УДК 94(470)"20&" ; 271.2
Зинчук Сергей Михайлович
Костромской государственный университет zinchuk_sergej@mail.ru
ХРУЩЕВСКАЯ АНТИРЕЛИГИОЗНАЯ КАМПАНИЯ 1954-1964 ГГ.: ПРАКТИЧЕСКАЯ РЕАЛИЗАЦИЯ И РЕЗУЛЬТАТЫ
Статья раскрывает инструментальный комплекс хрущевских гонений в процессе принятия государственными структурами специальных нормативно-правовых актов, ущемлявших права верующих, реализации широкого спектра экономических санкций, направленного на подрыв хозяйственной базы Русской православной церкви (далее -РПЦ), проведения антирелигиозной пропаганды, в том числе с активным участием людей, открыто порвавших с религией. Все это было направлено, прежде всего, на советскую молодежь и предполагало широкое использование административного ресурса для давления на духовенство и мирян. Вместе с тем в условиях относительного ослабления тоталитарного режима как результата развенчания культа личности И.В. Сталина и политики «оттепели» верующие имели возможность правовыми методами защищать свои религиозные права, тогда как в 20-30-е гг. ХХ в. государство использовало против духовенства и мирян неприкрытое насилие. Очевидно, что Н.С. Хрущёву приходилось учитывать возросшую роль РПЦ в советском обществе после Великой Отечественной войны и частичное потепление в государственно-церковных отношениях в 1940-х - начале 1950-х гг., однако, несмотря на все мероприятия антирелигиозной кампании, она потерпела неудачу. Такой итог объяснялся неэффективностью методов её реализации, их недостаточной продуманностью при использовании против верующих.
Исторический опыт показывает важность го сударственно -церковного компромис -са для каждого общества в любой период его развития. В связи с этим возрастает актуальность исследования взаимоотношений Церкви и государства в советский период, когда гонения на верующих были частью официальной политики правящей коммунистической партии. И вопреки имеющимся государственным ресурсам, настойчивости и последовательной реализации антицерковной политики, постоянному давлению на священнослужителей и мирян, ее результативность была далека от планируемого уничтожения религии и церкви. Вопрос о причинах провала и неэффективности различных антирелигиозных кампаний и уникальной, мистической жизнеспособности Церкви, способной выстоять даже в тяжелейшие годы неприкрытых репрессий, представляет несомненный интерес. Одним из таких периодов является правление Н.С. Хрущева, одного из советских лидеров-«адептов» антиклерикализации общества.
Возможность новых гонений на религию после относительного послабления к ней советского режима была вполне ожидаемой. Уже сталинское правительство начинает терять интерес к Церкви как потенциальному инструменту своей внутренней и внешней политики. К примеру, в 1948 г. в СМИ постепенно выходят статьи, призывающие активизировать антирелигиозную пропаганду, так как религия как таковая рано или поздно должна естественным образом исчезнуть. Впрочем, вскоре для властей становится очевидным, что одной пропаганды недостаточно: так, в Постановлении ЦК КПСС от 7 июля 1954 г. «О крупных недостатках в научно-атеистической пропаганде и мерах ее улучшения» Церковь и секты рассматривались, по сути, как тождественные понятия: призывалось ограничить их деятельность по привлечению к себе молодежи и ограничить влияние религии на молодых людей. Власти отлично понимали, что после Великой Отечественной войны число верующих в советском обществе возросло: режим тревожило, что Церковь активизировала привлечение к себе граждан, «...отправляющих религиозные обряды» [8, с. 9-10]. Вскоре после смерти И.В. Сталина в 1953 г. стартовала очередная антирелигиозная кампания: развернувшись на полные обороты при Н.С. Хрущеве в 1958-1964 гг., она официально декларировалась как составная часть «восстановления ленинских норм» в правящих структурах СССР, но главное - по причине религиозного пафоса его коммунистической наивности и марксистско-ленинской ортодоксии. Положения в коммунистической идеологии об естественном отмирании религии по мере развития социализма Н.С. Хрущев рассчитывал во многом (хотя, очевидно, далеко не во всём) воплотить в жизнь в связи с объявленной им на XXII съезде КПСС программой построения коммунизма к 1981 г., где вере в Бога уже не было бы места. Дополнительно данное направление было озвучено и в четвёртой Программе Коммунистической партии в 1961 г.: религия там представлялась как «пережиток капитализма в сознании и поведении людей», а борьба против Церкви - «составной частью работы [КПСС] по коммунистическому воспитанию» [9, с. 121-122].
Активизируя антирелигиозную кампанию, власти отлично понимали, что необходимо создать новый комплекс санкций для верующих - стала проводиться работа над созданием новой нормативной базы для будущих гонений. К примеру, уже в октябре 1960 г. был обновлен Уголовный кодекс РСФСР: нововведением стало изменение содержания статьи 142 («Нарушение законов об отделении
© Зинчук С.М., 2019
Вестник КГУ^ № 1. 2019
церкви от государства»), наказание по которой было увеличено до 3 лет лишения свободы.
Алексий I несколько раз пытался привлечь внимание управляющего Совета по делам РПЦ Г.Г. Карпова, отмечая рост мнения среди верующих о бездействии патриарха в сложившейся обстановке [4, с. 324]. Впрочем, Карпов предпочел проигнорировать все его обращения по этому поводу. Одной из наиболее решительных попыток Алексия I сдержать напор новой антирелигиозной кампании можно считать его выступление на заседании Конференции советской общественности за разоружение 16 февраля 1960 г.: «Церковь Христова, полагающая своей целью благо людей, от людей же испытывает нападки и порицания... что могут значить все усилия человеческого разума против христианства, если. Сам Иисус Христос и дал обетование непоколебимости Церкви, сказав, что и врата адова не одолеют Церкви Его» [12, с. 34]. По сути, данные слова не содержали в себе открытой критики существующего строя, однако ответ советских властей не заставил себя долго ждать: после 1959 г. было закрыто около 7 тыс. церквей: основоположники послевоенной системы государственно-церковных отношений - митрополит Николай (Ярушевич) и Г.Г. Карпов (председатель Совета по делам РПЦ) - были сняты со своих постов в 1960 г. Кроме того, за период с 1 января 1960 г. по 1 января 1961 г. общее количество православных храмов по стране сократилось с 12 963 до 11 571. Вообще за 1960 г. в стране не было открыто ни одного храма. Стоит отметить, что до 1959 г. сокращение действующих храмов частично можно было оправдывать миграцией населения в города и сокращением сельского населения.
Усилилась антирелигиозная работа спецслужб - так, в конце 1959 г. сотрудники КГБ дали распоряжение давно связанному с ними профессору Ленинградской духовной академии А. А. Осипову открыто заявить о своем разрыве с Церковью. В отделе официальной пропаганды ЦК появились два его труда: «Об общем положении православия в СССР» и «Об антирелигиозной работе», написанных им по указке спецслужб и растиражированных в советских СМИ. Используя инструменты в виде подкупов, угроз, шантажа, клеветы в конце 1950-х - начале 1960-х гг. режиму удалось склонить к отказу от сана около 200 православных священников [14, с. 366-367]. К примеру, в Костромской епархии священник Покровской церкви с. Шунга Александр Маёров (был настоятелем данного прихода с 07 мая 1957 г. по 22 июня 1960 г.) обратился к правящему епископу с прошением от 12 июня 1960 г., в котором сообщал, что «порывает с религией и снимает с себя священный сан». 16 июня он публично подтвердил свой поступок в местной газете «Северная Правда», куда отправил свою статью «Я порываю
с религией», где представил внутрицерковную жизнь в самых непривлекательных тонах. В итоге правящий епископ Пимен удовлетворил его просьбу, в результате чего Александр Маёров был лишен сана священника [3]. Впрочем, несмотря на использование режимом подобных ренегатов для агитационной пропаганды, к ожидаемому перелому в антирелигиозной кампании это не привело, поэтому от подобной практики затем пришлось отказаться. Справедливости ради стоит отметить, что многие из священников-ренегатов уже к середине 1960-х гг. спились, покончили жизнь самоубийством, некоторые просили своих архиереев о прощении [12, с. 367], что явно свидетельствовало о кризисе кампании. Священный Синод еще 30 декабря 1959 г. принял решение клириков, «похуливших Имя Божие, считать извергнутыми из священного сана и лишенными всякого церковного общения» [6, с. 20].
Партия резонно полагала, что митрополит Крутицкий и Коломенский Николай, будучи весьма авторитетным церковным иерархом, в ближайшей перспективе станет оплотом всех недовольных в Патриархии и теоретически сможет сплотить определенную церковную группировку, потенциально способную создать проблемы властям. Его активные протесты против новой волны антирелигиозной кампании привели к тому, что при участии спецслужб митрополит был смещен со всех церковных постов, в результате чего затем 13 декабря 1961 г. умер в Боткинской больнице при невыясненных обстоятельствах. По свидетельству очевидцев, родные попросили медицинское свидетельство о смерти. Было сделано врачебное заключение, что болезнь усопшего якобы спровоцирована «переменой климата». У морга собралась группа верующих, кричавшая «Убийцы!». До сих пор имеются анонимные письма в адрес Верховного Совета и Правительства СССР с требованием отправить дело на дополнительное расследование, так как это «несомненное убийство»: как правило, такие письма сразу отправлялись в КГБ для определения авторства. Кроме того, был снесен дом, в котором проживал покойный митрополит в последние годы (Баумановский пер., д. 6), и разрушен храм, в котором он служил [14, с. 370]. Иными словами, власть всячески старалась стереть даже память о неугодном архиерее.
Ранее, 15 июня 1960 года, состоялась встреча В. А. Куроедова - нового председателя Совета по делам РПЦ при Совете Министров СССР - с патриархом Алексием I (Симанским), где Куроедов сразу показал себя как бескомпромиссный человек: им были озвучены претензии в связи с неэффективной внешней политикой Московской патриархии. Это было использовано как повод для необходимости снять митрополита Николая с поста Председателя ОВЦС, что и было выполнено. В ходе заседания
Вестник КГУ ^ № 1. 2019
Очередным этапом антирелигиозной кампании стал 1960 г., когда в советских СМИ началась критика продажи в храмах свечей - именно с этого момента родилось мнение о том, что Церковь получает колоссальную прибыль именно за счет этого. Декларировалось, что 75 % доходов Церковь получает выручка именно от их продажи. Впрочем, данные материалы были заранее недостоверными: советская пропаганда явно не учитывала, что все эти доходы зависят не от количества свечей в целом, а от соотношения их использования для служебных целей с количеством свечей, проданных верующим. Допустим, когда соотношение бывало 50 на 50, тогда Церковь могла получить около 10 руб. на килограмме. Впрочем, в сельских храмах, где свечи использовались в основном лишь для освещения, храм реализовывал их себе же в убыток: он терял на каждом килограмме по 5 руб. при соотношении 75 % для нужд храма и 25 % - верующим. Несмотря на это, православным приходам было запрещено зарабатывать на свечах под предлогом, будто такая прибыль равноценна обязательным пожертвованиям, которые были незаконны, хотя фактически твердых установленных цен на свечи и так не существовало [5, с. 280-288].
Очевидно, что Московская патриархия понесла тяжелый урон в период хрущевских гонений: так, к 1 января 1966 г. она имела всего лишь 7 523 храма (тогда как на 1 января 1952 г. в стране имелось 13 786 официально действующих приходов), численность зарегистрированного духовенства к 1967 г. снизилась до 7410 человек (для сравнения - к началу хрущевских гонений 12 254 человек). Священноначалие РПЦ, прежде всего митрополиты Никодим (Ротов) и Пимен (Извеков), были вынуждены официально говорить в СМИ о том, что храмы в стране закрываются добровольно: однако следует понимать, что в тогдашней обстановке это можно рассматривать как вынужденную уступку советской власти с целью не провоцировать ее на более серьезные и масштабные гонения.
Основной акцент власть делала на подрыв экономического фундамента монастырей как духовных оплотов РПЦ: при Хрущеве их количество сократилось с 90 в середине 1950-х гг. до 18 спустя десятилетие. Процесс ликвидации монастырей начался в 1958 г., когда значительно повысился налог на здания и монастырские угодья, установленный еще в 1945 г. Теперь монастыри должны были платить ежегодно 40 тыс. руб. (старыми) или 4 тыс. руб. (новыми) за одну сотку земли [7]. Тяжелым ударом было и то, что административная и финансовая жизнь приходов была передана под контроль назначаемых режимом мирян-старост, которые делали все, чтобы разорить храм, сдавая практически все пожертвования в Фонд мира, где эти средства втихую разворовывались советскими чиновниками. Очевидно, что местные власти старались назначать членами церковных советов убежденных атеистов, нацеленных на организационную деформацию Церкви. Протоиерей Георгий (Эдельштейн) в своей книге «Право на правду» приводит в пример старосту Троицкого собора Александро-Нев-ской Лавры Людоговского - человека, имевшего внешне вид православного человека, выступавшего на международных религиозных семинарах, однако на деле бывшего злейшим врагом Церкви и ее гонителем, который, выполняя указания местного уполномоченного Совета по делам РПЦ, мог перекрыть воду на праздник Богоявления, в результате чего сотни людей оставались без крещенской воды. Настоятели приходов оказались, по сути, под полным финансовым контролем старост - без их разрешения священник не мог даже нанять уборщицу в храм. Фактически, священники стали наемниками у прихода - им официально разрешалось совершать лишь богослужения и требы. Кроме того, старосты сразу же передавали местным властям данные людей, которые решались крестить ребенка - именно отсюда появилась легенда о «попах в погонах», так как люди были уверены, что «сдали» их именно священники [16, с. 118]. Проблема с кадрами в Церкви стояла как никогда остро: к примеру, в Костромской епархии в 1963 г. прибыли 5 человек, а покинули ее 10 человек. В следующем, 1964 г., пришло 11 священнослужителей, по различным причинам покинуло ее 10 (4 было отправлено за штат, 2 выехали в другую епархию, 4 умерло), то есть фактически новые кадры едва покрывали убыль [10]. Не стоит забывать и об административном давлении на священников. Однако, вопреки логике, уровень религиозности населения в среднем по СССР не снизился, а в некоторых его частях даже вырос [15, с. 391].
В целом следует отметить, что «хрущевские» гонения на Церковь имели много общего с антирелигиозной практикой предшествующих периодов: нормативно-правовая обоснованность, проведение антирелигиозной пропаганды, в том числе с активВестник КГУ^ № 1. 2019
ным участием людей, демонстративно порвавших с религией, экономические меры, направленные на подрыв хозяйства храмов и монастырей, их закрытие, использование административного ресурса для давления на верующих. Вместе с тем, в отличие от прежних советских эпох, когда защита верующими свободы совести безжалостно подавлялась (в период красного террора, антирелигиозных кампаний 1922 и 1930 гг. [1; 2] и, наконец, в «большой» террор 1937 г.), теперь она могла уже вестись более эффективно - прежде всего, правовыми методами, что наглядно показала защита в 1962-1963 гг. По-чаевской лавры, когда братия монастыря смогла написать в ООН официальное письмо в её защиту. «Хрущевская» кампания явно провалилась, но нанесла Церкви огромный урон. Среди причин ее неудачи можно выделить следующие: она противопоставляла верующих и советскую систему, загнав религиозную жизнь в подполье. Частичная деи-деологизация общества и ослабление тоталитарной системы в ходе развенчания культа личности И.В. Сталина также стала одной из причин провала кампании
Библиографический список
References
Вестник КГУ № 1. 2019
eparhii) [EHlektronnyj resurs] // Biblioteka Dmitriya Sazonova: sajt. - Rezhim dostupa: http://sazonow. ru/stati/790-problema-kadrovogo-goloda-v-russkoj-pravoslavnoj-tserkvi-i-ee-razreshenie-s-1958-po-1988-gg-i-po-materialam-kostromskoj -eparkhii (data obrashcheniya: 12.05.2017).
Вестник Kry^J № 1. 2019