«Кавказское» и «Российское» в современном грузинском национализме

«КАВКАЗСКОЕ» И «РОССИЙСКОЕ» В СОВРЕМЕННОМ ГРУЗИНСКОМ НАЦИОНАЛИЗМЕ

Максим КИРЧАНОВ

доктор исторических наук, доцент кафедры регионоведения и экономики зарубежных стран факультета международных отношений ФГБОУ ВПО «Воронежский государственный университет» (Воронеж, Российская Федерация)

АННОТАЦИЯ

Анализируются политические и традиционные идеологические тренды современного грузинского национализма. Утверждается, что грузинский национализм имеет развитую политическую традицию и развивается

преимущественно в качестве гражданского движения. Его поляризация и фрагментация стали результатом политических дебатов, связанных с ролью Грузии в регионе и с проблемами ее отношений с Россией.

Введение

В современном мире основным актором международных отношений по-прежнему остается национальное государство. Такие факторы, как рост национализма, распад СССР и конфликты на этнической и религиозной почве, указывают, что говорить о конце «эпохи национализма» и постепенном отмирании национального государства не только преждевременно, но и политически неверно.

Партии и движения, чьи идеи тесно связаны с вновь появившимся в мировой повестке дня национализмом, продолжают «оставаться на плаву», особенно в тех странах, которые не имеют продолжительного опыта независимой политической истории в современную эпоху. К числу таковых можно отнести и Грузию.

Эта страна, обладающая древней и чрезвычайно развитой политической традицией, в исторической перспективе лишь относительно недавно восстановила свою независимую государственность. Период независимости стал важным этапом в развитии грузинского национализма, который оказывал значительное влияние на политическую динамику и процессы, происходившие в стране. Политические трансформации второй половины 2000-х годов еще больше актуализировали его в общественной, культурной и интеллектуальной жизни Грузии.

Современный грузинский националистический дискурс сконцентрирован преимущественно вокруг нескольких тем, особо важных как для интеллектуального сообщества страны, так и для ее политического класса.

В настоящей статье в центре внимания находятся кавказские и российские образы политической идеологии современного грузинского национализма, отраженные в дискурсе СМИ.

Кавказ

в политическом воображении грузинского национализма

В грузинской национальной идеологии кавказская тема традиционно играла особую роль. Грузинские интеллектуалы1, болезненно реагирующие на попытки своих российских оппонентов обвинить их в ненаучности и излишней политизации проблемы, особо подчеркивают факт возникновения в стране национальных школ изучения языков, традиций и культуры народов Северного Кавказа (СК).

Современные грузинские националисты, верящие, что страна не полностью актуализировала свой региональный потенциал (например, в качестве участника процессов урегулирования конфликта в Нагорном Карабахе)2, культивируют не только нарратив об исторической общности народов Кавказа3, но и идею о том, что эти народы стали коллективной жертвой сначала российской, а позднее советской политики. Неудивительно, что грузинские национально ориентированные эксперты и интеллектуалы активно обсуждают проблемы Кавказа в целом и Северного Кавказа в частности4. При этом они считают, что существующие многочисленные региональные и национальные противоречия связаны, как правило, с политикой России, определяемой ими как «карательная»5 или «неоколониальная».

portal/cnid_12567/alias_Expertclub/lang_ka-GE/tabid_2546/default.aspx], 5 июня 2013 (все указанные источники,

кроме специально оговоренных случаев, опубликованы на грузинском языке).

При происходившем в начале 2010-х годов формировании образов России в грузинском национализме антиколониальный нарратив оказался весьма востребованным. Грузинские авторы довольно критически рассматривают региональную политику Москвы в отношении СК; подчеркивается, что именно федеральный центр несет ответственность за экономический кризис 1990-х годов, приведший к деиндустриализации и массовой миграции русского населения в Центральную Россию. Они также полагают, что новейшие миграционные инициативы Москвы6, связанные с переселением на Кавказ русскоязычного населения, носят преимущественно демагогический и неоколониально-имперский характер и отражают характерное для современной политики РФ стремление ослабить национальные элиты северокавказских республик. Анализируя особенности российской политики в отношении СК, грузинские интеллектуалы нередко сводят ее почти исключительно к военному завоеванию и дипломатическим маневрам7, а также к насильственной ассимиляции, массовым депортациям и преследованию национальных языков и культур8.

Говоря языком грузинских националистов, СК превратился в жертву российской политики, которая привела к появлению многочисленных социальных, экономических и политических проблем9. Поэтому во второй половине 2000-х годов Грузия, отчасти в силу солидарности с северокавказскими народами и наличия у нее нереализованных политических амбиций, связанных с региональным лидерством, активизировала политику в отношении как независимых государств региона, так и субъектов РФ. Грузинские интеллектуалы, активно обсуждая кавказские проблемы в целом и северокавказские в частности, периодически возвращаются к идее создания «Кавказского союза»10. Они полагают, что Грузия может стать привлекательным партнером и региональным лидером только в том случае, если окажется в состоянии извлечь уроки из ошибочной, на их взгляд, политики России.

Особое недовольство грузинских экспертов вызывают попытки РФ влиять на национальные движения посредством создания лояльных организаций11, которые занимали бы пророс-сийскую позицию. При этом они игнорируют исторические проблемы, связанные, например, с Кавказской войной и повлекшие демографические изменения в регионе.

Грузинские авторы воспринимают политику РФ как «попытки спасения империи»12, полагая, что именно она стимулирует рост недовольства местного населения, создает условия для роста альтернативных (пророссийским) национальных движений13 и развития сепаратизма, который определяется ими как «движение сопротивления»14. При этом грузинские нацио6 См.: Гуниава Г. Северный Кавказ без кавказцев: начало решающей фазы, 28 марта 2012 [http://expertclub.ge/ portal/cnid_11460/alias_Expertclub/lang_ka-GE/tabid_2546/default.aspx].

мухаджиров [http://expertclub.ge/portal/cnid_13271/alias_Expertclub/lang_ka-GE/tabid_2546/default.aspx], 6 июня

нально ориентированные эксперты, выражающие скепсис в отношении перспектив данной политики, считают, что она не имеет шансов и обречена на провал15.

Например, грузинский эксперт С. Лебанидзе высказывает мнение, что «Северный Кавказ является своеобразным букетом потенциальных и уже существующих конфликтов, которые Россия не в состоянии разрешить. Конечно, Грузия тоже не имеет реальных ресурсов решить северокавказские проблемы, но сможет сыграть роль трибуны, с которой их можно озвучить... Северокавказская стратегия Грузии должна иметь полностью миролюбивый и сбалансированный характер»16.

В этом контексте грузинские интеллектуалы стремятся закрепить за Грузией статус не только европейского государства, но и страны, способной защитить народы Кавказа от «империалистической и самодержавной России»17.

Критикуя политику РФ, в частности в отношении Чечни, где применялся принцип «разделяй и властвуй»18, современные грузинские интеллектуалы тем не менее воспроизводят системные ошибки, позаимствованные именно из российской матрицы кавказской стратегии.

Не утруждая себя теоретическими и методологическими обоснованиями, кремлевские элиты были склонны приписывать РФ мессианскую роль. Грузинские же авторы актуализируют политическую роль своей страны в деле приобщения Кавказского региона к европейским/ западным политическим ценностям. Между тем регион объективно не готов ни к российским, ни к грузинским инициативам.

Тем не менее историческую «неготовность» СК грузинские авторы склонны, как правило, не замечать. При этом внимание акцентируется на инициативах Грузии в деле восстановления «исторической справедливости» и утверждения «объективной оценки» политики Рос-сии19, которая преподносится крайне негативно.

Явно полемизируя с российскими националистами, грузинские эксперты подчеркивают, что «правительство России отрицает и скрывает свои преступные действия, связанные с геноцидом и депортацией черкесов, называя это добровольным переселением и связывая жертвы с бездействием турецких властей»20.

Обращаясь к запрещенным в советский период темам национальной памяти и активно используя противоречия и объективные ошибки российской политики, грузинские интеллектуалы в значительной мере возродили комплекс «кавказских» нарративов в политическом и национальном воображении своего народа. Основные усилия были сосредоточены, с одной стороны, на формировании негативного образа России как страны-агрессора и государства-угнетателя, а с другой — на придании Грузии позитивного имиджа как ориентира, к которому следует стремиться.

В этом контексте усилиями грузинских интеллектуалов были подняты вопросы, связанные с национальной политикой России, которая оценивается, как правило, крайне негативно и рассматривается как «империалистическая»21.

С другой стороны, позиция Грузии оказалась чрезвычайно неустойчивой. Так, М. Саа-кашвили настаивал на геноциде черкесов22 со стороны России (что в целом содействовало актуализации черкесской проблематики23 в грузинском политическом дискурсе). Что же касается Б. Иванишвили, то он склонен к более ранней позиции Грузии по этому вопросу.

Кроме этого, грузинские интеллектуалы, позитивно оценивая направленные против Москвы национальные движения на СК, вынуждены маневрировать и проявлять осторожность, что связано с осознанием возможности потенциального союза между черкесами и, например, абхазскими сепаратистами24. В подобной ситуации Грузии грозят те же риски, что и России, которая сталкивается с проблемами национального и регионального сепаратизма (их потенциальными спонсорами и интеллектуальными вдохновителями могут стать грузинские элиты).

Россия

в политическом воображении грузинского национализма

Особую роль в развитии современного грузинского национализма играет «образ другого» — роль, которую сегодня по большей части играет Россия.

В современной Грузии облик России значительно политизирован; это в наибольшей степени прослеживается в оценках событий августа 2008 года25, приведших, по мнению грузинских авторов, к началу холодной войны между двумя странами26. Более того, российские образы в дискурсе современного грузинского национализма не только политизированы, но и демонизированы. В частности, Россия преподносится как страна, которая «организовала экономическую блокаду Грузии, посылала террористов на нашу территорию, высылала наших соотечественников, бомбила наши города и убивала наших граждан»27.

Подобные нарративы сочетаются с заявлениями представителей грузинской политической элиты о необходимости улучшить отношения с РФ28; этими заявлениями дело и ограничивается.

По мнению ряда авторов, современное состояние грузино-российских отношений может быть определено как «информационная война»29, что, в принципе, близко к реальности, осо22 См.: Властям Грузии следует подумать об имидже страны на Северном Кавказе [http://apsny.ge/ interview/1357366415.php], 5 июня 2013 (на русс. яз.).

Expertclub/lang_ka-GE/tabid_2546/default.aspx], 5 июня 2013.

Expertclub/lang_ka-GE/tabid_2546/default.aspx], 8 июня 2013.

tabid_2546/default.aspx], 5 июня 2013.

бенно если принимать во внимание эмоциональный характер большинства взаимных оценок и высокий уровень их политизированности.

Грузинские национально ориентированные эксперты и интеллектуалы возлагают ответственность за начало военных действий на Россию и имперские амбиции ее руководства. Подобной политизации подвергается также обсуждение, казалось бы, чисто экономических или логистических проблем, связанных, например, с восстановлением железнодорожного сообщения30.

Особую роль в формировании образов России играют экономические проблемы. Так, теоретики современного грузинского национализма склонны приписывать РФ проведение политики экономического империализма31, направленной на восстановление СССР и ликвидацию суверенитета бывших советских республик.

Говоря об имперских амбициях России, грузинские авторы указывают не только на неуступчивость, непредсказуемость и непродуманность ее внешней политики32, но и на фактическое несовпадение планов и реальных возможностей страны, сталкивающейся с многочисленными проблемами. Среди них грузинские эксперты выделяют ряд таких системных проблем, как сокращение русского населения в условиях растущих тенденций исламизации33, коррупция, фактический отказ от демократических выборов (на этой проблеме акцентируется особое внимание)34, демографический кризис, а также рост алкоголизма и наркомании35. В данном контексте в грузинском национальном воображении Россия трансформируется в почти «несостоявшееся государство» с олигархическим режимом, управляемым финансовыми кругами36.

С другой стороны, националисты указывают на опасность, которую таит в себе «ослабленная» Россия. В условиях национальной катастрофы начала 2010-х годов, когда был утрачен контроль над рядом грузинских регионов, российские нарративы слились с теорией заговора, которая была озвучена, в частности, Н. Мегрелишвили, подчеркнувшей, что «внешние и внутренние враги выходят на поле битвы одновременно»37.

При этом на роль внешнего врага претендует в первую очередь Россия, а внутреннего — коалиция «Грузинская мечта» (которая, по мнению ряда интеллектуалов Грузии, является слишком пророссийской).

Кроме того, интеллектуалы актуализируют в политическом воображении грузинского общества традиционный нарратив об имперской природе государственности и внешней политики России. В соответствии с этим, Россия позиционируется как страна-агрессор, система30 См.: МикеладзеА. Грузино-российская железная дорога: мифы и реальность [http://kavkasia.ge/index.php?act ion=moreid=361lang=geo], 5 июня 2013.

alias_Expertclub/lang_ka-GE/tabid_2546/default.aspx], 7 июня 2013.

тически нарушающая права человека, а ее войска — как «оккупационные»38, находящиеся на территории отторгнутых от Грузии «Абхазии» и «Цхинвальского региона»39.

В грузинском политическом воображении Абхазия и Цхинвал нередко предстают не просто как отторгнутые территории, но и как регионы, чьи элиты в силу некоторых причин неспособны решить сложные социально-экономические проблемы40. С одной стороны, созданные этими элитами преимущественно клановые41, авторитарные, недемократические и коррумпированные режимы42, основанные на «теневой» экономике, пребывают в состоянии зависимости от России. С другой стороны, они понимают, что изменение ситуации приведет к подрыву клановости, в чем, по мнению грузинских экспертов, не заинтересованы ни Россия, ни зависимые от нее режимы.

Не меньшее недовольство у грузинских интеллектуалов и экспертов вызывают попытки сепаратистов из Цхинвальского региона провести историческую ревизию43, модель которой отличается от их версии. При этом грузинские ученые обвиняют своих осетинских коллег в фальсификации истории, ее последовательной мифологизации и сознательной фабрикации политически выверенных интерпретаций.

Грузинские интеллектуалы полагают, что Россия развернула в регионе Кавказа чрезмерную внешнеполитическую активность, угрожающую не только интересам их страны, но и другим государствам, в частности Турции44. По мнению грузинских экспертов, в будущем это может привести к обострению российско-турецких отношений.

Они также подчеркивают, что на бытовом уровне большинство грузин относятся к русским положительно, и связывают этот факт с отголосками существования СССР.

С другой стороны, грузинские интеллектуалы полагают, что Россия, не склонная видеть в Грузии равноправного партнера, предпочитает руководствоваться имперскими политическими стереотипами45.

При сравнении и сопоставлении России и Грузии внимание нередко акцентируется на принципиально разных моделях развития этих стран. В частности, бывший министр обороны Грузии Дм. Шашкин полагает, что, «если проанализировать последние три века истории России, увидим, что в этой стране идеологический компонент не меняется. Меняются строй, лидеры, но не государственная идея... единственным путем спасения России является угнетение других... Россия — азиатская страна. Страна, где добрая воля и уступка противника всегда воспринимаются как слабость и признак полного уничтожения. Пока не изменится государственная идея России, она будет оставаться главной угрозой и врагом нашей страны»46.

lang_ka-GE/tabid_2546/default.aspx], 5 июня 2013;ХоштарияЕ. Урегулирование отношений с Россией [http://www.

apsny.ge/analytics/1362109745.php], 9 июня 2013 (на русс. яз.).

lang_ka-GE/tabid_2546/default.aspx], 8 июня 2013.

lang_ka-GE/tabid_2546/default.aspx], 5 июня 2013.

В Грузии, считающей себя частью европейского политического пространства, образ России конструируется в принципиально иной системе координат. РФ рассматривается ею как преимущественно неевропейское государство, склонное к охранительным, консервативным стратегиям развития и существования, поддерживающее криминальные и коррумпированные политические режимы в Цхинвальском регионе и Абхазии47 и в силу этого неспособное принять ценности западной демократии. В современном грузинском националистическом воображении Абхазия предстает как классический пример «российской колонии»48 и «неудавшегося государства»49, которое только имитирует демократические институты50; в действительности же здесь существует клановый режим, попирающий права человека.

В грузинских СМИ упоминания об Абхазии носят преимущественно уничижительный характер: она преподносится не как государство, а как «набор парадоксов»51.

Абхазским сепаратистам ставится в «вину» не только уничтожение грузинского культурного и религиозного наследия в регионе, но и насаждение язычества52. Это абсолютно неприемлемо для грузинских националистов, которые рассматривают христианство как один из системных элементов идентичности своего народа.

По мнению грузинских экспертов, «независимая» Абхазия, столкнувшаяся с многочисленными социальными, экономическими и демографическими проблемами53, не состоялась как государство, но смогла стать источником криминализации региона54. Поэтому они полагают, что признание РФ независимости Абхазии не только стало политической ошибкой, но и повлечет за собой негативные последствия для южных регионов России.

Грузинскими авторами подчеркивается и то, что Россия, на протяжении 1990—2000-х годов проводившая целенаправленную политику отторжения Абхазии, намерена и вовсе ликвидировать фикцию «абхазской независимости», присоединив ее к РФ, например к Краснодарскому краю55.

По мнению грузинских интеллектуалов, политика РФ в отношении вышеупомянутых территорий не только игнорирует интересы Грузии и нарушает нормы международного права, но и открыто не признает лидеров сепаратистов в качестве равноправных партнеров, полагая, что они должны играть второстепенную и подчиненную роль56.

lang_ka-GE/tabid_2546/default.aspx], 5 июня 2013.

alias_Expertclub/lang_ka-GE/tabid_2546/default.aspx], 7 июня 2013.

tabid_2546/default.aspx], 6 июня 2013.

lang_ka-GE/tabid_2546/default.aspx], 5 июня 2013.

tabid_2546/default.aspx], 8 июня 2013.

Expertclub/lang ka-GE/tabid_2546/default.aspx], 5 июня 2013.

lang_ka-GE/tabid_2546/default.aspx], 7 июня 2013.

В мае 2013 года некоторые электронные СМИ Грузии опубликовали интервью В. Кикабидзе, в котором он назвал произошедшие на территории Цхинвальского региона события «позором нации»57. Это высказывание свидетельствует о значительной степени консолидации грузинского общества в отношении территорий, формальный контроль над которыми был утрачен после августовской войны 2008 года.

Основание оценивать политику РФ в отношении Абхазии как «варварскую»58 дает систематическое уничтожение грузинского культурного наследия.

Развивая и продвигая нарратив о неевропейском характере РФ, грузинские интеллектуалы склонны уделять особое внимание проблемам прав человека в России. В связи с этим национально ориентированные авторы указывают, например, на необходимость бойкота Олимпийских игр в Сочи59, полагая, что при их подготовке были не только созданы условия для роста коррупции среди российских чиновников60, но и использовался «рабский труд». При этом для современных национально ориентированных грузинских интеллектуалов и экспертов В. Путин61 превратился в едва ли не главного антигероя62; они открыто заявляют о том, что Олимпиада является проявлением его имперских комплексов и нездоровых личных амбиций.

Многие современные грузинские интеллектуалы склонны анализировать грузино-российские отношения в категориях культурно-исторических оппозиций. В частности, Л. Наро-ушвили подчеркивает, что «Грузия хочет стать действительно независимой страной, которая строит государство по своей воле, исходя из своего желания и ценностей, и стремится интегрироваться в международные организации по своему выбору. Именно это и есть основная причина всех агрессивных действий России против Грузии»63.

В современном грузинском политическом сознании достаточно глубоко укоренилась дихотомия «Грузия как Европа/Запад, Россия как Восток/Азия»; она фактически стала универсальным и, вероятно, системообразующим элементом развития и конструирования политических идентичностей.

По мнению одного из грузинских авторов, В. Рухадзе, «в своей внешней политике РФ продолжает руководствоваться имперскими амбициями и исключает евро-атлантическую интеграцию Грузии, и вместе с тем нормальные отношения с ней. Россия неоднократно четко заявляла, что она считает пространство бывшего Советского Союза, в особенности Кавказ, и исключительно Грузию сферой своего влияния. Не знаю, что еще четче должна она заявить или сделать для того, чтобы мы раз и навсегда поняли, что Россия смотрит на Грузию как на подчиненную политическую единицу»64.

Между тем подобная условно «антироссийская» риторика — это не более чем форма политического (гражданского) грузинского национализма, но никак не свидетельство его постепенной этнизации.

Представители грузинского национализма противопоставляют себя как гражданскую политическую нацию России. Последняя в сознании современных жителей Грузии традиционно ассоциируется с более архаичными, преимущественно имперскими институтами (особенно после 2008 г.).

Выводы и перспективы исследования

Подытоживая статью, хотелось бы еще раз обратить внимание на ряд факторов, связанных с развитием современного грузинского национализма. Речь идет в первую очередь о «российских» и «кавказских» нарративах в грузинском националистическом дискурсе.

Эти нарративы в современной программе грузинского национализма тесно связаны и переплетены между собой. Аспекты отношений России и Грузии актуализируют вопрос о роли последней на «большом» кавказском пространстве в качестве региональной державы. При этом позиции грузинских националистов и их российских оппонентов можно охарактеризовать как диаметрально противоположные. Современные элиты РФ, руководствуясь главным образом исторической памятью и в значительной мере опираясь на мифологизированное и идеологически «выверенное» сознание, следуют тенденции рассматривать Кавказ как сферу исключительно российского политического, экономического и культурного влияния. Поэтому вполне понятно, что в рамках подобной имперской «мифологии» России отводится роль регионального лидера, что явно не устраивает грузинских интеллектуалов и экспертов, для которых центральной является идея политической независимости.

По мнению большинства из них, в условиях регионального доминирования РФ нормальное развитие Грузии просто невозможно. В подтверждение проведения Россией политики, направленной на разрушение территориальной целостности Грузии, приводится пример открытой поддержки ею коррумпированных и политически несостоятельных режимов Абхазии и Цхинвальского региона.

Политические линии России и Грузии в отношении Кавказа мало чем отличаются друг от друга: в то время как Россия оказывает помощь сепаратистским режимам в Абхазии и Цхин-вальском регионе, грузинские националисты рассматривают вопрос о поддержке национальных движений входящих в состав РФ народов СК. Единственное расхождение состоит в том, что они имеют разный уровень ресурсного потенциала двух стран.

При этом никаких реальных результатов в обоих случаях пока не наблюдается. Россия имеет дело с настолько коррумпированными режимами, что даже многомиллионные «вливания» не могут обеспечить ей сколько-нибудь чувствительного успеха; Грузия же в состоянии позволить себе лишь моральную и интеллектуальную поддержку тех движений, которые недовольны национальной и региональной политикой Москвы.

«Русские» и «кавказские» нарративы в рамках грузинского националистического воображения будут развиваться и в дальнейшем, но траекторию этого процесса сформулировать не так просто. Не исключено, что по прошествии какого-то времени «русская» тема в грузинском националистическом воображении будет функционировать как преимущественно политическая, построенная на культурной и интеллектуальной оппозиции двух диаметрально противоположных моделей развития.

При этом Россия будет фигурировать как Восток, некая универсальная «Анти-Европа» и «Анти-Запад», а Грузия — в виде, пусть и периферийного, но Запада, в качестве неотъемлемой части европейского культурного, исторического и политического пространства.

С другой стороны, возможна и этнизация русских нарративов. В этом случае русские превратятся из политических «других» в этнических, но данная тенденция представляется гипотетической и маловероятной.

«Кавказские» нарративы вполне могут пережить этнизацию за счет, например, активизации научных кавказоведческих исследований в Грузии как альтернативы российским патерналистским аспирациям.

В целом можно предположить, что в будущем роль интеллектуального сообщества в развитии грузинского политического (и этнического) национализма несколько сократиться. Скорее всего, грузинским национально ориентированным интеллектуалам и экспертам станет все труднее конкурировать с политическими партиями (как профессиональными выразителями национального чувства и идентичности).

Таким образом, новейшие трансформации грузинского национализма в идеологических программах и деятельности политических партий нуждаются в дальнейшем изучении.