Советский человек как социокультурный тип в современном научном дискурсе

Актуальные проблемы новейшей истории и историографии Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского, 2012, № 6 (3), с. 117-122

УДК 94(47).084

СОВЕТСКИЙ ЧЕЛОВЕК КАК СОЦИОКУЛЬТУРНЫЙ ТИП В СОВРЕМЕННОМ НАУЧНОМ ДИСКУРСЕ

© 2012 г. В.А. Сомов

Нижегородский госуниверситет им. Н.И. Лобачевского

somoff33@yandex.ru

Поступила в редакцию 16.11.2012

Анализируется современное состояние научной дискуссии о сущности социокультурного типа личности, сформированного в советский период.

В декабре 2012 года исполняется 90 лет с момента основания Союза Советских Социалистических Республик. И чем дальше от нас эпоха СССР, тем актуальнее становится ее изучение. Для большинства граждан современной России эта аббревиатура продолжает оставаться эмоционально наполненным символом, связанным с процессом собственной социальнокультурной идентификации. Для одних СССР -это Родина, государство, «которое мы потеряли», «великая история наших побед». Для других - «царство несвободы», ГУЛаг, «империя зла»... Только одно осмысление того, что такие диаметрально противоположные оценки даются современниками одному государству, наводит на мысль о его специфичности, исторической феноменальности, что подтверждается наличием активного исследовательского интереса к изучению советского типа общественнополитического устройства [1].

Для современных исследователей одним из самых сложных вопросов является причина распространения ностальгических настроений в отношении советской эпохи не только со стороны «не встроившихся» в новую Россию советских людей, но и среди молодежи. Например, в течение 2010/11 учебного года студенты-культурологи Высшей школы экономики, прослушавшие курс, посвященный советской повседневности, писали по заданию преподавателя короткие тексты со своим видением проблемы. Они пытались понять, чем актуален СССР, как советская тематика работает в рыночной экономике, хотели разобраться в причинах советской ностальгии.

Анализ этих ответов дает заинтересованному читателю серьезную пищу для размышления. Как отметил в своем блоге в Живом Журнале преподаватель, проводивший опрос, «самое популярное объяснение «ностальгии по советскому» состоит в том, что для старшего поколения

- это воспоминание о молодости, а для младшего - о чем-то таком, чего они не переживали, а потому интересном. Однако всё чаще кажется, что «советское» заполняет собой вакуум, который стихийно образуется, потому что новая эпоха не создала ни позитивных символов, ни общепризнанных достижений» [2].

Оценивая дефицит как постоянный «спутник» советской экономики, студенты обратили внимание на тот диалектический эффект, который вызывал в сознании человека позитивные эмоции от факта приобретения товара, «перекрывая» негативные ощущения от осознания его нехватки. Автор публикации сопровождает эту оценку следующим комментарием: «В советское время радость от победы над дефици-

том воспринималась иронически, была сюжетом шуток и сатирических миниатюр. Вспомним Жванецкого: «Дефицит - великий двигатель общественных специфических отношений. Представь себе, исчез дефицит... Все ходим скучные, бледные, зеваем. Завсклад идет - мы его не замечаем. Директор магазина - мы на него плюем! Товаровед обувного отдела - как простой инженер! Это хорошо? Это противно! Пусть будет изобилие, пусть будет все! Но пусть чего-то не хватает!» [2].

Другая причина ностальгического отношения к СССР, по мнению автора блога, в том, что «советское общество воспринимается как общество с коллективными целями, которые действительно достойны того, чтобы к ним стремиться. В свою очередь, современное общество либо таких целей не предлагает, либо студенты себя с этими целями не ассоциируют, не считают их духовно и культурно достойными» [2].

Сосуществование (не всегда «мирное») ностальгических и антиностальгических настроений в отношении советского прошлого отражает тот факт, что состояние научного дискурса о сущности понятия «советский» находится на стадии активного развития.

Так, Н.С. Смолина, обращая внимание на «непроработанность» концепта «советское» [3, с. 156], отмечает, что в современной социальной философии происходит поиск теоретической рамки для описания и интерпретации советской действительности [3, с. 156]. А. Заяр-нюк считает, что, с одной стороны, «советское» — это то, что принадлежало к периоду существования Советского Союза на территории того же таки СССР», с другой - говорит о «разорванности» советской эпохи: «очевидно, что 1920-е отличались от 1930-х, как и 1950-е от 1970-х или 1980-х годов» [4]. Опираясь на работы С. Коткина, Д. Гофмана и др., автор считает, что «в контексте этих исследований становится понятно, что советский опыт - это не только опыт репрессий и промывания мозгов, а также опыт гражданственности, модерной индивидуальной субъективности и коллективной идентичности, современного образования, технологий управления и социального контроля, участия в публичной сфере» [4].

Несмотря на наметившуюся устойчивую тенденцию формирования объективного взгляда на советское прошлое, современные исследования не обходятся без (пусть и неявной) политической окраски в своих оценках. Может показаться, что негативные оценки советской действительности используются авторами в каче-

стве оправдания всех происходивших в России 1990-2010-х гг. изменений. С помощью концентрации исследовательского ракурса, например, на проблемах советского быта осуществляется вполне политически объяснимая попытка доказать бессмысленность поиска позитивных компонентов в системе «неправильных» («бесчеловечных, «тоталитарных» и т.п.) советских ценностей.

Во всем многоголосье постсоветской полемики по поводу советского прошлого подлинно научными представляются те работы, авторы которых пытаются по возможности непредвзято разобраться в «хитросплетениях» факторов, исторически формировавших типаж «советского человека».

К таким работам, безусловно, относятся исследования Ш. Фицпатрик. Особое внимание она уделяет анализу самого важного, с точки зрения формирования советского человека, периоду - 1930-м годам. Одна из ее основных работ посвящена изучению советской действительности в чрезвычайное время [5]. Уже во введении автор предваряет содержательную часть книги перечислением главных (или, по крайней мере, знаковых) атрибутов советской повседневности. В книге рассказывается «о переполненных коммуналках, о брошенных женах и уклоняющихся от уплаты алиментов мужьях, о нехватке продуктов и одежды, о бесконечных очередях. О том, как роптал народ из-за таких условий жизни и как на это реагировало правительство» [5, с. 8]. И хотя автор предупреждает читателя о том, что главным содержанием советской повседневности было «всеохватывающее влияние государства», что заставило ее «в основном исключить из рассмотрения темы любви, дружбы, некоторые аспекты досуга и личного общения» [5, с. 8], знакомство с содержанием книги оставляет впечатление некоторой «заданности».

В результате автор делает вывод, который, принимая во внимание сужение предмета исследования, представляется излишне обобщенным: «Homo sovieticus дергал за нужные веревочки, проворачивал всякие махинации, нахлебничал, кричал лозунги, и т.д. и т.п. Но прежде всего он боролся за выживание» [5, с. 272]. Представляется, что такое впечатление о советском человеке 1930-х гг. у иностранного исследователя могло сложиться после длительной и скрупулезной работы в архивах. Но, к сожалению, в архивных документах часто отражается не норма повседневности, а отклонение от нее.

Более удачным и обоснованным представляется философский анализ содержания и механизмов социокультурного и антропосоциеталь-ного генезиса и эволюции феномена советско-сти, который был проведен М.Е. Поповым [6, с.12]. Решая задачи выявления сущностных характеристик советскости и раскрытия антропологической сущности советского человека, автор ожидаемо приходит к выводу об уникальности советской социокультурной идентичности (советскости) [6, с.15].

При этом он признает, что одним из главных факторов, способствовавших формированию совесткости, была почти постоянная необходимость сохранения государственно-политического единства страны в условиях внешней агрессии и внутренних противоречий. Именно поэтому, считает М.Е. Попов, власть сконструировала с помощью идеологии и пропаганды советскую идентичность как форму полиэтнической общегосударственной консолидации.

Основу советскости, ее фундамент, М.Е. Попов видит в советском патриотизме, который «представлял собой диалог этнической (моноэтнической), надэтнической (полиэтнической) и внеэтнической (идеологической, классовой) социокультурных консолидаций» [6, с. 99]. Пожалуй, это одна из самых верных характеристик советскости как феномена.

В то же время из поля зрения исследователя не ушли и те диалектически обусловленные противоречия, которые в конечном счете возобладали в типаже советского человека. С одной стороны, «можно говорить о наличии двух уровней самосознания у советских людей: о возможности одновременно ощущать себя представителем и собственного этноса более широкой надэтнической «интернациональной» общности - советского народа» [6, с. 89]. С другой - «...между социальной реальностью совет-скости, как она была дана советскому человеку в его фундаментальных жизненных самоощущениях, и ее научными и идеологическими рационализациями в форме идеологии марксизма-ленинизма образовался разрыв» [6, с. 100]. В результате, «сущностные черты культуры советского человека представлены советской социокультурной доминантой, связанной с амбивалентными ценностями идеализма и материализма» [6, с. 108].

Свою трактовку ментального облика советского человека дает Н.Б. Лебина. Для нее это тот же «совок», который «удивительным образом сочетал в себе политический инфантилизм, эгалитаризм, идейную нетерпимость с наивной

высокой верой в «светлое будущее», самоотречением, истинно христианским долготерпением». Он обладал «чертами варвара и интеллектуала, жертвы и палача». При этом автор замечает, что «ментальность советского человека -величайшая загадка в истории в значительной степени сформировалась под влиянием повседневной жизни» [7, с. 10]. Факторы советской повседневности, по мнению Н.Б. Лебиной, суть «особые формы жилья, специфическая структура потребления, новая сексуальная мораль, господство так называемой пролетарской, а позднее социалистической культуры, политизация досуга». Эти факторы и явились «почвой для развития конформизма, антидемократизма, свойственных советским людям [Там же].

На чрезвычайный характер формирования советского менталитета указывает Ю.В. Чернявская. В результате сформировался «пусть наивный и схематичный», но единственный проект советской идентичности, «который утверждал спаянность и правоту всех перед лицом общей беды... особенно в войну, когда образ «они» (в противоположность «мы» — В.С.) кристаллизуется в «образ врага» и на фоне его сглаживаются групповые трения» [8, с. 29].

Довольно подробный социологический анализ «советского человека» как идеальнотипической конструкции был дан Ю. Левадой и его коллегами. Основные черты его образа, по мнению ученых, составляют представления: об исключительности, или особости «нашего», советского человека, его превосходств над другими народами, «его принадлежность» государству (в смысле приоритета ценностных ориентаций - В.С.), уравнительные, антиэлитарные установки, соединение превосходства с ущем-ленностью (комплекс неполноценности) [9, с. 22-23]. К особым чертам советского человека социологи Левада-центра относят также его изолированность, массовидность, даже зависть [10].

Л.Д. Гудков, директор центра Ю. Левады, представляющий данное исследование, считает, что каждый из признаков «простого советского человека» является «свернутым или конденсированным выражением истории институционализированных практик и идеологических трансформаций на протяжении, по крайней мере, с 20-х гг. ХХ века». При этом автор обращает внимание на то, что часть из этих признаков «имеет гораздо более длительную предысторию или укорененность в традициях русского политического и социального крепостничества» [9, с.25].

Размышляя о «советском духе», Л.А. Булавка не считает его «некоторой абстракцией, оторванной от реальной жизни» [11, с. 68]. По ее мнению, «советский дух» был своего рода особой духовной энергией, составляющей потенциал исторического поступка (тем самым социального творчества) общественного индивида» [Там же]. Автор приводит в качестве одной из основных черт, присущих индивиду с «советским духом», «потребность в историческом поступке», которая предполагает «идейную определенность, нравственную ответственность индивида за происходящее вокруг, а также волю к действию» [Там же]. Это замечание особенно актуально сегодня, поскольку явно контрастирует с современными доминирующими настроениями апатии, депрессии, аполитичности и потери мотивации деятельности значительного числа, в особенности молодого, населения современной России.

Таким образом, результаты приведенных исследований красноречиво свидетельствуют о конструктивной динамике в философском и историко-социальном осмыслении феномена советскости как главной ментальной составляющей соответствующего периода нашей истории. При всей политизированности проблемы отчетливо проявляется отказ от резких, однозначных, субъективных оценок, характерных для 1990-х гг. Этот позитивный процесс сопровождается не только обобщением фактического (очень обширного) материала, но и, что особенно важно, поиском методологических приемов, наиболее адекватно отвечающих специфике и задачам исследования.

На сегодняшний день плюрализм методологических подходов, который объясняется как различием задач, так и различием авторских позиций по отношению к изучаемому объекту, имеет естественным результатом отсутствие устоявшихся оценок советского общества. Н.Н. Козлова с сожалением констатирует: «мы действительно знаем о советском обществе непростительно мало. Нет теоретической картины того, что именно представляли собой общественные структуры советского типа» [12, с. 472].

И. Коженевска-Берчинска предлагает для осмысления концепта «советский» изучить динамику формирования и развития «ключевых» слов, которые, по ее мнению, составляют основу советского социополитического пространства [13]. При этом автор справедливо замечает, что излишняя негативизация образа «советского», особенно в современной публицистике, не способствует конструктивному изучению фе-

номена: «Публицистические тексты страдают последовательным отвращением к советскому человеку как генотипу» [Там же]. Исследователь обращает внимание на то, что подобные ненаучные оценки, тем не менее, активно замещают в общественном сознании исторический образ советского человека сложно идентифицируемым термином «совок». Такой подход, безусловно, снижает возможность непредвзятого анализа феномена «советского» в его антропологическом аспекте: «Самоуничижительные,

крикливые тона заглушают истину о человеке как о предмете нескончаемых манипуляций» [Там же].

Большие возможности в процессе изучения феномена советскости предоставляет применение когнитивно-информационого подхода. Концепция когнитивной истории, разработанная выдающимся историком О.М. Медушев-ской (1922-2007), предполагает изучение целенаправленного человеческого поведения на основе методов классического источниковедения. Когнитивная история - «наука о человеческом мышлении, которое проявляет себя созданием интеллектуального продукта вовне, созданием информационного продукта своей целенаправленной деятельности (с позиций исторической науки он выступает в качестве исторического источника, содержащего намеренно заложенную создателем и ненамеренную информацию)» [14].

Сходную позицию занимает А. де Лазари: «Каждое «Я» кроме генов «программируется» культурой, в которой вырастает, сначала семейной, потом школьной, «общественной» средой, в которой вращается, книгами, которые читает (или же не читает), телевидением, которое смотрит (или же не смотрит), и т.д.» [15].

Близка к когнитивно-информационной теории концепция Н.С. Смолиной. Она обращает внимание на неэффективность теории тоталитаризма, поскольку с ее помощью невозможно объяснить все многообразие советских «реальностей»: «Теория тоталитаризма, согласно которой власть манипулирует массами, слишком абстрактна, чтобы объяснить социальную динамику советского общества» [3, с. 159]. Для полноценного социально-философского анализа

Н.С. Смолина предлагает «установить и описать систему и структуру ценностных представлений, образующих «коллективное мы», процесс возникновения и производства этого «мы», формы и механизмы воспроизводства коллективной идентичности». Автор уверена: «именно социально-философский анализ помогает по-

нять, что в основании идентичности лежит конструкция, продукт коллективного воображения, поддерживаемая различными дискурсивными практиками» [Там же].

А.Н. Медушевский, связывая мотивацию поведения человека с понятием информационного обмена [16, с. 5], применяет данный подход при изучении сталинизма и общества сталинского периода [17, с. 3-29]. Сталинизм определяется автором как «реализованный продукт целенаправленного социального конструирования, основанного на ложных когнитивных предпосылках» [17, с. 25], и является, по его мнению, «отклонением от нормы». При этом под «нормой» понимается «опыт западных демократий Нового и Новейшего времени» [17, с. 26].

Основными оценками, характеризующими советское общество 20-30-х гг. ХХ века, которые приводятся в работе А.Н. Медушевского, являются выводы об «эксплуатации низменных качеств человеческой природы» в процессе конструирования «нового человека» [17, с. 6], о «замене истинных мотивов поведения ложными» [17, с. 7], о «двоемыслии» как «основном когнитивном законе социализма» [17, с. 18]. Наконец, со ссылкой на исследование Ш. Фицпатрик автор определяет советского человека 1920-1930-х годов как «несомненно, психологически ущербный социальный тип, основной мотив поведения которого определялся как стремление к выживанию в биологическом смысле» [17, с. 15].

Анализ основных направлений в области изучения советского антропологического типа показывает логичность рассмотрения феномена советского человека, во-первых, в его динамике, во-вторых - с учетом того, что с точки зрения его «качественных характеристик» мы можем говорить как минимум о двух больших «когортах» советских людей - «довоенных и военных» и «послевоенных». Различия между ними связаны прежде всего с конкретноисторическими условиями формирования их как представителей определенного поколения. Конструктивным элементом изучения советского менталитета и советской повседневности должно стать применение поколенческого анализа, который позволит достичь адекватных эпохе научных результатов [1].

Современный этап изучения феномена советского общества можно охарактеризовать как период конструктивной дискуссии ученых различных направлений по ряду ключевых вопросов, относящихся к предмету исследования. Примером в этом отношении стал уже упоми-

навшийся семинар «Человек советский или современный? Политическая культура и ценности россиян», проведенный 20 сентября 2011 г. в рамках проекта «Демократия в России». В нем принимали участие социологи «Левада-центра» Л. Гудков, Б. Дубин, экономисты Л. Борусяк (НИУ-ВШЭ), С. Магарил (РГГУ), представители политических партий и общественных движений. Несмотря на то что участники семинара не смогли прийти к единому мнению о сущности феномена советскости, конструктивное корректное обсуждение свидетельствует о позитивном потенциале такого рода дискуссий.

Оценивая результаты, достигнутые в изучении специфики советского человека как социокультурного типа личности, можно отметить ряд основных аспектов в рамках данной проблематики.

Прежде всего требует уточнения термин «советскость» и его производные. Учитывая динамику развития советского общества под влиянием различных факторов как внутреннего, так и внешнего характера, многообразие форм повседневных практик, сделать это будет непросто. Исследовательская литература, которая концентрируется на изучении городской повседневности, имеет в качестве основной репрезентативной базы взгляд на советскую действительность со стороны интеллигенции, по определению более критично настроенной по отношению к власти и проводимым ею мероприятиям. Такая концентрация не позволяет расширить поле исследовательских возможностей и таким образом существенно скорректировать смысл понятия «советский человек», отказавшись от ненаукообразного термина «совок».

Эта проблема тесно переплетается с выработкой наиболее отвечающей решению этой задачи методологии исследования. Уже сегодня ясно, что решить эти задачи в рамках какого-либо одного направления не представляется возможным. Для научного анализа необходима корректировка совместных усилий представителей практически всех наук о человеке. С точки зрения историко-антропологического исследования представляется, что огромный резерв кроется в сочетании когнитивно-информационного и поколенческго подходов.

Кроме этого следует заметить, что до тех пор, пока результаты исследований будут находиться в жесткой зависимости от политической конъюнктуры, трудно ожидать позитивных выводов, которые станут основой для консолидированной оценки советского общества как исторической реальности. Представляется, что в

обозримом будущем проблема не будет решена кардинальным образом. Наметившаяся тенденция деполитизации истории, толерантность и терпимость как мировоззренческие установки имеют все же не столько научную, сколько конъюнктурную основу. Должно пройти время для того, чтобы всестороннее изучение советского общества перестало представлять какую-либо опасность для современности.

Тем не менее феномен «советского общества» и «советского человека» является сегодня одним из самых привлекательных предметов изучения для представителей гуманитарных наук. Постоянный активный научный поиск «составляющих» этого феномена свидетельствует о его актуальности и, хочется надеяться, сулит нам немало открытий на этом пути.

Список литературы

екта «Демократия в России» «Человек советский или современный? Политическая культура и ценности россиян». 20 сентября 2011 г. // [Электронный ресурс]. -Режим доступа: http://www.levada.ru/stenogramma-

pyatogo-otkrytogo-seminara-proekta-demokratiya-v-rossii-chelovek-sovetskii-ili-sovremenn

коллективной идентичности на постсоветском пространстве // Известия Российского государственного педагогического университета им. А.И Герцена. 2009. № 97. С 154-161.

ветского настоящего // [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.mankurty.com/statti/

zayarniuk.html

- Режим доступа: http://www.levada.ru/stenogramma-pyatogo-otkrytogo-seminara-proekta-demokratiya-v-rossii-chelovek-sovetskii-ili-sovremenn

«советский» (и производных) в современном публицистическом дискурсе // [Электронный ресурс]. -Режим доступа: http://publib.upol.cz/~obd/fulltext/

Rossica-38/Rossica-3 8_67.pdf

SOVIET MAN AS A SOCIAL AND CULTURAL TYPE IN MODERN SCHOLARLY DISCOURSE

V.A. Somov

The article analyzes modem debates on the question of essence of social and cultural type of personality formed in the Soviet period.