Спросить
Войти
И. П. Максимов
Отношение Бернгарда фон Бюлова к Рурской стачке горняков и принятие новой поправки к горному закону
Первое четырёхлетие деятельности нового канцлера Германии Бернгарда фон Бюлова прошло под знаком активного социального реформирования. Стремясь оттолкнуть рабочих от социал-демократической партии, он осуществил в 1900-1904 гг. ряд со-
циальных проектов: принятие Закона о детском труде, нового Закона о больничном страховании, строительство дешёвого жилья для рабочих и др. Однако после Рурской стачки 1905 г. социальная политика Бюлова была свёрнута.
В статье предпринята попытка проанализировать отношение рейхсканцлера к Рурской стачке горняков и его роль в принятии новой поправки к горному закону, поскольку эти сюжеты не получили должного освещения в советской и современной российской историографии.
Социальные мероприятия властей 1900-1904 гг. не затронули горняков, которые составляли значительный отряд немецких рабочих. Условия их труда регулировались горным законом 1865 г.: рабочий день составлял 9,5-11, а то и 12 часов, охрана труда отсутствовала, в связи с углублением шахт рабочий день периодически увеличивался, так как спуск и подъём не шли в учёт рабочего времени; в вагонетки с углём попадала горная порода, и он забраковывался. Тяжёлое положение горняков вызывало их растущее недовольство и грозило привести к мощной стачке.
Второго декабря 1904 г. фракция Центра внесла в рейхстаг проект закона, предполагавшего введение единого горного права для всей Германии, создание рабочих комитетов на шахтах, выбираемых тайным голосованием, и 8-часовой рабочий день для шах-теров1. Но было уже поздно: 7 января 1905 г. возмущённые увеличением рабочего времени на отдельных шахтах рабочие начали забастовку. Очень скоро она распространилась на другие шахты, и к 19-20 января из 224 тыс. горняков бастовало 195 тыс. Администрация Дюссельдорфа в своих отчетах прусскому министру внутренних дел панически настаивала на увеличении полицейских сил, чтобы сдержать стачку2.
Рабочие требовали постепенного ввода 8-часового рабочего дня к 1907 г., а для сырых и влажных мест работы и для производства, где температура превышала 28° по Цельсию, - 6-часового рабочего дня. При этом спуск и подъём из шахты должны были
включаться в рабочее время. Другим требованием была отмена «обнуления вагонеток» (в случае, если вагонетки были нагружены не полностью либо содержали кроме угля и породу, они записывались на ноль). Рабочие предложили ввести оплату угля по весу или засчитывать вагонетку, заранее включая процент на породу. Среди прочих требований были также установление минимальной заработной платы в зависимости от сложности работ, введение рабочих комиссий и пр.3
Правительство и Бюлов не на шутку были испуганы размахом движения; 14 января канцлер сформулировал свою позицию в связи с забастовкой в Руре. Первая задача государственных учреждений, по его мнению, заключалась в том, чтобы поддерживать порядок и спокойствие. Бюлов надеялся, что рабочие останутся в рамках закона, а работодатели прислушаются к требованиям рабочих. Главное, считал он, не допустить разрастания стачки, так как это подорвет немецкую угольную промышленность и ее конкурентоспособность4.
Канцлер, разумеется, поддержал штрейкбрехеров: «Если человек имеет право на забастовку, то он также имеет право на работу, и это право должно убедительно защищаться против любого вида терроризма»5. Вину за происшедшее он возложил как на рабочих, выдвинувших слишком высокие требования, так и на работодателей, негуманно обращавшихся с рабочими.
Эта «корректно-беспартийная» позиция, как ее назвал баварский дипломат Г. Лерхенфельд, не нашла одобрения у статс-секретаря внутренних дел А. Позадовского, который считал необходимым пойти навстречу рабочим и принять новую поправку к горному закону. Он даже сумел увлечь этим Бюлова, а затем и кайзера6. Изменение в позиции властей в конце января 1905 г. бы-
ло продиктовано не только расширением стачки, но и начавшейся 22 января (9 января по старому стилю) революцией в России.
Первого февраля 1905 г. Позадовский выступил в рейхстаге: «Я придерживаюсь того мнения, что расследование (причин забастовки. - И. М.) должно вестись в высшей степени справедливо... чтобы завоевать необходимое доверие не только работодателей, но и рабочих»7. Позадовский отметил, что забастовка протекала организованно и дисциплинированно и потому привлекла к себе внимание.
Смягчение позиции правительства вызвало желание у профсоюзных лидеров, настроенных значительно менее радикально, чем рядовые рабочие, договориться с правительством. В начале февраля Бюлову была послана телеграмма, в которой его просили оказать содействие в достижении соглашения между предпринимателями и рабочими8. В ответе канцлер 5 февраля в качестве условия своего посредничества выдвинул прекращение стачки9. Одновременно он вёл переговоры с предпринимателями, убеждая их в необходимости пойти на уступки10.
Намерение властей разработать новый горный закон было встречено в штыки лидерами левого крыла социал-демократов. К. Либкнехт 12 февраля на митинге в Лейпциге-Плагвице заявил, что «ничего нельзя ждать от обещанного прусского закона о горной промышленности, даже если предполагать, что такой закон вообще будет принят»11. Но у профсоюзных лидеров боевой дух резко упал, и 8 февраля они сообщили Бюлову о согласии с его условием. После того как 10-12 февраля стачка была прекращена, руководство профсоюзов вновь обратилось к канцлеру с просьбой принять участие в переговорах12. К этому времени Бюлову удалось объяснить негодующим предпринимателям необходимость частичных уступок, поэтому он выразил свое согласие. Мораль-
См.: Telegramm der Siebener-Kommission an den Reichskanzler Grafen Bülow // Die Sozialpolitik in den letzten Friedensjahren... S. 170.
ный перевес теперь благодаря прекращению стачки был на стороне правительства.
Несмотря на достигнутый результат, Бюлов слишком хорошо понимал, что сохранение существующего положения в горнодобывающей отрасли приведёт к новым стачкам, возможно ещё более мощным. Всего через месяц после окончания забастовки в прусский ландтаг была внесена новая поправка к горному закону 1865 г. (первая принята в 1892 г.). Поправка предусматривала следующие нововведения: нагруженные вагонетки не должны были больше обнуляться: рабочие могли выбирать из своей среды доверенных лиц, которые определяли размер нагрузки в вагонетках, они оплачивались из зарплаты рабочих. В случае загрузки вагонетки сверх нормы вводился штраф до 5 марок в месяц. Регулярное рабочее время нельзя было продлевать более чем на полчаса в связи со спуском и подъёмом из шахты. Спуск и подъём засчитывались в рабочее время. Продление рабочего дня в обход закона было запрещено. На всех горных предприятиях с числом рабочих более 100 человек должны были создаваться постоянные рабочие комитеты. Администрация шахты могла распустить комитет только в случае превышения им своих полномочий и только после предупреждения. Выборы комитета должны были проводиться тайно, пассивным избирательным правом наделялись совершеннолетние рабочие, владевшие немецким языком и письмом и проработавшие на шахте не менее года. Требование знания немецкого языка вводилось для того, чтобы отсечь от участия в комитетах поляков, которые, составляя значительный процент на шахтах Рура, были хорошо организованной силой рабочего класса13. Активное избирательное право получали все совершеннолетние.
Дебаты в ландтаге по новой поправке открылись 27 марта 1905 г. призывом Бюлова принять разработанный проект14 Естественно, канцлер не мог не упрекнуть рабочих за организацию стачки, которую он назвал бесполезной, никчемной и вредной: «В их стремлении повысить зарплату рабочие ничего не достигли, их материальное положение ухудшилось из-за потерь в зарплате...
Большая нужда, большая нищета, к моему глубокому сожалению, пришли во многие рабочие семьи. В одной социал-демократической газете я читал, что в Рурском бассейне около одного миллиона населения вследствие забастовки вынуждены были понизить свой жизненный уровень более чем наполовину. Рабочие сами должны узнать, каким обоюдоострым является оружие подобной борьбы. За это они должны возложить ответственность прежде всего на подстрекателей и провокаторов, которые подбили их прекратить работу. продление забастовки означало
бы увеличение нужды и семейной нищеты среди горнорабочих,
но нужда и нищета - лучшая пашня для социал-демократии» . В завершение своего выступления канцлер обратился непосредственно к парламентариям, подчеркнув, что это вопрос отнюдь не праздный, а является частью борьбы с социалистами: «То, что вы справедливо и беспристрастно сделаете для выполнения социальных задач, социального долга государства, для устранения действительных трудностей, вы сделаете против социал. 16
демократических устремлений, вы сделаете для монархии!» .
Обращает на себя внимание то обстоятельство, что Бюлов внес данный проект именно в ландтаг, а не в рейхстаг. Русский посол в Берлине Остен-Сакен высказывает на этот счет интересное суждение: «Было бы гораздо проще (для Бюлова. - И. М.) перенести весь вопрос о горнорабочем законодательстве на имперскую почву, так как в рейхстаге за новый закон бесспорно бы высказалось подавляющее большинство депутатов. Несмотря на это, князь Бюлов предпочел после долгих усилий пожертвовать даже частью законопроекта, лишь бы не восстановить против себя консерваторов, в поддержке которых он все более нуждается в своей борьбе
с социал-демократией» .
Это было весьма рискованное решение Бюлова, так как именно консерваторы выступили в роли главных оппонентов правительственного проекта. Их лидер Э. Гейдебранд 27 марта 1905 г. высказал озабоченность тем, что «государственное вмешательство
могло слишком далеко зайти - сегодня оно (государство. - И. М.)
законодательно заставляет работодателя ограничивать рабочее
время, а завтра может начать применять и другие средства» .
Бюлов не стал жёстко возражать Гейдебранду. Отметив, что позиция консерваторов находит у него понимание, он тем не менее вновь призвал их поддержать предложенный проект. По мнению канцлера, еще одна такая забастовка приведет к тому, что немецкие промышленники потеряют внешний рынок, вернуться на который будет очень сложно19. После завершения дебатов 28 марта 1905 г. проект поступил в комиссию, состоявшую в основном из консерваторов и национал-либералов. Они, что вполне естественно, сделали все от них зависящее, чтобы максимально урезать уступки рабочим. Однолетний ценз работы для пассивного права при выборах рабочих комитетов был изменен на 3 года, вводился подобный ценз (1 год) для активного избирательного права. Создание рабочих комитетов становилось факультативной, а не обязательной мерой администрации предприятия. Вместо тайного голосования при выборах комитетов предлагалось открытое.
Намерение комиссии ландтага существенно выхолостить социальную сущность проекта подпитывали печатные издания консерваторов и национал-либералов. Центральный орган свободных консерваторов газета «Ди Пост» 22 мая 1905 г. сообщила, что плохое положение горняков было сильно преувеличено. Заработная плата на тех шахтах, которые забастовали первыми, отмечала газета, была выше, чем во всем бассейне, а обнулением вагонеток злоупотребляли только на одной шахте20. На следующий день «Ди
Пост» выразила твёрдую уверенность и надежду, что проект не
найдет поддержки в прусском ландтаге . Семнадцатого мая 1905 г. «Националь Цайтунг» высказалась в том смысле, что если государство начинает вмешиваться в производственный процесс, обеспечивать рабочего и заботиться о нем, тогда работодатель потеряет свой авторитет, а это чревато тяжелыми последствия-ми22. Позже газета пересмотрела своё мнение и встала на сторону правительства, видимо не без воздействия Бюлова.
Рейхсканцлер понимал, что нельзя было давать новые козыри социалистам, необходимо как можно скорее принять поправку и поставить точку в этом вопросе. В отстаивании законопроекта он мог рассчитывать на поддержку свободомыслящих, национал-либералов и отдельных консерваторов, которые все-таки поняли необходимость частичных уступок горнякам. В его пользу активно высказывались и католики. Их главный печатный орган «Гер-маниа» писал 28 мая, что «закон в нынешней редакции, бесспорно, означает существенный социальный прогресс»23. Разумеется, католики зарабатывали политический капитал на поддержке поправки к горному закону, рассчитывая отколоть от социалистов голоса рабочих в западных, по преимуществу католических территориях.
Тридцатого мая 1905 г. комиссионный проект был одобрен в Палате депутатов прусского ландтага и 2 июня поступил на рассмотрение в Палату господ, где его обсуждение не вызвало напряжённых споров24. Парламентариев успокоило заявление Бюло-ва о том, что «о введении максимального рабочего дня нет и речи». «Максимальная продолжительность рабочего времени, - заявил канцлер, - должна быть обусловлена настолько, насколько это необходимо, но при исключительных условиях труда чрезмерное увеличение рабочего времени не должно серьёзно вредить здоровью рабочих»25.
Двадцать восьмого июня 1905 г. поправка была принята26. Бю-лов положительно оценил этот результат, высказав свое особое удовлетворение тем, что в поправке нашли отражение именно те условия, которых он и добивался27. В противовес правым и правительству, превозносившим социальную значимость принятого проекта, социал-демократы критиковали его со всех сторон. «Форвертс» писала 3 июня 1905 г.: «По сути, рабочим совершенно всё равно, станет проект законом или нет», и «было бы лучше, если бы эта жалкая псевдореформа провалилась.»28.
Действительно, изменения в горном законодательстве имели ограниченный характер и не смогли решить многих накопившихся в горнодобывающей промышленности проблем. Это показала новая крупная стачка горняков в 1912 г. Поэтому оценка новой поправки немецким историком К. Э. Борном как большого успеха политики Позадовского и Бюлова не выдерживает критики29.
Стачка горняков оказала серьёзное влияние на социальную политику Бюлова. Она привела его к мысли о безуспешности и бесперспективности попыток отколоть рабочих от социал-демократов с помощью социальных проектов. К такому же мнению пришла и правящая верхушка Германии. Генерал Кольмар фон Гольц был убежден, что социальная политика ведет лишь к тому, что рабочие «наглеют» и чувствуют себя все увереннее30. Те же мысли высказывал военный министр Пруссии Карл фон Эй-нем31. Велико было разочарование императора. Хотя при открытии рейхстага 28 ноября 1905 г. Вильгельм II подтвердил, что «проведение социальных законов остаётся главной задачей импе-рии»,32 он всё больше склонялся к ужесточению действий против социалистов. В новогоднем письме Бюлову 31 декабря 1905 г. он призывал канцлера «расстрелять и обезглавить социалистов, сделать их безопасными - если потребуется, то и через кровавую ба-
В результате в 1906-1909 гг. Бюловым была фактически свёрнута социальная политика, он перешёл к тактике изоляции социалистов.
Об авторе
Максимов Илья Павлович - кандидат исторических наук, доцент кафедры политологии и социологии Балтийского федерального университета им. И. Канта, iliamaks@mail.ru
