Спросить
Войти
начале XIX в. коллеги-историки назвали новаторскими, открывающими новую перспективу изучения народной истории.
Ю.В. Дунаева
EISENBERG-DEGEN D., NASH G. Hunting and Gender as Reflected in the Central Negev Rock Art, Israel // Time and Mind. - [Oxford]; Berg [L.], 2014. - Vol. 7, N 3. - P. 259-277.
PILAVAKI S. A Proposed Chronology for a Rock Art Complex in Northern Greece, Time and Mind: The Journal of Archaeology, Consciousness and Culture. // Time and Mind. - [Oxford]; Berg [L.], 2014. -Vol. 7, N 1. - P. 71-87.
KORTUM R. Sacred imagery and ritual landscape: New discoveries at the Biluut petroglyph complex in the Mongolian Altai // Time and Mind: The journal of archaeology, consciousness and culture -[Oxford]; Berg [L.], 2014. - Vol. 7, N 4. - P. 329-384.
Статьи, представленные в этом реферативном обзоре, были опубликованы в течение 2014 г. в журнале «Time and Mind». Этот междисциплинарный журнал издается в Оксфорде и публикует статьи по археологии, антропологии и психологии, в частности посвященные вопросу о том, как исследование древности может помочь изучению человеческого мозга и сознания. Три реферируемые работы объединяет не только общая тема - памятники наскальной
живописи, но и использование авторами новых подходов и методов для изучения этой разновидности археологических памятников.
Исследователи Д. Эйсенберг-Деген (Университет Бен-Гури-он, Израиль) и Дж. Нэш (Университет Бристоля, Англия) посвятили свое исследование памятникам наскального искусства, выявленным в пустыне Негев (Израиль), на ее Центральном нагорье. Кочевые племена обитали на этой территории на протяжении по крайней мере 6 тыс. лет. Изображения относятся к разным эпохам, на поверхности одной скалы может сочетаться до 12 слоев рисунков, сделанных в разное время и мало сочетающихся по тематике. Хотя предшествующие исследователи (начиная с 1970-х годов, когда началось изучение петроглифов пустыни Негев) считали наиболее распространенным сюжет охоты, авторы статьи отмечают, что из 2000 учтенных ими изображений несомненные сцены охоты составляют только 39 (041, с. 261). В данной статье ими рассматриваются вопросы о том, что представляют из себя охотничьи сцены и какова была их функция.
Большинство таких изображений показывает нам сцену, где один человек преследует одно животное; человек может быть пешим или сидящим на верховом животном (осел, лошадь, верблюд). Изображения нескольких охотников, преследующих несколько животных, встречаются реже. Среди преследуемой дичи представлены газель, лев, антилопа, страус, но наиболее часты изображения горного козла (он же чаще прочих животных изображался в сценах, не связанных с охотой). Охотника могут сопровождать собаки, и в таком случае он иногда изображается без оружия; есть рисунки, на которых представлено одно животное, охотящееся на другое. Участники сцен охоты изображены в статических позах. Другой особенностью, отмеченной авторами, является отсутствие изображений растительности и элементов рельефа. «Нам приходится создавать свои собственные перспективы и пейзажи», пишут они о восприятии изображений, отмечая, что древних художников интересовали, по-видимому, иные критерии, чем точность и детальность (041, с. 265-266). На рисунках также не выдержан масштаб -охотник, залегший в засаде с луком, может быть изображен совсем рядом с дичью. Таким образом, «сцена охоты является скорее напоминанием, чем собственно рассказом о событии» (041, с. 267).
Авторы отмечают, что многие исследователи интерпретируют наскальное искусство пустыни Негев как изображающее повседневную жизнь его создателей. Однако данные археологии показывают, что петроглифы появились уже после того, как обитатели этого региона одомашнили коз и перешли к пастбищному скотоводству; кости диких животных, встречающиеся на памятниках Бронзового века, составляют менее 10% от общего числа найденных костей. При этом сцены пастбищного скотоводства очень редки среди изображений. Однако охота в пастушеском обществе может иметь не только значение дополнительного источника пищи, но и ритуальный смысл. Наскальная живопись, таким образом, скорее изображает ритуал, чем отражает экономику общества (041, с. 270.) Рассматривая дополнительные аспекты изображения диких животных, авторы приводят примеры, когда такие животные представляют образы «хозяев» или «хранителей» животных (в том числе домашних).
Переход от охоты и собирательства к скотоводству изменяет общественное устройство во многих аспектах - в то числе меняет гендерные роли в обществе. Как показывают этнографические аналогии, охота и распределение добытых на ней животных были довольно четко закреплены за мужчинами. При этом пастбищным скотоводством могут заниматься также женщины и дети обоих полов. Авторы полагают, что стремление сохранить прежнюю ситуацию могло отразиться в наскальных изображениях, где мужчину -охотника могли символизировать изображения горного козла. Изображение сцен охоты, возможно, могло также рассматриваться как процесс, обеспечивающий плодовитость и процветание создавшей его группы. Различия прослеживаются и в антропоморфных рисунках: женщины, в отличие от мужчин, не вовлечены в сцены охоты или битвы, они также не изображаются с оружием. Все это, по мнению авторов, может свидетельствовать о подчиненной роли женщины в обществе (041, с. 273). В завершение статьи исследователи возвращаются к мысли о том, что сюжеты наскальной живописи центральной части пустыни Негев (и в частности, сцены охоты) не являются отражением повседневной жизни - это некий текст, который требует определенной интерпретации.
Стелла Пилаваки, независимая греческая исследовательница, с 2003 г. занимается проектом по фиксации и изучению наскальных
изображений Северной Греции. Ее статья посвящена комплексу изображений, расположенных на склонах четырех гор в районе городов Серре и Кавала на территории Центральной и Восточной Македонии. Комплекс включает 18 пунктов, содержащих около 1300 изображений. Они стали известны исследователям с 1970-х годов, но до сих пор их датировка остается под вопросом: предлагаемые варианты колеблются от неолита до времен крестовых походов. Точная датировка позволит выяснить культурную принадлежность изображений и лучше интерпретировать их. Трудность состоит в том, что ни один из пунктов не был найден на территории археологического памятника; сами изображения также не имеют точных соответствий среди предметов, найденных при раскопках. Исследование С. Пилаваки представляет собой попытку датирования, основанную на анализе стиля, иконографии, изображений датирующих предметов, наложения рисунков, а также использовании различных методов оценки состояния самих рисунков и их датирования естественно-научными методами.
Рассмотрение стиля изображений в целом показывает, что это отнюдь не реалистическое искусство. Отсутствуют изображения окружающего ландшафта; фигуры в рамках одной сцены могут быть представлены в разных проекциях (например, колесница и запряженные в нее животные) и разных пропорциях. И хотя стиль не может дать безусловной временной атрибуции, в целом он, по мнению автора, свидетельствует в пользу «доисторической» датировки (не позднее раннего железного века). В пользу этой даты свидетельствуют и декоративные мотивы на человеческих фигурах (возможно, изображающие одежду), близкие подобным мотивам на глиняных фигурках поселения бронзового века Ситагри.
Иконографический анализ показывает, что наиболее часты в данном комплексе изображения животных, оружия и людей; встречаются также рисунки колесниц, пахоты, кораблей, штандартов, орудий труда и т.д.; человеческие фигуры включают изображения всадников (на различных животных) и рожениц. Многочисленность изображений оружия предполагает достаточно воинственное общество, создавшее их. Ряд рисунков определенно имеет символическое значение (например, всадники на оленях или лисах), свидетельствующее о сложных представлениях данного социума.
Анализ изображений датируемых предметов показывает, что большая их часть была создана позже бронзового века. Вооружение наиболее характерно для начала раннего железного века (042, с. 77). К этому времени относятся такие рисунки, как воины-всадники, доспехи, копья и дротики. Изогнутые одноручные мечи близки по форме к мечам, известным у фракийцев, иллирийцев и даков («sicae»). Выделяется небольшая категория поздних изображений, где появляются ружья и средневековые морские корабли.
Само расположение рисунков на скалах, удаленных от поселений и наиболее открытых солнцу, а также наличие солярных символов свидетельствует, как полагает С. Пилаваки, в пользу авторства фракийских племен, в отношении которых известно о почитании ими гор и солнца. Система представлений, которую выражали наскальные рисунки, должна была сформироваться между так называемым периодом Катастрофы в конце бронзового века и македонским завоеванием середины IV в. до н.э. Однако ряд изображений оружия может указывать на эллинистическое и римское время. Возможно, тогда сохранение традиции было ответом местного населения «на изменения и нестабильность мира» (042, с. 85) Окончательно эта традиция исчезла, по-видимому, лишь вместе с христианизацией региона.
Р. Кортум (Восточный университет штата Теннесси, США) посвятил обширную статью Билюутскому комплексу петроглифов, содержащему около 12 тыс. изображений, относящихся к пяти тысячелетиям от каменного века до Средневековья. Памятник расположен на территории Монгольского Алтая, на северо-западе страны, вблизи границ с Россией и Китаем, на сопредельных территориях которых известны сходные памятники (в частности, курганы плато Укок). Несмотря на столь большое количество изображений, он был неизвестен до 2004 г., поскольку находится в слабозаселенной местности. К настоящему времени все изображения описаны более чем по 20 параметрам и нанесены на карты местности с помощью ГИС-технологий. Это, в частности, позволяет изучать взаимосвязь их расположения с окружающим ландшафтом.
Большая часть петроглифов находится на склонах трех гор у берегов озера Хотон-Нур (эти комплексы обозначены как Билю-ут 1-3). Стиль нанесения изображений неоднократно менялся за время существования памятника, а вот техники нанесения довольно немногочисленны. Большинство рисунков относятся к бронзовому веку.
Автор подробно рассматривает все группы встречающихся мотивов. Среди них преобладают рисунки животных (более 90%). Они сильно отличаются по размеру - наряду с изображениями лошадей и оленей около 2 м высотой встречаются миниатюрные фигуры козлов или баранов длиной примерно 12 мм. Репертуар изображаемых животных меняется в зависимости от эпохи, но преобладают изображения горного козла (Capra sibirica) и оленя. Оба вида животных, по-видимому, были и объектами охоты, и имели определенный ритуальный статус. Рога их часто изображаются в увеличенном масштабе или своим видом напоминают дерево. Автор полагает, что такое животное могло воплощать в себе «духа леса» (043, с. 349). Для самых ранних, неолитических петроглифов характерны изображения архаров. Немногочисленные рисунки птиц включают разные их виды, а также сцену соколиной охоты. Среди других животных встречаются лошади (как дикие, так и верховые), собаки (в сценах охоты на оленя или горного козла). Ряд изображений лошадей и горных козлов, несет, по мнению автора, черты «ранне-кочевнического» или так называемого звериного стиля.
Изображения людей, хотя и составляют примерно 5% петроглифов Билюута, отличаются разнообразием. Самые ранние относятся, по мнению автора, к верхнему палеолиту. Среди рисунков последующих эпох преобладают лучники и всадники - охотники и воины. Вопрос о том, были ли сцены с воинами ритуальными или они отражали какой-то реальный конфликт в борьбе за плодородную долину у озера Хотон-Нур, полагает автор, возможно, помогут решить дальнейшие археологические исследования погребальных памятников, расположенных вблизи петроглифов. Большой интерес представляют единичные петроглифы, имеющие ритуальный характер, - фигура рожающей женщины (неолит или ранний бронзовый век), сцена, изображающая, по-видимому, шаманский обряд (предположительно палеолит); также с шаманскими образами связана фигура крылатого гриба (эпоха ранней бронзы). Вероятно, пишет Р. Кортум, археологическое изучение прилегающих к ним участков земли может обнаружить следы проводившихся здесь обрядов.
Отдельную категорию наскальных рисунков представляют изображения колесниц. Среди них есть как статичные повозки с упряжными животными, так и - в одном случае - сцена, где явно представлены движущаяся колесница и колесничий, правящий лошадьми. Примечательно, что рядом с местом расположения рисунков большинства колесниц находилась достаточно обширная плоская площадка, дорога к которой достаточно полога для того, чтобы туда могли въехать повозки или колесницы. Оттуда же открывается вид на достаточно протяженную и плоскую равнину у озера, где могли происходить состязания колесниц, сцена из которых, возможно, показана на петроглифе (043, с. 368). Интересную аналогию теме колесниц представляют распространенные в районе петроглифов курганы с каменными конструкциями, выполненными в форме колеса с несколькими спицами. Среди петроглифов Билюу-та также присутствуют владельческие знаки (тамги), относящиеся к различным эпохам, от бронзового века до тюрского времени.
Рассмотрев основные мотивы петроглифов, Р. Кортум обращает внимание на некоторые закономерности их расположения. Помимо наиболее крупных групп изображений Билюут 1-3 он исследовал еще три менее крупные группы в устье реки Хайтун-Гол, где преобладают ранние рисунки (более 30% относятся ко времени ранее бронзового века). Здесь же были обнаружены различные каменные орудия.
Сравнение с другим памятником наскального искусства, Арал Толгой, находящимся в 15 км от Билюута, показывает, что там к эпохам до бронзового века относятся более 80% петроглифов. Таким образом, в разные эпохи обитатели этой местности предпочитали различные места для нанесения изображений, что может объясняться многими факторами (религиозными, экономическими, географическими и др.).
В заключении автор подводит итог 10-летних исследований памятника. Изученные наскальные изображения показывают, что разные исторические эпохи, в частности в раннем железном веке и в тюркское время, эта территория была не периферийной, как в настоящее время, а достаточно плотно заселенной. Дальнейшими направлениями исследований, как пишет Р. Кортум, могут стать исследование древнего климата и окружающей среды как факторов, определявших типы хозяйства; петроглифы как источники инфор-
мации об общественном устройстве и верованиях древних людей; поиск в них мотивов, связанных с созвездиями и другими небесными явлениями, очень заметными на такой открытой местности; изучение археологических памятников (в том числе поселений) в районе петроглифов (043, с. 379-380).
Ек. Ю. Лебедева
