Предметный комплекс из памятников кызыл-ташского этапа тюркской культуры (2-я половина v – 1-я половина VI В. Н. Э. ): традиции и новации

Кузьмина Е.Е. Индоарии - путь на юг. М.: Летний сад, 2008. 556 с.

Леонтьев Н.В. Колесный транспорт эпохи бронзы на Енисее // Вопросы археологии Хакасии. Абакан: ХакНИИЯЛИ, 1980. С. 65-84.

Матющенко В.И. Нож из могильника у дер. Ростовка // КСИА. 1970. Вып. 123. С. 103-105.

Матющенко В.И. Древняя история населения лесного и лесостепного Приобья (неолит и бронзовый век). Ч. II: Самусьская культура. Томск: Изд-во Том. ун-та, 1973. 139 с. (Из истории Сибири. Вып. 10).

Матющенко В.И., Синицына Г.В. Могильник у деревни Ростовка вблизи Омска. Томск: Изд-во Том. ун-та, 1988. 132 с.

Нефедкин А.К. Боевые колесницы и колесничие древних греков (XVI-I вв. до н.э.). СПб.: Петербургское востоковедение, 2001. 528 с.

Новгородова Э.А. Мир петроглифов Монголии. М.: Наука, 1984. 166 с.

Новгородова Э.А. Древняя Монголия (Некоторые проблемы хронологии и этнокультурной истории). М.: Наука, 1989. 381 с.

Новоженов В.А. Наскальные изображения повозок Средней и Центральной Азии (к проблеме миграции населения степной Евразии в эпоху энеолита и бронзы). Алматы: Аргументы и факты Казахстана, 1994. 265 с.

Паульс Е.Д. Два окуневских памятника на юге Хакасии // Окуневский сборник. Культура. Искусство. Антропология. СПб.: Петро-РИФ, 1997. С. 123-127.

Пяткин Б.Н. Повозка - колесница - «скифский Арес» (трансформация семантики мотива) // Проблемы археологии степной Евразии. Кемерово: КемГУ, 1987. Ч. 1. С. 125-127.

Савинов Д.Г. К вопросу о формировании окуневской изобразительной традиции // Окуневский сборник. Культура. Искусство. Антропология. СПб.: Петро-РИФ, 1997. С. 202-212.

Студзицкая С.В., Кузьминых С.В. Галичский «клад» (к проблеме становления шаманизма в бронзовом веке Северной Евразии) // Мировоззрение древнего населения Евразии. М.: Старый сад, 2001. С.123-165.

Черемисин Д.В. Проблемы изучения наскальных изображений колесниц (по материалам петроглифов Алтая) // Алтае-Саянская горная страна и соседние территории в древности. Новосибирск: Изд-во Ин-та археологии и этнографии СО РАН, 2007. С. 261-274.

Черных Е.Н., Кузьминых С.В. Древняя металлургия Северной Евразии. М.: Наука, 1989. 319 с.

Jacobson-Tepfer Е., Kubarev V., Tseveendorj D. Mongolie du Nord-Ouest Haut Tsagaan Gol // Repertoire des Petroglyphes D’Asie Centrale. Paris, 2006. Tome V, fasc. 7.

Studzitskaya S.V., Kuzminykh S.V. The Galich Treasure as set of Shaman articles // Fennoscandic archaologica. 2002. XIX. S. 13-35.

Tallgren A.M. The Copper Idols from Galich and Their Relatives // Studia Orientalia. Helsinki. 1925. №1.

A.A. Тишкин, H.H. Серегин

Алтайский государственный университет, Барнаул

ПРЕДМЕТНЫЙ КОМПЛЕКС ИЗ ПАМЯТНИКОВ КЫЗЫЛ-ТАШСКОГО ЭТАПА ТЮРКСКОЙ КУЛЬТУРЫ (2-я половина V - 1-я половина VI в. н.э.): традиции и новации*

Средневековые памятники Алтая уже изучаются довольно длительное время. В результате зафиксировано значительное количество разновременных археологических комплексов [Тишкин, 2007, с. 185-234, 286-288]. Литтть во 2-й половине XX в. материалы, полученные при обследованиях и раскопках, позволили исследователям

* Работа выполнена при финансовой поддержке ФЦП «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России», проект «Реконструкция социальной организации и системы жизнеобеспечения кочевников Южной Сибири поздней древности и средневековья» (шифр 2010-1.2.1-300-028-022).

детально решать проблемы культурно-хронологического определения выявленных объектов на основе имевшегося тогда практического и теоретического опыта [Гаврилова, 1965; Савинов, 1984; и др.]. Дальнейшее накопление археологических источников обозначило необходимость продолжения такой деятельности. С целью всесторонней характеристики и создания более полной картины этнокультурного развития Алтая в эпоху средневековья стала детально разрабатываться современная схема изучения истории средневековых кочевников Алтая. Сначала она была кратко опубликована [Тишкин, Горбунов, 2002; Горбунов, Тишкин, 2003], а затем последовательно дано ее развернутое наполнение в серии публикаций, в том числе монографического плана [Горбунов, 2003, 2006; Тишкин, Горбунов, 2005; Тишкин, 2007,2009]. Основой проделанной работы стала систематизация и типология инвентаря из погребальных комплексов, содержавших наиболее массовый и представительный материал [Тишкин, Горбунов, 2002]. Реализованный подход оказался довольно эффективным при демонстрации целостной картины поэтапного развития культур не только в рамках эпохи средневековья [Тишкин, 2006; 2007]. Следует указать, что развернутая публикация обозначенной концепции продолжается. Один из результатов этой работы - данная статья.

Наиболее актуальной проблемой раннесредневековой археологии уже давно стал комплекс вопросов, связанных с определением компонентов, времени и места сложения тюркской археологической культуры, носители которой стали основателями крупнейшей кочевой империи 2-й половины I тыс. н.э. Опыт реконструкции начальных этапов истории данной общности осуществлен целым рядом исследователей. Большинством специалистов пока поддерживается концепция С.Г. Кляшторного [1965, с. 281 ], выделившего в ранней истории тюрок два периода: ганьсунско-гаочанский и алтайский. К настоящему времени археологическими материалами обеспечен лишь второй. Отечественными исследователями предлагались различные варианты интерпретации памятников Алтая, относящихся к середине I тыс. н.э. Анализ материалов, накопленных к началу XXI в., позволил выделить ранний период тюркской культуры [Горбунов, Тишкин, 2002а-б; 2003; Тишкин, Горбунов, 2002]. Он был обозначен как кызыл-ташский этап и датирован 2-й половиной V - 1-й половиной VI в. н.э. Данная точка зрения нашла отражение в монографиях [Горбунов, 2003, 2006; Тишкин, Горбунов, 2005, с. 145, 161; Тишкин, 2007, с. 193-194] и докторских диссертациях авторов концепции [Тишкин, 2006, с. 33-34; Горбунов, 2006, с. 9]. В настоящее время актуальным является характеристика особенностей существования культуры тюрок на раннем этапе ее развития. В предлагаемой статье представлен результат рассмотрения предметного комплекса из памятников 2-й половины V - 1-й половины VI в., отражающий специфику процессов, которые происходили на Алтае в то время и оказали серьезное влияние на историю народов сопредельных территорий.

Итоги изучения материальной культуры раннесредневековых тюрок Алтае-Саян-ского нагорья представлены в многочисленных научных статьях, разделах монографий и отдельных книгах [Гаврилова, 1965, с. 79-98; Худяков, 1986, с. 137-168; 2004, с. 55-83; Овчинникова, 1990; Горбунов, 2003, 2006; Кубарев Г.В., 2005, с. 26-137; и др.]. Выводы исследователей учитывались в ходе нашего анализа. Вместе с тем получение новых материалов вполне закономерно обозначило некоторую корректировку представлений о хронологии появления и бытования отдельных групп изделий. Сопроводительный инвентарь из погребальных и «поминальных» памятников кызыл-ташского этапа тюркской

культуры представлен следующими категориями вещей: снаряжение верховой лошади, снаряжение человека, орудия труда и предметы быта, вооружение. Ниже представлена характеристика обозначенных находок с акцентом на решение вопросов хронологии предметного комплекса.

Снаряжение верховой лошади. Одними из распространенных категорий находок в комплексах кызыл-ташского этапа тюркской культуры Алтая являются предметы, относящиеся к конскому снаряжению. Данный показатель отражает не только большое значение лошади в жизни кочевников, но и демонстрирует ее важную роль в ритуальной практике номадов раннего средневековья. В археологических памятниках 2-й половины V - 1-й половины VI в. широко зафиксированы удила из двух звеньев, каждое из которых заканчивается кольцом, предназначенным для формирования узды (рис. 1.-1-3). В этих кольцах нередко находят псалии и фиксируют дополнительные детали.

Удила с однокольчатыми окончаниями не являются узко датирующими изделиями, так как они использовались кочевниками Алтае-Саянской горной страны и сопредельных регионов со 2-й половины I тыс. до н.э. и до VIII—IX вв. н.э. [Савинов, 1984, с. 134]. В связи с этим основным показателем для уточнения времени бытования конского снаряжения становится оформление псалиев, обнаруженных в комплекте с удилами. Исследователи уже отмечали, что наиболее архаичными псалиями из археологических комплексов Южной Сибири 2-й половины I тыс. н.э. являлись роговые (костяные) изделия [Гаврилова, 1965, рис. 16.-2; Овчинникова, 1990, с. 97]. В памятниках кызыл-ташского этапа зафиксировано несколько вариантов оформления подобных предметов. Первый представлен роговыми стержневыми (иногда с несколько загнутыми концами), двухдырчатыми псалиями (рис. 1.-4-7). В ряде случаев один конец изделия слегка заострен. Роговые двухдырчатые псалии появились и бытовали на Алтае и сопредельных территориях в скифо-сакский и «гунно-сарматский» периоды [Кляшторный, Савинов, 2005, рис. 2.-7; 3.-11]. Такие находки обнаружены в памятниках предтюркского времени. Они зафиксированы в археологических объектах 2-й половины IV - 1-й половины V в. (см., например: [Соенов, 1998, рис. 1.-9]), ныне относящихся к верх-уймонскому этапу булан-ко-бинской культуры [Тишкин, Горбунов, 2005, с. 161; Тишкин, 2007, с. 179]. Подобные изделия продолжали использоваться и во 2-й половине VI - 1-й половине VII в., о чем свидетельствуют предметы из исследованных погребальных и «поминальных» комплексов [Киселев, 1929, табл. У.-13; Гаврилова, 1965, табл. VII.-1, XX.-36; Суразаков, 1982, рис. 2.-7; Поселянин, Киргинеков, Тараканов, 1999, рис. 17.-9; Худяков, 1999, рис. 2.-2]. В памятниках катандинского этапа развития тюркской общности они уже не встречаются, так как в то время использовались роговые псалии с железными скобами [Гаврилова, 1965, рис. 8.-10; Грач, 19606, рис. 95; Мамадаков, Горбунов, 1997, рис. 9.-7; и др.].

Другой вариант роговых псалиев, обнаруженных в памятниках кызыл-ташского этапа, представлен находками с одним ровным и другим резко заостренным концом (рис. 1.-8-9). Исследователи обозначают подобные изделия как «карандашевидные» [Овчинникова, 1990, с. 97] или «клыковидные» [Кубарев Г.В., 2005, с. 120]. По всей видимости, у всех таких псалиев были проделаны по два отверстия, которые не всегда сохраняются из-за того, что заостренный конец находок обламывался [Кубарев Г.В., 2005, с. 121]. Роговые псалии рассматриваемой формы, судя по имеющимся материалам, появились на кызыл-ташском этапе и продолжали существовать вплоть до середины VIII в. [Могильников, 1983, рис. 19.-3; Грач, 1960а, рис. 38; Кубарев Г.В.,

Вторая группа псалпев из комплексов Алтая 2-й половины V - 1-й половины VI в. представлена крупными железными кольчатыми витыми (ложновитыми) изделиями (рис. 1.-10-12). Во всех случаях на удилах с такими псалиями имелись восьмерковидные гладкие или витые петли. Похожие петли зафиксированы на удилах из памятников Алтая 2-й половины IV - 1-й половины V в. [Соенов, Эбель, 1992, рис. 33.-5; Соенов, 1998, рис. 1.-9; 2000, рис. 7.-8; 10.-6; Тишкин, Горбунов, 2003а, с. 491]. Большие кольча-

\ 1 ч I I

Рис. 1. Удила и псалии из памятников кызыл-ташского этапа:

тые псалии обнаружены в погребениях [Сорокин, 1969, рис. 23.-1], ныне относящихся к верх-уймонскому этапу булан-кобинской общности. Такие же, но витые (ложновитые) изделия известны в материалах кокэльской культуры Тувы [Вайнштейн, 1970, рис. 51.-8-9]. Судя по имеющимся материалам, наиболее архаичные для раннего средневековья кольчатые витые псалии обнаружены в «поминальной» оградке комплекса Кудыргэ [Илюшин, 2000, рис. 11.-5] (рис. 1.-10), которая, по нашему мнению, сооружена на кызыл-ташском этапе. Несколько более поздним временем, но также в рамках 2-й половины V - 1-й половины VI в., датируются находки ложновитых кольчатых псалиев из памятников Кок-Паш [Илюшин, 1990, рис. 1.-5; Бобров, Васютин А.С., Васютин С.А., 2003, рис. 53.-14] (рис. 1.-11) и Боротал [Кубарев В.Д., 1985, рис. 5.-2; Кубарев Г.В.,

Основным новационным элементом в материальной культуре населения Южной Сибири в середине I тыс. н.э. стало появление металлических стремян. Их использование серьезным образом повлияло на развитие военного дела, увеличив возможности конного боя [Вайнштейн, 1966, с. 74; 1991, с. 220-226; Кирпичников, 1973, с. 43; и мн. др.]. В настоящее время вполне определенно рассматривается распространение металлических стремян с IV в., и связывается этот процесс с военно-политической доминантой державы Сяньби [Комиссаров, Худяков, 2005, с. 264-266; Комиссаров,

Первая группа рассматриваемых изделий представлена железными плоскими стременами с «Т-образной» подножкой (рис. 2,-1-6). Такие предметы датируются большинством исследователей 2-й половиной V - 1-й половиной VI в. [Грач, 1982, с. 163; Могильников, 1994, с. 111; Шульга, Горбунов, 1998, с. 101; Гричан, Плотников, 1999, с. 77]. Все подобные находки из комплексов тюркской культуры, за единственным исключением [Грач, 1982, рис. 2.-6-7], обнаружены на территории Алтая и происходят из «поминальных» оградок, сооруженных кочевниками рассматриваемой общности. Верхнюю хронологическую границу существования плоских стремян с «Т-образной» подножкой демонстрируют находки из погребения кургана №7 могильника Кудыргэ, относящегося ко 2-й половине VI в. [Гаврилова, 1965, табл. ХГУ.-7]. В памятниках Алтая 1-й половины VII в. подобные экземпляры уже не фиксируются.

Ко 2-й половине V - 1-й половине VI вв. также относятся пластинчатые стремена из «поминальных» оградок памятников Кок-Паш [Бобров, Васютин А.С., Васютин С.А., 2003, рис. 53.-9] (рис. 2.-7) и Кара-Коба-1 [Могильников, 1994, рис. 7.-1] (рис. 2.-8). Об этом свидетельствуют сочетания ранних признаков изделий (узкая прямая плоская подножка, высокая узкая «шейка» и высокая вертикальная пластина) [Васютин А.С.,

* Известны также вотнвные пластинчатые стремена раннего типа из памятников таштыкской культуры Среднего Енисея [Тетерин, 2007, рис. 19.-9]. Миниатюрные изделия с петельчатым ушком из склепов Минусинской котловины относятся к более позднему времени и являются копиями предметов, датирующихся не ранее 2-й половины VI - 1-й половины VII в. [Савинов, 2005, с. 133; Азбелев, 2008, с. 67].

Рис. 2. Стремена из памятников кызыл-ташского этапа:

Вторая группа стремян из памятников кызыл-ташского этапа тюркской культуры Алтая представлена изделиями с петельчатым ушком (рис. 2.-9-12). До настоящего времени наиболее распространенной точкой зрения являлось определение периода появления подобных находок рамками VI—VII вв. В свое время эту идею высказал С.И. Вайнштейн [1966, с. 66]. По его мнению, стремена впервые начали использоваться алтайскими тюрками, что подтверждалось находками на могильнике Кудыр-гэ. В таблице, составленной А.К. Амброзом [1973, рис. 2.-19, 42], наиболее ранние петельчатые стремена датированы VII в. К этому же времени появление подобных предметов относят и китайские специалисты [Комиссаров, Худяков, 2005, табл. 1.-31]. В обозначенных работах в качестве основного примера ранних петельчатых стремян выступают изделия из некрополя Кудыргэ, исследованного на Алтае. Рассмотрение материалов, накопленных к концу 1980-х гг., позволило С.П. Нестерову [1988, с. 177-178] сделать важный вывод о том, что стремена с петельчатым ушком впервые стали использоваться на территории Южной Сибири и произошло это, по его мнению, не ранее VI в. Д.Г. Савинов [1996, с. 20] предположил, что петельчатые стремена появились под влиянием изделий с высоким пластинчатым ушком восточноазиатского происхождения в У-У1 вв. В качестве примера стремян этого времени он привел предметы из Минусинской котловины - изделие из памятника Усть-Тесь и случайную находку [Савинов, 1996, рис. 1.-2—3]. Общую характеристику ранних форм петельчатых стремян отразил в ряде работ А.С. Васютин [1994, с. 59; 2003, с. 59], датировав подобные находки «кудыргинским» временем (VI—VII вв.). Примером наиболее раннего петельчатого стремени исследователь посчитал находку из памятника Усть-Карасу [Васютин А.С., 1994, рис. 1.-12; 3.-15; Бобров, Васютин А.С., Васютин С.А., 2003, рис. 57.-12; 58.-8]. Это же стремя, но почему-то обозначенное как предмет из комплекса Кок-Паш, П.П. Азбелев [2008, с. 61, рис. 2.-8] отнес к наиболее ранним изделиям с петельчатым ушком. По его мнению, раннесредневековые материалы обозначенного памятника следует датировать 1-й половиной VII в.

Анализ материалов раскопок на территории Алтае-Саянской горной страны и сопредельных регионов, введенных в оборот в течение двух последних десятилетий, позволяет уточнить обозначенные выше точки зрения. Представляется возможным утверждать, что наиболее ранние из петельчатых стремян датируются концом V - 1-й половиной VI вв. н.э. Рассматриваемые находки этого времени имеют ряд характерных признаков, сочетание которых позволяет осуществить их довольно точную атрибуцию. Одним из важных показателей является оформление ушка изделия. Петля у стремян - вертикально-вытянутая либо чуть приплюснутая и несомкнутая в основании. Подножка ранних находок - прямая, узкая и плоская [Васютин А.С., 1994, с. 53; Кирюшин, Горбунов, Степанова, Тишкин, 1998, с. 166; Неверов, 1998, с. 146; Азбелев, 2008, с. 61]. Кроме того, проем, образуемый дужками у таких стремян, в ряде случаев имеет несколько вытянутые очертания. Подобные находки обнаружены при исследовании памятников Кара-Коба-1 [Могильников, 1994, рис. 2.-1] (рис. 2.-9) и Усть-Карасу [Бобров, Васютин А.С., Васютин С.А., 2003, рис. 55.-11] (рис. 2.-10), расположенных в Центральном Алтае. К 1-й половине - середине VI в. относятся стремена из «поминальной» оградки Кызыл-Таш [Соенов, Эбель, 1996, рис. 1.-3] (рис. 2.-11) и кургана №10 могильника Тыткескень-У1 [Кирюшин, Горбунов, Степанова, Тишкин, 1998, рис. 4.-7] (рис. 2.-12). В первом случае фиксируется появление такого конструктивного

элемента, как ребро жесткости (нервюра) при сохранении небольшого проема петли, вытянутого контура изделия и прямой узкой подножки; во втором отмечается изгиб подножки и расширение петли. Обозначенные показатели получают дальнейшее развитие в форме стремян уже во 2-й половине VI - 1-й половине VII в.*

Характерной особенностью памятников кызыл-ташского этапа тюркской культуры является то, что в погребениях и «поминальных» оградках встречено по одному стремени [Горбунов, Тишкин, 20026, с. 45; Тишкин, Горбунов, 2005, рис. 23, с. 144]. На последующих этапах развития рассматриваемой общности на территории Алтая подобные случаи редки. Помещение только одного стремени, по мнению В .А. Могильни-кова [1994, с. 109], может объясняться реализацией ритуальных действий, связанных с порчей вещей перед помещением их в захоронение. На наш взгляд, преимущественная фиксация подобной традиции в ранних комплексах тюркской культуры обусловлена сохранением практики использования одного стремени в качестве подножки, что отражает особенности первоначального использования данной категории изделий в качестве приспособления для посадки на лошадь. Таким образом, наличие только одного стремени в погребении или «поминальной» оградке является характерным признаком памятников раннего кызыл-ташского этапа тюркской культуры.

Украшения конского снаряжения в памятниках рассматриваемого периода зафиксированы только однажды. К ним относятся круглые бляхи-накладки «с умбоном» из «поминальной» оградки памятника Кудыргэ [Илюшин, 2000, рис. II.-4] (рис. 3.-1). Точные аналогии таким изделиям в комплексах тюркской культуры нам пока не известны. Подобная находка имеется в материалах памятника Кок-Паш [Бобров, Васютин А.С., Васютин С.А., 2003, рис. 13.-27; 56.-1-3], относящегося к позднему этапу булан-кобпнской культуры [Тишкин, Горбунов, 2005, с. 161].

Другой группой предметов для снаряжения лошади, встреченной в объектах кызыл-ташского этапа тюркской культуры, являются подпружные пряжки. Подобные изделия с подвижным язычком из рога (кости) использовались на протяжении длительного промежутка времени. Имеющиеся наблюдения об эволюции признаков рассматриваемой группы находок [Савинов, 1984, с. 137; Неверов, 1985, с. 200-202; Овчинникова, 1990, с. 117-119] не всегда находят подтверждение на конкретном археологическом материале [Кубарев Г.В., 2005, с. 135]. Экземпляры из памятников кы-зыл-ташского этапа (рис. 3.-2-5) имеют близкие аналогии в поздних булан-кобинских комплексах [Тишкин, Матренин, 2010, рис. 1.-4, 6; 2.-6-9], и по деталям оформления они могут быть датированы в рамках V—VII вв. [Неверов, 1985, с. 200-202]. Также весьма широкой является хронология железных подпружных пряжек. Находки, аналогичные большинству подобных изделий из комплексов Алтая кызыл-ташского этапа (рис. 3.-6-19), использовались населением тюркской культуры с VI по XI в. [Овчинникова, 1990, с. 120-121, рис. 49.-1-18]. Необычную форму имеет «восьмеркообразная» пряжка из «поминальной» оградки памятника Кудыргэ [Илюшин, 2000, рис. У.-5] (рис. 3.-20). Изделия с вогнутыми сторонами рамки встречены в отдельных объектах тюркской культуры 2-й половины VI - 1-й половины VII в. [Илюшин,

* К середине VI в. относятся также петельчатые стремена, обнаруженные на территории Минусинской котловины [Тишкин, Ожередов, Серегин, 2009, рис. 1.-1-2; Серегин, 20096, рис. 1-2]. Рассматриваемые экземпляры сочетают как наиболее ранние признаки (прямая плоская и узкая подножка, несомкнутое ушко), так и позже появившуюся округлость дужек и приплюснутость ушка-петли.

К снаряжению лошади также принадлежат своеобразные роговые пряжки, обычно обозначаемые как блоки для чумбура [Овчинникова, 1990, с. 123]. Они использовались, судя по всему, для фиксации и регулировки различных ремней. «Блоки для чумбура» с четким оформлением щитка, рамки и наконечника (рис. 3.-24-27) характерны для раннего средневековья и не встречены в памятниках предшествующих хронологических периодов, хотя, очевидно, имеют прототипы в изделиях раннего железного века [Кубарев Г.В., 2005, с. 137]. Распространение роговых застежек для пут (цурок) трапециевидной формы в памятниках Алтая и сопредельных территорий также относится к середине I тыс. н.э. (рис. 3.-28-31). Следует отметить, что подобные изделия найдены в комплексах булан-кобинской культуры, но они отличаются от раннесредневековых экземпляров разомкнутым верхним краем над выемкой для ремня [Тишкин, Горбунов, 2003а, с. 491; Тишкин, Горбунов, 2005, с. 144]. Рассмотренные элементы снаряжения («блоки для чумбура» и застежки от пут) представляют собой достаточно четкие показатели археологических комплексов раннего средневековья.

Снаряжение человека. Редкой группой предметов из памятников кызыл-таш-ского этапа тюркской культуры Алтая являются элементы поясной гарнитуры. Бронзовая пряжка из оградки №104 памятника Кудыргэ [Илюшин, 2000, рис. У-7] (рис. 4.-1) с округлой рамкой, неподвижным шпеньком и прямоугольным плоским щитком, с обеих сторон которого нанесены поперечные «насечки», относится к изделиям, обычно обозначаемым как «типично таштыкские» [Кызласов, 1960, с. 36]. Подобные находки широко зафиксированы в склепах Минусинской котловины [Кызласов, 1960, рис. 7.-4, 7-8; Грязнов, 1979, рис. 71.-5; Вадецкая, 1999, табл. 9.-1; 137.-4; Митько,

Рис. 3. Предметы конского снаряжения из памятников кызыл-ташского этапа:

(1 - бронза; 2-5, 24-31 - рог, кость; 6-23 - железо)

Украшениями стрелкового пояса являлись бронзовые бляхи-накладки, обнаруженные в кургане №5 могильника Усть-Бийке-Ш [Тишкин, Горбунов, 2005, рис. 24.-3-7] (рис. 4.-5). Они имеют прямоугольную форму и по одному шпеньку в центре для крепления к ремню.

Обнаруженные колчанные крюки с поперечной планкой, подобные находкам из «поминальных» оградок памятника Кудыргэ [Илюшин, 2000, рис. II.-6; У.-9] (рис. 4,-6-7), характерны для комплексов Южной Сибири сяньбийско-жужанского периода [Грач, 1966, рис. 30.-1; Бобров, Васютин А.С., Васютин С.А., 2003, рис. 10.-27, 32; 15.-16; 16.-41; Тишкин, Горбунов, 2003а, с. 491]. Другим элементом стрелкового пояса, не фиксируемым ранее, являются бронзовые крюки-застежки, Г-образный стержень которых заканчивается шаровидным навершием [Кубарев В.Д., 1985, рис. 10.-3; Тишкин, Горбунов, 2005, рис. 24.-3; Кубарев Г.В., табл. 111.-11] (рис. 4.-8-9). Такие изделия обнаружены в памятниках тюркской культуры Алтая, Тувы и Тянь-Шаня, относящихся ко 2-й половине VI - 1-й половине VIII в. [Гаврилова, 1965, табл. XIX.-6; Овчинникова, 1990, рис. 14; Худяков, Табалдиев, 2009, рис. 21.-5]. Колчанный крюк из погребения могильника Яконур [Титтткин, Горбунов, 20036, рис. 4.-6] (рис. 4.-10) также имеет аналогии в материалах раскопок некрополей рассматриваемой общности более позднего времени [Мамадаков, Горбунов, 1997, рис. 3.-15].

Орудия труда и предметы быта. Универсальными орудиями труда являлись железные черешковые ножи (рис. 4.-11-16). Подобные изделия обычно маловыразительны в плане хронологии. Экземпляры, обнаруженные в памятниках кызыл-ташского этапа, бытовали в среде кочевников Южной Сибири на протяжении всей 2-й половины I тыс. н.э. [Овчинникова, 1990, с. 56]. Исключение представляет нож серповидной формы [Гаврилова, 1965, табл. У.-1] (рис. 4.-16), не характерный для раннего средневековья и имеющий аналогии в комплексах жужанского времени [Грач, 1966, рис. 29.-2; Бобров, Васютин А.С., Васютин С.А., 2003, рис. 6.-19]. Костяные наконечники стрел, зафиксированные в памятниках кызыл-ташского этапа, по характеру насада делятся на втульчатые (рис. 4.-17-19) и с раздвоенным насадом (рис. 4.-20, 21). Подобные изделия встречены в комплексах булан-кобинской культуры Алтая, относящихся ко II—V вв. н.э. [Худяков, 1986, с. 150, рис. 58.-7, 13-14; Тетерин, 2004, рис. 7.-8, 15, 18], и выглядят архаичными в памятниках раннесредневековых тюрок 2-й половины VI - середины VII в. [Гаврилова, 1965, табл. XXI.-5; Мамадаков, Горбунов, 1997, рис. IX.-11-12; Кубарев Г.В., 2005, табл. 4.-8].

Вооружение. Предметы вооружения, обнаруженные в археологических объектах Алтая 2-й половины V - 1-й половины VI в., подробно изучены В.В. Горбуновым [2003, 2006]. Исследователь отметил, что комплекс наступательного и оборонительного вооружения тюрок сформировался на основе традиций, характерных для населения булан-кобинской культуры и при участии сяньбийского импульса [Горбунов, 2003, с. 91; 2006, с. 91]. Важной тенденцией, фиксирующейся на материалах середины I тыс. н.э., является «доживание» на Алтае прежних форм рассматриваемой категории изделий. Обозначим некоторые наиболее яркие примеры архаичных предметов вооружения, встреченных в памятниках тюркской культуры Алтая кызыл-ташского этапа. Мечи с навершием в виде кольца или несомкнутого крюка, подобные находке из «поминальной» оградки памятника Кызыл-Таш [Соенов, Эбель, 1996, рис. 3.-1] (рис. 5.-10), получили распространение в археологических комплексах Южной Сиби-

ри П-У вв. н.э. [Вайнштейн, Дьяконова, 1966, табл. VIII.-5; Худяков, 1986, рис. 40.-2-3; Бобров, Васютин А.С., Васютин С.А., 2003, рис. 15.-21; Горбунов, 2006, с. 64, рис. 48.-2-3]. В обозначенном сооружении встречена также миниатюрная модель копья [Соенов, Эбель, 1996, рис. 3.-2] (рис. 5.-11). Помещение вотивных изделий в погребальные и «поминальные» объекты является нетипичной чертой ритуала для населения Ал-тае-Саянской горной страны раннего средневековья. Данный показатель зафиксирован в обрядовой практике кочевников региона в хуннуско-сяньбийско-жужанское время

Рис. 4. Поясная гарнитура, предметы быта и орудия труда из памятников кызыл-ташского этапа: 1-2 - Кудыргэ, оградка №104 (по: [Илюшин, 2000, рис. У.-7]); 3 - Кара-Коба-1, оградка №109 (по: [Могильников, 1992, рис. 14.-1]); 4 - Кудыргэ, оградка №103 (по: [Илюшин, 2000, рис. III.-1]); 5 - Усть-Бийке-Ш, курган №5 (по: [Тишкин, Горбунов, 2005, рис. 24.-3, 4]); 6-Кудыргэ, оградка №102 (по: [Илюшин, 2000, рис. П.-6]);

(кокэльская и таштыкская культуры). Наиболее массовое использование железных «ярусных» наконечников стрел - также характерный показатель материальной культуры кочевников обозначенного хронологического периода [Худяков, 1986, рис. 26, 36.-7-21], в том числе номадов Алтая [Тетерин, 2004, рис. 4.-1-4; Горбунов, 2006, с. 38]. В памятниках тюркской культуры 2-й половины I тыс. н.э. подобные изделия не получили распространения [Худяков, 1986, рис. 64; Овчинникова, 1990, рис. 12; Горбунов,

Характерным показателем археологических комплексов кочевников булан-кобин-ской культуры является обнаружение боевых ножей с череном, наклоненным в сторону лезвия [Мамадаков, 1985, рис. 4.-10; 7.-1; Тишкин, Горбунов, 2005, с. 134, рис. 21.-13; Горбунов, 2006, рис. 63.-2, 3, 5; и др.]. В памятниках тюркской культуры подобный предмет вооружения встречен только однажды - в ходе раскопок погребения кызыл-таш-ского этапа на могильнике Яконур [Тишкин, Горбунов, 20036, рис. 4.-1] (рис. 5.-9). Весьма редки боевые ножи обозначенной формы и в ранне средневековых комплексах Южной Сибири в целом [Евтюхова, 1948, рис. 30; Худяков, 2003, рис. 6.-1). По мнению Г.В. Кубарева [2008, с. 69-72], осуществившего анализ изображений «коленчатых» кинжалов на каменных изваяниях, подобные предметы могут быть хронологическими маркерами археологических памятников У1-УП вв. н.э.

Новации в военной сфере, произошедшие в середине I тыс. н.э. и связанные со становлением и развитием на Алтае тюркской культуры, также получили отражение в формах предметов вооружения. Важной тенденцией считается появление в памятниках кызыл-ташского этапа более коротких, по сравнению с предшествующим временем, роговых накладок на лук [Горбунов, 2006, с. 15, 17-18] (рис. 5.-14-16). Во 2-й половине V - 1-й половине VI в. фиксируется укрупнение размеров наконечников стрел, а также распространение их новых форм: четырехугольных, шестиугольных и арочных, с геометрической формой пера [Горбунов, 2006, с. 39-40] (рис. 5.-3-8). Особенностью археологических комплексов кызыл-ташского этапа тюркской культуры Алтая является сравнительно частое, по сравнению с более поздними объектами данной общности, обнаружение фрагментов доспеха [Гаврилова, 1965, табл. У-1; Илюшин, 1990, рис. 1.-8; Соенов, Эбель, 1996, рис. 3.-5-12; 1997, рис. III.-1; Бобров, Васютин А.С., Васютин С.А., 2003, рис. 53.-20] (рис. 5.-12-13). Интересно, что все подобные находки зафиксированы в ходе раскопок памятников, не связанных напрямую с «классическими» погребениями, - в «поминальных» оградках и «ритуальном» кургане. В дальнейшем отмеченная традиция получила своего рода продолжение. Панцирные пластины только однажды встречены в захоронении тюркской культуры [Кубарев Г.В., 2002], а во всех остальных случаях подобные находки сделаны в ходе раскопок кенотафов и «поминальных» оградок [Серегин, 2008, с. 148].

I_I_I_1_I

Рис. 5. Предметы вооружения из памятников кызыл-ташского этапа: 1 - Яконур, курган №5, впускная могила (по: [Тишкин, Горбунов, 20036, рис. 2.-3]); 2 - Булан-Кобы-ГУ, оградка №6 (по: [Мамадаков, 1994, рис. 2.-11]); 3 - Усть-Бийке-Ш, курган №5 (по: [Тишкин, Горбунов, 2005, рис. 25.-1]); 4 - Яконур, курган №5, впускная могила (по: [Тишкин, Горбунов, 20036, рис. 2.-1]); 5 - Усть-Бийке-Ш, курган №6 (по: [Тишкин, Горбунов, 2005, рис. 31 .-4]);

6 - Усть-Бийке-Ш, курган №5 (?