Спросить
Войти
УДК 820
ЖАТКИН Дмитрий Николаевич, доктор филологических наук, профессор, заведующий кафедрой русского и иностранных языков Пензенской государственной технологической академии, академик Международной академии наук педагогического образования, член Союза писателей России, член Союза журналистов России. Автор более 280 научных публикаций, в т.ч. 4 монографий
ЯШИНА Татьяна Анатольевна, кандидат филологических наук, доцент кафедры русского и иностранных языков Пензенской государственной технологической академии. Автор 27 научных публикаций, в т.ч. трех учебно-методических пособий
ОСМЫСЛЕНИЕ ТВОРЧЕСТВА ТОМАСА МУРА
В РУССКОЙ КРИТИКЕ И ПУБЛИЦИСТИКЕ НАЧАЛА 1850-х ГОДОВ
В статье рассматриваются отклики русской критики и публицистики начала 1850-х гг. на кончину Томаса Мура и посмертное издание его многотомных «Записок». Отмечается, что наличие определенной исторической дистанции между реальным завершением творческого пути Томаса Мура в середине 1840-х гг. и кончиной ирландского писателя в 1852 г. способствовало объективности восприятия его наследия, появлению глубоких аналитических суждений о его наивысших творческих достижениях, а также о роли Томаса Мура в развитии английской романтической литературы.
Русско-английские литературные связи, литературная критика, романтизм, традиция, межкультурная коммуникация, компаративистика
Смерть Томаса Мура в 1852 году, ставшем для русской литературы годом утраты В.А. Жуковского и Н.В. Гоголя, привлекла внимание российского общества к судьбе и творчеству ирландского поэта. В «Москвитянине», «Современнике», «Отечественных записках» и Журнале Министерства народного просвещения появились некрологи, передававшие искреннее сожаление по поводу кончины писателя и содержавшие достаточно полные биографические сведения и вполне объективную оценку вклада Мура в мировую литературу и культуру. Объективность в восприятии наследия писателя-ро-мантика была во многом обусловлена фактическим завершением его творческого пути к середине 1840-х гг. Таким образом, возникла
небольшая, но значимая историческая дистанция, с учетом которой восприятие наследия поэта существенно объективизировалось.
В некрологе «Отечественных записок» впервые со ссылкой на английский журнал «Атенеум» (“Athenaeum”) было сообщено о подготовке к публикации дневника Томаса Мура, который последний вел на протяжении многих лет: «... дневник составляет три толстые тома очень мелкого письма и будет <...> издан госпожою Мур с некоторыми другими важными докумен-тами»1. Издание мемуаров Томаса Мура, осуществлявшееся с 1853 г. Джоном Расселом, вызвало неподдельный общественный интерес, - все восемь томов были приобретены Императорской Публичной библиотекой.
Характеризуя Томаса Мура как «последнего из той блистательной плеяды поэтов, к которой принадлежал и Байрон», автор некролога в «Отечественных записках» подчеркивал особое пристрастие фортуны к ирландскому барду: «Все литературные его предприятия, за исключением двух или трех небольших неприятностей, имели успех; он до самой смерти пользовался славою великого поэта и чрезвычайно умного человека, он славился, наконец, как музыкант и как певец собственных баллад своих»2. Сопоставляя Мура и Байрона, автор «Отечественных записок» подчеркивал, что два мощных таланта отличались своим восприятием действительности, во многом объясняющим и их разные судьбы.
Восприятие Мура как символа ушедшего прошлого характерно и для некролога в «Москвитянине», где ирландский бард охарактеризован как верный своим жизненным убеждениям «великий поэт», с уходом которого «исчезла последняя связь, которая соединяла настоящее поколение с ярким созвездием гениальных людей, прославивших Англию в начале этого века»3. Вместе с тем суждения о конкретных произведениях Мура были весьма строги и даже суровы. Вот как, например, автор «Москвитянина» оценивал поэму «Любовь ангелов»: «В Париже написал он свою поэму “Любовь ангелов”, о которой и теперь еще говорят иногда, но которая читается вообще очень мало»4.
Основное внимание в некрологе отведено незаурядной судьбе Мура, тесно связанного с Байроном, Вальтером Скоттом, Шелли, Кэмпбеллом, Роджерсом, совершившего вместе со своими героями поездки по многим странам и континентам.
Выход первых томов мемуаров Т. Мура привлек известного русского критика А.В. Дружинина, констатировавшего во втором письме цикла «Письма об английской литературе и журналистике» в 1853 г.: «Одним из интереснейших событий в британской словесности и журналистике за последние месяцы должно признать «Записки» покойного поэта Томаса Мура и ряд статей, порожденных этим сочинением, изданным в свет трудами лорда
Джона Росселя, Мурова друга и его душеприказчика»5 . Воспринимая популярность Мура в качестве своеобразного отклика на его способность «ценить в других людях сердце и силу характера», А.В. Дружинин приходил к многозначительному заключению: «Мур не производил каких-либо неслыханных подвигов, не приносил никому особенных жертв, не удивлял вселенной неслыханными делами, но он пользовался общей любовью и дорожил ею»6. В целом А.В. Дружинин говорил «о привлекательной личности поэта, подарившего европейскую словесность столькими блистательными суж-дениями»7.
А.В. Дружинин был единственным русским критиком, обращавшимся в первом письме цикла «Письма об английской литературе и журналистике» к проявившейся в Англии тенденции принижения творческих заслуг Томаса Мура лейкистами Вордсвортом и Саути. Безоговорочно встав на сторону Томаса Мура, русский критик характеризовал лейкистов как «поэтов второстепенных, бедных жизненным опытом, мучимых неудовлетворенным самолюбием», -они не смогли достичь искомой простоты изображения, «породили сонмы ничтожных поэм, состарившихся в какие-нибудь двадцать лет времени»8. По наблюдению А.В. Дружинина, в своем противодействии Скотту, Муру и Байрону «лейкисты упустили из виду много важных обстоятельств: они забыли, во-первых, что литературный мир велик и может вмещать в себя две школы; во-вторых, что микроскопическое изображение мелочей не есть еще простота, а в-третьих, что их собственные силы были нуль перед силой Мура, Скотта и Байрона»9 .
Среди бумаг А.В. Дружинина в РГАЛИ сохранилась неопубликованная заметка о третьей вставной поэме «Лалла Рук» «Огнепоклонники», представляющая собой подробный пересказ сюжета произведения, сопровождаемый эмоциональными замечаниями критика: «... поэт останавливается, бросает взгляд на погибель любимых им созданий, на разрушение счастья, описывая которое растратил он столько роскошных цветов своей поэзии, и, полный жгучей
ненависти к им же созданному изменнику, произносит ожесточенное проклятие на изверга, который продал своих братьев, свое племя, свою веру, своего вождя и его грациозную любовницу! Мур не находит слов, чтоб высказать свое негодование, вся живописность восточного слога не может изобразить будущности, которую он сулит предателю»10. В понимании А.В. Дружинина «Огнепоклонники» являли собой ярчайший пример «поэтической запальчивости» «горячего ирландца», которая производит весомый эффект, «соединяясь с общей прелестью и прозрачностью его поэзии»11. А.В. Дружинин тонко уловил основную мысль произведения Мура, построенного на пафосе непримиримой борьбы с насилием над гордой человеческой натурой.
В другом ракурсе жизнь и творчество Томаса Мура рассматриваются на страницах четвертой книги «Сына отечества» за 1852 г. в биографическом очерке И.П. Крешева, во многом основанном на материалах французской литературной критики, нередко допускавшей противоречивые суждения. Сопоставляя творчество Мура и Байрона, И.П. Крешев приходит к выводу, что «всегда нежная, симпатическая, исполненная обаятельной прелести» поэзия ирландского барда может быть охарактеризована как «поэзия воображения», тогда как глубокая, «потрясающая сердце» поэзия Байрона -это «поэзия страсти»; если творчество Байрона подобно «мильтоновой сосне, опаленной небесным огнем и гордо возносящей голову в высших слоях воздуха», то творчество Мура -«цветок без шипов, роскошный, блестящий, распространяющий аромат»12. В этих словах можно видеть стремление к эстетизации творчества Мура, желание представить его художником, описывающим добродетель в слащавых салонных стихах и совершенно обходящим «картины страданий и пороков». Очевидно, И.П. Крешеву не были известны такие гражданские произведения ирландского поэта, как «На смерть Шеридана», «Петиция ирландских оранжистов», «Ирландский раб». Считая Мура «самым искусным колористом между всеми британскими поэтами», И.П. Крешев вместе с
тем типизирует изображаемые ирландским бардом реалии: «Очаровательные создания природы, сильеры, благоуханные крылья, цветы, радуга, румянец девственной стыдливости, поцелуй, иногда слезы - вот спутники Томаса Мура»13. Утверждение, что у Мура «нет ни человеческих образов, ни живописных эффек-тов»14, противоречащее всему содержанию статьи, могло быть некритически заимствовано из какого-то французского источника, - тем более что значительная часть французских критиков предпочитала подчеркивать версификаци-онные способности Мура, восхищаться внешней формой его стихов, не вдаваясь в такие подробности, как идейная направленность, связь стихов с ирландской народной поэзией, свободолюбивые мотивы и т.д. О хорошем знании И.П. Крешевым западноевропейских материалов о Муре свидетельствует, в частности, использование высказываний Шеридана и Байрона об ирландском поэте и его творчестве.
Неумеренно восторженная характеристика была дана И.П. Крешевым «восточной повести» Томаса Мура «Лалла Рук», предоставившей «восточной поэзии право гражданства в Европе». Мур, талант которого «резвится и играет в атмосфере ночи, как в своей родной среде», смог ярко показать в своем произведении ослепительную роскошь и «нежные благоухания» ориентального мира. По наблюдению русского критика, поэзия Мура «блестит и сверкает», «заимствует у звезд лучи, у цветов -краски, у фонтанов - жемчуг, у радуги - переливы красок», - тем самым в воображении читателя возникает восхитительный мир, полный невиданных красот, необыкновенных ощущений. «Действие поэмы происходит в Азии, -пишет далее И.П. Крешев, - земле поэтов, которая отдает им в полное распоряжение свое пламенное сердце, алмазные копи, берега, усеянные коралловыми утесами, воинственные и любовные легенды и все звучные имена. Такой блестящий материал принадлежал по праву Томасу Муру - и он самовластно завладел сокровищами!»15. Излагая четвертую вставную поэму «Лалла Рук» «Свет гарема», И.П. Кре-шев называл ее «гирляндой из лучей, цветов и
песен», составляющей «достойный венец» всей «восточной повести». Стремясь как бы уточнить сказанное, критик в качестве иллюстрации приводил песню, которую исполняла волшебница, «сплетая в мистическом порядке блестящие цветы и листья»16.
Более объективным можно считать разбор И.П. Крешевым «Ирландских мелодий», однозначно ассоциируемых с народным эпосом, историческими событиями и, в конечном итоге, с национально-освободительным движением ирландского народа: «В этих прелестных произведениях отразился, как в зеркале, весь характер ирландцев, пылкий и нежный, мечтательный и печальный»17. И.П. Крешев отмечал тесную связь «Ирландских мелодий» с народной музыкой, предельно существенную для Томаса Мура: «Когда “Ирландские мелодии” были изданы без музыки, под влиянием которой они зарождались в уме поэта, Мур чувствовал какую-то грусть: он видел только скелеты своих созданий, без плоти и крови, без полноты жиз-ни»18. В статье также затронут вопрос о переводчиках «Ирландских мелодий», причем двое из них - ИИ. Козлов и М.П. Вронченко (М. В...ко) -названы по именам. Именно этими поэтами осуществлены, по мнению И.П. Крешева, лучшие переводы из Мура, к сожалению, очень немно-гочисленные19.
Переводы И.П. Крешева из Томаса Мура, составившие весомую часть его биографического очерка, пользовались определенной известностью, были впоследствии включены в хрестоматию Н.В. Гербеля «Английские поэты в биографиях и образцах»20. Менее известны два других его перевода - «Когда твой верный друг, когда поклонник твой... » (стихотворение Мура “When he who adores thee...” из первой тетради «Ирландских мелодий») и «Я видел, поутру, в стремленьи игривом...» (стихотворение Мура “I saw from the beach...” из шестой тетради «Ирландских мелодий»), опубликованные в 1852 г. в журнале «Пантеон театров» с редакторским примечанием Ф.А. Кони: «Переводом этих двух мелодий Мура редакция обязана И.П. Крешеву, так прекрасно владеющему русским стихом»21. Данные переводы были
включены редакцией в статью «Томас Мур», написанную А.С. Горковенко, переводчиком романов Булвер-Литтена, Вальтера Скотта, Фени-мора Купера, впоследствии известным метеорологом, вице-директором гидрографического департамента. А.С. Горковенко являлся автором статей об американской литературе, написанных под впечатлением поездки в эту страну, сотрудничал в издававшемся А.А. Плюшаром «Энциклопедическом лексиконе».
В статье, написанной А.С. Горковенко, суммированы сведения о Томасе Муре, известные русскому читателю по предыдущим публикациям. Томас Мур характеризуется как последний представитель великой плеяды английских поэтов-романтиков, жившей и творившей в уникальный исторический период, когда «гений развился во всех отраслях изящной литературы, философии, критики». «Простые, гармонические песни» Мура, в которых А.С. Горковенко не усматривает ни «бурных страстей Байрона», ни «возвышенной философии Кольриджа», ни «мечтательности и мистического блеска Шелли», ни «утомительной растянутости Соути», привлекают читателя тем, что «выливаются прямо из души», причем «в них столько чувства, красоты и гармонии, что в редком сердце не найдут они отголоска»22 . Общим местом становится традиционное для русской критики восприятие поэмы Мура «Любовь ангелов» как одного из слабейших его произведений: «Поэму Мура “Любовь ангелов” вообще находят ниже других его сочинений. Ангелы Мура столько же походят на библейских ангелов, сколько ангелы Рафаэля и даже А. Дюрера на тех, которых видим в библейских драмах французов»23 . В статье, написанной в полемическом тоне, А.С. Горковенко высказал суждение о лиризме Мура как «образце самого утонченного и классического языка»24, тем самым вновь подведя литературную критику своего времени к вопросу о необходимости изучения языка и стиля ирландского барда. Другая мысль, вытекающая из суждений А.С. Горковенко и также интересная исследователям последующего времени, заключается в наличии у стиха Мура некоего заранее заданного мелодического рисунка, имеющего способность формировать тот или иной музыкально-поэтический образ. По предположению А.Н. Гиривенко, к 1854 г. относится факт нового обращения А.С. Горковенко25 к личности и творчеству Мура: косвенные указания в некрологе, хранящемся в РГАЛИ26 , позволяют высказать мнение о принадлежности А.С. Горковенко краткой заметки
об «известнейшем» поэте в восьмом томе выходившего под редакцией А.В. Старчевского «Справочного энциклопедического словаря»27 .
В 1852 г. в «Современнике» Н.А. Некрасова и И.И. Панаева был без подписи опубликован цикл из двух статей о Томасе Муре, содержавший множество малоизвестных и при этом нередко второстепенных фактов биографии ирландского барда, изложение которых было спонтанным, не направленным на отражение процессов творческой эволюции. «Жизнь Томаса Мура имеет двойную литературную занимательность, - утверждал анонимный автор, -во-первых, по своей личности, игравшей важную роль в английской современной литературе; во-вторых, по дружеским сношениям его с людьми, еще более популярными, чем он сам»28. В этой связи в статье обращено справедливое внимание на творческие взаимосвязи Мура с Байроном, Вальтером Скоттом, Кэмпбеллом, Роджерсом. Называя Мура «народным писателем», русский критик дает глубокую оценку событиям в Дублине, связанным с подавлением в 1798 г. восстания «Объединенных ирландцев», - именно от этих событий ведется своеобразный отсчет творческой биографии ирландского барда. Сближение с лондонской литературной средой привело Мура к начальному формированию путей развития романтической образности, способствовало проведению экспериментов по трансформации уже имевшихся лирических жанров, свидетельством чему стал относящийся к 1801 г. цикл «Юношеских стихотворений» - удачная проба творческих сил, демонстрировавшая богатые творческие возможности молодого автора, сразу же заслужившего осторожно-благоприятные оценки и имя «английского Катулла». Характерная народность, по указанию русского критика, особо ярко проявилась в сатирических сочинениях Мура, созданных скорее «в стиле Ювенала и Чурчилля, чем Горация и Попе»29.
Вторая статья цикла примечательна суждением о существовании «ирландской школы» в драматической литературе Трех Королевств30 . Таким образом определялось положение Томаса Мура как родоначальника новой ирландской литературы, однако многие сложные вопросы (в частности, традиции ирландского барда в произведениях поэтов-современников, а также литераторов последующего времени) оставались вне поля зрения критика. Априорное суждение середины XIX в. об «ирландской школе» нашло обоснование в трудах зарубежных литературоведов второй половины XX в., установившими контекстуальные переклички Мура с Байроном, Кольриджем, Шелли, Вордсвортом, По, Китсом, Теннисоном, Браунингом. Истоки «ирландского стиля» Томаса Мура справедливо усматриваются в неразрывной связи лучших произведений поэта с национальной музыкальной культурой31 .
В № 3-4 «Современника» за 1853 г. также без указания авторства увидела свет статья «Толки английских журналов о Томасе Муре и его “Записках”», свидетельствующая о том, что появление первых томов мемуаров Мура вызвало широкий общественный резонанс. Републикация отдельных фрагментов мемуаров сопровождается переложением содержания зарубежных источников, нередко наполненных поверхностными замечаниями, не способными отразить глубинную суть творческого мира Томаса Мура. Например, суждение о связи ирландского поэта с национальной музыкальной культурой, весьма характерное для критических статей о Муре начала 1850-х гг., получает в материале «Современника» неожиданный ракурс, совершенно искажающий представление
о писателе-труженике, не мыслившем свое существование без литературного труда: «Музыка и народные песни были началом славы будущего поэта <...>, избавили его от тяжелых годов неизвестности, от печальной необходимости грудью пробивать себе дорогу между толпою искателей славы и счастья»32 .
Видимо, сознавая предвзятость рассмотренной выше публикации, опирающейся исключительно на мнения зарубежной критики, «Современник» поспешил уже в № 5-6 за 1853 г. дать развернутый анализ первых двух томов записок одного из «блистательнейших» поэтов эпохи романтизма. И в патриотических произведениях, и в любовной лирике Мура автор статьи ощущает особый ирландский дух, близость к родной земле, ее обычаям и традициям, проявившуюся и заметно усилившуюся с эстетической точки зрения благодаря мелодике и яркой образности поэтического слова. В статье вновь отмечается интерес Мура к народной музыке, во многом объясняющий то эстетическое наслаждение, которое возникает при чтении его произведений: «Всякая мелодия, народная или созданная им, соединялась у него с известным чувством, воспоминанием или впечатлением, которые обозначались или в первых двух стихах песни, или в отдельном припеве; потом он развивал свою поэтическую тему, смотря по ритмическому складу песни»33. Помимо традиционного изложения биографии Томаса Мура, статья в «Современнике» содержала интересные наблюдения над «прозрачным стилем», придающим неповторимое своеобразие поэзии ирландского барда, включала размышления о сути литературного мастерства, о программной значимости того или иного произведения для наследия писателя и, в конечном итоге, отражала эстетические пристрастия своего времени. Впрочем, и этот материал «Современника» был не оригинальным, а переводным, заимствованным из “Revue des Deux Mondes”34. «Современник» и в дальнейшем следил за публикацией записок Томаса Мура, о чем свидетельствует отклик на выход последнего,
восьмого тома, принадлежащий Н.Г. Чернышевскому и помещенный в отделе «Заграничные известия» в № 7 за 1856 г.: «Появился последний том биографии Т. Мура, написанной лордом Джоном Росселем»35 .
Появление двух первых томов записок и писем Мура вызвало в 1853 г. и отклик «Московских ведомостей», писавших, что «такое литературное явление возбуждает к себе общее участие в Англии», заключающееся, в частности, в том, что интерес к нему проявляют не только литературные издания, но и «политические журналы»36 . Очевидно, издание, предпринятое Джоном Росселем сразу после смерти Томаса Мура, не только вызвало всеобщий интерес, но и во многом невольно способствовало ускорению процессов переоценки творческих заслуг поэта, обусловленных деятельностью лейкистов. Именно этими процессами можно объяснить существенное ослабление внимания к Муру в русской критике в последующие годы.
Критические статьи, опубликованные в России в начале 1850-х гг., сформировали представление о Муре как выдающемся деятеле английского романтизма, авторе гениальных произведений, человеке интересной, яркой судьбы. Биографические материалы о Томасе Муре сочетались в статьях с аналитическими суждениями о его художественном наследии, наивысших творческих достижениях. Републикация отдельных фрагментов дневников Мура в России свидетельствовала как об общественном интересе к личности великого романтика, так и о предпочтениях русской публики, которую привлекала мемуарная литература. В конечном итоге именно эти материалы создали предпосылки для дальнейшего более глубокого осмысления наследия Мура литературоведением.
Примечания
Zhatkin Dmitry, Yashina Tatiana
INTERPRETATION OF THOMAS MOORE POETRY BY RUSSIAN LITERARY CRITICS
AND PUBLICISTS IN THE EARLY 1850s
The article considers responses of Russian literary critics and publicists to the death of Thomas Moore and to the posthumous edition of his multivolume “Notes” in the early 1850s. It is also noted that some historical distance between the factual completion of Thomas Moore’s poetic activity in the mid 1840s and the death of the Irish writer in 1852 contributed to the objective perception of his poetic heritage, deep analytical thoughts on his greatest poetic achievements as well as on Moore’s role in the development of English Romantic Literature.
Рецензент - Елепова М.Ю., доктор филологических наук, профессор, заведующая кафедрой литературы Поморского государственного университета имени М.В. Ломоносова
