Система побудительных мотивов и стратегий выживания "восточных рабочих" в Третьем рейхе (в свете теории Э. Фромма)

ISSN 0321-3056 ИЗВЕСТИЯ ВУЗОВ. СЕВЕРО-КАВКАЗСКИЙ РЕГИОН. ОБЩЕСТВЕННЫЕ НАУКИ._2018. № 1

ISSN 0321-3056 IZVESTIYA VUZOV. SEVERO-KAVKAZSKII REGION. SOCIAL SCIENCES. 2018. No. 1

УДК 94(100)"1939/45"

DOI 10.23683/0321-3056-2018-1-86-93

СИСТЕМА ПОБУДИТЕЛЬНЫХ МОТИВОВ И СТРАТЕГИИ ВЫЖИВАНИЯ «ВОСТОЧНЫХ РАБОЧИХ» В ТРЕТЬЕМ РЕЙХЕ (В СВЕТЕ ТЕОРИИ Э. ФРОММА)

© 2018 г. Н.А. Гаражаа, Г.Э. Ирицяна

a Новороссийский филиал Финансового университета при Правительстве Российской Федерации, Новороссийск, Россия

THE SYSTEM OF INCENTIVES AND STRATEGIES FOR THE SURVIVAL OF THE "EASTERN WORKERS" IN THE THIRD REICH (IN THE LIGHT OF E. FROMM&S THEORY)

N.A. Garazhaa, G.E. Iritsyana

a Novorossiysk Branch, Financial University under the Government of the Russian Federation, Novorossiysk, Russia

Гаража Наталия Алексеевна -кандидат исторических наук, доцент, заведующая кафедрой информатики, математики и общегуманитарных наук, Новороссийский филиал Финансового университета при Правительстве Российской Федерации, ул. Видова, 56, г. Новороссийск, 353907, Россия. Е-mail: ngarazha@yandex.ru

Ирицян Гурген Эдмондович -доктор философских наук, доцент, профессор кафедры информатики, математики и общегуманитарных наук, Новороссийский филиал Финансового университета при Правительстве Российской Федерации, ул. Видова, 56, г. Новороссийск, 353907, Россия. Е-mail: girits@yandex.ru

Nataliia A. Garazha -Candidate of History, Associate Professor, Head of the Department of Informatics, Mathematics and Humanities, Novorossiysk Branch, Financial University under the Government of the Russian Federation, Vidova St., 56, Novorossiysk, 353907, Russia. E-mail: ngarazha@yandex.ru

Gurgen E. Iritsyan Doctor of Philosophy, Associate Professor, Professor, Department of Informatics, Mathematics and Humanities,

Novorossiysk Branch, Financial University under the Government of the Russian Federation, Vidova St., 56, Novorossiysk, 353907, Russia. E-mail: girits@yandex.ru

Исследуются детерминанты поведения миллионов советских граждан, чей подневольный труд использовала нацистская Германия в годы Великой Отечественной войны, а также местного гражданского населения Третьего рейха, которое в процессе совместного труда и организации быта с «восточными рабочими» формировало свое отношение к ним, утверждаясь или противореча пропагандистским клише.

В качестве основных гипотез используются теория Э. Фромма о социальной обусловленности личности человека и современный этологический подход, делающий акцент на наследственных, биологических основах поведения людей. Анализ поведенческих реакций и ценностных установок участников процесса принудительного трудо-использования советских граждан показал, что окончательные выводы об истинности посылов Э. Фромма и ложности Д. Свааба преждевременны. Человек в искусственно создаваемых условиях несвободы может ориентироваться как на образцы поведения, заимствуемые ситуативно или из предшествующего социального опыта, так и быть последовательно консервативным в своих реакциях на происходящее вокруг.

The article explores the determinants of millions of Soviet citizens& behavior whose servitude was used by Nazi Germany during the Great Patriotic War as well as the local civilian population of the Third Reich, who, in the process ofjoint labor and organization of everyday life with the «eastern workers», formed their own attitude about them, contrary to propaganda statements.

As the main hypotheses, E. Fromm&s theory about the social conditioning of the person&s personality and the modern ethological approach is used, which emphasizes the hereditary, biological foundations of people&s behavior. The analysis

ISSN 0321-3056 IZVESTIYA VUZOV. SEVERO-KAVKAZSKII REGION. SOCIAL SCIENCES. 2018. No. 1

of behavioral reactions and values attitudes ofparticipants in the process offorced labor utilization of Soviet citizens showed that the final conclusions about the truthfulness ofE. Fromm&s messages and the falsity ofD. Swaab are premature. A man in artificially created conditions of lack offreedom can be guided either by behavioral patterns borrowed from situational or from previous social experience, and be conservative in his often unconscious reactions to what is happening around.

В период Великой Отечественной войны порядка 5 млн советских граждан было вывезено в Третий рейх с целью трудоиспользования («восточные рабочие», или остарбайтеры), не считая военнопленных, которые также активно привлекались на работы, в том числе на производства военно-промышленного комплекса. Вопросы, связанные с доставкой, нахождением советских граждан на территории рейха и репатриацией, освещены в работах представителей европейской, советской и постсоветской исторических школ. На настоящий момент можем выделить таких авторов, как У. Герберт (Германия), В. Зем-сков, П. Полян (Россия), Т. Пастушенко и Г. Гринченко (Украина) [1—5]. Тем не менее исследовательское поле по проблеме нельзя назвать вполне освоенным: вопросы, связанные с процессом адаптации в Германии и последующей ресоциализацией, условия взаимодействия с местным населением, влияние нацистской пропаганды на «восточных рабочих» и другие, требуют глубокого осмысления, в том числе с привлечением новых источников. Сама специфика проблемы подразумевает особое значение источников личного происхождения. Именно они дают богатый материал о субъективном восприятии процессов окружающей военной действительности, а в зависимости от уровня образования и глубины рефлексирования авторов высвечивают ординарное и уникальное, доминирующее или случайное в жизни авторов и их окружения в конкретной исторической ситуации. Можем отметить, что данная проблема насыщена подобными свидетельствами, которые в последнее время активно вводятся в научный оборот [6-8].

Но историк нуждается в определенном мировоззренческом ориентире, в социально-философской поддержке для более полного понимания хрупких механизмов человеческих побудительных мотивов и поведенческих реакций. Речь идет не о подмене исторического исследования философским или психологическим, а о возможном диалоге, союзе межпредметного благоприятствования интенсификации и расширения знания, в частности - о пережитом опыте миллионами советских граждан, оказавшихся на территории

Третьего рейха и занятых во всех отраслях промышленности, сельском хозяйстве, домашнем услужении.

Ситуация пребывания в состоянии неволи и принудительного труда, сопровождавшегося в большинстве случаев насилием и унижением, риском для жизни приводила к поискам новых «психодуховных ориентаций». Именно любовь, по мнению Э. Фромма, дает единственно верный и «удовлетворительный ответ на проблему человеческого существования» [9, с. 83-84]. Обращение к любви способствовало устранению оторванности «восточных рабочих» друг от друга, преодолению дихотомий существования, восстановлению гармонии с социальной группой и обществом в целом.

Анализируя материал писем и воспоминаний остарбайтеров, мы приходим к выводу о широкой трактовке понятия «любовь», включавшего в себя дружбу, привязанность, уважение коллективных интересов - всего, что позволяло человеку сохранять связь с родиной и прошлой жизнью, а также надежду на будущее. Характерными были маленькие дружеские коллективы, формируемые по месту работы, проживания и по общности интересов, поведенческих стереотипов, уровню образования. Мы находим множество примеров взаимопомощи и поддержки даже малознакомых людей. Участие в любой форме особенно высоко ценилось в экстремальной ситуации неволи («...на войне, когда жизнь человека так дешева, так быстро привыкаешь к тому, кто относится к тебе с вниманием...» [10, л. 24]).

Через любовь и в любви, по мнению В. Франкла, могло наступить освобождение для невольников концлагерей, рабочих лагерей и команд, в способности «последним взлетом чувства собственного достоинства противопоставить себя действительности». Пусть не много, но были люди, которые делились последними крохами хлеба, говорили ближним добрые слова сочувствия и поддержки. Именно их пример подтверждает, что в концлагере у человека можно отнять все, кроме последнего - человеческой свободы. Именно от человека зависел выбор:

ISSN 0321-3056 IZVESTIYA VUZOV. SEVERO-KAVKAZSKII REGION. SOCIAL SCIENCES.

стать сильнее обстоятельств или сломаться, сохранить внутреннюю свободу или раствориться в массе [11, с. 76-79, 99-106].

Тему любви в качестве романтических отношений между мужчиной и женщиной бывшие «восточные рабочие» не любят обсуждать даже по прошествии десятилетий. Крайне редки были внутригрупповые брачные союзы, сохранившиеся и после освобождения, информация же об отношениях с немцами в целом табуируется. Последнее было связано либо с репрессиями после репатриации в СССР за связь с врагом, либо частыми ситуациями насилия в Германии, что подтверждено исследователями [12, с. 385], иногда несмело фиксировалось самими «восточными рабочими».

Еще раз подчеркнем, что в исследуемой нами проблеме логично наличие существенного исключения: в ареал конструирования социально комфортного окружения не попадали немцы в силу напряжения, вызванного войной, антисоветской и антирусской пропагандой и отданно-сти судеб советских граждан на произвол хозяев ферм и предприятий, которые не всегда рачительно относились к легко приобретаемой рабочей силе. И даже в случае налаживания отношений - партнерских или приятельских - дистанция четко соблюдалась, сохранялся определенный статус отчужденности.

Далее Э. Фромм в своих рассуждениях восходит к другой дефиниции - «экзистенциальные потребности человека», понимая под ней то, что человек - единственное живое существо, для которого собственное существование является проблемой [13, с. 244]. Конечным этапом решения проблем человека выступает смерть, которая ограничивает реализацию человеческих возможностей. Таким образом, философ превратил отчуждение в вечное свойство человеческого существования, а самого человека - в объект воздействия неведомых сил [14, с. 48]. В этом контексте мы обращаем внимание на частые размышления остарбайтеров о смерти. Некоторые постоянно находили в себе признаки ее приближения, другие, несмотря ни на что, радовались каждому прожитому мгновению и старались сделать его более насыщенным, были те, кто в порыве отчаяния желали смерти.

Советские граждане в Германии, особенно те, кто содержался в лагерях, усваивая опыт организации своей жизни в них, четко знали признаки наступающей смерти: и физиологические, и пси2018. N0. 1

хологические («.Еще вчера. Когда принес картошку, я уже не чувствовал ни рук, ни ног, наступал период смерти» [15, с. 216]). Но каждый мог делать персональный выбор: бороться или сдаться. Далее следовал выбор границ допустимого в этой борьбе за жизнь. При этом ни у одного человека не было уверенности ни в чем, ее лишали сразу же, как только люди попадали во власть Третьего рейха [16]. Так, Василий Пахо-мов свой дневник назвал «Сегодня жив, а завтра не знаю.» [16, с. 400-401]; а майкопчанин Федор Даренский письма маме заканчивал фразой «остаюсь жив» [17].

Мечта о возвращении на Родину, к любимым людям, к своей довоенной жизни, пусть и видимой в более мягких и романтичных красках прорастает в рассуждении Э. Фромма о том, что богатство человека заключено в максимальной его открытости жизни, всем ее веяниям, перипетиям, интересным встречам, внезапностям и закономерностям. Поэтому оптимистично настроенные люди, стремящиеся из любой ситуации извлечь опыт, и не только негативный, были наиболее адаптивны в Германии («.Тяжелая жизнь во время войны. Кончится война и все радостное вернется и там достичь все можно. Хозяйством управлять научилась. Были бы только все живы здоровы.» [18, л. 59]).

Таким образом, тот факт, что вся жизнь человека заключена в поддержании инстинкта жизни, говорит о человеке как об активном субъекте своей судьбы, учитывая стремление к постоянной социализации. Поэтому глубинный смысл существования человека Э. Фромм видит в различных способах решения основной проблемы, заключающейся в противоречии между свободой и безопасностью. В поисках безопасности люди порой добровольно жертвуют свободой - бременем, которое трудно даже осознать [19, с. 84]. Свобода может и должна характеризоваться не только отсутствием внешнего принуждения, но и внутреннего. Точнее, она должна быть детерминирована силой и твердостью воли, быть нравственно обусловленной и сопровождаться свободой выбора жизненной позиции и принципов.

Человек свободен, когда волит бытие самим собой, когда желает и следует желанию быть самим собой. Свобода и несвобода - не контрадикторные, а контрарные противоположности. Внутреннее, волевое ощущение и понимание свободы побуждало к бесстрашному сопротивлению врагу даже в столь жестких условиях. Что

ISSN 0321-3056 IZVESTIYA VUZOV. SEVERO-KAVKAZSKII REGION. SOCIAL SCIENCES. 2018. No. 1

выражалось в различных формах: от индивидуального отказа работать [20, с. 33] до организованного саботажа и актов вредительства на рабочем месте. Во многих лагерях действовали организованные группы, которые ставили перед собой задачи помощи и поддержки товарищей, вели пропагандистскую и подрывную работу. Планировали побеги и даже восстания. Например, в лагере советских военнопленных № 4 б в городе Мюльберге-на-Эльбе с июля 1943 по апрель 1945 г. действовала нелегальная организация ВКП(б), ее участники пытались скрыть как можно больше людей, особенно специалистов, которых немцы хотели отправить на предприятия в Германию. Для этой цели использовалась санитарная часть лагеря. Одновременно пользуясь слабой медицинской подготовкой врачей, обслуживавших лагерь, сотни здоровых военнопленных получили справки на инвалидность [21, л. 5-5 об.].

Примечателен также пример летчика Валентина Ситнова, который прятал свою Звезду Героя в Освенциме: в кулаке, за щекой, в бинтах, с помощью товарища, и даже не был при этом выдан старшим по блоку. «Мы, мужчины, уже пережили немало, видели смерть и кровь и не были сентиментальны. Немногим людям в лагере была показана Золотая Звезда, но каков бы ни был человек: пожилой или молодой, сдержанный или порывистый, закаленный или еще неискушенный и неопытный - никто не мог, увидев золотой символ Родины, сдержать слез», - вспоминал его товарищ по лагерному бараку [22, с. 13]. Это замечательный пример противостояния унижениям, оскорблениям и насилию, но в большей степени - это пример противодействия настойчивым стремлениям уничтожить связь человека с Родиной, деперсонифицировать его, лишив надежды и веры в себя.

Свобода в этом случае феноменологически представляет собой некоторое базовое состояние, относящееся более к возможности, чем к акту ее осуществления, конкретному событию. Если я испытал свободу, то тем самым уже обрел ее. «Свобода производит... свободу» [23, с. 365]. Этот тезис подтверждался в действиях, в образе жизни и мышлении многих наших граждан, оказавшихся на работах в Германии. Свобода выбора - это иногда предпочтение меньшего.

Свобода нашего выбора есть действие, обусловленное нашей волей, которая склонна к чувственным благам, отречение и жертва оказываются весьма трудными и на нее способны только

редкие натуры. Возможно поэтому строгая самодисциплина для многих советских людей, оказавшихся в условиях насильственного трудоис-пользования на самых сложных и тяжелых работах, переживавших бытовые неудобства и насилие, стала фактором сохранения себя. Эта стратегия выживания требовала качеств, являющихся доминантами характеристик свободы -силы воли, цельности характера и твердости духа. Л.П. Мушникова в своих воспоминаниях об Освенциме тонко подмечает это, говоря о том, что именно люди, «внутренне готовые к борьбе», могли преодолевать чувство подавленности, которое страшнее холодного душа, и старались выжить, общаться с товарищами [24, с. 60]. Люди же, опускавшиеся, не следившие за собой, своей одеждой, быстро погибали. Теряя интерес к жизни, отрываясь от реальности, не отвлекаясь от переживаний и монотонной тяжелой работы, они утрачивали адекватное восприятие реальности, а с душевными силами уходили и физические. В подобной экзистенциальной пограничной ситуации в непосредственной близости от смерти, в состоянии страдания человек открывает свою сущность. Самые неожиданные колебания судьбы вскрывают его потаенные, но всегда присутствующие потенции.

В целом перед нами предстает картина, когда люди, принадлежащие к разным возрастным, этническим и социальным группам, волею судеб оказавшиеся в Германии, оторванные от своего дома и сложившегося уклада жизни, не просто принимали новую жизненную ситуацию, смирялись или пытались в ней адаптироваться, но осмысливали себя в ней. Поэтому мы вправе гордиться людьми, которые сохранили веру в себя, веру в человека и человечность, не превратились всего лишь в «механизм рефлексов», справились со своими «экзистенциальными потребностями», приобретя жизненный опыт взаимодействия в группе, сохраняя силы духа, концентрацию на положительных эмоциях и получение радости от мини-событий.

Также нам представляется интересным выявить палитру мотивов населения Германии воспринимать советских граждан в качестве людей с ограниченными правами или без прав, причины распространения насильственных методов в «работе» с гражданским населением оккупированных территорий при вербовке их на работы через призму идей Э. Фромма.

Обосновывая общественно-историческую обусловленность характера и личности человека,

ISSN 0321-3056 IZVESTIYA VUZOV. SEVERO-KAVKAZSKII REGION. SOCIAL SCIENCES. 2018. No. 1

Э. Фромм вводит понятие «социального характера» как связующего звена между психикой индивида и социальной структурой общества. Бессознательные психологические механизмы, регулирующие отношения человека и общества, могут приобретать деструктивные стремления человека разрушать мир, и даже автоматический конформизм, позволяющий принимать чуждые ценности и убеждения. При этом «цена, которую платит человек, велика — это потеря самого себя» [19, с. 201]. Так, превращение нацистского режима во все более откровенную форму преступной системы происходило в намерении связать всю нацию с режимом чудовищными преступлениями, привить людям сознание сообщников [24, с. 203]. Наведение порядка и лозунги об утверждении справедливости - социальной, национально-государственной - стали своеобразной платой за происходящее.

Когда населению Германии активно транслировались характеристики граждан СССР, как, например, «их души такие же убогие, как и их одежда, бесчувственные и тупые, как их лица» [25, л. 37], они в большинстве своем закреплялись в сознании людей. Правильно выстроенные механизмы воздействия на массовое сознание активизировали побудительные или запретительные рычаги выбора человеком его линии поведения в повседневной жизни. Так, например, оберфельдфебель Ниггеман Отто, служивший при штабе верховного командующего Украины, давал впоследствии показания об отсутствии каких-либо распоряжений, в которых немецким военным приказывалось бы плохо обходиться с военнопленными: «Где проявлялись перегибы, грубое обхождение и зверства против военнопленных, так это войска делали сами от себя. Мое объяснение - большинство солдат, преимущественно молодых, было затуманено нацистской геббельсовской пропагандой и нацистскими воспитательными методами, которыми молодые люди были сознательно приучены к грубости» [26, л. 4 об].

Более того, причина в потакании всему происходящему при нацизме заключалась в восприятии немцами в качестве аксиомы авторитета государства, особенно всесильного национального государства. Еще Г.В.Ф. Гегель, рассуждая о смысле развития мировой истории, писал, что именно германский мир венчает всю историю [27, с. 366-455]. Далее идеи германского национализма стабильно вошли в политический и даже повседневный дискурс. По определению

Э. Фромма, германский народ сам готов был расстаться со свободой [28, с. 540-541] и следовать заданному ему курсу. Ответственность за свою судьбу, связанная с личной свободой, порою -невыносимая ноша для многих. Как человек реагирует на преобразования внешней обстановки тем, что изменяется сам, так и немцы приспосабливались из чувства самосохранения или воспринимали предлагаемое новое качество жизни как нормальное. К. Ясперс приводит пример студента, принимавшего участие в еврейском погроме. На вопрос, верит ли он в справедливость и оправданность происходящего, молодой человек произнес: «Нет, я в это не верю, но в это надо верить» [29, с. 498]. Очевидно, что даже бесчеловечная, самая иррациональная ориентация, когда ее разделяет значительное число людей, дает индивиду чувство единства, определенной безопасности и стабильности. «Нет ничего такого уж злого и иррационального, что не могло бы давать какого-то комфорта, когда это разделяется группой», - писал Э. Фромм [30, с. 165].

Таким образом, на конкретном историческом материале находит свое подтверждение ключевая в учении Э. Фромма идея социальной обусловленности поведения человека и в целом процесса формирования личности. Утверждение основано на принципе, что структура личности среднего индивида и социально-экономическая система общества теснейшим образом взаимообусловлены. Социальная среда для личности оказывается более значимой, чем ее инстинкты, в том числе инстинкт пола. По мнению ученого, поведение человека нельзя объяснить на основе раскрытия только биологических механизмов, извечно присущих людям. В частности именно представители инстинктивизма, к которым ученый относит З. Фрейда и К. Лоренца, активно критиковались им в ряде работ.

В связи с этим надо отметить, что творческая активность Э. Фромма пришлась на 40-70-е гг. прошлого века, эпоху, когда научной парадигмой было убеждение в социальной обусловленности человеческого поведения и характера. Так, цитируемая в данной статье книга «Анатомия человеческой деструктивности» вышла в 1973 г., а другие приводимые здесь его работы были написаны еще раньше. С тех пор прошло более 40 лет, и маятник научной парадигмы о детерминантах человеческого поведения вновь качнулся в сторону биологизаторства. Например, один из ведущих современных нейробиологов голландец Д. Свааб пишет по поводу возможности свободной воли у

ISSN 0321-3056 IZVESTIYA VUZOV. SEVERO-KAVKAZSKII REGION. SOCIAL SCIENCES. 2018. No. 1

человека следующее: «Ясно, что наше поведение в значительной степени заложено в нас с момента рождения. Этот взгляд диаметрально противоположный господствовавшей в 1960-х гг. вере в фор-мируемость человека, получил название нейро-кальвинизма». В конце главы о возможности свободной воли у людей Д. Свааб задается риторическим вопросом: «Не будет ли наилучшим выходом считать, что полностью свободная воля всего лишь иллюзия?» [31, с. 435, 449].

То, какими мы можем стать, наши потенцио-нальные способности и характер закладываются еще в утробе матери, считают современные биологи, а окружающая среда в виде общества остается во многом только фоном, который существенным образом не влияет на человека. Конечно, общественная среда может благоприятствовать или, наоборот, препятствовать раскрытию тех или иных способностей и наклонностей, но конструировать из индивида что-либо, чего не было в его наследственности, социум не способен. «Генетические задатки и многочисленные факторы, воздействующие на формирование мозга в утробном периоде накладывают на нас внутренние ограничения; мы не свободны в принятии решений по изменению своей гендерной идентичности, сексуальной ориентации, уровня нашей агрессивности, нашего характера, религии или родного языка». Но в то же время нейрокаль-винисты, анализируя процесс развития отдельного человека, полностью не отрицают и влияние среды: «Мозг младенца раскрывается под влиянием теплой, безопасной и стимулирующей окружающей среды, в процессе продолжающегося обучения, благодаря воздействию родного языка и запечатлению религиозных воззрений ближайшего окружения. И при этом речь идет, так же как и во время пребывания в матке, не о мозге или об окружении, но о тесном взаимодействии между тем и другим» [31, с. 510-512], - пишет тот же Д. Свааб.

Не стоит утверждать и то, что Э. Фромм усматривает детерминанты поведения людей исключительно и только в социокультурных факторах. Он считает, что надо избегать изолированного анализа только биологического, только психического или только социального, поскольку в человеке все сплетено как в уникально едином существе. Фромм в частности поясняет по поводу человеческого характера и социального процесса: «Иными словами, социальные условия влияют на идеологические явления через социальный характер, но этот характер не является

результатом пассивного приспособления к социальным условиям; социальный характер - это результат динамической адаптации на основе неотъемлемых свойств человеческой природы, заложенных биологически либо возникших в ходе истории» [19, с. 216].

Поэтому считаем вопрос о мотивах, которыми руководствовались все стороны повседневного процесса принудительного трудоиспользо-вания советских граждан в Третьем рейхе, открытым, также как о характере поведенческих реакций, причинах выбора между жизнью и смертью, борьбой и смирением, насилием и помощью людям, оказавшимся в сложнейшей ситуации неволи и рабского труда.

Литература и примечания

ISSN 0321-3056 IZVESTIYA VUZOV. SEVERO-KAVKAZSKII REGION. SOCIAL SCIENCES. 2018. No. 1

References

ISSN 0321-3056 IZVESTIYA VUZOV. SEVERO-KAVKAZSKII REGION. SOCIAL SCIENCES. 2018. No. 1

rabotat& na proizvodstve ili v sel&skom hozyaistve [A Significant Part of the Prisoners of the Ravensbrück Camp was Represented by Soviet Women and Girls Forcibly Exported to Germany and Refused to Work in Production or in Agriculture].

Поступила в редакцию / Received 18 декабря 2017 г. / December 18,2017