ПРАКСЕОЛОГИЯ СОЦИАЛЬНОЙ УТОПИИ: ПРОТЕСТ-ПРОЕКТ-ПРАКТИКА

Социодинамика

Правильная ссылка на статью:

Леонтьев Г.Д., Леонтьева Л.С. — Праксеология социальной утопии: протест-проект-практика // Социодинамика. - 2020. - № 2. DOI: 10.25136/2409-7144.2020.2.30089 URL: https;//nbpublish.com&library_read_article.php?id=30089

Праксеология социальной утопии: протест-проект-практика

Леонтьев Глеб Дмитриевич

кандидат философских наук, доцент, кафедра общей философии, ФГАОУ ВО "Казанский (Приволжский)

федеральный университет""

И leontyeval@icloud.com

Леонтьева Людмила Станиславовна

кандидат философских наук

доцент, кафедра государственного и муниципального управления, ФГАОУ ВО "Казанский (Приволжский)

федеральный университет""

И lsl3@yandex.ru

Статья из рубрики "Социальные исследования и мониторинг"

Дата направления статьи в редакцию:

Аннотация.

Осуществлен анализ феномена утопии как социальной альтернативы в аспекте ее праксеологической специфики. Убежденность в идее утопического должного и отчаяние, обусловленное не удовлетворяющим сущим, составляют экзистенциальную основу протестного состояния массового сознания. Идейным двигателем социального протеста становится утопический проект, продуцирующий тенденцию к практическому конструированию идеальной социальности. Системность функционирования данных праксеологических элементов утопии обуславливает цель исследования - выявить специфику взаимосвязи антисистемного протеста, социально-конструктивного проекта и практики преобразования общества. Опережающее отражение действительности в утопии раскрывает синергетический принцип детерминации будущим, в соответствии с которым утопические конструкты в качестве тенденций уже присутствуют в настоящем. Их активизация на уровне индивидуального и общественного сознания характерна для

ситуации социальной энтропии и хаоса, а аттрактором протестного движения выступает социально-утопический идеал. Вера в его осуществимость объясняется «принципом Надежды» Э.Блоха, а предостережением о рисках «социальной инженерии» являются идеи К.Поппера и К.Мангейма.Сделан вывод о двойственном характере праксеологической составляющей утопии. Первый аспект: утопия - это антисистемный протест как отрицание сущего и, одновременно, это социально-системный проект как созидание «лучшего». Второй аспект дуализма: утопия - это проект, трансформирующий общественное сознание и это практика, преобразующая социальное бытие. Утверждается наличие прямой корреляции между интенсивностью развития утопических идей и уровнем социально-политической самоорганизации. Обратная корреляция характерна для политической идеологии. Наряду с гуманистическим оптимизмом утопии, выя влен риск «отрицание отрицания»: практика реализации утопического проекта, сформировавшегося в рамках социального протеста, отрицает саму утопию.

Актуальность исследования социальной утопии обусловлена общей политико-экономической динамикой постиндустриального периода, поиском социальных альтернатив «обществу потребления», а также изменениями социального настроения в российском обществе. В соответствии с исследованиями «Левада-Центра», в 2018 году по Индексам социальных и потребительских настроений произошло ухудшение социального самочувствия -Ш а, по мнению 78% россиян (2019 г.), растет число сограждан, недовольных властью ^^ Как следствие, активизируется поиск интегрирующей общенациональной идеи, «особого пути» развития России, иных форм совершенствования социально-государственного устройства.

Социальные ситуации, характеризующиеся нарастанием социального кризиса, при наличии потенциальных возможностей процесса реформаторства и модернизации -благоприятная среда для развития утопического мировоззрения. Информационная база утопического дискурса - это критическая интерпретация наличной среды, «метафизический бунт» (А. Камю) человека в попытках преодолеть мировоззренческую фрустрацию и экзистенциальный вакуум, обрести гуманистические нормы предметно-социального бытия и реализовать свои сущностные силы.

В соответствии с «принципом надежды» «человека мечтающего» (Э. Блох) утопия формируется в настоящем времени с позиций идеального должного, т.е. осуществляется оценка сиюминутого бытия с точки зрения вечности. Ответ на вопрос: «Каким должно быть лучшее из государств (de optimo republicae statu) ...является основой любого

утопического труда» [3, с 104],- констатирует итальянский историк Альберто Петруччани. Различие между негативным пониманием утопии как явлением бесплодным

(«utopistisch») и ее конструктивным, проективным пониманием («utopisch») —^ заключается в соотнесенности идеальной модели с объективными тенденциями социального развития, т.е. нахождение альтернативных кодов в бытии «здесь и сейчас», синергетическая детерминация будущим. Именно критически рефлексивный анализ существующего порядка позволяет утверждать, что утопический дискурс - это не иллюзорно-субъективистские идеи, возникшие в контексте неразвитых производственных отношений, а актуальные информационно-коммуникативные отношения, создающие программные основания для оппозиции, для практического преобразования социальной системы. Активизация утопической мысли характерна для кризисных периодов, когда

система в точке бифуркации осуществляет напряженный выбор из возможных социальных альтернатив. Утопические идеи являются теми флуктуациями, которые расшатывают социально-политическую систему. Такого рода утопические уколы - это аксиологическая артикуляция социальной позиции, которая подсказывает направление оптимального, востребованного общественным сознанием, социального развития. В этом плане социальную утопию можно рассматривать как интуицию в структуре саморегуляции общества, как самосохранение социального, а значит, как регулятивный феномен. Утопия, ориентированная в будущее, мотивирует корректировку настоящего в соответствии с актуальными интенциями социальной системы. Тем самым, видоизменившееся общество обретает возможность сохранить свою целостность и жизнеспособность. Поэтому приглушение, неприятие утопического дискурса - это отказ от его регулятивных, преобразующих возможностей. Отсутствие ценностно-идеализированной реакции на несовершенства реального мира провоцирует очередную эпоху «застоя» с уничижительным отношением господствующей идеологии к утопии как «utopistisch» («утопистскому»), социально не приемлемому, бесплодному. Полное «исчезновение утопии, - по мнению К. Мангейма, - создаст статичную вещность, в

которой человек и сам превратится в вещь» [3, с- 1691. Поэтому «волю к созданию истории и способность понимать ее» ученый связывает с волей к утопии, а значит, со способностью признать дихотомию между опытом «эмпирического города» и порывом к идеальному граду. Этот порыв в будущее в контексте неудовлетворительного настоящего продуцирует социальный протест, идейно-мировоззренческой основой которого, становится социально-утопический проект. В результате, преобразование действительности под воздействием утопического сознания осуществляется в протестно-проектной форме.

Современные исследователи выделяют три основных типа социального протеста: просистемный протест как реформирование в логике существующей системы; внесистемный протест как индивидуальный социокультурный бунт, не предлагающий конструктивных альтернатив; антисистемный протест как комплекс конфликтных

действий, направленных на коренную трансформацию социального порядка Рассмотрим данную типологию применительно к утопии как форме социального протеста. Первый тип протеста не содержит в себе радикальной оппозиционности, тогда как утопия отрицает наличную действительность. Второй тип протеста находится за пределами прямого противостояния социальной системе, ограничиваясь эскападами на уровне индивидуального бытия, тогда как утопия - это систематизированный социальный проект лучшего будущего для многих, масштаб зависит от амбиций автора. Исходя из того, что утопия как альтернатива и отрицает, и конструирует, ее можно отнести к третьему, антисистемному типу протеста. Разработка программы такого протеста предполагает артикуляцию критических и конструктивных идей. Протест против несправедливостей мира сущего, выраженный в тексте художественного произведения, в любом ином публичном обращении становится социально-медийным событием, в терминологии синергетики - «местом сборки». Если оппозиционный поиск идеального общества соответствует массовому настроению, то дискурс углубляется и расширяется. Как следствие, утопическая идея может стать фактором трансформации социальной среды. Но утопическим проектом идея становится только при выработке конкретных способов практического, преобразующего действия.

Если протестно-проектные характеристики утопического являются формой преобразующего процесса, то его содержание связано с понятием практики. В соответствии с основными составляющими элементами практики, цель преобразования действительности в утопии - идеальное государство, основанное на принципах

справедливости, равенства и всеобщего блага. Объект преобразования - наличная действительность, с отчуждающими условиями бытия. Средства преобразования -мыслительные операции и эмпирические методы, зачастую, не только мыслительный, но и опытный эксперимент. Условие преобразования - стратегический уровень деятельности, когда автор - творец новой, востребованной реальности. Результат преобразования - совершенное государство, жизнеустройство которого соответствует конкретно-исторической целевой установке. Основа преобразующей практики -целесообразная деятельность, когда осознанная потребность удовлетворяется адекватными средствами, а целеполагание подразумевает выбор между средствами и соответствующими им результатами.

Целеполагающая преобразовательная деятельность под влиянием утопической идеи осуществляется в двух аспектах: реально - это практика, действительная трансформация общественного бытия через реформы и революции, и идеально - это проект, изменения в ментальном пространстве, в установках граждан. Продукты проектной деятельности обеспечивают возможность практических преобразований. Поэтому утопический проект -обязательный компонент утопического преобразования действительности. Однако его полная реализация отрицает саму утопию. «Нравственное безумие» утопического

замысла «обнаруживается только на практике, когда этот идеал овладевает волей» [7, с-127], - писал С. Л. Франк, исследуя «дьявольскую парадоксальность нравственной диалектики» добра и зла, святости и садизма утопической «ереси». Карл Поппер видит социальный негативизм тотальной «утопической инженерии» ^ в востребованности сильной централизованной «власти немногих». Следствием подавления социальной самоорганизации является корректировка первоначального идеала и, в терминологии

проф. В. И. Курашова, «идеологическая псевдореализация утопии» [9& с-—5], о чем свидетельствует «государственный прецедент реализации европейских идей о

коммунистическом будущем» в Советском Союзе Но, несмотря на свои мутации,

утопия существовала, и будет существовать, благодаря универсальности провозглашаемых ею ценностей. Утопический идеал, вопреки пессимистическому взгляду на утопию, гуманизирует социальную практику не только в аспекте будущего, но «здесь и сейчас», являясь импульсом осознанного, рефлексивно-ценностного отношения к миру сущему. Как проявление познавательной направленности утопического сознания, социальный идеал становится частью социальной практики, фиксируя оптимальные «точки роста». Для осмысления праксеологического аспекта утопического проектирования актуальна классификация утопий Ф. Аинса. Обращаясь к истокам жанра - к произведениям Т. Мора и Т. Кампанеллы, испанский исследователь выделяет два вида утопий: утопии свободы, воссоздающие «идеальное состояние человека» и утопии

порядка, описывающие «идеального гражданина Государства» ^^ Именно утопии порядка содержат в себе тенденцию к перерождению в антиутопии через механизм идеологизации и догматизации некогда жизнеспособных, человеко-ориентированных идей. Причину перерождения справедливо отмечает Н. В. Скрынник: «Любая, даже самая прекрасная идея превращается в идеологию там и тогда, когда она монополизируется властью» [11, с- 4111. Утопии максимума индивидуальной свободы не отрицают нормативность как форму социального взаимодействия и средство преодоления хаоса, но признают за хаосом и его креативные функции, а значит - за социумом и индивидом - свободу социального творчества. Рациональность и нравственность объединяются в пространстве утопии, поэтому ее свобода имеет позитивный смысл [12, с-это не только свобода «от» неудовлетворяющих форм бытия, но и свобода «для» созидания желаемого.

Практические цели внедрения и распространения утопического идеала носят, по преимуществу, социально-политический характер. Преобразование производственных отношений и социокультурной сферы трудно представить вне взаимодействия власти и общества, если не в социетальном масштабе революционных перемен по установлению справедливого правления, то хотя бы в плане разрешительно-согласительной функции органов власти на социальное экспериментирование в локальном сообществе. Возможно, именно поэтому Т. А. Бахтина говорит «об утопии как элементе

идеологической системы общества» [13, с 10]. Подобная формулировка предполагает чрезмерно расширительную понятийную трактовку. Если рассматривать идеологию с точки зрения формы как область знаков в контексте семиотики или как теоретическое знание, т.е. как уровень общественного сознания наряду с общественной психологией, то в этом случае утопия, как и любой иной знаково-теоретический феномен - составная часть идеологии. Однако, с точки зрения содержания и социогруппового подхода, идеология - это самосознание социальной группы. А с позиции политологического подхода, ее предназначение - обоснование правомерности действий политического субъекта. При сопоставлении идеологии и утопии правомерно делать акцент на сферу политического, поскольку утопия - это моделирование идеальной государственности, т.е. решение социально-управленческих проблем. Однако практическую связь с политикой утопия обретает только тогда, когда претендует на реализацию своего проекта, когда появляются личности, мотивированные на политическую конкуренцию и способные мобилизовать массы. До этапа практического внедрения - это социокультурная сфера философского и литературного творчества. Разумеется, не исключено, что легальная власть может рассматривать муссирование протестно-утопических идей как потенциальную опасность своей стабильности. В попытке блокировать трансформацию массового сознания властвующий субъект включает механизмы информационно-пропагандистского и административно-силового противодействия, тем самым, переводя утопическое в сферу политического, т.е. сферу борьбы за власть и отправления властных полномочий. В данной ситуации утопия как протестное мировоззрение противостоит господствующей идеологии, которая, по выражению К. Мангейма, «стремится к сохранению или постоянному репродуцированию

существующего образа жизни» [3, с- 1131. Учитывая отсутствие тождества между утопией и идеологией при наличии ценностного отношения утопического сознания к действительности, можно «смягчить» высказывание Т. А. Бахтиной и рассматривать утопию как элемент ценностно-мировоззренческой, а не политико-идеологической системы общества.

В терминологии науки логики, идеология - это распределенный субъект суждения «все идеологии есть мировоззрение», поскольку его объем полностью входит в объем предиката-мировоззрения, тогда как объем предиката только частично включается в объем субъекта-идеологии, т.к. мировоззрением являются и иные феномены, например, утопия. Утопическое мировоззрение - это дух и порыв к будущему, утопия расшатывает status quo, тогда как идеология - это система идей, легитимирующих политическую власть. Исходя из этого противопоставления, на наш взгляд, не правомерно определять

социальную утопию словосочетанием «идеология протестной группы» [14, с- 496"", как это предлагает Э.Э. Шульц, исследуя метаморфозы марксизма в России. Тем более что, с точки зрения аутентичного марксизма, советская версия социализма, даже в его «развитой» стадии, не приближает коммунистическую утопию «обобществившегося

человечества» (К. Маркс) t15—с- 4". «Наука истории» К. Маркса интерпретирована «последователями» в соответствии с социально-политической целесообразностью, «это

совершенное издевательство над марксизмом, это хулиганская выходка блатного» [16, с- эмоционально пишет советский правозащитник В. Н. Чалидзе. Более того, как отмечает проф. В. М. Межуев, сам К. Маркс не подписался бы под тем, что построено в СССР и не считал себя ни социалистом, ни марксистом. «Не все, что в ХХ веке

называлось марксизмом, можно целиком отнести на счет Маркса» [17, с Следуя логике К. Маркса, если идеология - это доктринально оформленное сознание, в котором частный интерес выдается за всеобщий, то пролетариат, выражая общечеловеческие интересы, не нуждается в идеологической маскировке. Однако, учитывая, что официальная идеология в государстве диктатуры пролетариата не просто была, но имела тотально-тоталитарный характер, логично полагать, что она выражала и защищала частные интересы особой социальной страты, а именно - партийно-административной номенклатуры. Если идеология - это, внедренное властвующим субъектом, «стремление к единству», то принятие утопической идеи - результат осознанного индивидуального выбора, ибо утопия движется от мира отчуждения к миру самореализации человека. Гуманистическая траектория движения к идеалу коммунистического будущего несовместима с перманентным «пролетарским принуждением». Тогда как, по словам Ч. Кукатаса, «принудительное единение», «подавление тех, чье мышление не соответствует

норме» с- 8] абсолютно оправданы идеологией властвующего субъекта.

Раскрывая симулятивную сущность идеологии, С. Жижек пишет: «Функция идеологии состоит не в том, чтобы предложить нам способ ускользнуть от действительности, а в том, чтобы представить саму социальную действительность как укрытие от некой травматической, реальной сущности» [19, с 52]. На наш взгляд, в данной формулировке словенского философа в качестве объекта, противоположного идеологии, вполне просматривается утопия. Перефразируя первую часть высказывания, получаем утверждение: если утопия в своем функциональном исполнении предлагает нам «способ ускользнуть от действительности», то функция идеологии - «представить саму социальную действительность как укрытие от некой травматической, реальной сущности». То есть, если утопический проект - это бегство от реальности в иное «идеальное» измерение посредством эскапизма или героики-реконструкции, то система идеологем оправдывает сущее как наилучшее, «оберегая» индивида от символически замаскированных реалий бытия. Идеологический конструкт противоположен утопии по своей сути и в тоже время соизмерим с ней как мировоззренческий феномен. Второй аспект соотнесения утопии и господствующей идеологии относится к концепту государства: оба феномена озабочены его статусом. В результате, с одной стороны рождаются теории идеального, правового (Rule of law) социального, партисипативного государства, а с другой стороны - апологетика легальной государственности.

В заключение констатируем основные взаимосвязи социального протеста, проекта праксеологических элементов утопии:

положения, обуславливающие специфику и практики социального преобразования как

бытие;

Таким образом, атрибутивным свойством утопического сознания является оптимистичная убежденность в возможности осуществления идеала. Убежденность, ориентированная в будущее, с одной стороны и отчаяние, обусловленное настоящим, с другой стороны создают экзистенциальную основу протестного состояния массового сознания. Идейным двигателем социального протеста становится утопический проект, а укоренение установки на его форсированную, практическую реализацию продуцирует идеологические симулякры и социально-дистопические риски.

Библиография

Социодинамика. - 2017.-№ 4.-С.126-136. DOI: 10.7256/2409-7144.2017.4.22751.-URL : http://e-notabene.ru/pr/article_22751.html

- М.: Культурная революция, 2007. - 176 с.

- 482 с.

Результаты процедуры рецензирования статьи

В связи с политикой двойного слепого рецензирования, данные о рецензенте не указываются.

Рецензия на статью

Автор представил в журнал «Социодинамика» оригинальную статью, в которой дается анализ праксеологии социальной утопии в системе координат протест-проект-практика. Трудно возразить автору материала в том, что актуальность исследования социальной утопии обусловлена общей политико-экономической динамикой постиндустриального периода, поиском социальных альтернатив «обществу потребления», а также изменениями социального настроения в российском обществе. Действительно, социальные ситуации, характеризующиеся нарастанием социального кризиса, при наличии потенциальных возможностей процесса реформаторства и модернизации -благоприятная среда для развития утопического мировоззрения. Информационная база утопического дискурса - это критическая интерпретация наличной среды, «метафизический бунт» (А. Камю) человека в попытках преодолеть мировоззренческую фрустрацию и экзистенциальный вакуум, обрести гуманистические нормы предметно-социального бытия и реализовать свои сущностные силы. В формулировке проблемы автор исходит из того, в частности, что «активизация утопической мысли характерна для кризисных периодов, когда система в точке бифуркации осуществляет напряженный выбор из возможных социальных альтернатив. Утопические идеи являются теми флуктуациями, которые расшатывают социально-политическую систему. Такого рода утопические уколы - это аксиологическая артикуляция социальной позиции, которая подсказывает направление оптимального, востребованного общественным сознанием, социального развития. В этом плане социальную утопию можно рассматривать как интуицию в структуре саморегуляции общества, как самосохранение социального, а значит, как регулятивный феномен. Утопия, ориентированная в будущее, мотивирует корректировку настоящего в соответствии с актуальными интенциями социальной

системы». Автору материала важно было показать, что современные исследователи выделяют три основных типа социального протеста: просистемный протест как реформирование в логике существующей системы; внесистемный протест как индивидуальный социокультурный бунт, не предлагающий конструктивных альтернатив; антисистемный протест как комплекс конфликтных действий, направленных на коренную трансформацию социального порядка. Далее автор рассмотривает данную типологию применительно к утопии как форме социального протеста. В основе анализа, представленного в материале, лежит убежденность автора в том, например, что целеполагающая преобразовательная деятельность под влиянием утопической идеи осуществляется в двух аспектах: реально - это практика, действительная трансформация общественного бытия через реформы и революции, и идеально - это проект, изменения в ментальном пространстве, в установках граждан. Продукты проектной деятельности обеспечивают возможность практических преобразований. Поэтому, как считает автор статьи, утопический проект - обязательный компонент утопического преобразования действительности. Однако его полная реализация отрицает саму утопию. Рассматривая специфику обозначенного предмета исследования, автор специально подчеркивает, что практические цели внедрения и распространения утопического идеала носят, по преимуществу, социально-политический характер. Преобразование производственных отношений и социокультурной сферы трудно представить вне взаимодействия власти и общества, если не в социетальном масштабе революционных перемен по установлению справедливого правления, то хотя бы в плане разрешительно-согласительной функции органов власти на социальное экспериментирование в локальном сообществе. Итак, автор в своей работе обосновал, что при сопоставлении идеологии и утопии правомерно делать акцент на сферу политического, поскольку утопия - это моделирование идеальной государственности, т.е. решение социально-управленческих проблем. Однако практическую связь с политикой утопия обретает только тогда, когда претендует на реализацию своего проекта, когда появляются личности, мотивированные на политическую конкуренцию и способные мобилизовать массы. До этапа практического внедрения - это социокультурная сфера философского и литературного творчества. Разумеется, не исключено, что легальная власть может рассматривать муссирование протестно-утопических идей как потенциальную опасность своей стабильности. В попытке блокировать трансформацию массового сознания властвующий субъект включает механизмы информационно-пропагандистского и административно-силового противодействия, тем самым, переводя утопическое в сферу политического, т.е. сферу борьбы за власть и отправления властных полномочий. Итак, представляется, что автор в своем материале затронул важные для современного социогуманитарного знания вопросы, избрал для анализа актуальную тему, рассмотрение которой в научно-исследовательском дискурсе помогает некоторым образом изменить сложившиеся подходы или направления анализа проблемы, затрагиваемой в представленной статье. Какие же новые результаты демонстрирует автор статьи? 1. Автор привел обоснование позиции, в соответствии с которой отмечается праксеологический дуализм утопии: а) это антисистемный протест как отрицание сущего и социально-системный проект как созидание «лучшего»; б) это проект, трансформирующий общественное сознание и практика, преобразующая социальное бытие. 2. Также установлено, что атрибутивным свойством утопического сознания является оптимистичная убежденность в возможности осуществления идеала. Убежденность, ориентированная в будущее, с одной стороны и отчаяние, обусловленное настоящим, с другой стороны создают экзистенциальную основу протестного состояния массового сознания. Идейным двигателем социального протеста становится утопический проект. Как видим, автор выполнил поставленную

цель, получил определенные научные результаты, позволившие обобщить материал. Этому способствовал адекватный выбор соответствующей методологической базы. Статья обладает рядом преимуществ, которые позволяют дать положительную рекомендацию данному материалу, в частности, автор раскрыл тему, привел достаточные аргументы в обоснование своей авторской позиции, выбрал адекватную методологию исследования. Библиография позволила автору очертить научный дискурс по рассматриваемой проблематике (было использовано 19 источников). Таким образом, представленная статья не лишена новизны, соответствует в целом по жанру научному материалу, содержит анализ и обобщение, в также авторский взгляд на заявленную проблему. На основе изложенного считаю, что статья может представлять интерес для читателей и заслуживает того, чтобы претендовать на опубликование в научном издании.