Спросить
Войти
ные с идеей формы, движения и естественного порядка, заложенного Создателем, которому подчиняется душа человека, уподобленная сфере. Но в истинном геометрическом центре эллипса Донн помещает Бога Сына. Таким образом, указывает И. Лисович, поэт переносит естественно-научный дискурс в пространство духовного и говорит о проблеме личного спасения в свете новых открытий человеческого ума.
Теория У. Гилберта о том, что Земля и другие планеты обладают особой формой души или силой - магнетизмом, который позволяет сохранять мировой порядок и порождать живых существ, населяющих их, легла в основу поэтической образности пьесы Бена Джонсона «Магнетическая Леди», но в собственной интерпретации драматурга. Джонсон в пьесе соединяет концепцию магнетизма со своей трактовкой комедийных типажей. Он уподобляет взаимоотношения между мужчинами и женщинами механике гильбертов-ского магнетизма и одновременно отрицает ее, показывая, что его героями руководит не любовь, а стремление к власти и деньгам.
З.Ю. Метлицкая
HILL K. Baptism, brotherhood and belief in reformation Germany: Anabaptism and lutheranism, 1525-1585. - Oxford: Oxford univ. press, 2015. - 267 p.
В монографии Кэт Хилл, д-ра наук, специалиста по раннему Новому времени (Университет Восточной Англии), рассматриваются различные аспекты истории анабаптизма в центральной Германии. Материалом для исследования послужили документы судебных процессов, многие из которых закончились покаянием и отречением обвиняемых. Многочисленные отступничества, которые являются характерной особенностью анабаптизма в данном регионе, по мнению К. Хилл, не свидетельствуют о слабости движения; отнюдь не всегда публичное отречение означало истинный отказ от анабаптистских идей. Скорее, конформизм отражает региональную специфику: в центральной Германии не было ни признанных религиозных лидеров, ни сплоченных общин, базировавшихся в крупных городах, анабаптистские группы были разъединены географически и аморфны по составу, они зачастую включали в себя и тех, кто симпатизировал движению, но не участвовал в анабаптистских ритуалах. Эти особенности, указывает автор, позволяют изучить на данном материале некоторые аспекты истории анабаптизма, которые обычно ускользают от внимания историков, занятых исследованием деятельности и воззрений религиозных лидеров и социально-политической подоплеки движения. В отличие от сторонников традиционного подхода, К. Хилл рассматривает анабаптизм как явление, возникшее в определенном религиозно-культурном контексте и отражающее реакцию общества на теологические идеи и богослужебные практики лютеранства. Ее интересуют в большей мере представления рядовых участников движения, порой существенно отличающиеся от тех доктрин, которые провозглашали его теоретики.
Монография состоит из введения, шести глав и заключения. В первой главе («Быть анабаптистом в центральной Германии») рассматриваются особенности политической и религиозной ситуации в землях Веттинов1, повлиявшие на характер анабаптистского движения в этой области. Для центральной Германии, указывает исследовательница, характерны отсутствие крупных городских центров и общая неопределенность границ, разделяющих сферы юрисдикции местных духовных и светских властителей. Вследствие этого, а также вследствие того, что в саксонских городах господствовали либо сторонники епископа Альбрехта Майнцского, либо лютеране, в данном регионе не возникло сплоченных городских групп анабаптистов, прочно вписанных в городской культурный и интеллектуальный «ландшафт», которые мы обнаруживаем в других местностях. Анабаптисты в центральной Германии не объединялись вокруг лидеров. Они представляли собой достаточно аморфные группы без четкой структуры и с меняющимся составом. Географически плохо локализованные, они существовали и расширялись за счет личных связей внутри местного сообщества. Ана1 Княжеская династия, правившая в средненемецких землях, в частности в Саксонии и Тюрингии. После 1485 г. династия разделилась на две ветви - эрне-стинскую и альбертинскую. - Прим. реф.
баптисты, указывает К. Хилл, умело пользовались неопределенностью границ, постоянно перемещаясь между территориями с разной юрисдикцией и развивая свою деятельность в приграничных областях. Путешествовали не только проповедники, но и рядовые верующие. Эти особенности, подчеркивает исследовательница, способствовали выживанию движения; аресты проповедников не приводили к исчезновению сообщества, а отрекшиеся, вернувшись в свое окружение, продолжали существовать внутри группы и распространять анабаптистские идеи.
Глава вторая («Память о Крестьянской войне») посвящена проблеме связи анабаптизма в центральной Германии с событиями, личностями и идеями, относящимися в периоду Крестьянской войны (1524-1525). Исследовательница показывает, что религиозная идентичность анабаптистов формировалась в контексте опыта Крестьянской войны с ее апокалиптическими ожиданиями и харизматическими лидерами, но не была прямым продолжением идеологии этого периода. Анабаптисты хранили память о войне, но эта память была организована определенным образом, в соответствии с нуждами движения: какие-то места, люди и слова становились «центрами» этой памяти, а каки-то - забывались.
В главах третьей («Вера в крещенье») и четвертой («Поглощение Христа») К. Хилл переходит от социальных к теологическим аспектам движения, но рассматривает их не на уровне теологических трактатов, а в перспективе повседневных практик благочестия. В большинстве случаев, как показывает исследовательница, эти практики представляли собой ответ на «новшества», привнесенные в традиционную религию лютеранством. Автор начинает с обзора бытовых представлений о содержании обряда крещенья младенцев в средневековом католицизме. В средневековой Европе, отмечает К. Хилл, обряд крещенья, совершаемый над ребенком, предназначался скорее для взрослых его участников. Крещенье означало одновременно очищение, экзорцизм, имянаречение и принятие в христианскую общину. В том случае, если младенец оставался жить дальше, оно знаменовало переход из небытия в жизнь, а если умирал - обряд смягчал горе родителей, помогая им сохранить память об умершем. Лютеране попытались очистить обряд крещенья от всех внешних церемоний, хотя и сохранили такую его составляющую, как экзорцизм. По их представлениям, крещенье представляло собой «второе рожденье» в буквальном смысле этого слова, т.е. изменение человеческой природы по божественной благодати. Однако при этом, по их мнению, крещенье не гарантировало спасенье, а младенцы, умершие некрещеными, были обречены на вечную погибель, поскольку лютеранство отрицало любые формы «посмертного» заступничества. Рядовые анабаптисты на допросах отвергали католический обряд крещенья как «магический», как нечто, подобное надеванию оберега; по их мнению, такого рода действия скорее могли привлечь демонов, нежели отпугнуть их. В полемике с лютеранскими воззрениями они утверждали, что младенцы не запятнаны грехом (поскольку грех - это нечто совершаемое сознательно), и потому нет никакой нужды спасать их от дьявола. Если же ребенок умирает, это происходит по воле бога, и пытаться какими-то мерами сохранить ему жизнь - это вмешательство в божественный замысел. Крещенье же взрослых для них означало отделение от грешного мира, переход от неправедности к праведности и вступление в общину верующих. К. Хилл отмечает, однако, что традиции и социальные практики, связанные с крещеньем младенцев, в частности выбор и приглашение крестных, становившихся в итоге свойственниками родителей, были слишком важны для существования в обществе, и многие анабаптисты со временем возвращались к этому обряду.
В четвертой главе исследовательница анализирует сложный комплекс представлений, отражавших понимание анабаптистами евхаристии. Анабаптистские теоретики, указывает она, отрицали реальное присутствие Христа в евхаристии на том основании, что он, находясь «одесную отца», не может присутствовать в двух местах одновременно. Вслед за Карлштадтом1 и Эразмом Роттердамским они утверждали, что чаша символизирует Новый Завет, скрепленный кровью Христа, а хлеб - клятву верных стоять за Христа и хранить братскую любовь. При этом большинство рядовых анабаптистов, судя по материалам допросов, выдвигали в качестве главного возражения против католического и лютеранского понимания евхаристии принципиальную невозможность для материального
вместить божественное. Сама идея соединения с Христом путем «поглощения» - реального или духовного - вызывала у них отторжение. Интересно, что при этом они - в отличие от Карлштадта и других радикальных протестантских мыслителей - не отрицали саму идею телесного присутствия Христа в мире и настаивали на том, что соединение с его телом и кровью возможно через страдание. Взамен «поглощения» они предлагали спасительную материальную связь, созданную распятием. Таким образом, подчеркивает К. Хилл, их идеи можно охарактеризовать, с одной стороны, как очень радикальные, поскольку они полностью разделяли «причастие» и обряд поглощения хлеба и вина, с другой - как очень традиционные, поскольку в основе их представлений лежала католическая идея мистического тела и жертвенной крови.
В пятой главе («Братья и сестры») анализируется центральная для анабаптистов идея братской и сестринской любви, из которой вытекало их восприятие секса, брака и гендера. В силу того что анабаптисты центральной Германии не опирались при создании своих сообществ на традиционные институализированные общественные связи, для них крайне важны были «неформальные» отношения между лицами разного пола и возраста, не связанными родством или свойством. Переопределяя гендерные роли, указывает К. Хилл, они исходили не из идей, а из опыта повседневной жизни в своем сообществе, из общих прагматических стратегий выживания и взаимопомощи. В результате, считает исследовательница, анабаптисты создали модель семейной и общинной жизни, радикально отличавшуюся от лютеранского патриархального идеала. По мнению автора, едва ли можно утверждать, что эта модель обеспечивала равноправие мужчин и женщин, но риторика «брат-ско-сестринских связей» неизбежно приводила к переосмыслению гендерных отношений. Гендер переставал быть иерархической категорией в сообществах «духовных родичей», которые объединяли верующих разного пола, возраста, социального статуса и происхождения, в том числе и тех, кто не принял анабаптистского крещенья и не участвовал в «трапезе Господней», но так или иначе был связан с членами общины.
Глава шестая («Случай Ганса Тона») посвящена исследованию стратегий, которые использовали анабаптисты во взаимодействиях с внешним миром, в первую очередь - с местным сообществом. Она содержит детальный анализ материалов одного из последних процессов над анабаптистами в Тюрингии, записи которого до нас дошли, - процесса пастуха Ганса Тона. Как заключает К. Хилл, большинство анабаптистов в центральной Германии пытались сохранить верность движению, но при этом не отделяться полностью от местного сообщества. В своих попытках остаться незамеченными и при этом не поступаться принципами они использовали разные стратегии, как «негативные» (стремление избежать в разговорах обсуждения определенных тем; уклонение от ситуаций, требующих нарушения предписаний их веры, например, принесения клятвы), так и «позитивные» (посещение проповедей в церкви, погребение родичей в освещенной земле). По мнению исследовательницы, анабаптисты центральной Германии, в отличие от своих единоверцев в других регионах, не стремились к изоляции или мученической смерти, предпочитая роль «чужих своих».
З.Ю. Метлицкая
ИСТОРИЯ РОССИИ, СССР И ГОСУДАРСТВ ПОСТСОВЕТСКОГО ПРОСТРАНСТВА
В своей монографии Александр Мартин - специалист по истории Российской империи, профессор Университета Нотр-Дам (штат Индиана, США), показывает, как Москва сначала подверглась разносторонней модернизации, превратившись в современный европейский город, а затем пережила катастрофический пожар 1812 г. и стагнацию николаевского царствования. Автор рассказывает о том, как развивался метрополис1, как изменялись представ-
