Спросить
Войти
УДК 281. 93: 94 (47) ББК Э371 (5)
ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ЧЛЕНОВ КРУЖКА РЕВНИТЕЛЕЙ ДРЕВНЕГО БЛАГОЧЕСТИЯ КАК ПОПЫТКА ДУХОВНОГО ВОЗРОЖДЕНИЯ НРАВСТВЕННЫХ
ПРИНЦИПОВ РОССИИ
Черных Владимир Дмитриевич,
аспирант Воронежского государственного университета инженерных технологий (г. Воронеж)
Аннотация. Статья рассматривает историю создания и деятельности кружка ревнителей древнего благочестия, существовавшего в 40-60 гг. XVII в.; его цель, задачи, состав, конкретные мероприятия, значение и роль ревнителей древнего благочестия в церковной и общественной жизни России XVII в., а также взаимоотношения участников кружка с государственной властью.
Chernikh V.D., post - graduate student, Voronezh State University of engineering technologies (Voronezh)
ANCIENT PIETY PROTECTORS CLUB ACTIVITIES AS AN ATTEMPT TO REVIVE
MORAL PRINCIPLES IN RUSSIA
Abstract. Article looks at the history of the establishment and operation of a mug of adherents of ancient piety that existed in the 40-60 years. The 17th century; its objectives, tasks, structure, specific activities, the significance and role of ancient piety protectors club in church and public life of Russia of the 17th century, and the relationship of mug with State power.
Православная Церковь всегда старалась заботиться о нравственном совершенствовании человека, однако нравственно-аскетическое направление учения наталкивалось на материально-хозяйственную основу в церковной деятельности и административно-управленческие мотивы. Возникали отдельные группы и течения внутри Церкви.
Наряду с подвижниками и аскетами существовали монастыри, являющиеся крупными землевладельцами.
При патриархе Иосифе (1642 -1652) движение за нравственное очищение приобрело наиболее организованные черты. На его правление пришелся расцвет деятельности организованной группы священнослужителей, стремящихся к нравственному очищению общества, и ведущих представителей культурного общества столицы, которые стали известны как «боголюбцы» - участники кружка ревнителей древнего благочестия. Время их становления приходится на 1647 -1648 годы, однако задолго до этого принципы движения по нравственному очищению общества вызревали в умах простых священнослужителей.
Ревнители попытались решить труднейшую нравственную задачу: обновить христианские ценности в обществе, пережившем Смуту, и сплотить вокруг этих ценностей общество. Они стремились придать новый импульс религиозно-нравственной жизни, жаждали совместить ее с религиозным просвещением и образованием, открыть возможность общения со всем православным миром. Необходимо признать, что эта попытка оказалось неудачной. Да она и не могла оказаться иной при тех способах и средствах, которыми пользовались ревнители. Стремительно приближались времена иных, светских ценностей, и создание переходной модели оказалось связанным с необратимыми противоречиями, чем и явился впоследствии церковный раскол. Все участники кружка были твердо преданы Церкви и являлись подлинно верующими людьми, для которых вера была частью как частной жизни, так и государственной деятельности, и основы которой они стремились провести во все сферы жизни: личную, общественную, культурную, деловую. Кружок был неоднороден по своему составу, но настолько крепко сплотил своих участников, что они стали одной из ведущих сил последующей церковной реформы. Несмотря на несхожесть характеров и разнородность социального состава, всех кружковцев объединяла горячая вера и желание изменить в лучшую сторону положение в русской Церкви. Рассмотрим в качестве примера обстоятельства жизни и деятельности одного из видных участников кружка, Ивана (Иоанна) Неронова. Судьба этого священнослужителя является показательной и похожей на судьбы остальных кружковцев-священников. Все они родом из глубинки Руси, из бедных незнатных семей, с фанатичной верой и надеждой на возможность изменения нравственного состояния народа, с решимостью пожертвовать ради истины в их понимании дружбой и даже жизнью, как своей, так и своих идеологических противников.
К сожалению, все сведения о детстве и юности Неро-нова мы имеем только из его жития, и поэтому следует критически относиться к этому источнику. По данным жития, Неронов родился в 1590 г. в поселении около скита св. Спаса «на Лому», в «шестидесяти поприщах» от Вологды [1]. С конца XIV в. в этот северорусский край потянулись выходцы из монастыря преп. Сергия Радонежского, ставшие известны как «заволжские старцы». К ним относился и некий Игнатий, основатель скита св. Спаса. Во времена Смуты погибает родня Иоанна и тот вынужден отправиться в Вологду, однако вскоре произошедший инцидент с ряжеными, которых Иоанн попытался обличить в безнравственном поведении, заставил его перейти в Устюг, а затем в село Никольское. После женитьбы на дочери священника Неронов получает должность причетника в местном храме. Однако расхождение между нравственным учением Церкви и поведением местного духовенства и прихожан явилось причиной обличения их «пьянства и многого бесчиния» Нероновым [2]. Изгнанный в результате идеологических расхождений, Иоанн понял, что борьба за нравственное совершенствование народа невозможна в одиночку, без поддержки образованного монашества и духовенства. Поэтому в начале 1620-х гг. он появляется в Трои-це-Сергиевой Лавре у знаменитого архимандрита Дионисия, который и помог Неронову познакомиться как с творениями великих вселенских святых, так и с представителями интеллектуальной элиты Московской Руси. На формирование его взглядов особенно повлияло учение великого отца Церкви св. Иоанна Златоуста, св. Максима Грека и Савонаролы. Проповедь св. Иоанна Златоуста, особенно сильно обличавшая нравственные пороки общественной жизни, находила горячий отклик у юного Иоанна. В творениях св. Максима Грека Неронов находил ответы на вопросы, непосредственно волновавшие русский народ в середине XVII века - о конце света, приходе Антихриста, уровне общения православного мира с инослави-ем и т.д. Ему близки были твердый упор этого святого на веру, отрицание любого сомнения в истинности учения Церкви и обличение философских учений, противоположных христианству. Например, о философах св. Максим говорил, что они заблуждаются, занимаясь не внутренней, данной от Бога философией, а формальными, диалектическими приемами; что они не считаются с догматами, если только догматы не доказываются классическими силлогизмами [3]. Одновременно с теоретическими знаниями в это время Иоанн Неронов получает уроки практического благочестия и твердости в вере от архимандрита Дионисия, который являл собой, по свидетельству исследователей, образец христианского смирения, любви и всепрощения [4]. В это же время происходит расширение кругозора Иоанна благодаря как обширным знакомствам его наставника, так и бесконечному потоку стекавшихся отовсюду в Лавру богомольцев, приносящих рассказы о положении восточных и греческих христиан, о событиях в Польше, об эсхатологических и мессианских легендах простого народа. Все это, несомненно, повлияло на мировоззрение Неронова, укрепив его решимость отдать все свои силы делу защиты православия.
Спустя некоторое время Неронов становится священником и служит на бедном приходе Нижнего Новгорода. В Нижнем же Новгороде будет происходить и служение протопопа Аввакума, еще одного активнейшего участника кружка, и впоследствии идеолога русского церковного раскола. Таким образом, будущие участники кружка оказываются собранными в одном месте. Иоанн Неронов продолжает свои обличения пороков общества, что является причиной недовольства им со стороны священства и части населения. Тут проявляется фанатичная вера и твердость в отстаивании своих позиций, которая впоследствии явится определяющей в противостоянии с высшей церковной властью в лице патриарха Никона. Неронов возрождает забытое во время татаро-монгольского нашествия правило произнесения проповедей, как в стенах храма, так и вне его [5]. Кроме моральной поддержки, он активно
проводит социальную политику, организуя помощь бедным, больным; с помощью прихожан создает приют для странников, готовый принять до ста человек нуждающихся. При храме организуется школа и кружок социально-христианской работы [6]. Горячность и бескомпромиссность приводят к ссылке в северный монастырь св. Николая Карельского, однако не меняют твердости в убеждении собственной правоты. Примером этого служит то, что после своего освобождения Неронов продолжает пастырскую деятельность, более того, у него появляются последователи из числа как духовенства, так и мирян [7]. При патриархе Иоасафе Неронов с новгородскими священниками уже осмеливается указывать тому на разлад и нестроения церковной жизни. Одновременно или вслед за этим по всей стране раздаются голоса, требующие от епископата перемен в обрядовой и канонической жизни Церкви, усиления нравственности духовенства и запрета многогласия, приближения не на словах, а на деле к идеалам христианства [8].
Число боголюбцев быстро росло в провинции. Среди них - протопоп Аввакум, служащий сначала в селе Лопатище под Нижним Новгородом, впоследствии из-за резких проповедей и обличений вынужденный перебраться в Юрьевец. В Костроме выделяются своей деятельностью протопоп Даниил и настоятель Богоявленского монастыря Герасим [9]. В Романове - Борисоглебске - священник Лазарь, В Муроме - протопоп Логгин, в Ярославле -протопоп Ярмил, в Темникове - протопоп Даниил [10]. В Троицком, Суздальском и Печерском монастырях программу духовного возрождения проводили архимандриты Адриан, Иосиф и Тихон; в Макарьево-Желтоводской обители игумен Илларион (впоследствии архиепископ Рязанский) [11].
Движение, начатое Нероновым, относится к новым по характеру попыткам церковной реформы, оно не было организовано «сверху», а явилось выражением чаяний низов духовенства, наиболее твердой и искренней ее части. В столице это движение получило поддержку представителей тогдашней элиты, включая и молодого Алексея Михайловича. В 1648 г. царем даже был издан особый указ, согласно которому игрища скоморохов запрещались, как не отвечающие христианской морали, а маски и музыкальные инструменты подлежали уничтожению. По свидетельству одного из иностранцев Олеария, в Москве собрали и сожгли 5 возов инструментов [12]. Надо сказать, что такая политика нашла отклик в сердцах участников кружка благочестия, они вели форменную войну со скоморохами [13]. А протопоп Аввакум, активнейший участник боголюбцев в провинции, сам признается в своем Житии о такой борьбе в Нижнем Новгороде, когда он был простым попом приходским: «Приидоша в село мое плясовые медведи с бубнами и домрами - и я ... ревнуя, изгнал их, и хари и бубны излома на поле един у многих и медведей двух великих отнял - одново ушиб и паки ожил, а другова отпустил в поле» [14]. Вскоре Аввакум перебирается в Москву, где встречается с протопопом Стефаном Вонифа-тьевым и Нероновым, к тому времени, по протекции Стефана, служащего в Кремле. Стефан Вонифатьев также принадлежит к числу активных кружковцев и является примером столичных ревнителей. Фигура его загадочна. Неизвестны точная дата и место рождения будущего духовника царя. Одни исследователи называют Новгород, другие - Нижний Новгород [15]. Неизвестно, как, когда и каким образом С. Вонифатьев оказался в столице. Известно только, что в 1645 году он - царский духовник [16]. Мы встречаем крайне лестную характеристику Стефана у историка И. Л. Андреева: он говорит о Вонифатьеве как о бессребренике, державшемся в стороне от дворцовых интриг; по его мнению, царский духовник стоит у истоков церковных реформ, он является душой кружка ревнителей, за ним последнее и зачастую решающее слово для Алексея Михайловича [17]. К сожалению, автор исследования не ссылается при этом ни на какие источники, и остальные исследователи мнение Андреева не поддерживают. По своим убеждениям Вонифатьев был грекофилом, как впоследствии и Никон, но Стефан не разделял амбициозность и властолюбие Никона. В дальнейшем, видя обострение внут-рицерковной борьбы, Стефан отходит от активных дел, а в 1653 году основывает Зосимо-Савватиевскую обитель в Москве и принимает там постриг.
Будучи людьми образованными, участники кружка ревнителей прекрасно видели необходимость повышения образовательного уровня духовенства, которое должно было научиться произносить живые, доходчивые церковные проповеди. Отсутствие живого слова в церквях приводило к низкому духовному и нравственному уровню прихожан, отсутствию христианского воспитания народа. Учительством эта обязанность пастырей духовных - наряду с исполнением богослужений - была совершенно запущена. Важными элементами для повышения нравственного облика священнослужителей и прихожан было открытие образовательного учреждения и Печатного двора.
Потребность в учебном заведении ощущалась давно. Еще Филарет просил константинопольского патриарха Кирилла Лукариса прислать ученого «дидаскала», но начало Смоленской войны и последующая смерь Филарета не позволили реализовать замыслы. Попытки привлечь греков оканчивались неудачей по причине незнания последними славянского языка, поэтому ревнители обратили свои надежды к образованному киевскому монашеству [18]. Однако эти попытки встретили в Москве настороженно, обвиняя «дидаскалов» в латинстве. Одновременно с этими попытками, стараниями Вонифатьева была открыта греко-латинская школа при государевом Печатном дворе. Именно благодаря ревнителям был придан новый импульс книжному делу.
Кроме просветительской деятельности, Вонифатьев занимался подбором образованных кадров из провинции. Именно он пригласил в Москву Неронова, который вскоре прославился своими проповедями, явившимися новаторским шагом талантливого протопопа, ибо до второй половины XVII века в Церкви не было общественных поучений, нравственные беседы проводились только наедине [19]. Сюжеты, взятые из повседневной жизни, были близки народу, находили горячий отклик, и в чем-то Неронов повторил принцип проповеди основателя христианства
Иисуса Христа, который для возвещения духовных истин заимствовал сюжеты и образы повседневности. Еще одним новаторским приемом попытки общественной проповеди, введенным для расширения возможности дойти до каждого, были изображения духовных сюжетов на стенах храма: «написа окрест стены святыя церкви поучительные словеса, да всяк от народа приходяй к церкви, аще и кроме пения, не простирает ума своего на пустошныя мира сего, но да прочитает написанныя на стенах и пользу душе пре-емлет» [20]. Написанием проповедей занялись также такие известные деятели, как Епифаний Славинецкий и Ев-фимий Чудовский [21]. Таким образом, мы видим, как на переломе культур - от средневековья к ренессансу - происходят перемены: вместо диалога духовника и исповедующего звучит сначала монолог пастыря, затем появляются пастырские послания.
Кроме священнослужителей, в столице активными участниками кружка становятся видные государственные мужи, что, по нашему мнению, свидетельствует о признании со стороны властей необходимости реформы и желание провести ее «сверху», под контролем государства. Наиболее яркими представителями входивших в кружок светских лиц, приближенных к царю, являлись Ф. М. Ртищев и А. Л. Ордин-Нащокин. Обе эти фигуры государственных служащих интересны и показательны как фигуры образованных христиан того времени.
Ф. М. Ртищев был на четыре года старше Алексея Михайловича и служил в должности постельничего, в нем поражает полное отсутствие честолюбия, чему примером является отказ принять боярство в благодарность за воспитание царевича. От обстоятельств его жизни дышит евангельской кротостью и простотой. Ртищев пользовался наибольшим влиянием на мнение царя, именно он был «печальником» за всех обиженных. Его способность и желание всех примирить пытались использовать во время проведения богословских споров с приверженцами старообрядчества. Он помогал иностранным пленникам, жившим в России, на свои средства выкупал русских пленных у татар и оказывал помощь узникам в тюрьмах. В Москве при нем организовали богадельню и приют для пьяных, которых собирали на улицах города и где они содержались до протрезвления.
Примечательна история с неким Иваном Озеровым, человеком которого Ртищев облагодетельствовал, выучил в Киевской академии, устроил протекцию и т.п. Когда же, из-за незначительной ссоры, их отношения разладились, Ртищев неоднократно приходил к нему, прося прощения, Иван обругивал Ртищева и тот, обиженный, уходил. Так продолжалось до самой смерти Ивана Озерова, которого на свои средства и похоронил Ртищев [22]. Видя общественную необходимость для нужд города, Ф. М. Ртищев подарил жителям Арзамаса часть своих земельных угодий, несмотря на то, что покупатели предлагали за них 14 тысяч рублей. В 1671 году в голодающую Вологду он отправил обоз с хлебом. Перед смертью Ф. М. Ртищев отпустил всех своих дворовых людей на волю [23].
А. Л. Ордин-Нащокин (1605-1680) родился в семье псковского дворянина, получил хорошее домашнее образование. Юность прошла на военной службе, в 1640 году он переводится на дипломатическую, где проявился его талант. При его участии подписан в 1656 г. мирный договор с Курляндией, в 1658 году проводит переговоры со Швецией и подписывает Валиесарский договор, а с 1662 по 1666 годы, по сути, возглавляет тяжелейшие переговоры с Речью Посполитой, которые завершатся Андрусовс-ким перемирием. За заслуги на дипломатическом поприще Алексей Михайлович, в обход традиций и негласных правил, поставил Ордин-Нащокина главой Посольского приказа, минуя промежуточные должности.
В 1667 году ему принадлежит выработка Новоторгового устава, регламентировавшего торговлю с иностранцами. Согласно задумке Ордин-Нащокина, иностранцы платили небольшие пошлины, торгуя только на границе и оптом. По мере продвижения в страну пошлины возрастали, а розничная торговля вообще была нерентабельна. Эта система поддерживала российских купцов, русские промыслы и производства. Одновременно с этим А. Л. Ордин-Нащокин направляет в Западную Европу ряд тор-гово-дипломатических посольств, консолидируя российскую экономику с мировой. Продвигавшийся благодаря талантам, он вызывал зависть бояр, которые при каждом удобном случае напоминали ему об этом. По своим убеждениям Ордин-Нащокин был, безусловно, западником, он всячески стремился интегрировать российскую экономику в мировую, прямо говорил о необходимости учиться у Европы. Однако на склоне лет, после того как главой Посольского приказа в 1671 г. вместо Ордин-Нащокина становится А. С. Матвеев, А. Л. Ордин-Нащокин поступает так, как и многие знатные люди того времени - принимает монашество [25].
Итак, после переезда Неронова в Москву и поддержки кружка Алексеем Михайловичем голос ревнителей становится все громче. Он слышен в указах марта 1647 года и декабря 1648 года, по которым запрещалась работа в праздничные и воскресные дни, игра в карты, зернь и шахматы, предписывалось «ходить в церковь, слушать службы, пение и поучения со страхом и всяким благочестием» [26].
И хотя патриарха Иосифа нельзя назвать приверженцем церковных преобразований, о которых мечтал Неронов, однако, именно этому патриарху пришлось принимать непростые решения относительно реформирования церковной жизни. Однако патриарх Иосиф действовал крайне осторожно и временами вынужденно, подталкиваемый сложившимися историческими обстоятельствами. Вероятно, он не осознавал, что реформирование неизбежно и обусловлено как внутренними потребностями Церкви, так и задачами государства, которое развивалось по пути абсолютизма.
Нельзя сказать, что до середины XVII в. никто не замечал разночтений в богослужебных обычаях и текстах. Исправлениями занимались все патриархи, начиная с Филарета, достаточно вспомнить историю Арсения Глухого и Ивана Наседки, пытавшихся внести исправление в текст молитвы Великого освящения воды. Но в середине XVII в. ситуация осложнилась политическими амбициями
государства, требования провести реформу усиливались. Однако реформирование упиралось в неразрешимые споры, по каким источникам (русским или греческим и древним или современным) проводить исправление текстов.
Формальной причиной реформы стало накопившееся к XVII в. множество разночтений в русских богослужебных книгах по сравнению с греческими. Растущее церковное самосознание русского народа и царской власти не могло более мириться с укорами, которые раздавались от восточных иерархов, приезжавших за милостыней. И это было особенно обидным в преддверии того, что Русь, как казалось многим, вскоре станет центром мирового православия. Наряду с разночтениями большой вред для церковного благочестия приносило так называемое «многогласие». Вопрос об этом имел глубокие исторические корни. Еще в 1551 г. в наказной грамоте митрополита Макария содержалось предписание: «вдруг псалмов и канонов не говорить». Однако положение не только не исправлялось, но даже усугубилось настолько, что стало вызывать возмущение мирян, которые выражали свое недовольство св. патриарху Гермогену, также осуждавшему это нововведение, указывавшего в своих посланиях, что это «чюже христианского закона». К сожалению, в 1636 г. сторонники многогласия получили аргумент в свою пользу в виде «памяти» патриарха Иоасафа (1634-1640 гг. патриаршества) тиуну Манойлову и Никольскому попу Панкратию, разрешающему своим патриаршим словом пение в два и три голоса [26].
Необходимость реформы была всем понятна, но предстояло решить, каким образом ее провести. Один из путей был подсказан Стоглавым Собором 1551 г., на котором закрепили сложившиеся обряды и действия, приведя их хоть к какому-то единообразию. Мерилом являлась зачастую древность обряда, повсеместность его употребления и соответствие богословской практике. Следовательно, одним из путей исправления богослужебных книг и упорядочения церковнообрядовой практики было сравнение богослужебных книг XVII в. с древними славянскими книгами, не искаженными последующей перепиской, и внесение в книги XVII века необходимых поправок. В отношении же обрядов в этом случае следовало придерживаться общей практики, закрепленной на Стоглаве. Другой возможный путь - исправление русских книг по греческим образцам и внесение в обрядовую практику изменений в соответствии с практикой Греческой Церкви.
Оба направления имели своих последователей и оппонентов. Во время патриаршества Иосифа справщики Печатного двора пришли к выводу, что «справу» следует делать по греческим книгам. Для этого нужно было привлечь образованных людей, хорошо знающих греческий и славянский языки с их филологическими особенностями. Такого же мнения был и престарелый патриарх Иосиф. Эти взгляды разделяло и правительство в лице царя Алексея Михайловича.
Другой, противоположной точкой зрения была та, которую поддерживали «боголюбцы» - участники кружка ревнителей древнего благочестия. Особенно рьяно требовали реформы провинциалы, к которым примыкали
- 140 И. Неронов, дьякон Федор Иванов, и вначале - Никон [27]. Эта группа считала необходимым и единственно правильным провести справу книг и обрядов по старым русским редакциям, в соответствии с решениями Стоглавого собора. Расхождения с византийскими книгами объяснялись ими искажением греческой веры «папискими» ересями вследствие унии и утратой политической, а вследствие этого и религиозной независимости.
Надо отметить, что не все участники кружка придерживались такой позиции. Так, например, С. Вонифатьев и Ф. М. Ртищев следовали мнению сделать «справу» по греческим образцам. Алексей Михайлович поддерживал устремления ревнителей, однако считал необходимым проводить исправление по греческим оригиналам, ибо только этим путем можно было сломить децентра-листские стремления некоторых представителей церковного руководства, убежденного в «чистоте», неповреж-денности и безусловной правоправности русских церковных обрядов и текста богослужебных книг. На мнение царя оказали существенное влияние политические мотивы - пресловутое всеправославное царство во главе с православным монархом [28]. Недаром эти намеки прозвучали из уст патриарха Макария, приехавшего за милостыней. Постепенно другой веской причиной проведения реформы путем унификации с восточной Церковью стало воссоединение Малороссии, где церковная практика была гораздо ближе к греческой, чем в Московском царстве.
Постепенно убеждаясь в неудовлетворительном качестве древних переводов, кружковцы пришли к мысли о необходимости вновь перевести Библию с греческого языка на славянский. Но работа не была проведена по причине отсутствия переводчиков. Таким образом, вплотную встал вопрос о книжных справщиках. Работа по проведению реформы сильно осложнялась отсутствием образованных кадров, способных взять на себя техническую часть сравнения текстов, переводы, нахождения древних рукописей и т.п. Специалистов - книжных справщиков и переводчиков в Москве не было. Решено было обратиться за помощью в центр тогдашнего духовного образования - в Киев. Откуда в 1649 г. прибыли знатоки греческого и латинского языков Епифаний Славинецкий, инок Киево-Брат-ского монастыря, Дамаскин Птицкий, инок Киево-Печер-ской Лавры и Арсений Сатановский. В это же время в Москве под руководством Ф. М. Ртищева основывается школа, где около 30 киевских ученых монахов учили желающих греческой и славянской грамматике, риторике и философии. Эти же монахи принимали участие в правке книг. Однако именно участие монахов-малоросов в «книжной справе» вело к подозрению со стороны некоторых кружковцев в еретических течениях, идущих через справщиков из Киева. Распространение латинской унии и польского влияния на Западной Руси подвергало сомнению чистоту православия киевского духовенства. Отчасти по этой же причине москвичи усердия к науке и желания учиться не проявляли. Общее мнение относительно школы Ф. М. Ртищева высказал один из бывших учеников, заявивший, что учится только из угождения Ртищеву и что его предостерегали: «Кто латинству [т.е. латинскому языку] научится, тот от правого пути совратится» [29].
Одновременно с сомнением чистоты православия у киевских справщиков такое же сомнение было относительно греческого духовенства, которое, оказавшись под мусульманским гнетом и приняв Флорентийскую унию, не могло, по мнению «ревнителей», сохранить в чистоте вероучение и обряды Греческой Церкви. Была и еще одна причина недоверия, которая касалась места печатания богослужебных книг для Греческой Церкви. В связи с распространением книгопечатания и невозможностью основать типографии в Греции духовенство вынуждено было обращаться для этого в Венецию, где, по мнению ревнителей древнего благочестия, при печатании книги могли подвергнуться латинской порче. Одновременно с попыткой реализовать идею создания собственных образованных богословов в Москве была предпринята попытка изучения греческих церковных чинов и богослужебных книг.
Одновременно с попыткой изучения греческого опыта Алексей Михайлович пытался найти самостоятельный путь развития Церкви. Проводимые патриархом Иосифом церковные исправления казались царю недостаточными и малоэффективными, поэтому он с радостью брал на себя руководство церковными вопросами. Как нельзя кстати оказался и кружок ревнителей, которые сильнее государя желали преобразований, основным из которых им виделось повсеместное введение единогласия.
Однако первая попытка повсеместного введения единогласия не увенчалась успехом. Собор 1649 г., на котором Алексей Михайлович повелел поставить вопрос о введении повсеместного единогласия, проголосовал против желания царя. Участники говорили, что «лучше умереть, но к единогласию руки не прикладывать» [30]. Причем нельзя видеть причину данного противостояния только в лености священников, хотя и этот аспект присутствовал. Аристократия, имевшая и свои собственные домовые церкви и оказывающая материальную помощь городским храмам, была крайне недовольна удлинением служб, совершаемых в один голос. Недаром один из участников собора 1649 г. своим высказыванием указал на истинную причину протеста священников: « ... пусть вначале руки заставят приложить бояр да знать, любо ли им будет единогласие» [31]. Бояре, не привыкшие к длинным службам, перестали бы посещать церкви с единогласным пением, что негативно отразилось бы на материальном положении приходов. Кроме того, состав участников собора в количестве всего 29 человек был подобран чиновниками церковных канцелярий таким образом, что ни один сторонник единогласия официально в нем не участвовал. В частности, не пригласили сторонников единогласия Серапио-на Суздальского и Варлаама Вятского. Еще одной причиной было, по-видимому, желание части епископата и церковной бюрократии «поставить на место» радеющих о нововведениях в церковную жизнь протопопов. Решение собора вызвало негодование боголюбцев и привело даже к открытому противостоянию Стефана Вонифатьева с участниками собора [32].
Несмотря на отказ собора утвердить предложенное царской властью постановление, Алексей Михайлович разослал по всем городам и монастырям «государевы указные грамоты», в которых предписывалось петь единогласно. Затем, вслед за царскими указами, были разосланы распоряжения патриарха Иосифа епархиальным архиереям с сообщениями о царской воле [33]. Некоторые исследователи говорят о нежелании самого патриарха поддержать инициативу Алексея Михайловича, именно так объясняется написание специального послания Иосифом константинопольскому патриарху с вопросом о единогласии [34]. Однако это могло быть вызвано и желанием апеллировать к Вселенской Церкви как средству воздействия и аргументации перед священнослужителями, отказавшимися подписывать утверждение единогласия. Возможно, престарелый Иосиф, никогда не проявлявший бойцовских качеств лидера, видел необходимость устранения многогласия, но пасовал перед трудностями, с которыми пришлось бы столкнуться при введении единогласия. Недаром многогласие оказалось настолько живучим, что, как видно из документа, последствия его продолжали существовать в глубинке в конце XVIII века [35].
В заключение особо хотелось бы подчеркнуть, что, по нашему мнению, ни Неронов, ни Вонифатьев, ни вообще участники кружка боголюбцев не выступали против института священства и епископства, признавая высшую власть за епископатом. Они лишь подчеркивали мысль о необходимости назначений на высшие церковные должности достойных, честных и нравственно безупречных людей, способных справедливо управлять Церковью и вверенными им людьми. Достаточно проанализировать письма и поучения Неронова, чтобы признать, что ни о каком про-протестантском движении, как об этом писал Олеарий [36], речь не идет, в догматике, литургике и иконопочитании. Неронов всегда следовал традициям православия, лишь стараясь улучшить понимание вероучения простыми прихожанами.
Неудача в деле о принятии единогласия не остановила воли царя. На соборе 1651 г., рассмотревшем поданный Алексеем Михайловичем список вопросов, касающихся церковного благочестия, одним из первых стоял вопрос о единогласии. Наряду с этим поднимались проблемы необходимости рукоположения образованных ставленников, «знающих круг церковный и устав», улучшения нравственности среди священнослужителей и мирян, упорядочения богослужений [37]. В отличие от предыдущего собора вопрос о единогласии был решен положительно, о чем сообщалось в специальной грамоте [38].
Три последних года патриаршества Иосифа, когда боголюбцы фактически руководили духовной жизнью народа, по мнению исследователей, были годами торжества идеи православного царства. В умах и сердцах православных зрела мысль о подтверждении исключительности своей страны и ее миссии быть центром православия [39].
Итак, несомненным является факт видения в XVII в. различными представителями русского общества необхо141
димости приведения церковных обрядов на Руси в соответствие с обрядами Вселенской Церкви. Кроме нравственного значения эти действия должны были показать обоснованность притязаний России на церковно-политическое наследие Византии. Однако представители различных группировок не смогли при патриархе Иосифе прийти к единству мнений относительно пути проведения реформы. Видя бесплодность попыток и стремясь к ускоренному решению вопроса, в дело реформирования вмешалась государственная власть в лице Алексея Михайловича. В данный период русское православное мировоззрение пыталось найти пути сосуществования с западническими настроениями части общества.
Примечания:
31. Гиббенет, i.A. Историческое исследование патриарха Никона. [Текст]
