К вопросу о структуре русской армии в битве при Орше

ББК 63.3(2)44; УДК 94(47).042+94(476) М. М. Бенцианов, А. Н. Лобин

К ВОПРОСУ О СТРУКТУРЕ РУССКОЙ АРМИИ В БИТВЕ ПРИ ОРШЕ*

Увеличение интереса к военной истории Средневековья привело к появлению в последние годы целого ряда исследовательских работ, посвященных вопросу организации русской армии в XV-XVI вв. В частности, методика определения численности русской армии XVI в. была предложена А. Н. Лобиным, одним из авторов данной статьи. Эта методика, ставшая шаблоном для целого ряда подобных реконструкций, вызвала определенные нарекания со стороны ряда историков1. В том числе была

* Благодарим д-ра ист. наук М. М. Крома за ценные замечания, сделанные в ходе подготовки настоящей статьи.

Miscellanea / Смесь

отмечена спорность использования источников более позднего времени, среди которых широкое хождение имеет разряд полоцкого похода 1562/63 г., «самого крупного похода XVI в.».

М. М. Кром справедливо обратил внимание на неравномерность развития вооруженных сил Русского государства в XVI в. Значительные колебания численности (как в сторону увеличения, так и в сторону уменьшения) «служилых городов» были отмечены Н. В. Смирновым2. При отсутствии данных о землевладении служилых людей в первой половине XVI в. невозможно выявить динамику мобилизационных процессов, происходивших в различных частях Русского государства. Как следствие, остается слишком большой простор для фантазии исследователей при определении «предельной численности выставляемых контингентов».

Это обстоятельство предопределяет необходимость более тщательного изучения намеченной темы. Авторы данной работы предлагают новую реконструкцию, основанную на привлечении широкого круга источников о землевладении и службе детей боярских — участников Оршанской битвы, позволяющего определить состав тех воинских контингентов, которые принимали участие в сражении 8 сентября 1514 г.

В отличие от целого ряда военных столкновений первой половины XVI в., сражение под Оршей значительно лучше представлено в источниках и может быть с успехом использовано для воссоздания картины организации русской армии этого времени. Первостепенное значение имеют реестры русских пленных, находившихся в замках Великого княжества Литовского, из актов Литовской Метрики. Всего до настоящего времени дошло 5 подобных списков, составленных в промежуток между 1518 и 1538 гг Отдельной группой в них фигурируют «вязни великое битвы» — пленники битвы под Оршей 1514 г.3

Сопоставление этих списков позволяет уточнить отдельные имена и прозвища (написание имен передано с существенными искажениями, затрудняющими их идентификацию). Всего, по мнению новейших издателей этих документов А. В. Антонова и М. М. Крома, удается насчитать 173 имени служилых людей, относящихся к Оршанской битве4. Стоит, однако, учитывать, что четкое разделение по местам пленения было характерно только для ранних списков. В реестре более позднего 1538 г., в котором появилось большое число новых имен, это правило неоднократно нарушалось.

В Мельницком замке в числе пленных Оршанской битвы был записан Ширяй Иванов Племянников. Из реестра 1519 г. известно, что «Ширя Иванов Племяник» был пойман под Витебском. Подобным образом к оршанским пленным, содержавшимся в Берестье, были добавлены З. (Заня) К. Тверитин, В. Е. Буйносов, Д. Ф. Тулубьев,

которые в предыдущих реестрах фигурировали в списках пленников, что «по замъ-ком вкраиным пойманы»5. Очевидно, только после захвата Рославля и формирования Рославльского уезда мог перейти на русскую службу рославец И. Роговец6. Ко времени русско-литовской войны 1534-37 гг. относились сведения о пленниках «стародубцах». Привлечение дополнительных источников показывает, что такие примеры могли быть весьма распространенными.

В перечне пленников «тое ж битвы великое», содержащихся в Дорогочине, встречается, например, Солтан Корсаков, «с Переславъля сын бояръский». Его можно успешно сопоставить с переяславским вотчинником Ф. Солтаном Корсаковым, встречающимся в актовых материалах. В 1525 г. он вместе с братьями участвовал в продаже вотчины села Старое Будовское Троице-Данилову монастырю, то есть, попал в литовский плен уже в ходе военной кампании 1534-37 гг.7

Некоторые предполагаемые участники Оршанской битвы из списка 1538 г. упоминаются в документах еще в 50-е гг. В 1554 г. Ивану IV была подана челобитная от новгородского помещика Гостя В. Харламова об отставке со службы («стар и болен»). Вместо себя упомянутый помещик Обонежской пятины просил определить в службу своего 11-летнего сына Булгака, когда «в службу приспеет». Видимо, в 40-е гг. Гость Харламов был отпущен на родину. Согласно писцовой книге Деревской пятины 1550/51 г., поместьем здесь владел еще один «оршанец» из реестра 1538 г. — Ф. С. Огибалов. В 50-60-е гг. в качестве послуха в актах встречался также Т. В. Шашебальцов8.

Рядовым детям боярским в плену приходилось жить в крайне тяжелых условиях. Нередко им приходилось жить на собираемую милостыню, следствием чего была высокая смертность («а оброку им там ничого не дают, толко што сами про Бог што выпросять, по месту ходять»). Трудно предположить, что после почти трех десятилетий плена они могли продолжать службу. Скорее, перечисленные дети боярские были взяты в плен в ходе так называемой «стародубской войны», что объясняет отсутствие их имен в предшествующих реестрах.

С другой стороны, к числу пленников «великой битвы» неоправданно был причислен Ратай Ширяев Емельянов. Еще в конце мая 1514 г., король Сигизмунд писал крымскому хану о столкновении передовых отрядов: «и тое битвы прислали к нам чоловека доброго постелника его (Василия III. — М. Б., А. Л.) на имя Рагафея Иванова сына Ширяева». В других документах он фигурирует как «Шыраев Омельянов Ратай Иванов сын» и «Ратай Иванович»9. Действительно этот пресловутый «постелник великого князя», имя которого неизвестно собственно московским делопроизводственным источникам, был взят в плен под Оршей, но еще за 5 месяцев до Оршанской битвы.

Miscellanea / Смесь

Сведения реестров, неполнота которых была отмечена М. М. Кромом10, дополняются свидетельством белорусско-литовских летописей. Победная реляция о сражении под Оршей попала в значительное число летописей. Отражение в ней получил список пленных, взятых в этой битве. В большинстве летописей имена пленников были перечислены в той же последовательности, что говорит об использовании ими одного первоначального источника11. В наиболее полном виде этот источник оказался представлен в Патриаршем списке (опубликован как продолжение летописи Красинского). Как видно из последующего комментария, статья о пленниках оршанской битвы составлялась на основании официальных данных: «А иных многих детеи боярских не писано, которыи без ведома повезены по иманях князскиих и панских тых князю гетману его милости не звещали, и в еестр не хотели писати»12.

Летопись Рачинского содержит общий итог: «до короля Жыкгимонта жывых пры-ведено всих у личбе трыста осмдесят. Детеи боярьских тых всих по замкох Литовских послано у везэне, а простых людеи которых жывых поимали нельзе и выписати множества для»13. Приведенный в летописях «реестр» отразил, таким образом, наиболее ранние сведения об оршанских пленниках.

Мнение о раннем характере летописных свидетельств и использовании при создании упомянутой статьи официальных данных подтверждается сведениями исторического Кенигсбергского тайного архива (ныне — собрание 20-го отдела Тайного государственного архива фонда Прусского культурного наследия). В списке пленных, вложенном в отчет орденского агента из Пскова (?)14 от 16 сентября 1514 г. дина-бургскому контуру, присутствовала та же последовательность имен, с характерными ошибками в написании и транскрибировании, что говорит об использовании в обоих случаях общего первоначального источника15. Список имен из двух источников см. в Таблице 1.

В. Русско-ливонские акты. СПб., 1868. С. 245, 345). Вполне возможно, что одно из донесений со списком пленных (для динабургского комтура) написано в Полоцке, а при формировании архива оно очутилось в одном деле с донесением из Пскова (Napiersky K. E. Index corporis historico-diplomatici Livoniae, Esthoniae, Curoniae: Oder, Kurzer auszug aus derjenigen Urkunden-Sammlung, welche fur die Geschichte und das alte Staatsrecht Liv-, Ehst-und Kurland’s. Theil II. Riga; Dorpat, 1835. S. 159. № 2643).

Таблица 1

Списки имен пленников Оршанской битвы (по белорусско-литовским летописям* и донесению орденского агента)

Белорусско-литовские летописи Письмо орденского агента (16.09.1514)

«Воевод старейших поимали» Имена воевод, которые пойманы под Оршей (Das sinth dy namen der voywoden, dy ko: m-t gefangen hat bey OrBcha)

Князя Михаила Ивановича Булгакова да Herzcog Michel Iwanovicz Holyzca Bullakoti

брата его родного Дмитрея Herczog Demetri sein bruder

Ивана Андреевича Челяднина Iwan Andreovicz Czelyadnyn

Князя Ивана Дмитреевича Пронского Herczog Demetri Pronszkn

Дмитрея Василевича Китаева Demetri Vassilowicz Kytayow

Данила Андреевича Плещеева Daniel Andreovicz Plyszcow

Ивана да Володимера Семеновых Колычова Iwan und Vlodemir sein bruder sinth kinder des herren Symens Kolyczow

«А детей боярских» После описанных воевод следуют герцоги и господа и другие благородные люди (Dy ob geschryben sinth alle voywodenn Nach folgen herczoge und herren und andere edellewte)

Князя Бориса и сына его князя Петра Ромодановских Herczog Barys und sein son Peter Rodomanowskij

Князя Ивана Семеновича Селеховскогоа) Herczog Iwan Semenovicz Syleczowski

Князя Бориса Иванова Стародубского Herczog Iwanovicz Barysch Starodwbski

Князя Петра Путятина Herczog Peter Puthyatin

Братанича его князя Семена Ивановича Herczog Symon Iwanovicz mit seynem bruder

Андрея Семеновича Колычева Andre Semenovicz Kolyczewa

Бориса Ивановича Плещеева Ивана Василевича Кулешинаб) Barysch Iwanovicz Plyschkow Iwan Vassilevicz Kwlyschyna

Филипа Иванова Киселевав) Philipp Iwanovicz Kyssyel

Юрья Дмитреевича Лысцоваг) Jorgi Demetrovicz Lysczowa

Андрея Филипьевича Нащокинад) Andre Philipovicz Maskolyna

Ивана Ондреева Еропкинае) Iwan Andreovicz Yeropkina

Матвея Ивановича Внуковаж) Mathe Iwanovicz Wnokowa

Тимофея Дмитреевича Чубароваз) Thimoteus Demetrovicz Czwborowa

Князя Юрья Ивановича Дееваи) Herczog Jorge Iwanovicz Dzewa

Ивана Дмитреевича Копнинак) Iwan Iwanovicz Kopnyna

Истому Лупандина Isthoma Lupandzyn

Неклюда Парфеневича Бардинал) Nelud Petromovicz Borodzyna

Андрея Полуехтова Обычеевам) Andre Palnyathow Abyczayow

Кобца Микитина яселничогон) Kabyecz Mikyticz Yasyelnijzij

Будая Кучуковао) Bogdan Kwezijkow

Федора Ивановича Новосилцова Steder Iwanovicz Newsyelkow

Семена Федоровича Вузского (Уского)п) Symon Fedorowicz Wsskego

Г ригория Борисовича Безумнагор) Gregor Borossovin Besmnego

Ивана Матвеевича Безстужногот) Iwan Matheovicz Kwthozowaс)

Костантина Давыдовича Засекия (Засекина) Ярославского Herczog Constantin Davidovicz”

Юрья Василевича Шишкова Jorge Vassilevicz Syskowa

Михаила Хорохина Кутузова Michael Chorochorovicz

Herczog Jassyelkyna Jaroslawski”

Володимера Бибикова Vlodomyr Davidovicz Bibykow

Г ригория Борисовича Таваркова Gregor Boryssovicz Wskyna (?)

Степана Ивановича Мижуева Stettan Iwanovicz MyBvyow

Ивана Яковцовича Скобеличина (Скобельцина) Iwan Jakowczovicz Koczalo^

Оксена Г ригоревича Сивинина Okoyem Gregorovicz Soynyna

Ивана Ивановича Бовыкина Лихорева Iwan Iwanovicz Kolukyn

Федоровича Култашева Fedor (?) Ssussyn4

Miscellanea / Смесь

Studia Slavica et Balcanica Petropolitana

* При написании имен в большинстве случаев за основу взята Румянцевская летопись (далее — Р). а) Р — Шаховского; в других летописях — Селеховского; б) Р — пропущено отчество; в) Р — пропущена фамилия; г) Р — Юрья Дмитреева Лынкова; исправлено по Патриаршему списку (далее — П); д) Р — Андрея Филипа Нащокина; е) другие летописи — Андреевича; ж) Р — Матвеева Влукова; исправлено по Евреиновской летописи (далее — Е); з) в Р Губарева; исправлено по П; и) большинство летописей — Дева; к) Р — Соколника; исправлено по Е; л) Р — Неклюда Плещеева Бордина; м) Р — отсутствует фамилия; исправлено по П; н) Р — Митина; о) в Р — объединен с Ф. И. Новосильцевым («Будодора Ивановича Новосилцова»); п) Р — отсутствует фамилия; р) после Г. Б. Безумного список Р заканчивается. Дальнейшие имена присутствуют только в П; с) фамилия, вероятно, взята от записанного ниже М. Хорхорина Кутузова; т) после И. М. Бестужева в П перечислены Ю. В. Шишков и М. Хорхорин Кутузов, а только затем князь К. Д. Засекин; у) имя князя К. Д. Засекина Ярославского оказалось разбито на две части. После него целый ряд имен, известных по П, оказался пропущен; ф) фамилия взята, видимо, от записанного ниже в ПМикиты Яковлева Кочова (Качалова); х) фамилия, возможно, соответствует Косте Сытину из П.

Видно, что список из Кенигсбергского тайного архива буквально совпадает с перечнем пленных из летописей. Совпадение касается не только имен, но и заголовков, помещенных в обоих случаях в аналогичных местах текста. Летописное изложение реестра пленных оказывается, однако, значительно более полным. Письмо агента не добавляет к нему ни одного нового имени.

В другом письме одного из агентов неизвестному комтуру говорится следующее: «Среди них убиты те военачальники, что известны: во-первых, один по имени Михель Шелади, также Григорий Фидоровити, также Михель Хелатия Серски воевода, также Демитра Щепина Оболенски князь, также Кизцел Ровстунски воевода, также Дениттер Китаев, также Петр Плещов, также убит один из московитских господ по имени Перемешкехо (?), также один из двоих полководцев, находившихся здесь в Плескау, именем Михель Кислаци, кроме того некий Герих (?) Сасенскего и многие другие, которых не стоит перечислять»16.

Первым среди погибших воевод упомянут в этом донесении некий Михель Шелади (Mychell Schelady). Агент, скорее всего, по ошибке объединил имена двух главных воевод князя Михаила Ивановича Булгакова и Ивана Андреевича Челяднина, в итоге появился какой-то Михаил Ч(Ш)елади. Надо отметить, что ни тот, ни другой не были убиты — оба попали в плен. Григорий Федорович Давыдов вообще избежал участи быть убитым или плененным. Идентификация воевод Peremeskeho и некоего Gerick Sasenskeho затруднена, здесь можно строить только догадки.

Похожие ошибки можно встретить в донесении хаускомтура крепости Рагнит от

Василием Ивановичем. Возникает вопрос об идентификации «герцога Андреаса» — среди пленных «московитов» воевода с таким именем не фигурирует. Зато в списке «вязней» есть боярин конюший Иван Андреевич Челяднин, главнокомандующий русской армией, у которого по статусу могли быть важные политические документы.

Остается только удивляться оперативности работы орденской агентской сети, сумевшей за 8 дней, прошедших с начала битвы, доставить комтурам Ливонского ордена копию рассматриваемого реестра и сообщения о потерях.

Отразившийся в летописях реестр пленных также не лишен недостатков. Уже было отмечено, что при перечислении незнакомых им имен и фамилий переписчики сделали большое количество искажений. В ряде случаев были допущены «выпадения» текста, в результате чего зачастую невозможно понять, к кому конкретно относится та или иная запись, особенно приписки о территориальной принадлежности пленников. Присутствуют в нем и очевидные искажения: дважды было названо имя Истомы Лупандина, а также, возможно, И. Д. Копнина (Иван Дмитриев Копнин и Иван Копнин), Неклюда Парфенова Бардина (Бардин и Андреев), Т. М. Пушкина (Тимофей Пушкин и Тимофей Михайлов Пужский). Такого рода повторы, скорее всего, были присущи самому тексту реестра пленных и были вызваны спешкой и компилятивным характером его составления.

Всего в статье об Оршанской битве из белорусско-литовских летописей удается насчитать 126 имен, среди которых только поп князя М. Голицы Булгакова не относился к числу служилых людей18. Видна очевидная неполнота этого списка, отразившего только треть от общего числа пленных.

Значительная часть представленных в нем имен соотносится с именами пленных из реестров Литовской Метрики. В ряде случаев летописные данные позволяют уточнить сведения о служилых людях. Так, например, М. Шипилин показан в нем как Унковский, М. Хорхорину добавлена фамилия «Кутузов», В. Захарьину — «Зединов» (Изъединов). Неклюд Парфенов, записанный в реестрах из Литовской метрики как Борисов, здесь был отмечен с правильной фамилией — Бардин19; у Ф. Соловцова указано отчество — Фомин, а у И. Лихорева — отчество и прозвище отца: «Иванов Бовыкин Лихорев».

Убедительно можно отметить подобные пересечения по 86 именам. Еще в 2 примерах отождествление кажется вполне вероятным20. В ряде случаев сведения этого источника оказываются уникальными. Многие пленники не дожили до времени составления более поздних списков. Некоторые из них тем или иным способом вернулись к 1538 г. на родину.

Miscellanea / Смесь

Studia Slavica et Balcanica Petropolitana

Надо отметить, что небольшой группе пленных в 1515-1522 гг. удалось освободиться разными путями. Так, в 1515 г., когда посол Сигизмунда к Папе Римскому, участник битвы Николай Вольский, проезжал через цесарские владения, на него напали неизвестные лица и отбили тех невольников, которых он вез в подарок понтифику. Поляки позже утверждали, что нападение было организовано по приказу императора Максимилиана или Тевтонского магистра. Освобожденные из неволи были возвращены через Любек в Москву21.

Некоторых рядовых воинов удалось обменять в ходе переговоров 1520-1530-х гг., кое-кому удалось убежать из плена (например: «два москвитины втекли на ...конех сее зимы ... звали тых москвич Теготси Федоров сын Забелин, а другии Велик Негодяев»22). В начале 1517 г. побег одного пленника стал причиной выяснения отношений между великим магистром Тевтонского Ордена и королем Сигизмундом. В феврале из тюрьмы, что располагалась, очевидно, в Велене (Жемойтия), рядом с границей, бежал пленник Оршанской битвы по имени Булгак (Bulhak Moskus) вместе «с сыновьями и имуществом» («cum filijs et rebus»)23. Беглецы укрылись в крепости Рагнит. Тевтонцы пленников не выдали, кроме того — гроссмейстер лично просил Вальтера фон Плеттенберга оказать содействие в том, чтобы освобожденные московиты «свободно и безопасно» могли пройти через Лифляндию домой24.

Из поземельных актов известно, что в 1526-27 г. вернулся в Волоцкий уезд

С. И. Мижуев25.

С определенной долей условности удается насчитать 193 имени служилых людей, фигурировавших в различных реестрах из Литовской Метрики и в белорусско-литовских летописях в качестве пленников Оршанской битвы, вместе с теми, «что перед тем на Бобре и на Малявицы пойманы».

Привлекая методы статистического анализа, приведенное число можно рассматривать в качестве своеобразной выборки участников сражения с московской стороны. Важно отметить ее случайный характер. При общем беспорядочном отступлении пленниками литовских воинов становились самые разные лица, начиная от главных военачальников (за ними, видимо, велась целенаправленная «охота») и заканчивая рядовыми детьми боярскими. За счет этого можно довольно точно представить основные территориальные группы, представленные в русской армии во время этого сражения. В дальнейшем, безусловно, более знатным и родовитым пленникам оказывалось большее внимание. Имена некоторых рядовых служилых людей могли быть выпущены из общего перечня (уже была показана, например, неполнота летописных данных).

Представительство основных групп в общей совокупности пленников в результате подобных пропусков не должно было существенно меняться.

Рассматриваемая выборка дает возможность определить социальный и территориальный состав объединенной группировки русской армии, выдвинутой в сентябре 1514 г. к Орше. Ее изучение возможно, однако, только при соблюдении двух основных условий: необходимо, с одной стороны, максимально точно выяснить происхождение и территориальную принадлежность фигурирующих в ней лиц и, с другой стороны, установить достоверные параметры определения численности по одной или нескольким преобладающим в общем списке группам служилых людей.

Дополнительные сведения об участниках Оршанской битвы сохранились в других источниках. В общерусских летописях и в родословных книгах содержатся упоминания о гибели в этом сражении князей И. И Темки Янова, И. И. Лобанова Ростовского, И. С. Семейки Ярославского, Г. Д. Засекина, И. Т. Слепого и Ф. Я. Бельского Плещеевых, С. И. Слизнева, В. М. Шапкина Заболоцкого, князя В. Т. Тростенского, Т. К. Замятни Сабурова26. Известно также, что вместе со своим братом Борисом в литовский плен попал князь В. И. Льяловский-Стародубский27.

В новгородских писцовых книгах содержатся упоминания о гибели «под Оршею» помещиков Шиха Мякинина и Н. Курцева (возможно, это Путята Корцев из списка пленных). С того же времени запустело поместье Аргуна Татьянина28. Есть также данные о гибели под Оршей новгородцев А. Савелова (из боярского рода Савелковых) и П. В. Люткина. Первый из них сохранил часть своих вотчин в Бежецкой пятине на правах поместья, второй же был переселен в Костромской уезд и служил уже вместе с «костромичи»

Сведения этих источников позволяют уточнить общий характер и территориальную принадлежность участников сражения. Русская армия того времени строилась по территориальному принципу, причем группы дворовых и городовых детей боярских в походах могли выступать как совместно, так и отдельно друг от друга. Вне территориальной структуры находились главные воеводы, их близкие родственники, а также, возможно, находящиеся при них «головы» (офицерский корпус).

Miscellanea / Смесь

Выявление территориальной принадлежности значительного числа пленников Оршанской битвы определяется благодаря пометам, помещенным возле их имен. Большое количество такого рода помет содержится, в частности, в Патриаршем списке.

Наиболее раннее деление, составленное «по горячим следам», предусматривало выделение двух основных групп: «воевод старейиших» (князь М. И. Булгаков и его брат Дмитрий, И. А. Челяднин, князь И. Д. Пронский, И. и В. С. Колычевы) и детей боярских, к которым были отнесены все остальные пленники. В последней группе были отмечены выходцы из целого ряда служилых корпораций — Великие Луки (луц-кие помещики), Ржева, Холм, Брянск, Муром, Волок Ламский, Кострома, Новгород, Тверь, Галич, Можайск, Суздаль, Калуга, Торуса, Серпухов, Коломна («Коломля» и, вероятно, «Комля»). Трудно переоценить значение этих записей, учитывая скудость источников о землевладении служилых людей первых десятилетий XVI в.

В большинстве случаев сведения о землевладении (службе) помещались в нем перед записью имени пленника. В ряде примеров, однако, подобные записи могли быть сделаны уже после соответствующих им имен. Иногда пометы могли распространяться на группу служилых людей (луцкие помещики, новгородцы и т. д.). Не исключено, что некоторые имена могли быть пропущены переписчиками. Все это приводит к необходимости тщательной проверки и привлечения данных других источников.

Сопоставление с реестрами русских пленников из Литовской Метрики дает возможность подтвердить территориальную принадлежность для ряда лиц. Т ак, например, помета, сделанная возле имени К. Я. Реткинского (Редковского) «з Волока Лаского» буквально соответствует данным реестра 1538 г., где «Кизьма Редкий» показан как сын боярский «з Волока Ламского». Помета «з Новагорода» этого списка, стоявшая перед Ф. В. Объедовым (Ожедовым) подтверждается реестром 1538 г., в котором был записан Федор Объедов — «новгородец сын боярский»30.

Больше возможностей дает использование актовых материалов, писцовых книг (особенно по Новгородской земле) и позднейших источников делопроизводственного характера. За счет этого подтверждаются пометы, сделанные возле имен В. З. Изъединова (Зединова) — со «Твери»31; Д. Ф. Култашева (с пропуском имени) и Т. К. Оклячеева (Осечелева) — «то Новродцы»32; К. С. Сытина — «из Г алича»33; Е. И. Бритого Отрепьева (Отрупева), С. Ф. Бедарева, Г. Г. Телцова — «Костромы»34; Залежи И. Кайсарова (Исарова) — «з Новагорода»35. Еще в ряде случаев такая связь кажется вероятной36.

Значительное число помет содержится в реестрах из Литовской Метрики. Часть из них имела социально-генеалогическое назначение и должна была подчеркнуть высокий статус пленников: «яселничий Великого Новагорода», «Ярославских князей», «Клепику братанич», «постелник великого князя», другие — показывали их территориальную принадлежность. Можно отметить высокую степень их достоверности и одновременно однозначность соотнесения с определенными лицами.

Из числа подтвержденных более ранними реестрами имен пленников Оршанской битвы удается насчитать несколько помет, дополняющих летописные данные: В. И. Брюхов — «костромин», Е. И. Головин — «муромец», А. Микитин (Волынский) — «новгородец», Булгак Г. Ремезин — «с Боровска», Семен Федорович (Бедарев) — «с Костромы», М. Хорхорин — «з Вель Новъгород», Т. Чубаров — «с Вязьмы», Неклюд Парфенов (Бардин), Шестак Вышков, А. Полужник (Одучеев) — «з Муромъла», Т. М. Пушкин — «з Велико Новагорода»37. За исключением Вязьмы и Боровска, таким образом, перечень городов в этих реестрах остался без изменения.

В общем итоге за исключением мещерских татар мурзы Сивиндука (6 человек или 3,1 % от общего числа известных пленников) удается насчитать 18 территориальных групп служилых людей, из которых «Холм» являлся частью новгородской корпорации. По предположению А. А. Фролова, «Чернокунство» (Холмский погост и в т. ч. волость Велила) были переданы в административное подчинение Торопцу. Помета «Холм», очевидно, зафиксировала промежуточный характер этого процесса38.

Можно предположить, что очерченный круг «городов» был неполон. Согласно сведениям Тысячной книги, по Переславлю служил А. Д. Басманов-Плещеев, отца которого, Данилу Басмана, «взяли на Аршемскомъ деле Литовские люди». По Переславлю в Дворовой тетради были записаны и родственники некоторых погибших под Оршей лиц. Всем родом здесь были перечислены Слизневы, а также И. Ф. Чертенков Шапкин Заболоцкий39. В составе группы князей Стародубских находились потомки князя Б. В. Ромодановского, а среди князей Ярославских — родственники князя И. С. Семейки Ярославского (Князья Сисеевы и Троекуровы). Наконец, по Москве служил князь Н. М. Льяловский-Стародубский40. Стоит заметить, что подобные примеры затрагивают представителей знатных фамилий, многие из которых, вероятно, выступали в качестве воевод различного ранга. Воеводские назначения князя И. С. Семейки Ярославского зафиксированы в разрядах41. К «воеводским» фамилиям принадлежали и многие другие из перечисленных лиц.

Участие знатных «переславцев» в Оршанской битве можно сопоставить с землевладением главных воевод — князя М. И. Булгакова и И. А. Челяднина. Оба они были крупными переславскими вотчинниками, так что здесь могли сыграть роль

Miscellanea / Смесь

поземельные связи. Стоит учитывать и родство между Челядниными и Слизневыми. Городовых же переславских детей боярских среди пленников «великой битвы» обнаружить не удается42.

Столь же безуспешными оказываются подобные попытки применительно к другим крупнейшим служилым корпорациям центра страны: Москве, Юрьеву, Ростову, Владимиру, Ярославлю, Белому Озеру и полунезависимому Рязанскому княжеству.

И. Б. Михайлова считала, что среди пленников Оршанской битвы было несколько селецких (митрополичья Селецкая волость Московского уезда) детей боярских: К. и Ф. И. Чертовы, М. И. Внуков, Ю. В. Шишкин43. Не вдаваясь в противоречивые и путаные генеалогические построения этой исследовательницы, стоит отметить, что братья К. и Ф. И. Чертовы владели поместьями в Водской пятине. В 1538/39 г. совместным поместьем владели в Никольском Ижорском погосте их сыновья Степан Кузьмин и Иван Федоровы Чертовы44.

Фамилии же Внуковых и Шишкиных были представлены в разных уездах Русского государства. При отсутствии прямых упоминаний в источниках названных лиц делать выводы об их землевладении и службе вряд ли является допустимым. Скорее всего, фамилия упомянутого Ю. В. Шишкина в реестре 1525 г. была передана неправильно. В более раннем реестре 1519 г. он был записан как «Шышков». То же написание фигурирует в Патриаршем списке и в письме орденского агента В. Ригенсберга. Шишковы же — известный тверской боярский род. В середине XVI в. представители этого рода, в том числе и Юрьевы Шишковы, во множестве служили по Зубцову и Торжку45.

Ошибкой можно признать также утверждение о связи князей Путятиных с Московским уездом. В действительности князья Путятины (из неизвестной родословцам ветви князей Елецких) с конца XV в. владели поместьями в Новгородской земле. Среди них были князья П. Н. и его племянник С. И. Путятины, попавшие в 1514 г. в плен в битве под Оршей. Эта фамилия крайне невысоко котировалась в служебном отношении, а ее представители обладали сравнительно небольшими поместными окладами. Составители писцовых книг регулярно опускали у них княжеский титул. Подмосковные владения у князей Путятиных неизвестны46.

Не были задействованы в этой битве, видимо, и удельные центры с развитым вотчинным землевладением: Дмитров, Кашин, Бежецкий Верх, Углич.

Таким образом, служилые люди из этих наиболее развитых центральных уездов страны если и участвовали в этом «далнем» походе, то их представительство

ограничивалось небольшими группами, ускользнувшими из общей выборки по причине своей малочисленности.

Трудно говорить о полноценном участии в Оршанской битве целого ряда других крупных корпораций. Помета «из Судоля», относящаяся, по всей видимости, к И. Д. Котлову (не встречается в других источниках47), является единственным примером такого рода. В полной грамоте 1494 г. встречается послух Андрей Ортемов, которого можно сопоставить с Андреем Артумовым из списка пленных48. Этими двумя именами исчерпывается представительство суздальцев (1 % от общего числа выявленных пленных). Видимо, их участие в этом сражении ограничивалось небольшим количеством городовых детей боярских.

Основную ударную силу русской армии составили представители новгородской корпорации. С высокой степенью достоверности среди пленников можно идентифицировать имена 62 новгородских помещиков: А. Н. Волынский, Ф. П. Трусов, князь К. Д. Засекин, Т. М. Мусин-Пушкин, А. Г. Соловцов, И. Пупок, В. и А. С. Колычевы,

В. О. Шуклинский, А. В. Оничков, Ф. В. Объедов, С. А. Албычев, А. А. Хрипунов,

А. Милославский, Угрим И. Сьянов, М. Хорхорин Кутузов, И. Бовыкин Шиш