Спросить
Войти
Вестник Санкт-Петербургского университета. 2006. Сер. 2, вып. 4
А.Г. Новожилов
ДИНАМИКА ИСЧЕЗНОВЕНИЯ ОБЪЕКТОВ ТРАДИЦИОННОЙ МАТЕРИАЛЬНОЙ КУЛЬТУРЫ в XX в. ПО МАТЕРИАЛАМ ПЫТАЛОВСКОГО РАЙОНА ПСКОВСКОЙ ОБЛАСТИ
Аграрный строй России кардинально изменялся на протяжении всего XX в. Традиционная культура крестьянства, сложившаяся в течение XVII - первой половины XIX в., претерпевала такие изменения, которые можно охарактеризовать как ее слом. Столь интенсивно протекавшие перемены определялись рядом причин. Во-первых, реформирование, направленное прежде всего на перестройку модели хозяйствования, в силу неотъемлемой целостности культуры сельского населения не могло не затронуть и другие ее составляющие: быт, материальную и духовную культуру, социальный строй. Во-вторых, бурное развитие промышленности меняло лицо крестьянского дворохозяй-ства. Появлялись новые орудия труда и предметы быта, менялась сырьевая база двора и система обеспечения готовой продукцией, формировался новый внешний облик деревни. В-третьих, эти процессы поддерживались идеологически. В средствах массовой информации, популярной и специальной литературе давались оценки аграрным преобразованиям - от жестких («слом старого быта» и «переход сельского хозяйства на индустриальные рельсы») до относительно мягких («приобщение к новой (городской) культуре» и «утверждение социалистической системы хозяйствования»).
Эта точка зрения навязывалась крестьянам, пержде всего молодежи, путем внедрения в сознание позитивности модернизации всех сторон жизни через деструкцию традиционной культуры; внедрение императивов индустриальной, урбанистической культуры, идеи которой охватывали все сферы материальной и духовной жизни человека. Новая культура противопоставлялась традиционной, а ее носители, молодежь, - старой (косной) деревне.1
Скорость и степень этих изменений варьировали в зависимости от географического положения того или иного региона и от конкретных исторических условий, менявшихся на протяжении XX в. неоднократно. Но общая тенденция преобразований и позитивное отношение к ним всех слоев советского общества были неизменны. Даже появление в литературе и публицистике второй половины XX в. мнения, отстаивавшего достоинства русской аграрной традиции, не повлияло на принципиальную не столько индустриализацию, сколько культурную маргинализацию русского села.
Историки-аграрники и этнографы неоднократно обращали внимание на описываемые процессы. Но в большинстве работ освещались их позитивные результаты: развитие советской промышленности, внедрение ее продукции в крестьянский быт, новые экономические отношения по поводу обобществленной собственности, рост «высококультурного» быта, внедрение санитарных и гигиенических стандартов.
Кроме того, исследователи 1960-1980-х годов, будучи современниками этих процессов, не очень обращали внимание на хронологию отмирания традиционной культу© А.Г. Новожилов, 2006
ры и не стремились к установлению взаимосвязей между внедрением новой и исчезновением старой моделей жизнедеятельности крестьянства. Приоритет отдавался новому.
В данной статье акцент делается на иные аспекты изменений в жизни села: разложение традиционной культуры и социально-профессиональную маргинализацию крестьянского населения, ведущую в конечном итоге к его дезадаптции.2 Здесь мы обращаем внимание на исчезновение и модификацию отдельных элементов материальной культуры, являющихся маркерами целой системы. На примере их утраты мы предполагаем выделить основные этапы разложение традиционной культуры как целого.
Нами выбраны Пыталовский и Палкинский районы Псковской области. Эти территории в 1920-1940-е годы входили в состав буржуазной Латвии и были присоединены к Советской России только в 1940 г., а переданы в состав РСФСР при образовании Псковской области в 1944 г. Здесь до 1946-1950 гг. сохранялось индивидуальное хозяйство, а следовательно, процессы индустриализации и специализации крестьянского хозяйства шли медленнее и модели традиционной культуры сохранялись дольше.3
В 2002 г. мы провели анкетирование в пяти волостях Пыталовского и одной волости Палкинского района. Выборка составила 107 дворохозяев. Почти все опрошенные семьи полные. Если семья неполная (мать пенсионерка), то с ней обязательно живет сын. Иногда опрос велся сразу 2-3 членов одного дворохозяйства. Установление хронологии деструкции традиционной культуры требовало проверки информации одного из членов дворохозяйства через опрос другого.
Анкета включала 23 вопроса, касавшихся различных отраслей материальной культуры и традиции приусадебного землепользования. Мы заносили в анкету только ответы, сопутствующая информация заносилась в полевые дневники.&1 В Пыталовском районе достаточно велико число фермерских хозяйств. В них, в силу недостаточной укомплектованности сельскохозяйственной техникой, возрождались некоторые традиционные приемы хозяйствования. Но обращение к ним носило временный, несистематический характер.
Вопросы анкеты различались по степени информационной ценности. Так, обсуждение истории жилища или наиболее важных в традиционном хозяйстве орудий труда, таких, например, как ткацкий стан, плуг, вызывало живой интерес у информаторов и как следствие подробный рассказ об их судьбе. О более специфических объектах, входящих в сферу интересов отдельных членов хозяйства, например, об утвари, мебели, малых хозяйственных постройках или постоянно обновляющихся орудиях труда (например, грабли или лопаты), сведения более скупые.
В статье мы использовали только часть ответов, наиболее актуальных для традиционного хозяйства русских крестьян. Первую группу выбранных ответов составили ответы на вопросы, касающиеся исчезновения орудий, связанных с обработкой земли. Во вторую - вопросы о разложении традиционного домашнего производства. Сюда в первую очередь вошли сюжеты, об исчезновении общепринятых женских занятий (ткачество и пошив одежды), но и специализированных мужских (изготовление мебели и утвари) И, наконец, третью группу составили вопросы, связанные с изменением отопительной системы жилища, т.е. общесемейной сферы жизнедеятельности.
Главный вопрос, когда исчез тот или иной элемент культуры, требует хронологической четкости ответов информаторов. Базовые привязки - коллективизация (1946-1950), совхозизация, укрупнение и последовавшее частичное разукрупнение колхозов (1960-1965), Московская Олимпиада (!) или смерть Л.И. Брежнева (соответственно
Ориентация на базовые хронологические привязки не отрицает указаний в отдельных случаях на живую хронологию (смерть близких, рождение детей и внуков, отъезд детей в города или поселки городского типа) и даже хронологию по правлениям председателей колхозов (директоров совхозов) или же деревенских бригадиров. В некоторых случаях мужчины называли точную линейную дату.
В случае, если информатор указывал десятилетие исчезновения объекта или навыка (например, 1970-е годы), то, поскольку такие указания всегда скрывают субъективную аберрацию в отношении удаленных событий, мы просили уточнить и привязать к каким-либо событиям.
Из большого количества орудий труда, связанных с обработкой почвы, мы выбрали два - конные плуг и соху. Во-первых, эти орудия имеют большое собственно хозяйственное значение (вспашка, культивация почвы); во-вторых, в системе фискальных отношений именно эти орудия служили одним из символов успешного хозяйствования (например, единица обложения - «московская соха»); в-третьих, из всех сельскохозяйственных орудий эпохи доиндустральной культуры они наиболее сложные по структуре; наконец, в-четвертых, именно такие орудия были призваны заменить пионеры аграрной революции - многоплужные трактора.
В табл. 1 представлено статистическое распределение ответов на вопросы: «Сохранились ли у Вас 1) плуг, 2) соха)? Если нет, то когда он/она исчез?» Важность плуга и сохи для личном подсобном хозяйстве определяет достаточную точность ответов информаторов.
Хорошим подспорьем при определении даты исчезновения плуга и сохи было выяснение перехода к вспашке личных подсобных участков колхозным трактором. Это событие четко врезалось в память информаторов и с его помощью становилось достаточно легко выяснить необходимую дату.
Таблица 1
Хронология исчезновения пахотных орудий
Плуг Соха Корреляция
Есть 45 25 +20
Исчез. 62 82 -20
в последние 20 лет 7 8 -1
до 1980 4 3 + 1
до 1965 9 8 + 1
до и в ходе коллективизации 42 63 -21
Всего 107 107 0
Из табл. 1 видно, что большинство хозяйств утратило либо сохи, либо плуги, а 49 из 107 утратили и сохи и плуги. В основном это пенсионеры, представители сельской интеллигенции и десоциализированные элементы. Они полностью полагаются на помощь соседей (преимущественно фермеров) или местных ЗАО (бывших колхозов и совхозов). Их землю вспахивают тракторным плугом, а культивируют вручную или инструментами соседей.
Плуг используется для вспашки в первую очередь картофельного и, если есть, зернового участков. Огород плугом пропахивают редко, здесь землю перекапывают лопатами. Во всех хозяйствах, имеющих плуг, есть либо соха (12 хозяйств), либо металлический культиватор-«окучник» (33 хозяйства). В тех хозяйствах, где есть только соха (13 шт.), ее используют в основном как окучник. Вспашка производится лошадным или тракторным плугом. Иногда наблюдается междворная кооперация - в одном хозяйстве плуг, в другом - соха. В этом случае и лошадь содержат совместно. Традиция вспашки сохой, как и собственно соха с перекладной полицей, исчезла.
Обращаясь к динамике исчезновения традиционных пахотных орудий, следует отметить, что основная масса хозяйств утратила плуги еще в коллективизации. Сначала изъяли почти все пахотные орудия. Только маленькие плуги и сохи без полицы, выполнявшие функции культиваторов, удалось сохранить в подсобном хозяйстве. Есть сведения, что самодельные плуги как ненадежные не обобществляли.
Поскольку коллективизация в изучаемом районе проводилась направленцами с советской территории, по отработанным в 1930-е годы лекалам, без ажиотажа массовых кампаний и практически без брака, то изъятие орудий труда носило более планомерный и взвешенный характер, что и отражают данные анкет.
Дальнейшая судьба бывших частных плугов различна. Обычные плуги, сохранившиеся в колхозах, частично вернули с появлением тракторов. Но в период совхозиза-ции (1960) плуги снова стали изымать, на сей раз выкупая за символическую компенсацию. Наиболее мощные пароконные плуги остались в общественном хозяйстве и после появления тракторов. Наконец, с введением хозяйственного расчета появилась возможность выкупать плуги у совхозов и колхозов.
Надо сказать, что уже в конце 1950-х годов далеко не все колхозники стремились вернуть или купить плуг для личного хозяйства. Как видно из табл. 1,42 хозяйства (39%) со времени коллективизации плуга не имели. Еще 9 (8%) сдали плуг в совхоз и обратно его не забрали. Те же, кто хотел вернуть плуг, либо выкупали свои (1957), благодаря чему до сегодняшнего дня сохранились плуги ульманисовских времен (1930-е годы), либо покупали в Латвии, где торговля сельскохозяйственным инвентарем была более представительной. Из табл. 1 видно, что в период между 1965 и 1980 г. только 4 хозяйства избавились от плугов, причем территориально они относятся к наиболее индустриализированной группе вокруг Пыталово. В 1970-1980-е годы появилась возможность покупать плуги в Псковской сельхозтехнике, но этим мало кто пользовался.
За последние 20 лет в ходе общего старения сельского населения количество хозяйств, имеющих плуг, продолжает сокращаться, но все же темпы этого сокращения невелики. Новые экономические условия не позволяют даже пенсионерам разбрасываться сельскохозяйственным инвентарем и даже в том случае, если в хозяйстве нет рабочей лошади.
История исчезновения сохи несколько другая. Соха в некоторых районах Псковского пограничья исчезла еще до коллективизации. По сведениям одного информатора, соху раскололи на дрова в 1943 г. после смерти деда, который ею пользовался. Уже в 1930-1940-е годы соху начали заменять металлическим культиватором.
Сохи в большинстве не обобществляли, в колхозном хозяйстве были только экспроприированные в кулацких хозяйствах. Исчезали сохи при достаточно типичных обстоятельствах. «После того, как отцова соха сломалась, - читаем в одной из анкет, - не стал восстанавливать». Абсолютное большинство сох (59%) исчезло к концу коллективизации (1950). Оставшиеся продолжали исчезать постепенно, то чуть быстрее, то чуть
медленнее. Некоторое самостоятельное значение соха все-таки сохраняла. Например, соху выдавали сыну, когда тот отделялся от отца. Сформировав свое хозяйство, сын заменял соху культиватором.
Хронологически можно выделить следующую периодизацию исчезновения частных пахотных орудий: наибольшее их количество исчезает в период коллективизации (1946-1949), а затем в совхозизацию (1960). Некоторая стабилизация происходит во второй половине 1960-1980-х годов, но затем тенденция к исчезновению традиционных орудий снова усиливается.
В табл. 2 представлено географическое распределение ответов на вопросы об исчезновении плугов, сох и утрате навыков изготовления простейших сельскохозяйственных орудий, которые составляют комплекс маркеров сохранения традиционных навыков в сфере мужского производства. В отличие от плуга и сохи, которые медленно исчезают из крестьянского хозяйства, элементарные орудия труда (вилы, косы, грабли, лопаты и т.д.) продолжают сохраняться и играют важную роль в подсобном хозяйстве. Хотя сами эти орудия представлены в хозяйстве, но подавляющее большинство из них куплено в магазине.
Таблица 2
Географическое распределение утраты плугов, сох и навыков изготовления простейших сельскохозяйственных орудий
Волости По региону
Всего выборка
Плуг
Есть - 12 12 33 45
Исчез 26 И 37 25 62
Соха
Есть 2 8 10 15 25
Исчезла 24 15 39 43 82
Простейшие сельскохозяйственные орудия
Покупали металлические части, а деревянные части и орудия делали сами
Весь сельскохозяйственный инвентарь покупался
В данной статье обращаем внимание на консервацию или деструкцию общего уровня (в соответствии с предложенной К.П. Ивановым схемой5) адаптации сельского населения к окружающей среде, индикатором которого является динамика традиционной культуры. К общим уровням адаптации мы относим изготовление деревянных простейших орудий труда, самостоятельную вспашку приусадебных участков. В то время как
работа с граблями и лопатами - это элементарный уровень, а изготовление сложных пахотных орудий и металлических приспособлений вообще - уровень специализированный.
В первой строке раздела табл. 2 «Простейшие сельскохозяйственные орудия» указано количество хозяйств, где сохранились навыки изготовления деревянных частей лопат, кос, граблей, вил и т.д. В этих же хозяйствах, как правило, самостоятельно изготавливались деревянные лопаты для уборки снега,6 деревянные грабли и вилы для сена, деревянные колоды для утрамбовывания земли, бороны. Во второй строке представлены хозяйства, где эти навыки утрачены.
Первоначально в изучаемом районе мы выделили 2 территории: южную - вокруг Пыталова и северную, - удаленную от райцентра, однако более тесное знакомство с материалом заставило нас разделить южную часть района в свою очередь на две.
Под 1-м номером обозначены Пыталовская и Вышгородская волости, близкие к районному центру и железнодорожной ветке Псков-Даугавпилс, где влияние городской культуры по определению выше. 2-й номер обозначает Тулинскую волость в верховьях рек Утрой и Лжи, представляющую собой сельскохозяйственную периферию райСеверная часть Пыталовского района (Линовская волость) и южная часть Пал-кинского района (Родовская волость) (№ 3) вместе составляли также преимущественно сельскохозяйственную территориальную группу. Некоторые особенности имеют деревни вокруг поселка Мирный, где функционировал перспективный совхоз и где зарождалось фермерское движение в масштабах всей страны по инициативе ВАСХНИЛ. Однако отличия между этими и остальными деревнями не значимы.
Географическое распределение ответов показывает, что в наибольшей степени плуги и сохи сохранились в Тулинской, Линовской и Родовской волостях. Слабость местных ЗАО и фермерских хозяйств заставляет крестьян в настоящее время ориентироваться только на свои силы. Хозяйств, имеющих плуг, сейчас чуть больше, чем не имеющих. Сохи в обеих группах встречаются в одном из трех-четырех хозяйств.
Принципиально иная ситуация наблюдается в волостях (первый столбец), близких к центру района, а следовательно, производственным мощностям наиболее успешных пригородных хозяйств. В этих волостях плугов нет, а сохи сохранились как реликТерриториальное распределение по третьему маркеру - изготовлению деревянных частей и собственно орудий - несколько отличается. В Тулинской волости, где в большинстве хозяйств сохранились плуги, а в некоторых и сохи, подавляющее число респондентов самостоятельно изготавливают деревянные части орудий и сами орудия. Во всех же остальных волостях в 70-75% хозяйств орудия труда покупаются.
В большинстве анкет обнаруживается определенная взаимосвязь между следующими ответами: «сдал плуг или соху в колхоз»/«инструмент покупал» либо «сохранил плуг или соху»/«сам делал черенки, даже лопаты и грабли».
Необходимо отметить, что навыки изготовления металлических орудий полностью утрачены. Хотя еще в 1960-1970-е годы колхозные кузнецы делали грабли, косы и вилы для уборки картофеля. Они же чинили металлические части всех остальных инструментов. Сейчас простейшие орудия можно дешевле купить, чем ремонтировать.
В сфере женского производства в качестве признаков отмирания традиционной культуры были выбраны ликвидация ткацкого стана и тесно связанная с ней утрата навыков изготовления домашней одежды, а также исчезновение из сферы домашнего (по
сути женского) хозяйства столовой и хозяйственной утвари и мебели сельского кустарного изготовления (см. табл. 3). Одновременно эти маркеры в наибольшей степени отражают проникновение изделий промышленного производства в быт крестьян.
Наиболее заметным и в то же время символичным является исчезновение ткацкого стана. Информаторы в большинстве случаев достаточно точно помнят, когда перестали пользоваться станом и называют время, когда ветхие остатки стана пустили на дрова.
Таблица 3
Хронология утраты объектов материальной культуры и хозяйственных навыков в сфере женского домашнего производства
Ткацкий стан Домашняя одежда Утварь домашнего изготовл. Мебель домашнего изготовл.
Есть 6 - - 1
Исчез 101 107 107 106
в последние 20 лет - - - 1
до 1980 16 13 3 9
до 1965 42 20 10 44
до и в ходе коллективизации 43 74 94 52
Всего 107 107 107 107
До сегодняшнего дня ткацкие станы сохранились только в 6 хозяйствах7 из 107 обследованных. Самая старая хозяйка - 1915 г. рождения, самая молодая - 1935 г. Во всех 6 случаях он функционален, но обращаются к нему хозяйки все реже и реже.
Большинство крестьянок, не пользующихся станом, дают следующие объяснения этому факту: представительницы старшего поколения - «Был ткацкий стан, да весь вышел - глаза не видють»; более молодые хозяйки - «Мама ткала часто, а я не умею».
Но реальная причина глубже. После коллективизации станов не стало, потому что до колхозов выращивалось значительное количество льна, основная часть которого шла на продажу, но, безусловно, значительные объемы льна оставались в личном пользовании. По мере развития колхозной инфраструктуры необходимость выращивать трудоемкий лен отпадала. На колхозных рынках он не пользовался той популярностью, какой пользовались картофель и овощи. С другой стороны, торговля готовой одеждой и тканным полотном промышленного производства вытесняла домашние изделия из льна.
Хронология исчезновения ткацких станов выглядит следующим образом: около 40% из них исчезло до и в ходе коллективизации. Причем в 19 хозяйствах станы перестали использовать еще до войны (что не отражено в табл. 3). Несмотря на то, что на это время приходится пик выращивания льна на частновладельческих участках крестьян, многие ткацкие станы перестали функционировать. Поскольку производство льна носило принципиально товарный характер, то императив тех лет, по выражению одного из информаторов, был таков: «Лучше льна вырастить побольше, продать да купить одежонку».
В некоторых хозяйствах станы исчезли в годы коллективизации. В первую очередь это связано не с физическим исчезновением ткацких орудий, а с отказом молодых
от заведения ткацких станов. Таким образом утрачивался навык ткачества. Молодые семьи получали дополнительные приусадебные наделы. Основное же домашнее производство продолжало концетрироваться в хозяствах представителей старшего поколеСледующая волна ликвидации ткацких станов приходится на конец 1950-х - середину 1960-х годов (39%), когда в колхозах и совхозах выросли сначала натуральные, а затем и денежные доходы крестьян. Это позволяло им отказываться от трудоемкого ткачества. Не воссоздавали ткацкие станы и крестьяне, возвращавшиеся из ссылки в Красноярский край. Создавая заново хозяйство, они делали только самые необходимые орудия, к которым в это время стан уже не относился.
В этот период меняется характер и вариативность домотканых полотен. Ткани для изготовления верхней одежды начали исчезать еще в 1920-1930-е годы, и к этому периоду перестали бытовать. В конце 1950 - начале 1960-х годов крестьянки прекратили выделывать и тонкую ткань для нательного и постельного белья. Сохранялось производство более грубых полотен для полотенец, занавесок, половиков.
После 1965-1968 гг. ткацкие станы оставались, во-первых, у женщин, расположенных к рукоделию как способу проведения свободного от основной работы времени, а во-вторых, в семьях, где вместе с молодежью жили женщины 1890-х годов рождения, вступившие в активную хозяйственную жизнь до аграрной реформы начала 1920-х годов. По нашим наблюдениям, практически все они ткали и шили до смерти. Вместе с ними в 1960-1970-е годы потихоньку отмирали традиции производительного ткачества.
Обратим внимание на тот факт, что в период 1980-1990-х годов поданным наших анкет ткацкие станы не исчезали. Это связано с сохранением и даже известным развитием декоративного ткачества (рушники, покрывала, скатерти, в меньшей степени половики). Однако мемориальная фаза ткачества оказалась недолгой. Сегодня изготовление декоративных полотен в домашних условиях подошло к своему пределу: как уже отмечалось, крестьянок-ткачих моложе 1935 года рождения нет.
С редукцией ткачества, как уже отмечалось, тесно связано исчезновение пошива домашней одежды, хотя темпы исчезновения пошива были выше, чем ткачества, поскольку домашняя ткань использовалась не только для одежды, но и в хозяйственных целях.
Еще в 1920-1930-е годы в результате аграрной реформы, проводимой правительством Латвии, резко возросла товарность большинства крестьянских хозяйств края.8 Благодаря этому верхнюю зимнюю и осеннюю одежду, а также парадные мужские костюмы и женские платья стали покупать в магазинах уездных городков на деньги, вырученные от продажи льна и сахарной свеклы. Рабочую одежду, нательное и постельное белье, полотенца и занавески продолжали изготавливать сами.
Во время Великой Отечественной войны и в первые годы после нее произошла некоторая натурализация хозяйства. Однако она не привела к тотальному восстановлению пошива одежды, поскольку, по утверждению большинства информаторов, в это время шить и ткать было некогда. Виной тому - общее обеднение во время войны, восстановление разрушенных поселений и высокие налоговые ставки на единоличные хозяйства, преобладавшие в районе в первые послевоенные годы. В тех же хозяйствах, где успевали шить, это было преимущественно нательное белье.9
Постепенное восстановление народного хозяйства вело к формированию сети сельской промышленной торговли. Поэтому к моменту коллективизации всю одежду в большинстве хозяйств (69%) уже покупали.
С переходом на денежную оплату труда в совхозах и колхозах к середине 1960-х годов перестали шить даже нательную одежду еще в 19% обследованных хозяйств. В остальных 12% обследованных хозяйств пошив одежды медленно исчезал в течение конца 1960-1970-х годов. Сейчас навык пошива одежды утрачен полностью, в лучшем случае хозяйки вяжут.
Еще быстрее, чем пошив домашней одежды, из сферы пользования исчезали утварь и мебель домашнего изготовления. Безусловно, их производство относится к специализированным уровням адаптации. В силу этого далеко не все крестьяне и в начале XX в. делали даже изделия из дерева сами, а изделия из чугуна и глины преимущественно покупались в уездных городках и на сельских ярмарках в престольные праздники.10
Существовали два уровня производства изделий из дерева. Наибольшую степень специализации демонстрировали мастера-кустари, сделавшие ремесло основным источником доходов, а сельскохозяйственные занятия расценивавшие как вспомогательные. Таких мастеров не стало уже в 1920-1930-е годы: они не выдерживали конкуренции с активно проникавшими изделиями промышленного производства, покупаемыми за деньги, вырученные от продажи льна и сахарной свеклы («мастеров не стало еще при Латвии»).
Другой уровень изготовления - для себя, не на продажу - был характерен для большинства хуторских и некоторых деревенских хозяйств. Большинство крестьян имели небольшие сараи, как правило, дощатые, приспособленные под столярные мастерские. Здесь изготавливалась простейшая мебель (полати, полки, столы, скамьи, табуретки) и утварь (ложки, миски, лохани, реже - бочки). Такое производство исчезало медленнее, по мере роста возможностей крестьян, а позже колхозников и рабочих совхозов в приобретении промышленных изделий.
Многие хозяева не делали утварь вообще никогда и до войны покупали самодельную у соседей кустарей. Естественно исчезновение из пользования утвари и мебели домашнего производства отставало от ликвидации их производства. Утварь, в силу мобильного использования, исчезала быстрее, чем мебель. Покупка и пользование столовой утвари домашнего изготовления значительно сократилось еще до войны. Часть утвари была утрачена в войну. Наконец, в первые послевоенные годы переход на утварь промышленного производства демонстрировал победу социалистического быта. К началу 1950-х годов только 12% пользовались кустарной утварью, а к 1965 г. их число сократилось до 3%. Заметим, что все случаи сохранения столовой утвари после 1965 г. относятся к Тулинской волости.
Утварь, применяемая в животноводческом секторе домашнего хозяйства, исчезала гораздо медленнее. Однако и она к середине 1960-х годов почти полностью исчезла. Сохранялись либо наипростейшие изделия - лохани для корма свиней, либо незаменимые бочки для соления и квашения, впрочем, на сегодняшний момент они заменены стеклянными банками и эмалированными выварками.
К 1970-1980-м гг. даже в тех хозяйствах, где крестьяне делали необходимую для животноводства утварь себе, ее производство сворачивается в силу трудоемкости для пожилых членов хозяйств или отсутствия навыков у молодых.
Различий исчезновения ткачества, пошива одежды и пользования домашней утварью, в зависимости от степени отдаленности от районных центров, мы не обнаружили. Это объясняется созданием сети ателье пошива и магазинов по продаже готовой одежды и посуды промышленного производства на селе. Кроме того, для всех крестьянских
семьей стал приоритетным отказ от трудоемкой домашней, прежде всего, женской работы в пользу заработка наличных денег женщинами в колхозах и государственных учреждениях.
Исчезновение мебели - более длительный процесс. Первоначально стали избавляться от полатей, имевших, помимо утилитарного, большое символическое значение. Именно они считались наиболее ярким атрибутом патриархального быта. Дольше всего (до 1940-1950-х годов) полати сохранялись в многодетных семьях.11 Наиболее яркие воспоминания о полатях связаны с войной. В послевоенные годы произошел переход на железные кровати (деревянные кровати исчезли еще в предвоенные годы).
Следующий этап - это исчезновение комплекса преимущественно обеденной мебели (столов, скамей, табуреток, открытых и глухих полок для хранения посуды, сундуков). Именно этот процесс отражен в табл. 3. До и во время коллективизации практически половина хозяйств отказалась от мебели кустарного производства, заменив ее покупными столами, буфетами, реже стульями. Функцию производства табуреток взяли на себя столярные мастерские межколхозных строительных бригад.
Чаще всего отказ от старой мебели происходил в ходе заселения в новый дом. Безусловное лидерство в этом процессе взяла на себя молодежь. Нами не зафиксировано ни одной семейной пары, вступившей в брак после коллективизации и обзаводившейся покупной мебелью кустарного производства. Впрочем, и пожилые пары, перестраивая дом, обзаводились мебелью через отдел заказов магазина промышленных товаров, расположенных в центральных усадьбах укрупненных колхозов и совхозов.
В результате этого до середины 1960-х годов еще 40% респондентов избавились от кустарной мебели грубой выделки. От нее не отказывались только сами мастера («примерно до разукрупнения совхоза (1965) брат делал мебель и для нас, но с того времени делает только для себя»). Но и столяры-одиночки постепенно теряли силы («Муж был здоров, делал мебель всю сам») или уходили из жизни, а городской быт неотвратимо наступал. Приобретение телевизора, холодильника, модной в 1970-1980-е годы хрустальной посуды, книг, кроме того, появление новых потребностей (например, секретер для занятий детям) диктовали необходимость покупки соответствующей мебели. Сейчас домашняя мебель (стол, буфет, табуретки, кровать) имеется только у одного респондента из Вышгородской волости. Еще у одного респондента из Линовской волости большинство кустарной мебели вышло в тираж в последние 20 лет (буфет стоит в сенях). Во всех остальных хозяйствах наиболее популярный ответ: «Кроме иконостаса все покупное».
Большая длительность процесса исчезновения мебели домашнего изготовления отразилась и в его географии. В прилегающих к Пыталову волостях и деревнях близких к центрам совхозов Линовской волости, 60-70% кустарной мебели исчезло к моменту окончания коллективизации. А в Тулинской, Родовской и восточных деревнях Линовской волости 55-60% респондентов расстались с ней только в 1950 - начале 1960-х годов. В дальнейшем мебель во всех волостях исчезала казуально и говорить о закономерностях этого процесса не представляется возможным.
Темпы исчезновения объектов и навыков хозяйствования в женской сфере производства можно упорядочить следующим образом: быстрее всего уходит из употребления утварь кустарного производства, затем пошив домашней одежды, потом мебель домашнего изготовления и, наконец, ткачество. Это общие тенденции, индивидуальные вариации данного процесса значительны. Представители поколений, родившихся в 1930-е годы и позже, никогда не шили и не ткали (за исключением декоративных промыслов), хотя вынуждены были пользоваться домашней утварью и мебелью. В противоположность им выделяется группа представителей старшего поколения, сохранявших навыки домашних ремесел и одновременно активно использовавших их продукцию в быту. В таких семьях вместе с отходом от дел мастерицы уходили и ее изделия, в лучшем случае погружаясь на дно сундуков. После смерти хозяйки утварь и мебель заменяли на промышленную или они тихо превращались в труху вместе с заброшенным старым домом. Пользование домашней мебелью и тем более утварью сегодня, безусловно, выглядит вызовом установившимся нормам деревенского быта.
Однако не стоит представлять себе дело таким образом, будто бы сохранялись очаги натурального хозяйства. Никакой прочной корреляции между сохранением плуга и сохи, с одной стороны, производством деревянных орудий труда, утвари и мебели -с другой, и домашним ткачеством и пошивом - с третьей, не существовало. В каждой семье эти три составляющие были развиты в разной степени. Один хозяин мог заниматься столярным делом и не иметь собственного сельскохозяйственного инвентаря, а другой, наоборот, собирать по деревне брошенные орудия и уже полстолетия пользоваться исключительно промышленной посудой и мебелью. Тем более, активность мужчины никак не влияла на активность женщины. Жены мастеров чаще всего сами не занимались ткачеством или пошивом. И, наоборот, большинство женщин-мастериц вынуждены были реанимировать домашнее производство в силу значительного обеднения после смерти мужа.
Следующий индикатор исчезновения традиционной культуры крестьян Русско-Латвийского порубежья - изменения отопительной системы, выразившиеся в исчезновении русской печи и появлении нового отопительного сооружения - щита. Помимо изменения интерьера крестьянского жилища, менялась модель обеспечения продуктами питания членов домохозяйства и домашнего скота (хлебом, изделиями из муки, горячей пищей, напитками, прошедшими термическую обработку; приготовление, хранение, разогрев).
Еще в 1920-е годы значительно подешевел, по сравнению с дореволюционными ценами, лес, в первую очередь предназначенный для отопления. В дальнейшем, благодаря деятельности лесхозов и леспромхозов, в лесной полосе продолжалось реальное удешевление древесного топлива за счет массовости его вырубки и доставки потребителю. Это позволяло при перестройке дома или при отделении молодой семьи увеличивать размеры жилища, окон и дверей, несколько сокращая объем отопительной части печи.
Подлинная революция произошла в начале 1960-х годов с открытием торговли готовым хлебом в сельских продовольственных магазинах: смысл существования полногабаритной русской печи исчез. Ликвидация русской печи происходила чаще всего при постройке нового дома. Но во многих старых домах при ремонте, а иногда и без всякого стороннего повода разрушали русскую печь и строили новые отопительные сооружения.
Наиболее популярным стал «щит», сложенный из кирпича в виде отштукатуренной стенки с воздуховодами внутри. К нему пристраивалась одноместная (очень редко двухместная) лежанка и четырехкомфорочная дровяная плита дачного типа. На втором месте по популярности (заменив русскую печь) стоит круглая голландская печь, исключительно отопительная. Ее именуют просто «круглая», или описательно, «как в организациях».
Первый вопрос анкеты об изменении отопительной системы в домах крестьян Пы-таловского района Псковской области касался времени исчезновения русской печи( см. табл. 4).
Таблица 4
Изменение отопительной системы в домах крестьян
Русская печь
Есть 4 11 15 15 30
Исчезла 22 12 34 43 77
в 1990-е годы 1 1 2 4 6
в 1980-е годы - 2 2 9 11
в 1970-е годы 6 5 11 15 26
в 1960-е годы 14 4 18 15 33
до 1960 г. 1 - - - 1
Всего 26 23 49 58 107
Только щит 19 11 30 34 64
Щит + круглая 3 1 4 9 13
Щит + русская - - - 4 4
Всего 22 12 34 47 81
Дело в том, что исчезновение русской печи - всегда событие памятное, ибо оно связано с перестройкой всего дома. Следовательно, сообщаемая информатором дата всегда предельно точная. Ее либо помнят, либо быстро вспоминают по датам рождения детей, с уточнением по времени правления директоров совхозов (председателей колхозов), оказывавших или не оказывавших помощь в строительстве. До 1960-х годов жизнь в деревне без русской печи была просто невозможна. Единственный случай ее отсутствия в этот период зафиксирован в семье сельского служащего, имевшего финансовые возможности покупать у соседей продукты, готовившиеся в русской печи.
Главная причина исчезновения печей в 1960-е годы (31%) заключалась в том, что отпала необходимость печь хлеб и молодые хоз
