Спросить
Войти
прессе 3 сентября 1914: знаменитая декларация пяти известных американских журналистов (Роджер Льюис, Ирвин Кобб, Гарри Хансен, Джеймс О&Доннелл Беннет и Джон Маккатчен), после того, как им была предоставлена экскурсия по немецкой армии. «Мы не смогли найти хотя бы один случай незаслуженного наказания или меры возмездия. Мы не способны подтвердить любые слухи в отношении жестокого обращения с заключенными и гражданскими». Филипп Найтли говорил, что ни один из этих журналистов когда-нибудь втянут в историю, не замечал вопиющих противоречий. Он заявлял, что Ирвин Кобб дал сведения, что только около 10% жестоких историй были правдой.
Об авторе
Селиверстов Д.М. - аспирант кафедры всеобщей истории, международных отношений и международного права Брянского государственного университета имени академика И.Г. Петровского, dmseliverstov@mail.ru
УДК 94(71)"20":323
РЕШЕНИЕ «КАНАДСКОГО ВОПРОСА» В ПОЛИТИЧЕСКОМ ТРЕУГОЛЬНИКЕ (У. ЛОРЬЕ, А. БУРАССА, Р. БОРДЕН) В НАЧАЛЕ ХХ В.
И.А. Соков
В статье рассматриваются вопросы политической практики либерального правительства У Лорье по увеличению большей самостоятельности и автономности от Великобритании. Эта практика создала «политический треугольник» в решении «канадского вопроса». Основную оппозицию У Лорье составили - лидер Консервативной партии Р.Л. Борден илидер националистического движения А. Бурасса. Выполненный анализ взглядов политических противников позволил автору статьи сделать определенные выводы о канадской политической культуре начала ХХ в.
Особенности формирования канадской политической культуры (КПК) в первой половине ХХ в. недостаточно изучены в западной историографии как американскими, так и канадскими исследователями. До сих пор не получены научно-обоснованные ответы на многие вопросы, в том числе: почему формирование канадской нации шло не по пути создания отличительной общенациональной культуры, а, наоборот, «рассыпалось» в мозаике мультикультурности; почему появились региональные политические культуры с существенным отличием от политической культуры на федеральном уровне; почему, например, в канадской политической культуре с республиканской формой правления до сих пор сохраняются анахронизмы монархизма; и т.д.? Ответы на эти вопросы могут быть найдены, только тогда, когда ученые различных дисциплин на междисциплинарной основе вернутся к изучению истоков формирования и эволюции КПК с новыми подходами и методами исследования.
В настоящей статье на основе канадских источников автор представляет исследование короткого исторического периода, произошедшего на рубеже ХХ в. перехода от теоретических дискуссий поиска путей развития канадской нации к политической практике ее формирования, отмечая уникальный и индивидуальный характер ее развития и протекавших политических процессов.
«Канадский вопрос» (CanadianQuestion) в его теоретической разработке был поднят Голдвиным Смитом [1] как цивилизационная проблема молодой канадской государственности в конце XIX в. после не совсем удавшегося и непродолжительного политического движения «Канада прежде всего» (CanadaFirst) [2, 38-44], не сумевшего выразить лозунги главных направлений развития канадского общества во второй половине XIX в. В этой работе он писал: «Могут ли четыре блока территории1, составляющие Доминион, навсегда быть сохранены политическими средствами объединения между собой и отдельно от своего континента, который географически, экономически и, за исключением Квебека, этнологически, составляет его части - является канадским вопросом» [1, 2].
В дискуссиях по «канадскому вопросу» интеллектуалы того времени разделились на два лагеря: одни поддерживали Г. Смита в вопросе необходимости более тесного (прежде всего, коммерческого) контакта с США; другие, во главе с Дж.М. Грантом считали, что тесный торговый контакт создаст риск если не аннексии, то огромной политической зависимости Канады от своего южного соседа, несравнимый с полученными торговыми плюсами. В обзоре на книгу Г. Смита «Канада и канадский вопрос» Дж.М. Грант прямо написал: «Демократия Соединенных Штатов полностью убеждена в ее собственном превосходстве к остальной части мира и слишком уверена, что Канада, выслушивая некоторое соглашение о Союзе, должна попасть в их рот, как зрелая слива в соответствующее время года» [3, 22].
С наступлением ХХ в., когда страна, в короткий по историческим меркам срок, внезапно разрослась на
полконтинента, а требования по освоению этой территории стали жизненной необходимостью, «Канадский вопрос» перешел из области теории в область политической практики.
«Канадский вопрос» с одной стороны создал предпосылки для двух направлений в канадской политике, получивших название континенталилизм, как стремление к более тесной связи с США, и имперское предпочтение, как усиление связей с метрополией, а с другой он использовался политическими деятелями в качестве одного из инструментов политической борьбы за власть на федеральной политической арене. Наиболее ярко она проявилась в политическом «треугольном противостоянии» трех политических сил: националистов, консерваторов и либералов, выразителями которых были Анри Бурасса, Роберт Борден и Уилфрид Лорье.
Анри Бурасса представлял в федеральном парламенте националистов, большинство из которых были франкоквебекцы, Роберт Борден - империалистов, сторонников тесных связей с метрополией, Уилфрид Лорье, как премьер-министр старался занимать середину политического спектра, идя во многих случаях на политические компромиссы с не либеральными политическими силами.
Если в дальнесрочной политической перспективе все эти политические лидеры в своих взглядах были практически едины, считая, что Канада должна получить большую степень автономности и суверенности от метрополии, то правила политической тактики диктовали им совершенно разные подходы в решении «канадского вопроса», делая их бескомпромиссными политическими оппонентами между собой. Понятно, что конечная цель противостояния - это победа одного из трех фигурантов, и она была возможна, только если вначале двое могли объединиться против одного, наиболее сильного, каким в то время был премьер-министр Уилфрид Лорье.
Первым крупным «треугольным» противостоянием можно считать политическую дискуссию о создании канадского военно-морского флота, которая была инициирована У. Лорье после прошедшей в июле 1907 г. Колониальной конференции (Colonial Conference of 1907) [4, 305-306]. На этой конференции Британским адмиралтейством был поднят вопрос о необходимости для доминионов постройки современных военных кораблей для охраны и обороны их прибрежных вод. Это, в свою очередь, означало создание полного цикла военно-морского обслуживания: от подготовки моряков и морских офицеров в национальных учебных центрах до создания военно-морского департамента при министерстве обороны Канады.
Далее, специальная Имперская конференция по военно-морской и военной обороне империи 1909 г. определила для всех доминионов участие в британской программе военно-морского перевооружения в ответ перевооружение Германии.
Поэтому, 12 января 1910 г. правительством Лорье был внесен в Палату общин билль военно-морском обслуживании (Naval Service Bill), который предполагал создание собственного национального военно-морского флота [5]. На это предложение правительства сразу же обрушилась критика с двух сторон как империалистов, так и националистов, хотя вся логика развития Канады как морской державы, омываемая тремя океанами, говорила о необходимости создания собственного флота.
Первые считали, что создание отдельного флота повлечет за собой не только дополнительные расходы бюджета, но и снимет обязанность с королевского флота (RN) по охране канадских водных рубежей и водных торговых путей, и тем самым не только ослабит связи Канады с метрополией, но и создаст новые угрозы по обеспечению охраны прибрежного рыболовства. Были и другие доводы, главный из которых выразил лидер оппозиции, Р.Л. Борден: «Самая быстрая организация не сделала бы наше канадское военно-морское обслуживание эффективным меньше чем через десять лет. Вероятно, 15 или 20 лет потребовалось бы [для полноценной организации военно-морских сил - И.С.]; и кризис, если кризис должен наступить, [я - И.С.] предчувствую наступит в пределах пяти и, вероятно, в течение трех лет» [6, 15].
Отношение империалистов к военно-морской политике можно определить одной фразой Р.Л. Бордена: «...военно-морское превосходство империи может быть поддержано только одной наибольшей военно-морской силой под одним наибольшим центральным контролем» [7, 2].
Вторые, националисты, в лице А. Бурассы, который к этому времени уже не был членом парламента, а редактором влиятельной Монреальской газеты «Ле Девуар» (Le Devoir) выступили против создания собственного военно-морского флота, который, как предполагалось, будет под началом метрополии, на том основании, что это не только уменьшит автономность Канады и укрепит влияние Великобритании на доминион, но и создаст условия для ее безоговорочного участия в европейских войнах под британским командованием, без возможности принятия самостоятельного решения канадским парламентом1. Анри Бурасса писал: «Морской закон должен быть аннулирован, потому что он отклоняется от принципов, прежде признанных как важные для материальной безопасности Канады и Империи. Он должен быть аннулирован, прежде всего, потому что он покушается на основные принципы народных прав и колониальной автономии, таким образом, на саму основу империи. Он должен быть аннулирован потому, что он подвергает опасности установленный порядок вещей и ничем не заменяет его чем-то прочным вместо того, что он разрушает. Это работа разрушения: позвольте ее искоренить прежде, чем она принесет свои вредные плоды» [8, 34].
Следует отметить, что принятие решения о создании военно-морского флота Канады (RNC) осложнялось тем, что в рядах двух основных партий Либеральной и Консервативной были влиятельные члены и даже группы,
которые выражали противоположные взгляды на этот вопрос, чем их лидеры. В Либеральнойпартии это был Клиффорд Сифтон, считавший, что надо больше внимания уделять развитию поселений в западных провинциях, не тратить средства для строительства флота, в Консервативной партии - С.Ф. Монк, консерватор Квебека, стоявший накрайних националистических позициях.
Правительство же считало, что с созданием канадского военно-морского флота доминион получит элементы автономности по охране, прежде всего, рыболовецких судов как на Атлантическом, так и Тихоокеанском побережье. Компромиссный подход У. Лорье, дававший империалистическим сторонникам почувствовать, что правительство реально оказывает помощь в выполнении военно-морской программы метрополии, и националистам - в проведении независимых шагов по созданию национального военного флота, способствовал, в конечном итоге, в принятии 4 мая 1910 г. закона о военно-морском обслуживании (Naval Service Act).
Таким образом, в военно-морском вопросе обозначились две политические тенденции:
• на сохранение и укрепление связей с метрополией;
• опора на укрепление внутринациональных связей и поддержание хрупкого национального единства.
Вторая тенденция одержала победу за счет принятия компромиссного решения правительственным кабинетом У. Лорье.
Однако, как показали дальнейшие политические события, компромисс правительства ни одни оппозиционные силы не устроил, а равнобедренный политический треугольник, созданный У. Лорье постепенно стал превращаться в прямую по перетягиванию каната, на противоположной стороне которой от либерального лидера были Р. Борден и А. Бурасса.
Второе крупное противостояние внутриполитических сил произошло в вопросе установления между Канадой и США более свободных торговых отношений, чем они существовали. Необходимость взаимных торговых уступок диктовалась процветающими канадскими добывающими и сельскохозяйственными отраслями производства, которым был необходим более широкий, чем имперский рынок, для экспорта своих товаров. Кроме того, канадские производители по импорту из США могли получать более дешевые промышленные товары, а то и более инновационные.
Правительство У. Лорье начало вести переговоры с правительством США о заключении Договора о взаимности, подобного тому, что был заключен 1854 г. по Канаде между Великобританией и США. Не имея государственного статуса, Канада не могла подписать межправительственное соглашение, и выход был найден в создании отдельного законодательства в форме закона, принятого канадским парламентом1.
«26 января 1911 г. г-н Филдинг представил Парламенту предложения по Взаимности, которые стали предметом длительных дебатов. С его обычной способностью и ясностью он внес предложения очень ясные палате. Во-первых, он остановился на желании канадских людей, начиная с Конфедерации вступить и выполнить некоторое такое предложение. В этом отношении он подчеркнул, что правительство сэра Джона А. Макдональда в 1879 г. сформулировало в законе о тарифе того года постоянные предложения для Взаимности, по крайней мере, всех продуктов сельскохозяйственного и минерального производства» [9, 302].
Ни консерваторы, ни националисты поначалу не могли выступить против предложения правительства о взаимности, т.к. исходя их опыта взаимности 1854 г. на протяжении полувека это была мечта не только всех политических сил, но большинства населения.
Как писал Р. Борден: «.на следующий день я созвал закрытое собрание. Атмосфера, которая противостояла мне, не была бодрящей; в нашей партии было самое глубокое уныние, и многие из наших участников были уверены, что предложения правительства, обращенные к стране, дали бы ему следующий срок полномочий. ... Я шел против течения как мог, хотя и находился под большим унынием» [9, 303].
Как бывший практикующий адвокат Роберт Борден понимал, чтобы противостоять правительству, ему необходимо было решить две основные задачи:
• консолидировать возглавляемую им Консервативную партию, для чего он в очередной раз попросил своей отставки с поста лидера и получил 28 марта 1911 г., также очередную «лояльную и неразделенную поддержку в большой работе, которую Вы продолжаете в интересах партии, Канады и Империи» [9, 310] от большинства парламентской фракции;
• Отступить от провозглашенных принципов в 1910 г.: «Никакого альянса с националистами. Мы не находимся в союзе с националистами, и мы были осуждены ими еще более сильно, чем мы были осуждены почтенными джентльменами на другой стороне Палаты общин (либералами - И.С.)» [7, 1] и решиться на союз c Анри Бурассой в политической борьбе с либеральным правительством У. Лорье в преддверии федеральных парламентских выборов.
История политического момента интересна тем, что националисты и консерваторы, имевшие противоположные идеологические взгляды на решение «канадского вопроса», ради решения своей тактической задачи по устранению либералов от власти заключили негласную сделку о своем альянсе.
Несмотря на оправдания А. Бурассы политическая сделка империалистов и националистов была крайне уни1 Хотя в канадской историографии есть и другое мнение, которое заключается в том, что на принятии отдельного законодательства правительством У. Лорье, настояли западные фермеры.
зительной, торгашеской, а действия самого Бурассы, как бывшего члена Либеральной партии похожими на предательство Иуды за тридцать сребреников. Вот что он сам писал в своей газете: «Спустя несколько дней в наш офис прибыл один из самых известных членов консервативной партии, несущей в своей руке списки избирателей всех восточных избирательных округов (Квебека - И.С.). Он передал в наши руки пожертвования для газеты "Ле Девуар" для тысяч и тысяч избирателей. Мы ничего не просили (лишнего - И.С.), только установленную цену подписки, вычитая оттуда обычную комиссию, заплаченную агентам. Мы, таким образом, удовлетворенно наслаждались, используя торийские деньги, чтобы распространить хорошее националистическое евангелие повсюду» [10, 6-7].
Со стороны консерваторов также был сделан шаг в сторону националистов: Р. Борден в своей предвыборной риторике пошел на то, чтобы исключить призывы к более тесному сотрудничеству с империей, заменив их понятием «канадианизм», который продвигал А. Бурасса: «Мы должны решить, должен ли дух канадианизма или континентализма преобладать в северной половине этого континента.... с юной живучестью Канады, ее быстро увеличивающимся населением, ее изумительными материальными ресурсами, ее духом оптимизма и энергии, она может занять место в пределах сравнительно краткого периода самое высокое положение в этой могущественной империи» [9, 328].
К концу предвыборной кампании альянс, как определил его сам У. Лорье, был уже более сложный: «Что касается союза Бурасса-Борден-Монк-Сифтон, "какой салат!" Г-н Монк - масло, Бурасса - уксус, и г-н Борден должен был съесть порцию» [4, 379].
Следует также заметить, что и в либеральной среде не все понимали «средний путь» У. Лорье. Так выступая в предвыборном туре по западным провинциям на вопрос о том, что выбирает правительство «имперское предпочтение» или «американскую взаимность» Лорье говорил, что он за то, чтобы сохранить британские преференции и в то же время получить от американцев не только уступки по тарифу Пэйна-Олдрича (Payne-Aldrich tariff), но и полную свободную торговлю для сельскохозяйственных продуктов и минерального сырья.
Принято считать, что непоследовательные действия со стороны администрации США и провокационные американские дебаты в политической и предпринимательской среде о возможной полной зависимости Канады в случае заключения договора о взаимности стали главным фактором срыва правительственных договоренностей, и, как следствие, наступившего падения правительства У. Лорье на федеральных выборах 1911 г.
На самом же деле, если прочитать исследование заместителя министра иностранных дел в правительстве Маккензи Кинга О.Д. Скелтона, которому были доступны все документы по ведению переговоров о взаимности, то становится понятным, что американцы здесь не причем. Он писал: «Влияние мистера Тафта, демократическая поддержка и вашингтонское июльское солнце расплавили черствость Сената, и к концу июля данная мера была принята обеими палатами конгресса и подписана президентом. Вашингтон внес свой вклад. [выделено - И.С.] Что же предпринимала Оттава? Ни у сэра Уилфрида, ни у любого члена его кабинета не было страха или сомнения в результате принятия решения. Правительство достигло того, что каждая предыдущая администрация пыталась напрасно выиграть данное решение. Правительство достигло цели, которая была явной целью обеих политических партий в Канаде в течение половины столетия. Оно обеспечило соглашение, которое открывало рынок в Соединенных Штатах для канадских натуральных продуктов, не предоставляя канадскому производителю любого законного и существенного основания для жалобы. Соглашение должно было осуществиться при условии, что ни в коем случае там не будет дискриминации против Британии» [4, 369].
Эта цитата подтверждает взгляд автора настоящей статьи на то, что именно внутриполитические противоречия в борьбе за власть в названном выше политическом треугольнике в первую очередь не позволили либеральному правительству принять законодательство о свободной торговле с южным соседом.
Достаточно вспомнить политические дебаты по вопросу взаимности (reciprocity), чтобы понять, что консервативно-националистический альянс предпринял все не только для того, чтобы похоронить договор о взаимности между Канадой и США, но и свалить правительство либералов, возглавляемое У. Лорье.
Как писал Джон У. Дэфо: «...вне всякого сомнения, что, если бы возник первый признак организованного сопротивления, правительство распустило бы парламент и оно было бы торжественно возвращено избирателями; но правительство не видело трудности в получении договоренности по ратификации парламентом, и оно полагало, что ничего не потеряет, разрешая ему работать в течение приблизительно одного года перед обращением к избирателям. ... Лорье позволил вопросам дрейфовать, пока благоприятная ситуация не стала безнадежной» [11, 363].
В безнадежном положении либералы оказались потому, что уже имеющиеся договоренности в США растянули в девятимесячных дискуссиях, которые с каждым днем их продолжения увеличивали число противников курса У. Лорье.
Вполне можно согласиться с мнением доктора Тима Кука, что «"Топорный" Борден, который всегда казался слишком сдержанным, слишком аналитичным, слишком рациональным, выдвинул пламенное обвинение, что Лорье предал империю, и в Квебеке он придумал странный союз с националистами, такими как Анри Бурасса, который, в своей попытке наказать Лорье соединил себя с имперской партией. Консерваторы удивили либералов, страну и, возможно, себя, победив на выборах 1911 г.» [12, 21].
Но кроме имперско-националистического альянса разрушение позиций У. Лорье вела влиятельная западная группа либералов, возглавляемая Клиффордом Сифтоным, членом правительственного кабинета. Спустя несколько лет, в 1924 г. К. Сифтон так писал о своем сопротивлении взаимности: «Я предполагаю, что вы знаете,
что мой главный довод, чтобы быть настроенным против договора о взаимности состоял в том, что я знал очень хорошо, что он не будет соблюдаться, и что сразу же, как только любая политическая партия (в Соединенных Штатах) подумает, что это было бы в ее интересе поместить тариф на наши товары, они сделают так - договор или никакой договор. Ничто не удержало бы их на точное соблюдение соглашения» [11, 379].
Победа консерваторов 21 сентября 1911 г. закончила «треугольное противостояние» внутриполитических сил Канады, фактически полным разгромом либералов: «Семь министров Короны были побеждены: г-н Фил-динг и г-н Паттерсон - посредники соглашения о Взаимности, были побеждены оба. Г-н Чарльз Мерфи был единственным министром, которого переизбирали в Онтарио. В Онтарио Либерально-консервативная партия выиграла самое великое большинство в истории этой провинции. В Квебеке 27 консерваторов и националистов были возвращены против избранных 38 либералов. Атлантические провинции возвратили 16 консерваторов и 19 либералов, а Британская Колумбия стала единогласно консервативной. Консерваторы получили 133 места в Палате общин, либералы - 88, фактически сложилось то же самое большинство за Консервативную партию, что Либеральная партия получила в 1908 г.[9, 329]
С окончанием федеральных выборов, решив свои задачи, имперско-националистический альянс распался: «Националистические руководители отклонили приглашение войти в правительство, но они управляли квебекскими назначениями в кабинет и, таким образом, приняли квазиответственность за политику нового правительства» [13, 140-141].
Утвердившись во власти, консерваторы в 1913 г. заменили закон о создании военно-морского флота на закон о военно-морской помощи (Naval Aid Act) метрополии, по которому в качестве вклада в военно-морскую программу Великобритании выделялось 35 млн. долл. США ежегодно. Р. Борден 27 февраля 1913 г. об этом сказал так: «Мы говорим, что, если мы должны остаться с Империей, у нас не может иметь пять внешних политик и пять отдельных флотов» [14, 1].
Решение «канадского вопроса» в пользу континентализма отодвинулось еще на тридцать лет до принятия Гайд-парковского соглашения между США и Канадой.
Подводя итог настоящему исследованию, можно сделать следующие выводы:
• «канадский вопрос», поднятый интеллектуалами в конце XIX в., решался в пользу национальной автономной политики в вопросе военно-морского обслуживания в 1908 г.; в пользу канадианизма и империализма -на федеральных выборах 1911 г.; и вновь в пользу имперского предпочтения в 1912 г.
• неустойчивость политических предпочтений в Канаде в период формирования нации в начале ХХ в. указывает на недостаточную развитость канадской политической культуры;
• политическая практика этого периода в значительной степени зависела от лидеров политических партий и движений, их политических альянсов, политически успешных шагов и тактических ошибок;
• кроме того, настоящим анализом не подтверждается фрагментарная теория Л. Харца и его последователя Г. Горовица о «заморозке» франкокандского фрагмента в канадской политической культуре и воздействия этого фрагмента в период формирования канадской нации [15, 31-40].
The author of the article considers the questions of the political practices of Laurier&s liberal government on the increasing of the more sovereignty and autonomy from the Great Britain. This practices created "the political triangle" in the fulfilment of "the Canadian question". W. Laurier&s basic opposition consists from R. Borden&s the leader of the Conservative party and H. Burassa is the leader of the nationalistic movement. The author of the article made the decisions about the Canadian political culture in the beginning of the XX Century on the analysis of the political opponents& views.
Список литературы
Об авторе
Соков И.А. - кандидат исторических наук, доцент кафедры международных отношений и зарубежного регионоведения Волгоградского государственного университета, isokov@mail. ru
УДК 07.00.00
СПАССКИЙ НА УГРЕ МОНАСТЫРЬ - ИСТОРИЧЕСКИЕ ПРЕДАНИЯ И АРХИТЕКТУРА
К.А. Соловьев
В статье кандидата культурологии Соловьева Кирилла Алексеевича идёт речь об одной малоизвестной обители Калужского края основание которой связано со знаменательным событием русской истории конца XV века - «Стоянием на реке Угре 1480 года», когда русское государство окончательно освободилось от власти Золотой Орды.Впервые монастырь упоминается между 1495 и 1511 годами в личных документах, и это упоминание связано с представителем одной из древних русских княжеских фамилий - князем Дмитрием Фёдоровичем Воротынским. В статье идёт речь об исторических преданиях, связанных с основанием монастыря. Даётся обширный архитектурный анализ памятников обители. В статье особо отмечается уникальность архитектурного ансамбля Спаса-Воротынского монастыря, который включает сразу два шатровых храма. Один из них имеет двух шатровое завершение. В статье использованы фотографии автора 2015 года, ранее нигде не публиковавшиеся. Ключевые слова: «Стояние на реке Угре», князь Дмитрий Воротынский, Спаса-Воротынский монастырь, шатровые храмы, Пр. Никифор Калужский? Введенский трапезный храм, Преображенский собор.
В Российском государстве множество интересных, уникальных исторических и архитектурных памятников, которые, к сожалению, малоизвестны широкому кругу людей, интересующихся историей, культурой, архитектурой, да и серьёзным исследователям. Часть из них были подробно исследованы в дореволюционной литературе, но не столь заметны в настоящее время. К их числу можно отнести и древний Спасский монастырь на реке Угре, который, по имени князей, которые благоволили обители, часто именуется Спаса-Воротынской обителью.
Расположен он недалеко от древнего русского города Воротынска нынешней Калужской области при впадении реки Оки в реку Угру. Предание связывает основание этой обители с именем^ проповедью и мученической кончиной Св. Пр. Кукши Печерского, который в XII веке проходя через калужские земли, проповедовал местным язычникам славянам, мери * и голяди. *
Впервые монастырь упоминается между 1495 и 1511 годами в личных документах, и это упоминание связано с представителем одной из древних русских княжеских фамилий - князем Дмитрием Фёдоровичем Воротынским.
Если следовать историческим преданиям, то в первой половине XII столетия инок Киево-Печерского монастыря Кукша просвещал миссионерской проповедью Вятичскую землю и проповедовал в современных Брянской, Орловской и Калужской областях. В 1113, по иным сведениям в 1114 году, а по сообщению игумена Арсения, в 1110 году инок Кукша был убит язычниками. Происходил он из рода племенных вятичских князей или старейшин и именно поэтому вместе со своим учеником Никоном проповедовал в родных местах. Известный русский историк и краевед В. М. Каш-каров, занимавшийся в XIX веке биографическими исследованиями о Пр. Кукше Печерском считал, что «.. .епископ-Феоктист позаботился доставить в Киево-Печерский монастырь тело убитого мученика». [1 к стр. 2]
