ОТНОШЕНИЕ К СОСЕДЯМ ДРУГОЙ РАСЫ: КЕЙСЫ АЛБАНИИ И КОСОВО

В. В. Костенко, А. А. Новик

ОТНОШЕНИЕ К СОСЕДЯМ ДРУГОЙ РАСЫ: КЕЙСЫ АЛБАНИИ И КОСОВО

АННОТАЦИЯ. В работе с помощью этнологических и социологических (опросных) данных анализируется, как относятся жители Албании и Косово (косовские албанцы) к представителям других рас. Междисциплинарный подход позволяет, с одной стороны, сравнить уровень нетерпимости в балканских странах и проанализировать, какие индивидуальные характеристики связаны с наиболее негативным отношением к соседям, которых жители балканских стран классифицируют как расово других. С другой стороны, материалы интервью дают возможность прояснить, как общие настроения, фиксируемые массовыми опросами, отражаются в реальном опыте и взглядах людей. Вопрос расизма на Балканах интересен теоретически, поскольку опыта реального соседства с людьми других рас у большинства людей в регионе нет и никогда не было (за исключением короткого периода дружбы Албании с Китаем с 1961 по 1971 г.). Таким образом, вопрос о соседях другой расы становится важен не только сам по себе, но и как маркер готовности к взаимодействию с группами малоизвестных других.

В работе показано, что в Албании, десятилетиями существовавшей в международной изоляции, очень высок уровень нетерпимости к любым другим, в то время как в Косово, долгое время бывшем частью более открытой Югославии и Сербии, несмотря на недавний травматичный опыт этнического конфликта, сопровождавшегося военными действиями и вмешательством внешних сил, отношение значительно более толерантное, хотя хуже, чем в остальных странах, возникших после дезинтеграции бывшей Югославии.

КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: Албания, Косово, междисциплинарность, европейское исследование ценностей, расизм, соседства в Европе

УДК 394:316(497)

DOI 10.31250/2618-8600-2019-2(4)-100-127

КОСТЕНКО Вероника Викторовна — к.с.н., н.с. лаборатории сравнительных социальных исследований, доцент школы социальных наук и востоковедения, Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики» (Россия, Санкт-Петербург) E-mail: veronika.kostenko@gmail.com; vvkostenko@hse.ru

НОВИК Александр Александрович — к.и.н., заведующий отделом европеистики, Музей антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН; доцент кафедры общего языкознания, Санкт-Петербургский государственный университет (Россия, Санкт-Петербург)

E-mail: njual@mail.ru; novik.petersburg@gmail.com

Отношение к чужому, другому является одной из ключевых характеристик любого общества (Зиммель 2008). С начала ХХ в. этот вопрос становится одной из главных движущих сил развития социальных наук (Park, Burgess [1925] 2019), а в послевоенный период приобретает еще большую актуальность. При этом расовый вопрос, как долго считалось, разделял в первую очередь американское общество, в то время как в Европе, особенно после Второй мировой войны, речь шла скорее об этничности1. Как показывают многие современные исследователи, сама идея разделения людей на расы и приписывания им различных социальных характеристик тесно связана с колониализмом (MacMaster 1997; Bonilla-Silva 1997). В России «либеральная антропологическая парадигма <.. .> описывала и тем самым фиксировала и абсолютизировала объективные показатели физических типов империи, при этом осознанно сопротивляясь иерархизации групп населения, радикальной социальной инженерии, конструированию коллективных идентичностей, идеологизации физических показателей, евгеническим спекуляциям и т. п.» (Могильнер 2008: 460). В 1920-е гг. в Советском Союзе физические антропологи (например, Виктор Валерианович Бунак) начали развивать евгенику, быстро потерявшую популярность, а диалог с властями стали вести этнографы, предложившие языковые и культурные основания для разделения вновь создаваемого государства (Hirsh 2005). Таким образом, сначала в Советском Союзе, а после Второй мировой войны и на всем пространстве социалистического лагеря и в странах, к нему примкнувших, модель разделения по принципу этнической принадлежности возобладала над расовой, а раса продолжала (и до сих пор продолжает) восприниматься большинством как сугубо биологический феномен. Так, в советских школьных учебниках биологии о расах упоминалось вскользь (выделялось четыре расы: «негроидная», «монголоидная», «европеоидная» и «аборигены Австралии»). Исходя из этого, нет оснований ожидать специфически сильного расизма в посткоммунистических странах. Однако если посмотреть на карту Европы (рис. 1), станет очевидно, что во всех посткоммунистических обществах уровень расизма выше, чем в тех, где социалистического опыта не было.

Чтобы прояснить причины такого явления, мы обратимся к теории контакта (Allport 1954; Pettigrew 1998). Эта теория в общем виде предсказывает, что возможность коммуникации (в первую очередь в равноправных ситуациях) с представителями других групп значительно снижает уровень воспринимаемой опасности. Однако исследования частных ситуаций, особенно при сложных комбинациях различных групп в одном контексте, показывают, что общая логика позитивного воздействия

Рис. 1. Процент респондентов, которые не хотят, чтобы их соседями были представители другой расы (ЕУБ 2008)

контакта может значительно усложняться. Например, в США показано, что в некоторых районах представители меньшинств в ситуации контакта развивают больше предрассудков относительно друг друга, в то время как представители большинства меньше проявляют их (Ha 2010).

В европейских исследованиях, особенно касающихся посткоммунистических обществ, не принято использовать вопрос об отношении к людям другой расы, что связано скорее с традицией использования термина, чем с отсутствием проблемы (Foner, Alba 2008). Теоретики и философы давно говорят о том, что отношение к иммигрантам (и специально — к мусульманам) во многих европейских странах становится все более расистским (Theo Goldberg 2006).

ИСТОРИОГРАФИЯ

Отношение к расам на Балканах никогда не являлось предметом специального интереса исследователей (редким исключением можно считать книгу под редакцией Джозефа Хелда (Held 1996), где эта проблема рассматривается в ряду других типов межгрупповых отношений в Восточной Европе) в первую очередь потому, что данная проблематика не считалась релевантной в парадигме знаний об обществе. Так, например, в книге албанских исследователей Неби Бардоши и Ольси Леляй «Этнография при диктатуре: знание, наука, наш Холокост» дается полная палитра

этнологических и — шире — антропологических штудий и научных проблем, находившихся в фокусе науки о человеке в период строительства социализма в Албании, между тем вопрос изучения расового разнообразия населения Земли или исследования отношения в албанском обществе к представителям различных рас никогда не ставился (Bardhoshi, Lelaj 2018). Албанская наука, бравшая пример с классических трудов русских и советских ученых, была полностью сосредоточена на изучении традиционной культуры албанского народа, как правило, не заходя в своих интересах даже за политические границы собственной балканской страны (притом, что сотни тысяч албанцев проживают в соседних странах: Косово, Сербии, Северной Македонии, Черногории, Греции). Это наблюдение подтверждается тем фактом, что в крупнейших научных архивах и картотеках в Институте культурной антропологии и искусствоведения (Тирана), Институте языкознания и литературы (Тирана), Институте истории (Тирана) нет ни одного исследования или архива полевых материалов, связанных с изучением проблемы отношения к представителям других рас в период с 1940-х по 2010-е гг. (этим вопросом авторы настоящей работы специально занимались начиная с 2008 г.).

В Косово ситуация обстояла подобным образом. Долгое время Косово и Метохия входили в состав Сербии и Югославии. Университет в Приштине с преподаванием на албанском языке был открыт лишь в 1969 г. (в наше время это Universiteti i Prishtines "Hasan Prishtina"). Непростым решением были созданы первые научные центры в крае — Институт албанологии и др. Деятельность этих учебных и исследовательских центров была направлена в первую очередь на изучение языка, литературы, культуры, фольклора албанцев — прежде всего албанцев Косово, так как возможностей для пересечения границы с Албанией, пребывавшей под тоталитарной диктатурой, у ученых практически не было. Задач по изучению различных вопросов на стыке классической этнографии и социальной антропологии перед исследователями не стояло. Специалисты-этнографы — албанцы Косово — занимались в основном той проблематикой, которая была конъюнктурно выгодна для края, стремящегося к независимости, а именно позиционированием и популяризацией народной культуры и родного языка.

Таким образом, этнографических и антропологических специальных исследований, посвященных отношению к другим, в том числе к представителям других рас, ни в Албании, ни в Косово не было сделано, однако есть опросы общественного мнения, выполненные социологами, которые дают возможность обратиться к данной проблематике.

В таблице 1 можно видеть, какую долю от всего населения составляют мигранты. Эта доля колеблется от минимальных 1-1,5 % в Боснии и Герцеговине и Албании до достаточно высоких 13 % в Хорватии и Черногории, при этом абсолютное большинство мигрантов

в регионе — выходцы из соседних стран. Как видно из таблицы, доля мигрантов в выборке всегда чуть меньше реальной, что вполне ожидаемо и наблюдается во всем мире, так как мигранты часто сталкиваются с трудностями легализации и могут избегать любого взаимодействия с официальными лицами. Тем не менее, погрешность не превышает 3-4 процентных пунктов.

Таблица 1

ЧИСЛО И ПРОЦЕНТ МИГРАНТОВ В ВЫБОРКАХ ПО СТРАНАМ

Местные (в выборке EVS), данные собраны в 2008-2010 гг. Мигранты (в выборке EVS), данные собраны в 2008-2010 гг. Доля мигрантов в стране по официальным данным*** (OECD 2010) Больше всего мигрантов из (по данным Pew Research 2010)

Албания 1 522 5 (0,3 %) 1,5 % Греция

БиГ* 1 457 53 (3 %) 1 % Хорватия, Сербия

Косово 1 530 60 (4 %) Нет данных Нет данных

Македония** 1 443 42 (3 %) 6,3 % Албания, Сербия

Сербия 1 378 129 (9 %) 11,4 % БиГ, Хорватия

Словения 1 243 103 (8 %) 12,2 % БиГ, Хорватия

Хорватия 1 328 161 (11 %) 12,9 % БиГ, Сербия

Черногория 1 332 176 (12 %) 13 % БиГ, Сербия

* Босния и Герцеговина.

** С 2019 г. официальное название — Северная Македония.

*** Рассчитана авторами как доля от общего населения страны в 2010 г (данные OECD (Organization for Economic Co-operation and Development)), данные по числу мигрантов получены из проекта Pew Research Center по международной миграции. URL: https://www. pewresearch.org/global/interactives/global-migrant-stocks-map/ (дата обращения: 25.04.2019).

Согласно приведенной статистике, мигранты в балканских странах малочисленны и происходят преимущественно из соседних стран. Ни в одной из стран, о которых идет речь в данной работе, нет значительного присутствия представителей других рас. Тем не менее в некоторых странах наблюдается значительная доля респондентов, которые не хотят видеть представителей других рас в качестве соседей (табл. 2). В чем же причина такой обеспокоенности? Представляется, что отношение к другим может быть связано не с реальным отношением к этим группам (тем более, что с представителями многих из них местные жители никогда не сталкивались), а коррелирует с воображаемой угрозой, сформулированной в терминах экономической конкуренции, культурной экспансии или религиозного влияния (Hainmueller, Hopkins 2014). Этот вопрос, на первый взгляд, сугубо теоретический, отражает общий уровень неприязни к другому.

МЕТОДЫ

В работе мы объединяем этнологические методы, а именно — интервьюирование, фиксацию нарративов, включенное наблюдение и др. (сведения получены в ходе полевых исследований, которые проводились с 2002 по 2019 г. в Албании и Косово в рамках комплексных этнолингвистических экспедиций МАЭ РАН, ИЛИ РАН и СПбГУ), а также данные опросной социологии (Европейское исследование ценностей 2008).

В 2008 г. впервые был проведен репрезентативный стандартизированный опрос по методике Европейского исследования ценностей на Балканах. Всего в это исследование вошло 47 стран Европы, что является абсолютным рекордом для европейских межстрановых опросов. Эти данные не получили достаточного освещения в российских исследованиях региона. Между тем они находятся в открытом доступе и содержат много интересных сведений, касающихся отношения жителей этих стран к политическим, экономическим, экологическим, миграционным проблемам, а также информацию о гендерных установках европейцев, уровне доверия, оценке здоровья и благополучия и сведения по многим другим вопросам.

В данном исследовании мы сосредоточимся на том, как жители балканских стран относятся к своим соседям, кого они предпочитают не видеть рядом. В Европейском исследовании ценностей вопрос соседства сформулирован так: «Здесь перечислены различные группы людей. Назовите группы, с представителями которых вы не хотели бы жить по соседству», далее дан список из 14 групп (люди с преступным прошлым, люди другой расы, левые экстремисты, алкоголики, правые экстремисты, многодетные семьи, люди с неуравновешенной психикой, мусульмане, иммигранты / иностранные рабочие, больные СПИДом, наркоманы, го-мосексуалы, цыгане, евреи, христиане), среди которых респондент мог выбрать столько, сколько считает нужным. Поскольку в этой работе нас интересуют межгрупповые взаимодействия, в таблице 2 представлена статистика только по шести вариантам ответа.

Таблица 2

ПРОЦЕНТ ЛЮДЕЙ, НЕ ХОТЯЩИХ СОСЕДСТВОВАТЬ С КАЖДОЙ ИЗ ГРУПП (ПО СТРАНАМ)

Люди другой расы Иммигранты / Иностранные рабочие Мусульмане Евреи Цыгане Христиане

Албания 36.6 31.3 28.5 37 41 26.5

БиГ 14.3 14.5 13 15 22 5.5

Косово 29.2 35.7 19.6 23 26 15.5

Македония 21.2 20.4 26.8 16 16 5.7

Сербия 20 22.7 27 18 24 16.7

Люди другой расы Иммигранты / Иностранные рабочие Мусульмане Евреи Цыгане Христиане

Словения 28.9 28.5 29.3 28 39 —

Хорватия 12.7 13.3 17.5 12 25 7.4

Черногория 12.8 11.3 12.7 15 20 8.6

Видно, что наибольший уровень нетерпимости к иноэтничным группам наблюдается в Албании, Косово и Словении, в то время как Черногория и Хорватия демонстрируют низкие уровни нетерпимости к соседям другой расы / иностранцам2.

Общий уровень нетерпимости к иноэтничным соседям коррелирует с нетерпимостью к религиозным группам. Здесь интересен тот факт, что в Албании 28,5 % респондентов не хотели бы видеть мусульман в качестве соседей, но почти такой же процент (26,5 %) против соседства с христианами. Для сравнения также добавлено отношение к соседям евреям (в данном контексте случай почти нереальный, здесь он служит показателем общего уровня нетерпимости)3.

В работе мы обратим особое внимание на два общества: Албанию и Косово, чтобы с помощью этнографического материала попытаться объяснить, с чем связан крайне высокий уровень расизма в одном из них и несколько более низкий в другом. Выбор этих стран обусловлен их культурной и языковой близостью, а также особенностями их исторического развития и остротой этнических противоречий в настоящее время (это касается Косово).

ОТНОШЕНИЕ К ВЫХОДЦАМ ИЗ АЗИИ В АЛБАНИИ И КОСОВО (ИСТОРИЧЕСКИЕ И ЭТНОЛОГИЧЕСКИЕ ДАННЫЕ)

АЛБАНИЯ. Фиксируемое во время опросов и интервью отношение, зачастую негативное, албанцев Албании к представителям других рас — речь идет о «монголоидах» и«негроидах» (условные термины, к которым прибегают как некоторые исследователи, так и сами интервьюируемые, нейтральными, без дополнительных коннотаций в албанском языке являются: гаса aziatike, гаса zezake) — имеет, судя по имеющимся материалам, определенную историческую и политическую подоплеку.

Так, после разрыва политических, экономических и прочих связей (включая дипломатические) с бывшим СССР4, свертывания культурных, научных и образовательных программ, проводившихся в рамках сотрудничества с главным зарубежным партнером и локомотивом всего социалистического лагеря, Албания с начала 1960-х гг. взяла курс на тесную кооперацию с Китаем. Вектор на сближение с Поднебесной был взят партийными бонзами еще раньше, практически сразу после проведения ХХ съезда КПСС в 1956 г., на котором Никита Хрущев со свойственной ему импульсивностью объявил борьбу с культом личности И. Сталина и авторитарными методами управления (Смирнова 2003). Приглашенный на съезд албанский лидер Энвер Ходжа, верный сталинским идеям, в знак протеста покинул Москву. С этого времени вектор курса албанского руководства изменился и направлен был на Пекин. Тем не менее о полном разрыве связей бывший СССР и Албания заявили лишь в конце 1961 г. (Historia 2008).

Нишу, которую прежде занимал в балканской стране Советский Союз, стремительно занял Китай. В Албанию хлынул поток китайских специалистов, советников (включая военных), на полках магазинов появились китайские товары, был дан старт многочисленным культурным программам. В рамках межгосударственных соглашений многие албанцы (студенты, специалисты и др.) прошли курсы обучения в китайских вузах и на предприятиях.

В целом с 1961 по 1971 г. — в период политико-экономической ориентации Албании на Китай — китайским государством была оказана экономическая помощь балканской стране (Historia 2008), превосходившая вложения СССР в Албанию — с 1944 по 1961 г. — в девять раз. Однако такая поддержка не нашла «должной благодарности» со стороны простых албанцев: китайское не стало престижным, любимым, эталонным, как это происходило в разные периоды с итальянским, русским, американским. И в данном случае вряд ли уместна пословица «не в коня корм» — речь не о черной неблагодарности албанцев. Просто на албанской почве китайское не пускало корни. Насаждавшиеся сверху рабочие акции — выходы на работу в выходные дни, борьба с религией, закрытие храмов и монастырей, религиозных институтов, репрессии и физическое уничтожение служителей культа, попытки искоренения всего традиционного — в этом большинство граждан страны усматривало влияние культурной революции и ее идеологов в Китае. В значительной степени именно идеологическое давление из Пекина вынуждало албанское руководство двигаться в одном русле с китайскими товарищами. Это не могло не вызывать отторжения в стране. Выражать открыто свое недовольство было вообще невозможно при тоталитарном режиме, зато на

уровне бытовом никто не сдерживал эмоций: «Нас заставляли участвовать в акциях. Мы ходили с транспарантами!» (ПМА 2008).

В Тиране и других городах и селах страны из громкоговорителей, установленных на главных площадях, целыми днями раздавалась китайская музыка. Трансляции выступлений Пекинской оперы, порядком поднадоевшие неподготовленным слушателям, наши информанты до сих пор вспоминают со смехом:

Мы целыми днями вынуждены были слушать эти звуки. Мы не любили китайскую музыку — потому что ее не понимали. А еще <.. .> нас заставляли ее слушать наши лидеры. Шанса, что нам понравится такая музыка, не было совсем. Вот русскую музыку мы любили, несмотря ни на что... Мы ее слушали, пели русские песни. В стране все время менялись политические настроения, но повлиять на наши вкусы никто не мог!

Из Китая приезжали специалисты, как один — члены партии. Они ходили в одинаковой одежде, одинаково себя вели, всегда были группой. Нам не нравился такой подход — все вместе, все одинаковые, все одной кучей. Китайское нам точно не подходило! Мы — европейцы (Информант: албанец, 75 лет, родился в селе Дарда, округ Корчи, Албания, ученый. Интервью записано в сентябре 2013 г.).

Албанцам обычно казались непривлекательными специалисты, приезжавшие из Китая. Подтверждением этих слов может послужить хотя бы тот факт, что практически не было зарегистрировано албанско-китайских браков. В то время как между мужчинами из Албании и женщинами из СССР в период с 1944 по 1961 г. было заключено более 400 браков, меньшее число было заключено между албанками и советскими мужчинами, но и такие браки были (Новик 2018: 238-256). Албанцам не нравилось, «как выглядели китайские товарищи»: в унифицированной одежде и обуви, женщины без макияжа, «одинаково подстриженные». Незначительному числу албанцев удалось побывать в Китае в период тесного сотрудничества между двумя странами. В основном это были представители партийной номенклатуры и специалисты в области промышленности и техники (КНР строила металлургический завод в Эльбасане, текстильный комбинат в Тиране и большое количество других предприятий). Побывавшие в Поднебесной балканцы, даже если и попадали под впечатление от достижений «великого брата», не становились обожателями китайской культуры и последователями всего китайского — столь велики были различия между традициями, менталитетом и т. п. представителей двух стран. Имидж китайцев не импонировал албанцам несмотря на массированную прокитайскую агитацию государственных СМИ.

Из ответов информантов можно сделать вывод о том, что крайности режима монизма5 албанцы связывали напрямую с китайским влияни5 Эпоха правления диктатора Энвера Ходжи (1944-1985) называется в Албании монизмом (алб. шопо/ёш, -шГ), то есть «правление одного».

ем, культурной революцией и прочими «азиатскими веяниями». Китай эпохи Мао во многом определил представления албанцев о Востоке. Стереотипы, которые складывались поспешно и зачастую случайно, на долгие десятилетия в дальнейшем определили отношение к Азии, азиатам (почти всем без исключения) и их культуре. В начале 1990-х гг., когда Албания открылась для контактов с зарубежными странами, Китай вернулся сюда — с новыми проектами по сотрудничеству, инвестициями и т. д. Однако настороженность, которая возникла по отношению к Азии еще в середине ХХ в., не исчезла: на уровне подсознания люди остерегаются огромной восточной страны, на всякий случай не хотят завязывать с ней сотрудничества и откровенно опасаются наплыва азиатов.

В этом плане интересное наблюдение связано с представлениями и отношением к азиатам — выходцам из СССР. Их — как это происходит и в других странах6 — не считают азиатами, они здесь — «русские». Часть наших информантов даже не обращает внимания на их физические отличия от европеоидов — национальное соотнесение видится более релевантным.

В последние десятилетия — начиная с 1991 г. — в Албании стал активно развиваться китайский бизнес. Экономические связи были возобновлены после вызванного политическими мотивами разрыва двусторонних отношений в сфере производства, торговли и проч. Однако по сравнению с периодом 1960-1970-х гг., когда экономика обоих государств и все внешнеторговые сношения полностью регламентировались правительствами и партийным руководством, начиная с 1991 г. взаимная торговля между Албанией и Китаем, а также различные проекты экономического характера стали определяться выгодой и целесообразностью в первую очередь со стороны частного предпринимательства. Особенно это касается албанской стороны. Развитие торговых отношений с Поднебесной пережило за прошедшие двадцать с лишним лет несколько этапов. Так, в самом начале 1990-х гг. в Китай «за дешевыми товарами» отправились начинающие албанские бизнесмены. В порту Дурреса разгружались корабли, доставлявшие самые разные товары, в первую очередь так называемые предметы «народного потребления». Понятно, что албанские предприниматели старались купить подешевле, а продать повыгоднее. Албанию запрудили низкокачественные вещи китайского производства. Если взять, например, среднестатистическое кафе (коих открылось в первые годы в демократизирующейся Албании превеликое множество), то большая часть мебели (в основном пластмассовой), кухонной утвари, посуды имела штамп «Made in China». Дешевизна и непритязательный внешний вид, а — самое главное — низкое качество

таких вещей влияли негативным образом не только на имидж Китая, но и на отношение к представителям этой страны.

Если в 1950-1970-х гг. в Китае удалось побывать верхушке партийной элиты и немногим представителям профессиональных кругов, связанных с металлургией, текстильным производством и т. п. (главным образом из Тираны, Эльбасана и других крупных городов), то начиная с 1990-х гг. в Поднебесную съездило довольно много бизнесменов, ученых и др. (уже из самых разных уголков балканской страны). После возвращения побывавшие в Китае делились впечатлениями с близкими и друзьями. При тотальном контроле государства в годы правления Энвера Ходжи делиться мнением о «великом брате» было особо не принято, тем более что опыт пребывания в стране, проводившей культурную революцию, был не всегда положительным. В новых условиях демократических трансформаций ничто не сдерживало от высказывания искренних впечатлений — а они нередко также были не в пользу сравнения с богатыми европейскими странами, в которых в 1990-е гг. уже успели побывать многие албанцы.

<^апё të zgjuar si пе?» (алб. &Они такие же цивилизованные, как мы?&) — такой вопрос о китайцах часто можно было услышать даже в среде интеллектуальной элиты в 1990-е — начале 2000-х гг.

Затем наступил новый этап двусторонних связей. В Китай стали ездить не только бизнесмены средней руки, но и представители правящей элиты, университетские преподаватели, деятели культуры. Чрезвычайный рост экономики азиатского гиганта, очевидные успехи в строительстве, технике, развитии инфраструктуры и проч. чрезвычайно повысили имидж Китая в глазах албанцев. Однако к этому времени Албания успела переориентироваться полностью на Западную Европу. В упомянутых албанских кафе и ресторанах престижным стало иметь не только итальянскую посуду, приборы и иную кухонную утварь, но даже и мебель. Такие предметы почти полностью вытеснили изделия китайской промышленности. Этому способствовали, без сомнения, и успехи албанской экономики: бизнесмены (даже на периферии) смогли позволить себе покупать то, что считалось престижным, а не только то, что было доступным.

В 2010-е гг. Китай начал многоуровневое продвижение в плане экономического присутствия на Балканах, в частности в Албании и Косово. Плановая и одновременно рыночная экономика (первая по объему в мире!) предпринимает значительные усилия для укрепления роли Китая в этом регионе7. Однако этому препятствуют другие государства.

Вот как такие противоречия находят отражение в общественном дискурсе:

Вон у нас новый аэропорт. Назывался раньше «Ринас» — по месту. А теперь носит имя Матери Терезы. Его нам собирались китайцы построить. Было такое предложение с их стороны: мы вам строим полностью бесплатно аэропорт. Вообще денег не берем! А еще в аэропорту построим карго — терминал для китайских товаров. И будем вам доставлять товары напрямую, без всяких посредников. Как европейцы это узнали — сразу запретили. Европейский Союз боится проникновения Китая. Они никак не хотят его допускать в Европу. Остерегаются. Считают, что Европа — это для них, а не для китайцев. Тут же подогнали свой проект аэропорта. Это немецкий проект выиграл. Нам запретили строго-настрого с китайцами подписывать такой договор и разрешать открывать им карго. Сами нам построили. Все с нуля. Отличный аэропорт! Лучший на всех Балканах! Но мы им, европейцам, должны заплатить за него. Много денег. А китайцы нам бы бесплатно его построили. Может, правда, и эти [европейцы. —А. Н.] денег не возьмут (Информант: албанец, 46 лет, родом из г. Шкодры, владелец туристической фирмы. Интервью записано в Тиране в сентябре 2012 г.).

На бытовом уровне жители Албании от Китая ожидают каких-либо финансовых дивидендов и экономических программ развития для своей страны. Но больше наши информанты не склонны что-то ожидать. Такое, скорее потребительское отношение со стороны значительной части респондентов объясняется чисто обывательски: «Мы — маленькая страна. Нам же должны помогать». К Китаю во многом такое же отношение, как к странам Европейского Союза и другим государствам: «Нам нужна помощь. Мы сами не можем решить всех проблем. У нас почти полвека была диктатура».

При этом совершенно восторженное отношение к Западу в целом — как на бытовом, так и на государственном уровнях — находится в очевидном диссонансе с откровенно настороженным отношением к Китаю, от которого ожидают помощи, но не готовы, как показывают результаты опросов, принимать или даже понимать его культурный код и иные ценности. В этом же русле находятся страхи быть поглощенными огромной азиатской страной — не в смысле политическом и административном, а в смысле экономическом. В этом следует видеть корни в целом негативного отношения к другому — представителю Азии.

В Албании, например, в отличие от большинства европейских стран, за все годы начиная с 1991 г. почти не было открыто ни одного учреждения китайского общепита — единичные примеры являются

недоверие: «Вот китайцы нам так помогают. А зачем они это делают? Какую цель преследуют?» При этом вопрос о помощи от других стран вообще не дискутировался, это всецело одобрялась.

здесь не исключением, а скорее подтверждением констатируемого нами факта. В Тиране, в центре города был открыт много лет назад ресторан китайской кухни. Он обозначен большими красными фонарями, на его вывеске красуются золотые иероглифы. Однако с самого открытия заведения его владельцы предусмотрели в меню не только блюда китайской, но и европейской, включая албанскую, кухонь. Интересный факт: кофе в этом заведении общепита пользуется большим спросом, чем традиционный для Китая чай. Более того, кофейная карта настолько разнообразна, что дает фору большинству специализированных кофейных учреждений в столице. Возможно, благодаря такому маркетингу с ориентацией на европейские вкусы клиентов учреждение много лет держится на плаву (при непрерывной череде банкротств, закрытий и ребрендинга предприятий общепита, вызванных не в последнюю очередь огромным предложением на рынке).

Отношение к китайцам в общем распространяется на всех «азиатов», хотя представителей других стран в Албании знают не настолько хорошо: с Японией, Кореей, Филиппинами и другими государствами среднестатистический житель этой балканской страны практически не сталкивается.

КОСОВО. В Косово сложилось совершенно другое отношение к выходцам из азиатских стран. Во-первых, жители бывшей Югославии (Социалистической Федеративной Республики Югославия, СФРЮ) обладали куда большей свободой, чем граждане социалистической Албании, ввергнувшей себя по своей воле в режим жесткой самоизоляции от внешнего мира. Коммунистический лидер Югославии Иосип Броз Тито после прихода к власти в 1944 г. попытался создать на Балканах страну с политической, экономической и общественной системой, почти копирующей Советский Союз (Никифоров 2005; Югославия в XX веке. 2011; Никифоров 2012; Балканы 2014). Однако ему этого не удалось сделать: экономика требовала гибкости и учета интересов частной собственности. После безуспешных попыток наладить социалистическую (в «чистом» смысле) экономику, Союз коммунистов Югославии пошел на сделку — в стране сохранилась крестьянская собственность на землю, в дальнейшем, в 1970-е гг., была проведена либерализация экономики. А до реформ Тито сумел договориться с лидерами западных государств, испытывавших в послевоенные годы небывалый экономический рост, о возможности работы для своих граждан на предприятиях, выраставших, как грибы после дождя, в Германии, Швеции, Франции, Швейцарии и других европейских странах. Соглашение о возможности безвизового въезда было достигнуто даже с США. На какое-то время югославский паспорт был одним из самых свободных в мире. Граждане Югославии, отправлявшиеся на заработки в Западную Европу, устраивались на предприятия вполне официально, их дети ходили в местные школы, учили

иностранные языки. Иммигранты из бывших югославских республик очень быстро становились своими, несмотря на то, что многие из них свое пребывание в странах Европы рассматривали как временное и после завершения трудового договора и выхода на пенсию, накопив достаточный капитал, возвращались на родину.

Многолетнее проживание в странах Европы приучало граждан Югославии, включая албанцев Косово, жить по принятым в них правилам: уметь наладить взаимопонимание и диалог с представителями самых разных культур, включая многочисленных мигрантов, прибывавших для работы, в том числе и азиатов. Возвращаясь в Югославию, бывшие гастарбайтеры и члены их семей переносили привитые навыки и умение выстроить отношения с представителями других культур у себя дома. Поэтому терпимость и готовность принять других органично вписывалась в парадигму югославской картины мира, Югославии это было свойственно в большей степени, чем Албании, отгороженной от внешнего мира глухим железным занавесом. К сожалению, подобная толерантность не касалась соседей по бывшей Югославии, что привело в конечном итоге к дезинтеграции государства в начале 1990-х гг., но на то имелись свои причины, рассмотрение которых не входит в задачи настоящей работы.

В период строительства социализма в Югославии мобильность югославского населения — почти во всех субъектах федерации — была чрезвычайно высока. Во многом она объяснялась экономическими причинами — высоким уровнем безработицы, социальной неустроенностью, неравномерным развитием республик (Мартынова 1998). Государство в свою очередь пыталось выровнять уровень доходов граждан в разных регионах страны. Однако эти попытки оказывались безуспешными. Тем не менее относительной гармонии в отношениях к иностранцам из далеких стран в СФРЮ смогли добиться. Тито сумел сделать Югославию почти официальным лидером неприсоединившихся стран: умелое лавирование между Западом и бывшим СССР приносило свои дивиденды в виде огромных кредитов и преференций для югославских предприятий. «В стране были деньги. Непонятно откуда, и как все это функционировало, но в Югославии были деньги. И было много денег» — такой рефрен звучит почти во всех записанных нами интервью.

СФРЮ проводила политику свободной торговли и тесных экономических связей с рядом государств, включая азиатские. На прилавках югославских магазинов были представлены в широком ассортименте товары из Японии, Китая, Кореи и других стран. В югославские университеты приезжали для учебы студенты из Азии, а сами югославы могли свободно выезжать в целый ряд азиатских стран в качестве туристов — этому способствовали как политика либерализации визового режима, так и высокие доходы югославских граждан. Никаких конфликтов

на межрасовой почве в стране не возникало и возникнуть не могло, так как контакты с представителями азиатских стран были ограниченными. В эти годы не проводилось и исследований об отношении в Югославии к представителям других рас, так как сам вопрос был в общем нерелевантен и неактуален.

Дезинтеграция бывшей Югославии в 1991 г., сопровождавшаяся межэтническими конфликтами, военными действиями и вмешательством международных сил, привела к ситуации разделения бывших республик с установлением новых государственных границ (Мартынова 1998). Федерация, состоявшая из шести союзных республик и двух автономных краев, превратилась на карте Европы в семь независимых государс?