Виновны в смерти (хроника последних лет жизни Николая Ивановича Вавилова)

ИЗ ПРОШЛОГО ПЕТРОВКИ - ТИМИРЯЗЕВКИ

Известия ТСХА, выпуск 1, 2013 год

УДК 929 Вавилов Н.И.

ВИНОВНЫ В СМЕРТИ (ХРОНИКА ПОСЛЕДНИХ ЛЕТ ЖИЗНИ НИКОЛАЯ ИВАНОВИЧА ВАВИЛОВА)

В.И. ГЛАЗКО

(РГАУ-МСХА имени К.А. Тимирязева)

Двадцатый век... еще бездонней, Еще страшнее жизни мгла...

Александр Блок

Статья посвящена последним годам жизни великого ученого Н.И. Вавилова и его убийству. Явление лысенковизма в мире уникально. Лысенковцев в советской науке было много, но другие так ярко не «засветились», поскольку они были «умнее» и умели прятаться за спины своих талантливых сослуживцев. Взлет Лысенко и зарождение лысенковщины были закономерны, вытекали из социальных причин, отражали реалии складывавшегося государственного порядка. Судьба, жизнь Н.И. Вавилова бесспорное свидетельство мужества ученого, занявшего в условиях публичной травли твердую гражданскую позицию в борьбе с демагогией и псевдонаукой. Лысенко и К° сыграли свою роль в последующем развале страны, в разрушении ее продовольственной и образовательной безопасности, в создании «колбасной эмиграции». Со временем забудутся для истории, но не для страны имена гонителей: лысенков, презентов, шлыковых, колей, хватов и многих других, а имя Николая Ивановича Вавилова останется мировым эталоном поведения в трудных, иногда и несовместимых с жизнью, условиях, эталоном государственного мышления, поведения человека бесстрашного и бескомпромиссного.

У Николая Ивановича с властью до конца 20-х гг. конфликтов не было. Неприятности были, но они объяснялись завистью, ненавистью и желанием занять его место директора, президента и т.д. Возникшее противостояние, которое привело к смерти Н.И. Вавилова, продиктовано логикой развития советского государства. Научной составляющей в этом противостоянии было мало, тем очевиднее гражданский и научный подвиг Н.И. Вавилова [1-3].

В 30-е гг. ХХ в. в стране произошел перелом, точнее, вскоре юбилея Сталина Ноябрьский пленум ЦК ВКП(б) 1929 г. дал директиву о развертывании наступления на

капиталистические элементы города и деревни. Было принято решение о реорганизации вузов и научных учреждений, укреплении их новыми кадрами - членами партии и комсомола, выходцами из рабочего класса, которые должны были планировать работу и контролировать научные исследования и взять в свои руки подготовку кадров в области естествознания. Принципиальные изменение претерпевает организация науки. Возникает конкуренция, на основе идеологии различных групп ученых, за финансовые, материальные и людские ресурсы. Причем формы и способы этой борьбы и проведения дискуссий соответствуют языку гражданской войны в стране. Вся дискуссия основывалась не на убеждении оппонента в своей правоте, а на доказательстве вредности его взглядов и исследований для народного хозяйства или на несоответствии взглядам Советской власти.

В дискуссии, организованной в Наркомземе в 1928 г., В.Р. Вильямс — творец «единственной правильной теории ведения социалистического сельского хозяйства» — «диалектического почвоведения», потерпел поражение. Но с начала 30-х и до середины 50-х гг. ХХ в., уже после своей физической смерти, он «побеждал» непрерывно. "Диалектичность" учения Вильямса оказалась очень удобной для тех, кто определял тогда судьбы страны и ее сельского хозяйства. Это учение казалось крайне революционным, ибо проповедовало мысль о возможности скорой и окончательной победы над природой, начиная от человеческой и кончая любой другой. Например, о беспредельности роста плодородия почв и урожайности без особых к тому же усилий со стороны человека.

Вильямс утверждал, что и сам климат должен будет сдаться большевикам: «Сам климат должен измениться...». Значительно больший урон, чем прямые декларации, рекомендации Вильямса нанесли опосредованно. В них не поощрялось применение навозного удобрения на подзолистых почвах Нечерноземья, причины опустошения которых Вильяме видел исключительно в выпаханности почв, приведшей к разрушению почвенной структуры. Навоз сам по себе никак не мог ее восстановить, а значит, и повысить урожайность. Вначале следовало восстановить структуру, а затем уж удобрять. Такая точка зрения реально способствовала дальнейшему росту диспропорции между скотоводством и растениеводством в нечерноземных областях и на деле привела к снижению урожайности, так как не восполнялись потери питательных веществ в почве [7]. Вильямс любил говорить, что «задача науки упрощать, а не усложнять». Имеется характеристика, данная Н.М. Тулайковым, его рекомендациям: «Там, где академик В.Р. Вильяме вмешивается в природные процессы, он заставляет их течь в таком направлении, в каком в данный момент ему это нужно... в других же случаях он с ними вовсе не считается». Лысенко пошел дальше, придумал новый метод «делания науки» — так называемый анкетный метод. Помощники Лысенко рассылали по колхозам анкеты и просили счетоводов и руководителей колхозов указать, какие площади заняты посевами яровизированных семян, как развивались посевы обычных и яровизированных семян и тому подобное. Анкеты не были документами строгой отчетности. Руководители колхозов заполняли их произвольно в духе времени. Сотрудники Лысенко занимались тем, что представляли эти данные в государственные органы как небывалые успехи. Хотя статистика показывала, что дела с урожаями шли в стране все хуже и хуже. Но ответа за эти приписки никто не спрашивал. И Лысенко понял, что его обещания нужны стране, даже если они не будут реализованы [4-7, 12].

Аналоги лысенковщины были во многих других отраслях советской науки кроме военной. Научные деятели, поступавшие сходным образом, имелись во множестве, и они были готовы на все. «Пролетаризация» науки протекала в крестьянской

малограмотной стране, где наука многими воспринималась как нечто нехарактерное, как экзотика, насильственно пересаженная волею Петра I из-за рубежа на российскую почву. Лысенковщина ясно показала, что наука нравственно облагораживает личность только тех, кто ею занимается искренне, а не использует ее для достижения политических или иных целей. Надеяться, что она очеловечит таких, как Лысенко. Презент и их учеников, как рассчитывал Н.И. Вавилов и ряд других ученых, — принципиальная ошибка.

После великого перелома Сталин поменял команду и стал единолично определять положение дел в стране и в науке. В стране закрепилась новая традиция — воспринимать науку как классовую и партийную. Задача государства — добиться того, чтобы ученые стали частью общегосударственного аппарата, всецело подчиненного большевикам, и не просто выполняли отдельные задания правительства, а были проводниками его политики в области подготовки кадров для создания пролетарской науки и участия в пропаганде достижений советской науки за рубежом. И.В. Сталин указывает на отставание теоретического фронта от успехов социалистического строительства и убеждает, что практика опровергает возражения науки, а ученым следует поучиться у практиков. В письме, направленном в Президиум Комакадемии в декабре 1929 г., А.К. Тимирязев отмечал, что аспиранты готовятся по узкой тематике, прежние профессора ничего не могут дать, кроме знаний в своей области. Это было началом дискредитации признанных авторитетов в отдельных отраслях науки. Академия наук оказывала сопротивление «пролетаризации науки», что привело к безотлагательному и безжалостному применению репрессий, которые в сознании правящей партии казались, после опыта гражданской войны, наиболее универсальным методом «снятия» проблем. Как противовес АН была создана ВАСХНИЛ с ее пролетарским подходом к науке, Академию наук планировали закрыть.

Гражданская война закончилась, но армия для внутренней войны осталась, и она требовала действий для оправдания своего существования, все ее рода войск — партийный аппарат, ОГПУ, РКИ, огосударствленные профсоюзы, агитпроп, пресса — состояли под единым командованием и были готовы к действию. Сталин боялся за свою жизнь, свое положение, поэтому ему и его окружению война на два фронта — с крестьянством и интеллигенцией — нужна была для введения единообразия жизни и для преодоления крамолы (оппозиции) во внутрипартийном лагере. Всюду, всеми средствами и любым способом, требовалось умертвить любую независимую силу, в которой мог зародиться и чудился очаг сопротивления. Даже в Политбюро теперь решения, в связи с унификацией страны, принимаются только единогласно [7-12].

Сталин и его окружение понимали, что образование и наука представляли собой единую систему, от которой зависит воспроизводство чиновников и советской интеллигенции. Правящая элита старалась не только поставить все сферы «духовного производства» под свой контроль, но и воспитать особую разновидность ученых, всецело разделявших ее мораль, планы и мировоззрение. Сущность феномена «пролетарской науки» заключается в жестком централизованном политическом контроле науки системой партийной философии, которая претендовала на универсальность. Символ — «народный академик» Т.Д. Лысенко, представитель так называемой «пролетарской интеллигенции». Его научные работы не имели широкой известности, и поэтому он не оказывал особого влияния на научную мысль, но на формирование псевдонауки — да. Научное сообщество, оказавшееся в условиях, когда средства для осуществления научных проектов могло предоставить только государство, вынуждено было искать особые формы взаимоотношения с ним. Идейной формой часто

прикрывали откровенный карьеризм. Молодые пролетарские ученые-коммунисты считали, что партия будет руководить профессорами, т.е. руководить будут они. Они требовали, чтобы научные должности занимали коммунисты [1, 7, 10], например И. Презент. Он умел придать научной полемике характер обострившейся классовой борьбы. Его активный интерес к Н.И. Вавилову и другим генетикам проявился еще в 1931 г. Планы И. Презента были велики. Захват руководства биологическими обществами, проведение методических просмотров всех кафедр биологического профиля без исключения в вузах Ленинграда. Аргумент — профессора не ссылаются в своих работах и лекциях на партийные документы. Генетикам он инкриминирует «созерцательное отношение к природе...», т.е. нереволюционное. Деятельность Презента была направлена на сокрушение традиционных научных школ, он присоединился к критике Вавилова и добавляет к ней свою агрессию. Его раздражает, что ученые старшего поколения, на словах приняв диалектический материализм, продолжают заниматься прежними темами, используют методы мировой науки и не уступают место в руководстве, несмотря на их лысенковские и Презента и других безупречное социальное происхождение, партийность и знание марксизма [10]. В стране норма — перенос в науку политических лозунгов, отождествление научных концепции и политики. Результат — наука останавливалась в своем развитии, отставала как от требований жизни, так и от мирового уровня. Положение обострялось тем, что в СССР был только один вид финансирования науки — государственный. Наука попала в золотую клетку, благодаря финансированию государства. Отсюда же слепая, закрывающая на все глаза, вера граждан в Сталина, в то, что он знает, что делает. Из этих людей рекрутировался сталинский аппарат. Поэтому И.В. Сталин имел право и требовал получать в каждой области знания и государственного строительства угодные ему результаты, невзирая ни на какие пределы человеческих возможностей. Ситуация с наукой в стране резко поменялась в течение нескольких месяцев и в стиле гражданской войны началась борьба по вопросам биологии и прежде всего генетики.

Н.И. Вавилова критиковали за идею неизменности гена, которая отменяла перспективу переделки природы растений, животных и, главное, — человека в угодном партии направлении и масштабе [14-16].

Провалы и неудачи социально-экономической политики ВКП(б) в конце 20-х — начале 30-х гг. вынудили партийное руководство переложить вину за срывы темпов индустриализации и коллективизации на «вредителей» из числа «классовых врагов». Резкий спад сельскохозяйственного производства, голод привели к поиску виноватых в виде лидеров правого уклона в партии, фабрикации дел против научной и технической интеллигенции и т. д. А началось с поисков врагов — виноватых в провалах в экономике страны — процесса по делу «Шахтинское». Большая часть осужденных по Шахтинскому делу успешно работала в Донбассе и до 1917 г. Это авторы статей по горному делу, противники уравниловки в оплате. То, что процесс организован и результаты его детерминированы, можно судить по тому, что Сталин определил свои выводы еще до суда, 13 апреля 1928 г., на Объединенном пленуме ЦК и ЦКК. Сталин сказал: «Шахтинское дело показывает, что мы плохо подбирали хозяйственные кадры. Теперь у нас есть свои кадры. Нет в мире таких крепостей, которые не могли взять трудящиеся, большевики (Аплодисменты.)».

Сразу после Шахтинского процесса в 1928 г. в стране были произведены массовые аресты среди работников Наркомата путей сообщения. Главных обвиняемых (Н.К. фон Мекка и А.Ф. Величко) не удалось подготовить к открытому процессу, аналогичному «шахтинскому», и они были расстреляны весной 1929 г. Очередные «гром-

кие» процессы готовились ОГПУ после арестов в 1930 г. в трех крупных группах специалистов. ОГПУ сфабриковало три антисоветских подпольных партии. Первая — «Промпартия» (на скамье подсудимых оказываются инженеры и профессора, ученые технических вузов, Л.К. Рамзин, В.А. Ларичев и др.), вторая, которая расширила «дело профессоров», — «Трудовая крестьянская партия» — известных аграрников, служивших в Наркомфине и Наркомземе (среди них оказались ученые, составляющие гордость отечественной и мировой науки: А. Чаянов, Н. Кондратьев,

А. Челинцев, Н. Макаров, Л. Юровский, А. Дояренко. А. Рыбников, Л. Литошенко, С. Чаянов, И. Леонтьев, А. Фабрикант, О. Хауке и многие другие), третья — «Союзное бюро ЦК РСДРП» — экономистов и плановиков, бывших членов партии меньшевиков, работавших в Госплане, ЦСУ и других хозяйственных и научных учреждениях (В.Г. Громан, Н.Н. Суханов-Гиммер и др.). А также «академическое» дело, сфабрикованное в 1929-1931 гг. по делу «Всемирного союза борьбы за возрождение свободной России», и «дело славистов» 1933-1934 гг.

Как свидетельствуют опубликованные письма И.В. Сталина, он не только внимательно следил за ходом следствия, но и указывал В.Р. Менжинскому, какие показания требуются от арестованных(Коммунист. 1990. № 11). Он писал, в частности: «...сделать одним из самых важных узловых пунктов новых (будущих) показаний верхушки ТКП, «Промпартии» и особенно Рамзина вопрос об интервенции и сроке интервенции... Если показания Рамзина получат подтверждение и конкретизацию в показаниях других обвиняемых (Громан, Ларичев, Кондратьев и Ко), то это будет серьезным успехом ОГПУ». Такие письма вдохновляли репрессивный аппарат. Го -товился новый открытый политический процесс. Сталин пытался привлечь к этому делу и М. Горького, но тот отказался... Другое письмо И.В. Сталина В.М. Молотову в начале сентября 1930 г.: «Разъяснение в печати «дела» Кондратьева целесообразно лишь в том случае, если мы намерены передать это «дело» в суд. Готовы ли мы к этому? Считаем ли нужным передать «дело» в суд? Пожалуй, трудно обойтись без суда. Между прочим: не думают ли гг. обвиняемые признать свои ошибки и порядочно оплевать себя политически, признав одновременно прочность соввласти и правильность метода коллективизации? Было бы недурно». Однако подумав (обвиняемые оказались крепкими), И.В. Сталин дал новую директиву: «Подождите с делом передачи в суд кондратьевского «дела». Это не совсем безопасно. В половине октября решим этот вопрос совместно. У меня есть некоторые соображения против». Можно предположить, что причиной отказа от публичного суда послужило мужественное поведение на следствии многих, в т.ч. Н.Д. Кондратьева, который, хотя и признал после пыток «прочность соввласти» и «правильность метода коллективизации», но отвел обвинения в подготовке интервенции. Сыграло свою роль и волна протестов видных западных деятелей науки, литературы и искусства (А. Эйнштейн, М. Планк, Г. Манн и др.) против гонений на советских ученых.

рования, был выдающийся экономист и профессор МСХА имени К.А Тимирязева Н.Д. Кондратьев. Зарождение современной теории прогнозирования и планирования приходится на начало 20-х гг. XX в., причем безусловный приоритет в ее развитии принадлежит России, в частности, в использовании в планировании «генетической» концепции, основоположниками которой считают Н.Д. Кондратьева, В. А. Базарова, автора исследования «К методологии перспективного планирования», В.Г. Громана (Основы перспективного плана развития сельского и лесного хозяйства). И только в последние десятилетия выдающиеся разработки российских аграрных экономистов начала XX в. возвращаются в свое Отечество.

Уникальной особенностью ученых этого центрального агарного вуза России всегда был комплексный подход к проблемам сельского хозяйства, анализ аграрной цивилизации, ее развития с естественно-научных позиций. По-видимому, они первые заложили основы представлений о сельском хозяйстве как о социобиологическом явлении. Так, А.В. Чаянов, известный в мире благодаря своим работам об устойчивости крестьянского хозяйства, кооперации и ряду других разработок в области аграрной экономики, ввел понятие о крестьянском хозяйстве как об элементарной единице аграрной цивилизации и показал механизмы его эволюции, важность политического контроля и коррекции его изменений. Одним из ключевых направлений его научной и практической деятельности было то, что в то время называлось общественной агрономией. Великий выпускник нашего вуза А.В. Чаянов полагал, что главная задача агронома — информационное обслуживание всех, участвующих в сельскохозяйственном производстве, в т.ч. принимающих решения о реформах в сельском хозяйстве. Он видел решающую роль консультаций крестьянских хозяйств в развитии всего сельского хозяйства России. По сути, А.В. Чаяновым закладывалась основа методов внедрения результатов научных исследований в практику сельского хозяйства, именно то, что остается недостаточно развитым и до сих пор, в т.ч. и из-за отсутствия целенаправленных программ обучения принципам такого информационного сопровождения. Неуспешность аграрных реформ России XIX-XX вв., прежде всего, обусловлена отсутствием специального института таких служб и соответственно относительной негибкостью отечественного аграрного образования.

В 30-е гг. внедрялись административные методы борьбы с неугодными направлениями науки. «Командные высоты» заняли наспех подготовленные представители партаппарата — будующей советской интеллигенции (выпускники института красной профессуры — ИКП). ИКП — «гордость» советской системы народного образования и ведущее учреждение по подготовке кадров партийных теоретиков, с одной стороны; «резерв юных партийных карьеристов», с другой. При организации набора рабочих в слушатели ИКП утверждалось, что способность к научной работе является необходимым, но не самым важным условием при отборе студентов. Решающими факторами оказывались партийный стаж, рекомендации партийных комитетов правительственных учреждений или отделов ЦК. С 1922 г. беспартийные в вуз не принимались. Репрессии — важнейший аргумент и часть революционного «прорыва» в науке при переходе к «плановой экономике». Отработанные на «буржуазных специалистах» технические приемы террора с середины 1930-х гг. будут применять не только к науке, но и по отношению к новым коммунистическим кадрам. Примером является «съезд победителей» — XVII съезд ВКП(б). Через три года Сталин элегантно превратил «съезд победителей» в съезд репрессированных: из 1966 участников уничтожена было более половины — 1108, из 139 членов и кандидатов в члены ЦК погибло 98. Чистят и партию. Принято решение ЦК ВКП (б) о про-

ведении проверки партийных документов у кандидатов и членов партии. Общество старых большевиков распущено, а также ликвидировано Общество бывших политкаторжан и ссыльнопоселенцев.

Открылась новая трагическая страница в истории нашей страны. Отбор и селекция представителей власти пошли по принципу личной преданности вождю. Широко шел процесс фальсификация истории, «систематическое стирание коллективной памяти», подмена ее мифотворчеством, чем занимались официальная пропаганда и идеологизированная литература.

В команду Сталина попадали в большинстве догматически настроенные, невежественные люди. Они готовы были выполнить любой приказ Сталина, что и делали. Наука также попала в сферу их интересов. Они вытеснили из руководства страны и науки самых талантливых деятелей и расправились с ними. Многие из выдающихся людей были арестованы, сосланы, а в годы «большого террора», при повторной зачистке, расстреляны. И это все проходило на фоне рапортов о хозяйственных и политических успехах. Одновременно шли политические процессы и работа над ошибками — кампания «покаяния» и «признания» ошибок. Гибель представителей партийной элиты Н.И. Бухарина, Н.П. Горбунова, А.И. Рыкова и других представителей ленинской гвардии усилила репрессирующую составляющую в науке. Все это имело пагубные последствия и нанесло такой урон нашей стране, что та, в конце концов, была разрушена.

Судьба Николая Ивановича, как теперь понятно, определилась в 1929 г. Год великого перелома стал для Вавилова зенитом его научно-организационной карьеры. В его Институте начинаются критические выступления членов собственной парторганизации и партийцев-аспирантов. Эти аспиранты искренне верили в свое историческое предназначение — возглавить научные исследования. Для этого они требовали чистки кадров, предоставления им руководящих должностей, ранее занимаемых специалистами. Не получая поддержки администрации, они сигнализировали в соответствующие места и органы, инициируя проверки и разбирательства с привлечением властных структур. Например, такие как А.В. Альбенский (известен тем, что травил царских специалистов ВИРа, добивался их замены партийцами), Н.А. Басова, Н. Гей -ликман, А.И. Лусс, Т.Г. Нестерович, Г.Н. Шлыков (активный сторонник Т.Д. Лысенко в ВИРе позднее) подключились к недоброжелателям Вавилова, подводя под его критику идеолого-политическую основу. Тех, кто был с ними не согласен, обвиняли в аполитичности. В результате жизнь вавиловского института и его руководителей превратилась в серию беспрерывных заседаний идейных партийцев и принятия ими резолюций, разоблачений и обращений в соответствующие органы. Шлыков предложил «на должности зав[едующих] отделений подобрать членов партии, не специалистов из рабочих», а М.В. Калашников — «коммунизировать наши отделения». Единственный, кто был против — управляющий делами ВИРа М.М. Ушаков, призывавший бережно относиться к специалистам, так как заменить их некем. В институте возникла проблема острейшего кадрового дефицита [10]. Вот в такую обстановку приходилось возвращаться Вавилову после командировок из-за границы. Сталинская модель организации науки работала. Но Вавилов продумал соответствующую тактику борьбы с ней. Она помогла ему выстоять и сохранить институт вплоть до ареста. Вавилов понимал, что Институту нанесен тяжелый ущерб. 7 октября 1931 г. он писал: «Эта (прошлая ныне) весна была не очень легка для специалистов. Устранено от заведования много специалистов. Часть была даже под арестом по обвинению в контрреволюции». В сентябре 1932 г., во время очередной командировки Н.И. Вавилова, были арестованы и высланы более 20 ведущих научных сотрудников ВИРа,

поддерживавших Н.И. Вавилова — Н.П. Авдулов, Н.П. Голубев, П.П. Зворыкин, Н.Д. Костецкий, Н.Н. Кулешов, Г.А. Левитский, А.Д. Лебедев, Н.А. Максимов,

В.В. Маркович, В.Е. Писарев, М.Г. Попов, Я.И. Проханов, В.В. Таланов, С.Ю. Шима-нович, Н.В. Чайковский, К.М. Чинго-Чингас и др.

Окончательно судьба Н.И. Вавилова решилась в Кремле в начале апреля 1935 г. До этого его активно третировали на всевозможных совещаниях, упрекали в том, что он занимается пустяками. Он стал «невыездным», был положен конец его зарубежным научным экспедициям и, что особенно важно, научным контактам. Наметившиеся негативные тенденции в отношении к Н.И. Вавилова все больше усугублялись. В марте 1935 г. на VII съезде Советов его лишили поста члена ЦИК. В феврале внезапно было отложено, а затем и отменено санкционированное еще в августе 1934 г. наркомом земледелия празднование 10-летнего юбилея ВИРа, а также чествование Н.И. Вавилова в связи с 25-летием его научной и общественной деятельности. И это было сделано тогда, когда уже была проведена большая подготовительная работа, оповещены советские и зарубежные учреждения, а многие ученые, а также журналисты специально приехали в Ленинград. Это было серьезным и неожиданным ударом. Не избрали его и в Ленинградский Совет. Николая Ивановича сняли с поста Президента ВАСХНИЛ, организации, которая была создана по его инициативе и при активном участии. Процедура была проста и прогнозируема. 27 марта 1935 г. на имя Сталина была направлена докладная записка в ЦК ВКП(б) вицепрезидента ВАСХНИЛ А.С. Бондаренко (выпускника Института красной профессуры) и парторга ВАСХНИЛ С. Климова, оказавшихся под влиянием Т.Д. Лысенко [17]. Суть доноса была проста. Это, во-первых, враждебность Николая Ивановича и других старых ученых к мероприятиям, исходившим от членов партии, работающих в ВАСХНИЛ, во-вторых, его выступления в защиту репрессированных коллег («горой стоит за вредителей»), в-третьих, его критика проверок, что тормозит научную работу и т.д. Так как донос прямо попал к Сталину и имел его пометки, ясно, что он был организован. На докладной записке Бондаренко и Климова имеется собственноручная надпись генсека: «членам ПБ. Ст.». В тот же день, 5 апреля, донос на академика разослали членам и кандидатам в члены Политбюро, а также будущему наркому внутренних дел Н.И. Ежову, который в это время был членом Оргбюро и секретарем ЦК, заместителем председателя КПК и заведующим промышленным отделом ЦК, курировавшим ВАСХНИЛ.

В доносе на Вавилова Сталин делает несколько карандашных подчеркиваний. Обращено внимание 1) на фразу о враждебном отношении «старых ученых» к деятельности членов ВКП(б), 2) на слова об активных выступлениях Вавилова в защиту коллег, обвиняемых во вредительстве. Донос послужил обоснованием для снятия Н.И. Вавилова с поста Президента ВАСХНИЛ. Как шла дискуссия на заседании высшей партийной инстанции, неизвестно. Вероятно, обсуждались различные варианты. Сошлись на одном — сместить Вавилова с поста Президента ВАСХНИЛ. Что и было сделано Постановлением Совнаркома от 4 июня 1935 года. Вавилов стал одним из вице-президентов ВАСХНИЛ вместе с Г.К. Мейстером и М.М. Завадовским. И оставался им до ареста — начала августа 1940 г.

Имеется несколько существенных причин снятия Вавилова с различных постов в стране, в т.ч. и с поста Президента: для Сталина и его команды Н.И. Вавилов был неприемлемой кандидатурой для сотрудничества, из-за происхождения, независимости мышления; общей «великой грамотности», широкой известности за рубежом; по причине защиты невиновных. Власть раздражали бесконечные ходатайства Николая Ивановича о невинно заключенных. «Особенно также броса-

лось в глаза то, — отмечал директор Института почвоведения и агрономоведения А.К. Запорожец (его тоже арестуют по тому же сфабрикованному делу, что и Вавилова, и расстреляют), — что при очередных приездах Вавилова в Москву, в Сельскохозяйственную Академию в период работы президентом Академии, к нему обыкновенно являлось большое количество лиц с просьбой о том, чтобы он походатайствовал за освобождение арестованных органами НКВД или об устройстве на работу отбывших срок наказания за антисоветскую деятельность. По этому поводу с Вавиловым я лично имел разговор и обращал его внимание на то, что его такие действия бросаются всем в глаза, однако, несмотря на это, Вавилов продолжает действовать в том же направлении» [17].

После доносов подвергся «чистке» не только Николай Иванович, но и сотрудники ВИРа — окружение Вавилова. В свете тяжких обвинений Бондаренко и Климова, а также писем сотрудников ОГПУ такое решение может показаться мягким. Чем это объяснялось? Сталин в силу специфики своей дооктябрьской партийной работы был осторожен в принятии своих решений. Вероятно, что убрать Вавилова в 1935 г., в преддверии «великого террора», без риска нанести вред сельскохозяйственным наукам и сельскому хозяйству, после голодомора, вызвать замешательство в среде биологов СССР и других стран, было невозможно. Вавилов был слишком известен, слишком крупной величиной в науке. Генсек не решался на арест и предпочел мягкий, пролонгированный вариант выражения своего недовольства, но «без снятия с крючка».

Наука превращалась в инструмент решения непосредственных, прикладных задач. Письма-доносы в органы, в газеты или выше в ЦК — приметы того и последующего времени. Они появлялись на свет отнюдь не спонтанно. Инициатива исходила, как правило, от аппарата ЦК ВКП (б), который направлял активность руководителей партийных организаций в нужное генсеку русло. Инакомыслие в науке не приветствовалось. Под прямым покровительством Сталина внедрялось убеждение о существовании «советской биологии», базировавшейся на передовых национальных традициях науки дореволюционной России. В связи с этим создавали идеологическую базу для политических вмешательств в науку, ярчайшим примером которых стал лы-сенкоизм — образец советской биологии, противостоящей буржуазной. Противники Н.И. Вавилова, в т.ч. и Лысенко, руководствовались политико-идеологическими и карьеристскими соображениями.

Т.Д. Лысенко целенаправлено завоевывал авторитет у партийного и государственного руководства СССР. Он, в отличие от Вавилова, импонировал Сталину своим крестьянским происхождением и обещанием в кратчайшие сроки поднять урожайность зерновых культур, вывести за два с половиной года, вместо 10-12 лет, новые сорта. Власти нужен был такой человек, который будучи представителем науки, понимал и отвечал запросам властей — активный, харизматичный и с политической амбицией. Таким человеком был Трофим Денисович Лысенко, создавший себе опорную базу в Одессе. Здесь формируется и группа его сторонников. Власть его нашла. Сталин находку одобрил. Вскоре лысенковцы, кроме Одессы, захватывают и Москву. Вавилову уже противостоят две властные силы: НКВД и Лысенко.

Политика везде. Это норма жизни. Политизированным был и II Всесоюзный съезд колхозников-ударников, состоявшийся 11-17 февраля 1935 г., который открыл путь к единовластию в науке Лысенко. В съезде участвуют ударники сельского хозяйства: председатели колхозов, бригадиры, звеньевые, мастера высокой продуктивности. Выступали самые знатные люди (более ста выступлений). От науки выступление одно — от «народного ученого» — Трофима Денисовича, сына простого крестьяни-

на, выучившегося на агронома, типичного сталинского выдвиженца, ставшего академиком Всеукраинской Академии наук, выступавшего по проблеме... яровизации. Само приглашение на встречу и разрешение выступить говорило о многом.

«Сын простого крестьянина» сумел использовать эту возможность для саморекламы — афиширования на всю страну результатов своей работы; верности и преданности Сталину. Не забыл при этом он сказать о главном, о том, чего от него ждали — о вредительстве в сельскохозяйственных науках, на что можно было списывать все недостатки и неудачи в стране, например, голодомор, старение оборудования и так далее. Говорил он и о начавшейся сразу после голодоморя «счастливой жизни» советского крестьянства в условиях колхозов. Воздал хвалу генсеку. Его речь содержала все то, что требовал тогда текущий момент, партия и правительство, что потом закономерно выльется в соответствующие Постановления. Вот и остается неизвестным до сих пор «кто виноват и что делать» — то ли партия, то ли первые ученики... Чувствовать намерения вышестоящих, угадывать их желания — это особое искусство и талант пролетарской науки. По этим маркерным признакам можно четко диагностировать до сих пор учеников Лысенко и их преемников — социальный отбор отличается пролонгированностью в ряду поколений. Маркерные признаки просты и их легко заметить — множество дипломов, постов; председательств на разных встречах; максимально возможное членство везде и всюду, причем за государственный счет, успешность финансирования. Выбор только своих в Академию (дочек, жен, зя-тей, родственников) и их непосредственное финансирование [16].

Лысенко как потенциально ценный кадр заслуживал поощрения, пример для подражания номенклатуре и журналистам. Сталин после выступления Лысенко последовательно выдвигает его и готовит к замене Н.И. Вавилова на всех постах, в том числе и в АН СССР. Об этом свидетельствует то, что именно Лысенко займет место директора института, президиума АН, Президента ВАСХНИЛ вместо Н. И. Вавилова.

Речь Лысенко на съезде стала классической для его последователей. Он начал ее с освещения проблем яровизации и упоминания о десятках тысяч колхозов, якобы вовлеченных в «практическую науку». «В нашей советской сельскохозяйственной науке день за днем развивается коллективность в работе, — говорил он. Растет связь теории с практикой. Но все ли мы, товарищи, сделали, что тут можно было сделать?» — вопрошал и сам себе отвечал. Его речь стандартна для того времени. Но Лысенко уже придумал ход, которым собирался покорить генсека. Он надумал прилюдно обвинить тех, кто критиковал его, в попытке отбросить его работу не потому, что она научно слабая и недоработанная, а потому, что критики-вредители были «классовыми врагами» таких вот крестьянских, колхозных ученых, каковым является он, академик из народа. Сталин — хороший режиссер, ему нужен повод приструнить науку, Лысенко его пожелание выполнил.

«Товарищи, — заявил он, — ведь вредители-кулаки встречаются не только в вашей колхозной жизни. Вы их по колхозам хорошо знаете. Но не менее они опасны, не менее закляты и для науки. Немало пришлось кровушки попортить в защите, во всяческих спорах с так называемыми «учеными» по поводу яровизации, в борьбе за ее создание, немало ударов пришлось выдержать в практике... И в ученом мире, и не в ученом мире классовый враг — всегда враг, ученый он или нет. Вот, товарищи, как мы выходили с этим делом. Колхозный строй вытянул это дело. На основе единственно научной методологии, единственно научного руководства, которому нас ежедневно учит товарищ Сталин, это дело вытянуто и вытягивается колхозами...». Очевидно, что трансформация спора вокруг «яровизации» в борьбу с мнимыми «клас-

совыми врагами» представляла собой попытку запугивания и истребления научных противников и этот путь на много лет задержал выяснение истинного положения в разрабатываемой проблеме и отбросил страну на много лет назад [11, 13, 16].

Политический донос на своих коллег, который всегда своевременен и нужен и необходим при государственном финансировании науки, естественно, вызвал бурю восторга. Зал разразился аплодисментами. «Многие ученые говорили, что колхозники не втянуты в работу по генетике и селекции, потому что это очень сложное дело, для этого необходимо окончить институт. Но это не так. Вопросы селекции и генетики ставятся теперь по-иному. Сейчас,