиях были на редкость единодушны17.
Не обойдён в работе ещё один момент, важный для понимания международного положения России в середине XIX в. Как известно, Крымской войне, которая в рецензируемой монографии характеризуется как «Первая мировая война XIX столетия», произошедшая в результате «кризиса всей Венской системы»18, предшествовал спор о «Святых местах». Он был спровоцирован уступкой турецкого султана требованию Франции передать преимущественное право распоряжаться ими католическому духовенству и традиционно рассматривался в историографии лишь в качестве повода к русско-турецкой войне. Е.П. Кудрявцева (автор главы о Венской системе) не считает возможным трактовать этот спор «лишь как второстепенный фактор международных разногласий» и полагает, что «уступить в вопросе о Святых местах означало признать капитуляцию православия перед католицизмом, чего Россия. допустить не могла». И утрата ею права покровительства над православным населением Османской империи «одновременно означала и потерю политического влияния в регионе, и дискредитацию всей её внешнеполитической доктрины в целом»19. Это заключение трудно оспорить.
Крымская система международных отношений, сформировавшая после геостратегического поражения России от возглавленного Англией альянса европейских государств и Турции, датируется в рецензируемой монографии 1856-1877 гг. и ассоциируется с утратой Россией важнейших завоеваний
предшествующего периода, падением её престижа (в том числе потерей права покровительства христианским народам Османской империи), с отстранением от активного участия в европейских делах. Особенно болезненным для страны, ещё не утратившей статуса великой державы, было запрещение иметь военный флот и укрепления на Чёрном море, лишавшее её южные рубежи действенной защиты. Добиться отмены этого запрета стало первостепенной задачей российской дипломатии на пути к достижению главной цели — восстановить былую роль своей страны в мире.
В поисках выхода из создавшегося положения Россия стремилась использовать противоречия между ведущими европейскими странами, а противоречия эти с разрушением системы сдер-жек и противовесов после исключения России из «концерта» мировых держав лишь усиливались и грозили новыми войнами. Однако возможности для лавирования и создания временных союзов у петербургской дипломатии поначалу были невелики. Как отмечается в монографии, в своём соперничестве политики европейских держав «использовали сходные средства — ложь, обман, отказ от ранее принятых обязательств, двойные стандарты», но при всех своих разногласиях по-прежнему сплачивались, когда речь заходила о России, сразу же обвиняя её в агрессивных намерениях и стремясь не допустить её влияния на европейские дела. Русофобия, господствовавшая в общественном мнении Европы в годы Крымской войны, после её окончания лишь усиливалась и всякого рода антироссийские санкции по-прежнему широко применялись. Причём главным и наиболее последовательным противником России всё это время оставалась Великобритания20.
В таких условиях в Петербурге сочли за благо укрепить свои позиции на
Востоке, итогом чего явилось завоевание Средней Азии и присоединение к России приамурских земель, остановившее проникновение в этот регион европейских держав и в первую очередь — той же Англии. Победоносно завершилась для России и Кавказская война, несмотря на фактически открытую поддержку Великобританией горцев Шамиля и постоянно нагнетаемую антирусскую истерию в английской прессе. И в конечном итоге, как отмечается в монографии «От царства к империи», «азиатская политика России заставляла считаться с ней и давала определённый козырь в руки российской дипломатии»21. Как её успех рассматривается в работе и поддержка Россией США в 1860-х гг. — с целью получить ещё один противовес Англии и Франции22.
В феврале 1859 г., заключив соглашение с Францией, Россия вышла из международной изоляции, но союз двух держав продолжался недолго. Явное стремление Наполеона III к гегемонии в Европе и поддержка Францией (как и большинством других европейских стран) польского восстания заставили Россию сделать ставку уже на Пруссию, ибо объединение германских государств, являвшееся главной целью канцлера Бисмарка, было невозможно без развала Крымской системы, что совпадало и с российскими интере-сами23. Дружественный нейтралитет России позволил Пруссии разгромить Францию в 1870 г. и затем объединить Германию, а благодаря поддержке Пруссии осенью того же года Россия смогла объявить об отказе от обязательств не держать свой флот на Чёрном море, с чем европейские державы, несмотря на крайнее недовольство Англии, вынуждены были согласиться.
Однако, отмечается в монографии, восстановить свою былую роль в Европе России не удалось, как не удалось ей реализовать свои планы на Балканском полуострове, нацеленные на создание там независимых христианских государств, с помощью которых можно было бы установить свой контроль над Черноморскими проливами24.
Не помог реализации этих планов и Союз трёх императоров — российского, германского и австро-венгерского, созданный в 1873 г. и единый лишь в своём стремлении бороться с революционным движением. Союзники не собирались способствовать усилению позиций России в Балканском регионе, а лишь стремились использовать эти её стремления для расширения собственных территорий и сфер влияния. Поэтому вполне предсказуемым было поведение Германии и Австро-Венгрии на Берлинском конгрессе, созванном по инициативе ведущих европейских держав для пересмотра итогов Русско-турецкой войны 1877-1878 гг. Союзники предали Россию, и она, снова очутившись в изоляции, вынуждена была отказаться от ряда важнейших положений Сан-Стефанского мирного договора с Турцией. Плодами побед русского оружия воспользовались Англия и Австро-Венгрия, в Османской империи возросло влияние Германии, а проведённое в соответствии с Берлинским трактатом территориально-политическое размежевание на Балканах стало «миной замедленного действия», провоцируя новые кризисы и войны25.
В монографии подчёркивается, что Россия вынуждена была пойти на крупные уступки партнёрам на переговорах, учитывая огромные людские потери в победоносно закончившейся войне, общее состояние своей армии и финансовой системы, а также начинавшийся подъём революционного движения в стране26. Но для более пол21 Там же. С. 310.
ного представления об условиях работы российских дипломатов следовало бы, наверное, указать ещё раз на одно обстоятельство: общественное мнение Западной Европы, ещё с 1830-х годов склонявшееся к русофобии, во время Русско-турецкой войны было практически целиком на стороне Османской империи. Европейские газеты (особенно английские) обычно «не замечали» зверств турок по отношению к христианскому населению Балкан, постоянно обвиняли в агрессивности Россию и за полстолетия весьма преуспели в формировании у западноевропейского обывателя её крайне негативного об-лика27.
Общий итог внешнеполитической деятельности Петербурга в период существования Крымской системы получил в рецензируемой монографии неоднозначную оценку: «успехи российской дипломатии чередовались с явными неудачами». В числе же главных её заслуг названо «решение ряда важнейших задач мирными средствами, без втягивания в европейскую войну». В этой связи высоко оценивается роль канцлера А.М. Горчакова, «отлично учитывавшего быстро менявшуюся ситуацию в Европе», а его неудачи объясняются тем, что в последней четверти XIX в. развитие международных отношений приобрело крайне динамичный и сложный характер, а российской дипломатии в это время приходилось иметь дело с партнёрами более агрессивными и решительными, чем дипломаты предшествующего пе-риода28.
Политика европейских держав в период существования следующей — Берлинской — системы, приведшей
непосредственно к Первой мировой войне, показана в монографии как ещё более жёсткая, а комплекс взаимосвязанных проблем, стоявших тогда перед Россией определяется следующим образом: «.укрепить влияние в балканских государствах; наладить отношения с Турцией; поддерживать установленный международными трактатами режим Черноморских проливов в противовес его английской версии; обеспечить рубежи владений в Центральной Азии и противодействовать там английской экспансии; упрочить границы на Дальнем Востоке, сохраняя мирные отношения с соседями»29.
В ходе реализации этих планов в 1887 г. был подписан протокол о российско-афганской границе, предотвративший дальнейшее разрастание конфликта с Англией на крайне чувствительном для неё «Индийском направлении». В 1884 г. был заключён русско-корейский договор о дружбе, позволивший России потеснить в дальневосточном регионе позиции ведущих мировых держав. В 1886 г. в соответствии с Хунчунгским протоколом было завершено уточнение границы с Китаем. Однако общий итог дальневосточной политики России оказался для неё печальным. Русско-японское соперничество в Корее и Северо-Восточном Китае привело к войне 1904-1905 гг., закончившейся для России позорным поражением, потерей Южного Сахалина, утратой влияния в Корее и Маньчжурии (перешедших под контроль Японии), падением международного престижа.
Причинами поражения России, как известно, являлись не только её неподготовленность к войне, недооценка противника, бездарное командование и действия «пятой колонны», вылившиеся в революцию: большую роль сыграла также помощь Японии со стороны западных держав, прежде всего
США и Англии, считавших Россию более опасным соперником. И это было их роковой геостратегической ошибкой, почему-то не отмеченной в рецензируемой монографии.
Ведь последствия Русско-японской войны не ограничивались её непосредственными результатами и сферой «материальных» интересов: впервые в истории Нового времени азиатское государство нанесло крупное военное поражение одной из ведущих европейских держав. Это событие совпало с начавшейся эпохой «пробуждения Азии» и потому получило огромный резонанс в азиатских странах, способствуя бурному росту в них национально-освободительного и антиколониального движения, крепко ударившего по интересам Запада, а в самой Японии, уверовавшей в собственную несокрушимость, привело к дальнейшему росту шовинизма и милитаризма, вылившегося в конце концов в Пёрл-Харбор и широкомасштабную, крайне тяжёлую для США и Великобритании войну на Тихом океане в 1941-1945 гг. Весьма поучительный пример того, к чему может привести близорукая антироссийская политика, и на него стоило бы обратить внимание читателя.
На европейском и ближневосточном «театрах дипломатических действий» успехи России показаны также как более чем скромные. Они многократно уступали неудачам, в числе причин которых названы промахи «личной дипломатии» Николая II (во время его поездки по Европе), наивность и недальновидность министра иностранных дел А.П. Извольского, надеявшегося в частности «договориться» с европейскими державами и «мирно решить вопрос о Проливах», переоценка Россией своего влияния на балканские страны, освобождённые ею от османского ига, но тут же вступившие в ожесточённое противоборство друг с другом, и т.д.30 Однако главным препятствием на пути достижения Россией своих геостратегических целей, как вытекает из всего содержания восьмой главы монографии, по-прежнему являлась консолидированная позиция западноевропейских держав, стремящихся не допустить усиления российского влияния в мире, и постоянная угроза повторения ситуации, приведшей к Крымской войне.
Отсюда вполне закономерными выглядят и «дипломатическая Цусима» во время Боснийского кризиса 19081909 гг., и неудачи попыток примирить Болгарию с Сербией, и в целом нежизнеспособность созданного под эгидой России Балканского союза, и провал попыток добиться автономии Турецкой Армении, и дальнейшее укрепление позиций Австрии на Балканах, а Германии — в Турции, и т.д.31.
В монографии нашли достаточно полное отражение как сложность Берлинской системы международных отношений, так и её неуклонное разрушение в ходе последовательно сменявших друг друга кризисов, включая Балканские войны 1912-1913 гг., ставшие прелюдией Мировой войны, готовившейся ведущими европейскими державами с конца XIX в. и ставшей реальностью после июльского кризиса 1914 г. Изложение и трактовка в рассматриваемой работе всех этих событий показывает, что Россия в ходе их чаще проигрывала, чем выигрывала, так что в конце концов постоянно менявшаяся расстановка политических сил в мире привела её в один лагерь с Францией и Англией.
В годы Первой мировой войны число союзников у них существенно возросло, в чём, как отмечается в монографии, преуспела и российская дипломатия, «проявляя гибкость и готовность к компромиссам»32. Против блока возглавляемых Германией Центральных держав выступили Япония,
Италия, Румыния, США, Китай и ряд мелких азиатских и латиноамериканских государств, но согласованность их военных усилий всегда заставляла желать лучшего, и более всего от этого, как видно по рецензируемой работе, страдала Россия, чему даётся простое и убедительное объяснение: «Наряду с единством главной цели — ликвидации угрозы германской гегемонии — между Лондоном, Парижем и Петербургом существовали серьезные расхождения», ибо союзники больше всего опасались «чрезмерного усиления России в результате победы»33.
Это особенно наглядно было продемонстрировано в традиционно важном для России вопросе о Черноморских проливах, установление контроля над которыми явилось для неё одной из главных целей вступления в Мировую войну. В Петербурге ещё до Февральской революции отдавали себе отчёт в том, что «если не захватить Проливы раньше окончания войны, то получить их не удастся из-за противодействия союзных держав»34. Но по мере падения боеспособности российской армии и нарастания разрухи в стране правительство корректировало свою позицию и по Проливам. И если после февраля 1917 г. министр иностранных дел П.Н. Милюков, пытаясь придать идее их аннексии новое звучание, ещё категорически отвергал предложения союзников об отказе от притязаний на Проливы, то его преемники уже рассчитывали лишь на «обеспечение свободы сношений России с южными морями, основанной не на приобретении Константинополя и Проливов, а на договорах»35.
К концу 1917 г. всё более отчётливо стала проявляться тенденция к полному игнорированию союзниками интересов России, к ведению ими переговоров и заключению соглашений за
её спиной. В монографии отмечены случаи бездействия союзников при нанесении Германией ударов на Восточном фронте и вместе с тем требования к России поддерживать военными действиями их собственные наступления, сворачивание военных заказов, поставок оборудования и сырья, стремление взять ситуацию в стране под свой контроль, что обычно практиковалось по отношению к слабым и зависимым государствам.
В этой связи военные неудачи России выглядят вполне закономерными, но не менее закономерен и другой вопрос: кто в стране активно содействовал разложению армии? В монографии он обойдён. Но зато в ней присутствует традиционный для советской историографии тезис, что «война до победного конца» отвечала лишь «стремлениям правящих классов»36. Это утверждение, однако, находится в полном противоречии со всем содержанием монографии, однозначно свидетельствующим, что победы в масштабных военных противостояниях всегда отвечали интересам всего российского общества. Другой вопрос, была ли в данном случае победа в принципе достижима. Вступление России в Мировую войну, конечно же, являлось крупной гео
