Спросить
Войти
УДК 34 (09) (517.3) СЖ. Дугарова
СРАВНИТЕЛЬНЫЙ ИСТОРИКО-ПРАВОВОЙ АНАЛИЗ «МОНГОЛ ЦААЗ БИЧИГ»
(РЕСПУБЛИКА БУРЯТИЯ)
В настоящей статье на основе сравнительно-сопоставительной методики выявления сходных и различных черт правовых актов исследуются закономерности развития законодательства средневековой Монголии
S.Zh. Dugarova
THE COMPARATIVE HISTORICAL AND LEGAL ANALYSES OF «THE MONGOL TSAAZ BICHIG»
(THE REPUBLIC OF BURYATIA)
In the article the conformities of development of the legislation of medieval Mongolia are investigated on the basis of comparative technique of revealing the similar and the various lines of law certificates.
Образование в начале XVII в. маньчжурского государства Алтан Улс привело к кардинальному изменению политической ситуации в Центральной Азии1. В этот период халхаские нойоны, стремясь сохранить политическую самостоятельность, проводили политику мирного сосуществования с маньчжурами2. Однако в результате феодальной раздробленности и разгоревшейся междоусобной войны за престол хагана в 1636 г. Монголия попала в политическую зависимость от маньчжуров.
Маньчжуры, начав в 1691 г. реорганизацию системы управления Монголией, обратились к опыту традиционной монгольской системы территориального управления. В законодательном акте «Монгол цааз бичиг» 1643 г. закреплен порядок созыва собраний чуулганов3 в хошунах и аймаках. Позже другой закон «Хууль зуйл бичиг» (1789 г.) более подробно излагал систему управления, в частности, организацию министерства управления Внешней Монголией, его полномочия. Монгольские законы, кроме законов государства Юань, не содержали собственно норм об основах государственного устройства. Это объяснялось особенностями монгольского общества, мировоззрения кочевников, а также было напрямую связано с верованиями монголов.
Примерно в этот же период маньчжуры активно создают нормативную базу, ориентированную на управление подвластными монголами. В частности, согласно китайским архивным данным в 1631 г. маньчжурами был издан сборник законов, направленный на упорядочение управления монгольскими улусами, в дальнейшем получившими название государство Цзинь (Чин). Данный сборник следует считать основным источником «Монгол цааз бичиг», его редакций 1643, 1667, 1795 гг., а также закона «Хууль ЗYЙл бичиг» (1789 г.). В свою очередь «Хууль ЗYЙл бичиг» (1789 г.) является прямым продолжением «Монгол цааз бичиг». Издание маньчжурами закона «Хууль ЗYЙл бичиг» (1789 г.) имело целью законодательно закрепить систему управления Внутренней Монголией. Сопоставительный анализ нормативных актов периода установления маньчжурского господства во Внутренней Монголии позволяет прийти к выводу о том, что в целом политика маньчжуров не преследовала цель уничтожить монгольское государство и его политико-правовую культуру. Ярким подтверждением служит факт принятия в 1709 г. «Халха Джирум» - нормативно-правового акта, закрепившего преемственность монгольских национальных государственно-правовых традиций.
Для подтверждения данного вывода осуществлен сравнительный анализ «Монгол цааз бичиг» (1643 г.) с двумя группами законодательных актов. Во-первых, с монгольскими законами, принятыми до установления господства маньчжуров, а во-вторых, с законами, изданными в Монголии в период маньчжурского владычества. К первой группе законов необходимо отнести следующие акты -«Уложение, датируемое годом овцы» (1631 г.) и «Уложение, изданное в год обезьяны» (1632 г.); ко второй же группе следует отнести «Халха Джирум» (1709 г.), «Хууль ЗYЙл бичиг» (1795 г.)
Закон 1631 г. был принят в соответствии с правотворческой процедурой, основанной на принципе коллегиальности. Тогда как закон 1632 г. принимался маньчжурским императором единолично. При этом подчеркнем, что в XV-XVI вв., коллегиальный принцип принятия основных законодательных актов у монголов оставался неизменным. Такая коллегиальность обусловливалась феодальной раздробленностью, предполагавшей созыв чуулганов нойонов, не принимавших ранее участия в подоб-
ных собраниях. Так, в результате созывов таких собраний были приняты «Монголо-ойратское уложение» (1640 г.) и «Халха Джирум» (1709 г.). Таким образом, маньчжуры использовали законотворческие традиции монголов, в частности, коллегиальный принцип принятия законов, приглашая на чуулганы знатных и титулованных нойонов. Однако в последующих нормативных актах маньчжуров принцип коллегиальности утрачивает свое принципиальное значение, что в свою очередь требует специального объяснения.
Законодательные акты 1631 и 1632 гг. не были систематизированы, в отличие от «Монгол цааз би-чиг» и «Хууль ЗYЙл бичиг», изданных в 1789, 1795 гг. Можно в связи с этим предположить, что систематизация по предмету правового регулирования явилась следствием распространения китайской законотворческой техники.
Как это видно из сопоставительного анализа, маньчжуры в своей законодательной практике активно использовали нормы монгольского законодательства. Сохранив в целом монгольскую систему наказания за имущественные преступления в соответствии с «Халха Джирум» (1709 г.), маньчжуры внесли ряд дополнений, в том числе новые виды наказания, неизвестные ранее законодательству монголов. Так, «Монгол цааз бичиг» (1795 г.) расширил традиционную систему наказаний за должностные преступления, включив такие санкции, как увольнение с должности, уменьшение жалованья, денежные штрафы. Известно, что ранее в монгольских законах административные отношения не предусматривали детального урегулирования, поскольку в монгольском государстве не практиковалась выплата жалованья чиновникам за их службу4.
Основными видами наказания, предусмотренными первыми законами маньчжуров в Монголии, были имущественные взыскания в виде конфискации скота, денежного штрафа, которые издавна применялись монголами в качестве мер наказания. Так, в законах 1631 и 1632 гг. в качестве мер наказания упоминается конфискация скота в количестве 100 голов лошадей, 10 голов верблюдов. Подобные виды наказаний были предусмотрены законодательными актами первой половины XVI в. и первой половины XVII в. - «Уложением шести хошунов», «Уложением года деревянного тигра» [5].
Тщательно прорабатывая инструменты воздействия, маньчжуры для регулирования общественных отношений на территории Монголии использовали некоторые нормы правовых обычаев монголов. Например, в законе «Монгол цааз бичиг» (1643 г.) получила закрепление имущественная ответственность в случае обнаружения следов пребывания чужаков на территории своих кочевий6. Данный вопрос входил в компетенцию специально созданного государственного органа для осуществления контроля над исполнением законов.
«Монгол цааз бичиг» (1643 г.) вопреки монгольским правовым традициям впервые вводил в систему наказания квалифицированные виды смертной казни, а также публичное повешение, широко применявшиеся в Китае7.
Характерной чертой уголовного права следует признать коллективную ответственность, которая сохраняется в отдельных монгольских законах, когда кроме преступника ответственность ложилась на членов его семьи, зависимых людей. Такая позиция свидетельствует о преемственности правовых принципов в законодательных актах, действовавших на территории Монголии.
«Монгол цааз бичиг» (1643 г.) содержит много норм, посвященных регулированию военных вопросов. Подробное регламентирование общественных отношений, связанных с организацией армии и ведения войн, напрямую связано с нормами «Монголо-ойратского уложения» (1640 г.), которые законодательно определяли порядок организации вооруженных сил. Так, нормы «Монгол цааз бичиг» (1643 г.) устанавливали порядок действия в случае военного нападения. В первую очередь закон предписывал местной власти и феодалам эвакуировать имущество, скот в тыл и явиться со своим войском в указанное место. Для организации защиты своей территории необходимо было сообщить в письменной форме соседним хошунам о военной опасности. В случае бездействия имущество виновных подлежало конфискации8. «Монголо-ойратское уложение» также детально регламентировало обязанность немедленного сообщения в случае военного нападения. В случае неявки в указанное время и место нойоны должны были отдать хану 100 панцирей, 100 верблюдов, 1000 лошадей. Для мелких феодалов предусматривалось наказание в виде штрафа в размере 10 панцирей, 10 верблюдов, 100 лошадей9. В отличие от «Монгол цааз бичиг» (1643 г.) и «Монголо-ойратского уложения» (1640 г.) законы, действовавшие в рассматриваемый период, не уделяли внимания военным вопросам. Известно, что текст «Монголо-ойратского уложения» на уйгурском языке был сожжен по приказу маньчжурского императора. После уничтожения уложения стало возможным широкое использование маньчжурами в своих законах основной идеи «Монголо-ойратского уложения»10. Однако если «Монголо-ойратское уложение» имело своей главной целью защитить территории монголов и ойра-
тов, то «Монгол цааз бичиг» было издано для управления монголами в целях предотвращения всякого покушения со стороны монголов на власть маньчжуров.
С древнейших времен монголы придавали большое значение нормативному регулированию отношений с другими народами и иностранными государствами. Поэтому законодательное закрепление правового положения послов и посланников, наделение их специальными отличительными знаками, а также их материальное обеспечение являются древней правовой традицией монголов. В «Халха Джируме» (1709 г.) упоминаются кроме послов и посланников следующие категории государственных служащих, ответственных за обеспечение межгосударственных или международных отношений: во-первых, гонец, во-вторых, скорый гонец, в-третьих, гонец, ответственный за государственное имущество. Также согласно нормам «Халха Джирум» при духовных сановниках должна была находиться служба сопровождения11. В период правления императора Энх-Амгалана в 1692 г. был издан указ об организации уртонов - станций по территории Внешней Монголии начиная от Китайской стены. Правовой основой организации и деятельности уртонов служил «Хууль ЗYЙл бичиг» (1789 г.). Уртоны были созданы для улучшения работы послов и гонцов путем организации централизованной системы управления12. Отметим, что «Монгол цааз бичиг» (1643 г.), его редакции 1667 и 1795 гг. не определяли размеры натуральной ренты, взимаемой с подвластного населения на содержание чиновников по пути их следования. С изданием в 1913 г. закона «Дагаж явах хууль дурэм» этот пробел был ликвидирован.
Маньчжуры проводили политику непримиримой борьбы с традиционным верованием монголов -шаманизмом. Впервые в «Уложении Хутагтай Сэцэн-хунтайджи» (1577 г.) были запрещены жертвоприношения. В случае принесения в жертву лошади закон угрожал конфискацией всего имущества виновного, а в случае убийства человека с целью жертвоприношения устанавливалось наказание в виде смертной казни13. «Монголо-ойратское уложение» (1640 г.) и «Монгол цааз бичиг» (1643 г.) также содержали нормы, запрещающие шаманские ритуалы и культы. По «Монголо-ойратскому уложению» пригласивший в дом шамана наказывался конфискацией лошади, а также предусматривалась конфискация лошади шамана [14]. Схожесть норм «Монголо-ойратского Великого Уложения» (1640 г.) и «Монгол цааз бичиг» (1643 г.) объясняется их общей идеологической целью - распространением буддизма в Монголии.
Сборники законов «Арван буянт номын цааз» (1577 г.), «Монголо-Ойратское Великое уложение» (1640 г.) прямо запрещали культы, в основе которых был шаманизм15. Позже «Монгол цааз бичиг» (1643 г.) подтверждает действие норм о запрете шаманизма, угрожая смертной казнью в сочетании с конфискацией всего имущества за жертвоприношение людей16. Некоторым исключением является «Уложение Алтан-хана» (1581 г.), которое устанавливало имущественное наказание за разграбление мест захоронений и жертвоприношений17.
Нормативно-правовое регулирование, отражающее религиозные отношения, было направлено на распространение буддизма. Вместе с тем запрещалось насильственное обращение в духовенство военнослужащих, простолюдинов, домашней прислуги. Эти запреты согласуются с нормами «Монголо-ойратского уложения» (1643 г.), которое допускало только добровольное вступление в духовное состояние. До достижения семнадцатилетнего возраста хуварак18 должен был обучаться священным книгам. Для принятия обета предписывалось получение согласия родителей. При их согласии далее следовало получить разрешение главы рода и известить своего нойона, и только после этого уведомить чуулган.
Итак, сравнительно-сопоставительный анализ содержания нормативных источников рассматриваемого периода позволяет сделать следующие выводы:
После вхождения Монголии в состав маньчжурского государства происходит значительное расширение сферы правового регулирования. При этом нормативно-правовые акты, изданные маньчжурскими императорами для управления подвластной территорией, не затрагивали частноправового быта монголов.
Маньчжуры не стремились полностью изменить традиционный уклад монголов. Основные усилия были направлены на подчинение нойонства, управлявшего Монголией. Для привлечения монгольской знати на свою сторону маньчжуры прибегали к разным способам: обращение к опыту организации традиционной монгольской системы территориального управления, законотворческим традициям монголов, законодательное урегулирование служебных отношений, системы жалованья нойонов. Использование принципа коллегиальности в сфере законотворчества с участием на чуулганах знатных и титулованных нойонов имело целью ослабить родовые связи в монгольском обществе. Чуулга-
ны в XVII в. в отличие от родовых собраний раннего периода представляли объединения, не связанные с родовой организацией.
Для достижения законопослушности и покорности подвластных проводилась политика распространения буддийской религии, сопровождавшаяся искоренением традиционной веры монголов -шаманизма. Религия, авторитет и влияние духовенства использовались маньчжурскими императорами для политических целей.
Учитывая местные этнические и культурные особенности, маньчжуры активно использовали нормы монгольского законодательства. Монгольская система наказания была расширена в результате введения неизвестных ранее монголам видов и способов наказания.
Политика, направленная на распространение ламаизма, покровительство родовой монгольской знати с целью укрепления власти маньчжуров были продолжены последующими императорами.
Примечания
графии МНР. Улаанбаатар, 1977. С.133.
графии МНР. - Улаанбаатар, 1977.
Дугарова Сержена Жигмытовна - кандидат исторических наук, доцент кафедры теории и истории права и государства, юридический факультет, БГУ. г. Улан-Удэ, ул. Сухэ-Батора 6а, e-mail: dugarova s@mail.ru
Dugarova Serzhena Zhigmytovna - candidate of historical science, lecturer of department of theory and history of Law and State of BSU. Ulan-Ude, Sukhe-Bator str., 6, e-mail: dugarova s@mail.ru
