Спросить
Войти
ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ И АРХЕОЛОГИЯ
УДК 930.1
Н.Ф. Бугай
д-р ист. наук, профессор, гл. науч. сотрудник, Институт российской истории РАН,
г. Москва тел.: 8-495-339-70-89, nikolay401@yandex.ru
ПРОБЛЕМА ЭТНИЧЕСКИХ МЕНЬШИНСТВ В РОССИЙСКОЙ ИСТОРИОГРАФИИ (НА ПРИМЕРЕ ФИННОВ-ИНГЕРМАНЛАНДЦЕВ)
Аннотация. На северо-западе России проживают представители различных этнических общностей. Одна из них финны-инргерманладцы, численность которых на разных этапах государственности варьировалась от 143,1 тыс. в 1897 г. до 135,4 тыс. в 1926 году. Затем наблюдается по многим причинам сокращение численности финнов-ингерманландцев до 92,7 тыс. в 1959 г. Снижение численности финнов отмечалось и в дальнейшем - до 67,3 тыс. человек в 1989 году. Аналогичные процессы были заметными и на территории Ленинградской области, где проживала значительная часть ингерманландцев. В один из самых сложных периодов истории фин-нов-ингерманландцев (с 1926 г. и по 1959 г. - проведение переписей населения), сопровождаемый коллективизацией и войной 1941-1945 гг., принудительным переселением в другие регионы РСФСР от Вологды и Мурманска до Дальнего Востока, побережья Северного Ледовитого океана в Якутии, а также в республики Средней Азии. Все это не могло не влиять и на сокращение численности этнической общности, утрату духовных ценностей. В предлагаемой статье предпринята автором попытка проследить степень изученности проблемы принудительного переселения этнических меньшинств на примере ингерманландских финнов. Автором выявлены дискуссионные вопросы, связанные как с процессом переселения финнов, так и с их реабилитацией, прежде всего возвращением их к прежним местам проживания на северо-западе России. Выявлены и новые направления дальнейшего исследования темы российской исторической наукой. Изучаемая тема всегда привлекает внимание с учетом особенностей развития процессов в финской среде, ее спецификой.
N.F. Bugay, Institute of Russian History, Moscow
THE PROBLEM OF ETHNIC MINORITIES IN THE RUSSIAN HISTORIOGRAPHY (ON THE EXAMPLE OF
THE FINNISH-INGRIAN)
Abstract. In the north-west Russia is inhabited by different ethnic communities. One-inrgermanladtsy Finns, who number at various stages of state varied from 143, 1 ths. In 1897 to 135.4 thous. In 1926. Then there is for many reasons, reduction of Ingrian Finns to 92, 7 thousand in 1959. Reducing the number of Finns mentioned in the future -67,3 thousand people in 1989. Similar processes were visible and the Leningrad region, where a large part of Ingrian. In one of the most difficult periods in the history-Ingrian Finns (in 1926 and 1959 - the census of the population), followed by collectivization and the war of 1941-1945, forced relocation to other regions of the RSFSR of Vologda and Murmansk to the Far East. coast of the Arctic Ocean in Yakutia, as well as in the republics of Central Asia. All this could not affect the reduction of the ethnic community, the loss of spiritual values. In this article the author made an attempt to trace the degree of scrutiny of the problem of forced displacement of ethnic minorities by the example of Ingrian Finns. The author reveals debatable issues related to both the relocation process of the Finns and their rehabilitation, especially the return to their former places of residence in the North-West of Russia. Identified new areas for further study of the topic of the Russian historical science. The study theme always attracts attention, taking into account the peculiarities of development processes in the Finnish environment and its characteristics.
Введение. Только в условиях 1990-х годов в России появилась возможность заявить вслух о существовании многих этнических меньшинств, их месте и роли в системе межэтнических отношений в Союзе ССР, Российской Федерации. При этом особое внимание обращалось на этнические меньшинства, которые были подвергнуты деструктивному воздействию со стороны советской власти в годы Великой Отечественной войны. И то или иное этническое меньшинство получало возможность занять достойное место. Среди меньшинств значатся и финныингерманландцы, проживавшие на северо-западе России.
Повышенное к ним внимание в 1990-е годы было обусловлено как проявлением со стороны этнических меньшинств повышенной этнической мобильности, так и мощным стремлением к переменам, возрождению традиций, обычаев, народного творчества, сохранению самобытной культуры, возрождению и изучению родного языка.
Финны-ингерманландцы - этническое меньшинство на территории России, Советского Союза, которому пришлось пережить в силу ряда особых причин многие жизненные неурядицы и в условиях Российской империи, и в годы советской власти. Не была к ним благосклонной и сталинская эпоха в Союзе ССР. На их жизненном счету и ссылки, и принудительный труд в разных регионах страны, от северо-западных границ до дальневосточных рубежей и берегов Северного Ледовитого океана.
Всемерно содействовали этому и принятие в 1990-е годы в России такого исторического документа как Концепция государственной национальной политики Российской Федерации (1996 г.). Документом были определены основы для пересмотра положения каждой из этнических общностей, реализации попыток ответить на вопрос: кто мы, в чем сила, каков наш интеллектуальный потенциал, созданный прошлыми поколениями, а затем приумноженный. Интересен и другой аспект проблемы, какой оставалась, например, роль финнов-ингермаландцев в приумножении экономического и духовного потенциала страны.
Одним словом, эти жизненно важные вопросы требовали ответа, разумеется, с единственной целью - не быть забытыми, с достоинством и честью исполняющими свой гражданский долг в обществе, трепетно относиться к своей родине, как призывали руководствоваться этим правилом предки.
Положительной стороной основополагающих документов в сфере межэтнических отношений в Российской Федерации, в частности в Концепции явилось и то, что в ней был определен механизм реализации мер по возрождению этнических общностей, в том числе и финнов-ингерманландцев. А начало этого процесса было заложено еще принятием Закона РСФСР «О реабилитации репрессированных народов» (26 апреля 1991 г.).
К сожалению, финны-ингерманландцы, проживавшие на северо-западной границе Союза ССР, особенно после окончания советско-финской войны оказались в стане «неблагонадежных». Они превращались, по сталинскому определению, в «текучий народ», который можно было перебросить в любую точку Союза ССР, и даже планеты, пренебрегая его историческими корнями; разорвать его семейные узы, устои, традиции, которые формировались в суровых условиях Севера, опираясь на жизненный опыт поколений.
Правительство Российской Федерации пыталось обратить внимание на положение финнов-ингерманландцев, проживавших в Ленинградской, Мурманской областях и Республике Карелия, а также дисперсно - на территории других областей России. Наряду с Законом РСФСР «О реабилитации репрессированных народов», основой для реализации мер по возрождению финнов-ингерманландцев явилось и принятое Постановление Верховного Совета Российской Федерации «О реабилитации российских финнов» от 29 июня 1993 года.
Массовым репрессиям фактически подвергались все взрослые, несовершеннолетние и нетрудоспособные члены семей. Спецпереселенцы находились под административным надзором местных органов власти, спецкомендатур, и, только долгие годы спустя, освобождались из-под надзора снятием ограничения по спецпоселению. Однако конфискованное имущество им не возвращалось. В конце 1980-х годов были отменены общесоюзные законодательные акты, признанные как незаконные со всеми вытекающими отсюда правовыми последствиями. Они коснулись и финнов-ингерманландцев.
Уже согласно Указу Президиума Верховного Совета СССР от 16 января 1989 г. «О дополнительных мерах по восстановлению справедливости в отношении жертв репрессий, имеющих место в период 1930-1940-х годов и начала 1950-х годов» «лица, репрессированные внесудебными органами в уголовном порядке, считались реабилитированными, за исключением изменников родине, карателей Великой Отечественной войны, нацистских преступников, участников бандформирований и их пособников, работников, занимавшихся фальсификацией уголовных дел, а также лиц, совершивших умышленные убийства и другие уголовные преступления».
Выселение производилось списочно, без достаточного обоснования необходимости выселения тех или иных лиц и семей по указаниям НКВД и МГБ СССР с проявлением бездушия, особенно при определении судьбы детей, престарелых. После смерти в 1953 г. И. Сталина была остановлена эта массовая преступная вакханалия.
В начале 1940-х годов финны-ингерманладцы высшим руководством Союза ССР были признаны как «социально опасный элемент» с обвинением их «в неблангонадежности». Это признание и было положено в основу выстраивания государственной политики по отношению к этой этнической общности на территории Союза ССР. Соответственно и среди ингерманланд-цев выявлялись и кулаки, и лица, поддерживавшие националистическое подполье, и принадлежавшие к лагерю троцкистов, зиновьевцев, другим антисоветским организациям; лица, признанные как «враги народа»; лица, отказавшиеся от принятия советского гражданства; подданные других государств, иные категории граждан.
Финны-ингерманландцы, надо признать, относятся к тем этническим общностям (греки, поляки, болгары, турки-месхетинцы, курды, часть армян Крыма и др.), которых реабилитация во второй половине 1950-х годов не затронула в полной мере. Это было сделано только по отношению к народам Северного Кавказа [96, с. 27-141]. Поэтому финны-ингерманландцы возлагали большие надежды на демократические преобразования в российской государственности, имевшие место в 1990-е годы, на торжество исторической справедливости. «Мне кажется, -пишет автор предисловия книги-памяти «Ленинградский мартиролог», бывший губернатором Санкт-Петербурга А.Я. Разимов, - оно (примирение - Н.Б.) по-нашему может произойти, когда общество полностью осознает весь ужас и всю трагедию, которая произошла с народами».
В юридическом плане предпринимал попытку разобраться в направлениях акций Эрнст Орловский (Ленинград). Вначале 1990-х годов он выступил с докладом на одном из заседаний «круглого стола». Наряду с упоминанием других народах, претерпевших принудительное переселение на территории СССР, автор называет также советских немцев и финнов-ингерманландцев. Они «немедленно высеялись из пригорода Ленинграда по указанию В.М. Молотова, Г.М. Маленкова, А.Н. Косыгина, А.А. Жданова от 29 августа 1941 года»» [88, с. 1-12].
В 1990-е годы, и особенно в их первой половине, работая над темой принудительных переселений народов в Союзе ССР и Европе, автор книги изучал документы «Особой папки» Сталина, в том числе и применительно к финнам-ингерманландцам. На основе выявленных документов об их принудительном переселении, причинах, процессе расселения на просторах РСФСР были опубликованы несколько статей по теме [19; 15; 28, с. 92-97; 13; 18; 14; 25; 17], которые в последующем получили обобщение в монографических исследованиях [21; 24; 26]. Были подготовлены также ряд публикаций подборок документов по теме [21; 12].
Число авторов, проявлявших в последующем интерес сложной проблеме российского сообщества, возрастало. Появлялись новые разработки, выпоенные как с привлечением материалов центральных архивов, так и местных архивохранилищ [32, с. 200-216; 121; 47, с. 528541; 124; 81; 131; 115; 97; 63]. Возрастала и роль публицистов, поэтической интеллигенции, обращавшейся к проблеме [62; 38].
Долгие годы остается дискуссионным вопрос о причинах выселения финнов-ингерманландцев. Скорее всего, подпадали они под рубрику, выработанную И. Сталиным, как «неблагонадежный народ» и с учетом якобы «не совсем правильного поведения в период войны», начиная с 1939 года. Так, Э. Лимонов в своих статьях «Плохие народы есть» или В. Волы-нец (под псевдонимом «Вий»), посвященных тому, почему надо было переселять крымских татар, чеченцев или как плохо себя вели финны во время Зимней войны, то фактически они в оценках мер придерживаются подобной позиции [116, с. 23].
Во второй половине 1990-х годов появляется и ряд публикаций известных историков-исследователей Республики Карелия, Ленинградской области, некоторых регионов Сибири. К этому времени уже были приоткрыты архивные документы, над которыми долгие годы довлело «табу». Авторы стали использовать и материалы местных архивов. По их данным, с территории блокадного Ленинграда и области как «неблагонадежные» было принудительным порядком выселено в Сибирь около 30 тыс. граждан-финнов [121]. Правда, подтверждений этих количественных характеристик в архивах НКВД СССР не встречается.
Проблема принудительных переселений национальных меньшинств с территории северо-запада страны изучались и другими авторами [69; 79; 83]. Так, среди исследователей истории переселявшихся российских финнов привлекают особое внимание труды Э.С. Киуру и Л.В. Суни [121]. Ученые прослеживают эволюцию переселений финского населения, начиная с середины 1930-х годов, главным образом с территории Ленинграда и Ленинградской области. Здесь проживало в общей сложности около 130 тыс. граждан финской национальности. Первая группа финнов, в основном ингерманландцев, по указанию наркома НКВД СССР Г.Г. Ягоды от 25 марта 1935 г., была переселена из приграничных районов на северо-запад. Подобные акции по отношению к отдельным этническим общностям в качестве превентивных оценивают и авторы других публикаций. «Задолго до прихода оккупантов были приняты срочные предупредительные меры в отношении советских немцев Поволжья, а также всех тех, кто представлял в СССР зарубежную диаспору, - финнов, иранцев, поляков, венгров, румын, чехов, болгар, шведов и прочих», - пишет У.М. Ким. (см.: Ким У.М. О массовой депортации корейцев // Великая эпоха: ики http://www.epochtimes.ru).
В начале 2000-х годов к проблеме национальных меньшинств Ленинграда и Ленинградской области обратилась Т.М. Смирнова (Санкт-Петербург, Университет аэрокосмического приборостроения) [115].
Автором были привлечены новые архивные материалы из областного архива, что позволило уточнить многие количественные характеристики непосредственно процесса принудительного переселения национальных меньшинств с названных территорий. Привлекает внимание и рассмотрение ею переселений периода 1920-1930-х гг. и 1940-х гг. как органичного процесса.
Т.М. Смирнова, по нашему мнению, подмечает верно особенность принудительного переселения народов применительно к северному и другим многонациональным регионам России. Репрессии 1930-х годов «не носили характера национальных, они находились в русле классовой политики государства, но затрагивали значительное количество семей национальных меньшинств» [115]. Это в полной мере относилось и к национальным меньшинствам северо-запада Союза ССР.
По данным Т.М. Смирновой, в 1930-е годы переселению были подвергнуты 3547 семей финнов-ингерманландцев из пограничной полосы (22 км, а затем на расстоянии 100 км) и с территории Карелии [115]. Они были выселены в Таджикистан, Западную Сибирь и Казахстан. Принудительное переселение производилась одновременно по всему району, эшелонами, под
охраной войск НКВД СССР. Самостоятельный выезд, подпадавших под статус выселяемых, категорически запрещался. Весьма характерно, что принудительное переселение было превентивной мерой - финское население пограничных районов, перечень и глубина которых расширялись до 100 км, признавалось «неблагонадежным».
В связи с этим автор определяет направленность проводимых мер, рассматривая их, как носящие превентивный характер. В эти акции были вовлечены финны и немцы 8 пригородных районов г. Ленинграда. Автор информирует о существовавших планах принудительного выселения, согласно которым должны быть направлены в Коми АССР, а также в районы Котласа Архангельской области 88 764 финна (38 496 мужчин) и 6699 немцев (3160 мужчин).
Однако, как сообщает автор, выселение по военным причинам затянулась, и завершить его удалось только весной 1942 года. При этом М. Смирнова приводит цифру переселенных в это период в 25 тыс. человек. Правда, здесь же приведены уточненные сведения о выселении уже немцами (Германия) - 17,5 тыс. чел. ингерманландцев, 1726 ижор, 800 чел. водь, всего 20026 чел., на территорию Эстонии, а затем по требованиям Финляндии - в Финляндию [115].
Автор приходит к заключению, что на территорию Финляндии с территории северо-запада Союза ССР было депортировано 63 тыс. человек, что также несколько расходится с данными НКВД СССР. К сожалению, не представлены материалы, с каких районов выселялись названные этнические общности.
Обратилась к теме и Н.В. Шлыгина. Касаясь переселения инргерманландцев в Финляндию, ею приведены интересные факты об имевшем место опасении самой Финляндии, связанные с приемом российских финнов. По мнению Н.В. Шлыгиной, «в основе отказов крылись опасения коммунистических настроений переселенцев», а не в якобы «неспособности Финляндии обеспечить предполагаемых переселенцев продовольствием и другими условиями жизни» [131].
Одним словом, Н.В. Шлыгина в обобщающей форме кратко проследила эволюционный путь ингерманландских финнов, связав воедино их событийный ряд в дореволюционный период (до 1917 г.), в условиях социалистического «эксперимента», а также в условиях современности.
По сравнению с другими этническими общностями российские финны находились несколько в ином положении. Они в условиях современности не ставят, как и корейцы, и курды проблему территориальной реабилитации по-нашему мнению, такой подход стратегически верный. Хотя в 1920-е годы этот вопрос поднимался ими неоднократно. Права, председатель Санкт-Петербургского добровольного общества «Инкерин Лиитто» Владимир Кокко на сей счет имеет несколько другое мнение. «В Интервью информационному агентству «Регнум» он констатировал «... Никто из ингреманландских финнов задачи создания независимого государства перед собой никогда не ставил» [95].
По нашему мнению, и на ингерманландских финнов оказывала влияние избранная общая линия политики формирования государственных автономных образований на территории страны. Хотя в России имеется любые возможности проявлять свой творческий потенциал, в том районе, где человек ощущает себя полезным. Претензии на организацию национальных районов сужают эти возможности, замыкают ту или иную этническую общность в рамках «национальных квартир», делают ее сознание корпоратиным.
По нашему мнению, довольно обстоятельно этот вопрос рассматривался в опубликованной статье Н.Г. Городецкой в газете «КоммерсантЪ» (11 октября 2005 г.). Излагая вопросы федеративных отношений, автор пытается внести свою лепту и в рассмотрение вектора репрессированные народы - территориальная реабилитация. Несомненно, что тема и сверхсложная, и взрывоопасная. Автор публикации почему-то снова апеллирует к Кремлю, который якобы «дал понять, что не будет принимать усилий в решении этой проблемы», хотя она и обозначена в Законе РСФСР «О реабилитации репрессированных народов». Вновь звучат определения депортации по национальному признаку и прочее. Дело в том, что в Союзе ССР фактически не
было не репрессированных народов, если исходить из данных переписи кануна Великой Отечественной войны, то в списках оставались 64 наименования народов Союза ССР.
Поэтому заключение корреспондента лишено здравого смысла, и не имеет под собой основания. В числе репрессированных в такой же мере оказался и русский народ, и той же коллективизацией, «раздавившей» как и финскую, так и прочие деревни, которая до сих пор не имеет возможности «поднять» себя. А руководствоваться только в известной мере ущербным и конфликтогенным законом, вряд ли целесообразно. Поэтому этническим общностям надо продумывать особую систему мер реабилитации, направляя ее на создание таких условий, при которых жилось бы удобно всем этническим общностям.
Ощутимый вклад в разработку проблемы в последние годы вносил Л.А. Гильди, несмотря на его неадекватные современности выводы, им были представлены и собственные суждения, и богатый источниковый материал по состоянию процессов в условиях 1990-х годов, связанных с реабилитацией финнов-ингерманландцев. Конечно, исполняя обязанности лидера финского движения, занимаясь частично решением практических вопросов повседневности (социальная сфера, культурный досуг, организация обучения финскому языку и др.), Л.А. Гиль-ди один из немногих обобщает практическую сторону и материалы по проблеме.
Наступательный характер его работ очевиден. Для них характерно и то, что наряду с постановкой дискуссионных проблем, и, казалось бы, неотложных вопросов, изложением видения проблемы, автор был мало знаком с самой спецификой подготовки документов, порядком их прохождения, функциональными обязанностями каждого из их исполнителей, и их возможностями. Все это подается автором в совокупности, создает определенную неразбериху, бесконечного поиска виновного, а не сути самого вопроса, и, в конце концов, при наличии многого числа нестыковок, заводит автора в тупик. Как замечает о работе Л.А. Гильди «Расстрелы, ссылки, мученья» (СПб., 1996) [38] исследователь В.И. Мусаев, «ее сложно назвать чисто научным историческим исследованием: часть книги составляют выдержки из рассказов и воспоминании ингерманландцев. В авторской части работы речь идет в основном о тех трудностях, которые ингерманландцам приходится преодолевать в наше время при попытках добиться реабилитации и получить помощь от государства» [78]. Аналогичной по своей структуре и содержанию является и очередная работа Л.А. Гильди «Беда народа: сборник статей и материалов» (СПб., 2003) [35].
Наряду с названными работами Л.А. Гильди выступал автором в качестве многочисленных служебных справок как по проблеме реабилитации, так и с рекомендациями того, каким образом надо выполнять то или иное решение, вернее, постоянно излагал не только свое видение, но предлагал и механизмы «воображаемого» им решения проблемы, конечно, без учета возможностей, адекватности состоянию самого общества.
Работая в 1990-е годы с архивными документами уже по вопросу реабилитации российских финнов, удалось обнаружить одну из информационных записок тогда председателя Совета Межрегионального общественного объединения финнов России «Лиитто» Л.А. Гильди «О государственном геноциде ингерманландских финнов и его последствиях в России» [37].
Изложив общеизвестные в литературе к тому времени сюжеты, автор постепенно переходит главным образом к постановке дискуссионных вопросов, в числе которых и вопрос о придании статуса репрессированных ингерманландцам, переселявшихся в Финляндию (ориентировочно 62-64 тыс. человек) и возвратившихся в 1944 г. на территорию России (55 тыс. человек).
Как ученый Л.А. Гильди выразил справедливый упрек историками, изучающим сюжеты экстремального периода существования страны (Великая Отечественная война), который, несомненно, оставил печальный след в жизни всех этнических общностей Союза ССР. Прав автор записки и в том, что исследователи в своих писаниях главным образом уделят внимание исключительно истеблишменту НКВД СССР, КГБ СССР, военачальникам всех рангов, и мало освещают роль и место «простых граждан» в этих процессах. К этому можно было бы добавить,
что совершенно не обращаются еще и к проблеме роли окружения тех же Сталина и Берии, объявленных главными виновниками всех действий, связанных с жизнью народов и в первую очередь подвергшихся принудительному переселению, депортации в 1930-1950-е годы.
Именно в этом водовороте оказались и российские финны (ингерманландцы). Научные труды Л.А. Гильди, несомненно, содержат интересный материал о практической работе общественных объединений, содействующий раскрытию темы финны-ингерманландцы в целом, однако, просматривается его стремление доказать наличие геноцида применительно к ингерман-ландским финнам, обязательного обвинения чиновников - это как непременные атрибуты всех работ автора, что их заметно упрощает и делает легковесными. [36; 38; 37; 35; 10]. Создается такое впечатление, что якобы кроме российских финнов никто больше не подвергался подобным испытаниям со стороны властного режима.
Одним словом, если попытаться обратиться к существующим исследованиям, различным точкам зрения по изучаемой проблеме, то вряд ли можно согласиться с изложенными воззрениями и утверждениями Л.А. Гильди.
Л.А. Гильди крайне был немилостивым к служащим (чиновникам) как Москвы, так и Санкт-Петербурга. В данном случае эмоции автора разного рода записок переваливали через край. Л.А. Гильди оставался сторонником тех (В.И. Хюренен и др.), кто требовал исполнения нормативно-правового акта, принятого в июне 1993 г. (постановление «О реабилитации российских финнов»), в полной мере уже в октябре 1993 года. И эта идея последовательно насаждалась в среде финнов-ингерманландцев. Правда, потом оказалось, что необходимы Концепция Программы реабилитации, этнокультурного возрождения финнов, госпрограмма, одним из разработчиков которой выступал и Л.А. Гильди, согласование возникавших в 1990-е годы десятками различных вопросов.
В определенной мере сторонником изложенных посылок Л.А. Гильди выступал и начальник Отдела Государственного комитета по национальной политике Республики Карелия В.Н. Бирин. Правда, не называя конкретно, «виновников» подобного состояния дел [7, с. 66-75]. Но В.Н. Бирину, как и ученому, и чиновнику с богатым и жизненным, и профессиональным стажем, несомненно, в отличие от Л.А. Гильди, известны правила, порядок прохождения документов, условия согласования решений, выхода писем, ответов и принятия управленческих решений и пр. Правда, если судить по содержанию доклада В.Н. Бирина на первом Общероссийском совещании лидеров институтов гражданского общества (октябрь 1999 г.), то особой тревоги реализация мер национальной политики в республике, в том числе и применительно к реабилитации финнов Республики Карелия, не вызывала [8, с. 31-35].
Изучение проблемы переселений финнов-ингреманландцев в начале XI века. Не останавливаясь на изложении дискуссии, развернувшейся вокруг самого Закона РСФСР «О реабилитации репрессированных народов» (26 апреля 1991 г.), можно констатировать о наличии многих оценок его в обществе. Исследователь проблемы административно-правового состояния российских немцев на спецпоселении (1941-1955 гг.) профессор Л.П. Белковец, например, считает, положение этнических общностей, подвергшихся специальному административно-правовому режиму, «предусматривало некоторое ограничение их прав (главным образом права на свободу передвижения за пределы территории расселения)». Но, они, заявляет Белковец, «не были лишены права на жизнь, права голоса (участвовали в выборах Верховного Совета СССР 1946 г.) и т.д.» [2; 3].
Полагаю, что эта точка зрения опровергает и утверждение о принудительном переселении, депортации как геноциде. Более того, автор считает, что депортация - режим спецпоселения - не является «тягчайшим преступлением сталинского тоталитаризма», хотя и за рубежом, и у нас, в России квалифицируется как преступление геноцида. Надо отметить, что далеко не все авторы придерживаются подобного мнения [21; 24].
Задача органов НКВД - МВД СССР, по мнению Л.П. Белковец, была прозрачной, «они следили за умонастроениями спецпоселенцев и выкорчевывали из их среды антисоветские настроения» [3]. Безусловно, и подобная точка зрения имеет право на жизнь, она может служить основой для дискуссий историков и правоведов.
При этом Л.П. Белковец излагает свой взгляд на понятие термина «депортация» применительно к Союзу ССР. Так, она пишет: «Н.Ф. Бугай ввел в оборот известный уже из зарубежной литературы термин «депортация», применение которого в отношении народов, не переселявшихся за пределы государства, следует признать не совсем корректным. Он рассматривал депортации как противоправное, экономически неэффективное мероприятие, повлекшее за собой масштабные демографические и культурные потери» [3]. Наверное, это утверждение будет не совсем точным. Понятие депортация вводилось в оборот в давние времена, о чем есть толкование в любом словаре.
Разобраться в этом вопросе предпринял попытку кандидат исторических наук А.С. Иванов (Тюмень). Анализ, проведенный понятию «депортация» привел автора к заключению, более «приближенным к истине в токовании А.А. Шадт. Он полагает, что депортация это, «система принудительного расселения депортируемых лиц на определенной территории, с последующим установлением надзора за ними со стороны специально уполномоченных органов» [49, с. 21].
По нашему мнению, в данном случае, используется рядом два идентичных понятия -«принудительное переселение» и «депортация», но не учитывается пограничный фактор, аспект необходимости внутригосударственного принудительного переселения с учетом интересов государства, депортация за рубеж (китайцы, иранцы, японцы, финны и др.). Правда, А.С. Иванов не излагает свое толкование понимания сути рассматриваемых явлений, ограничившись изложением поддержки А.А. Шадту [129, с. 76].
Вероятно, надо признать, что Л.П. Белковец к истине более близка. Конечно, депортация больше характерна к тем контингентам граждан, которые выселялись за пределы границ Союза ССР, сначала на «мягкой» основе, с разрешением уехать по желанию (китайцы, иранцы, евреи и др.), а затем и в жесткой форме, принудительно.
Объективную оценку таким устремлениям давал заведующий кафедрой отечественной истории Института государства и права Приднестровского университета Николай Бабилунга: «Переселения были, конечно, связаны со страданиями и повышенной смертностью, не хватало продовольствия, не было медицинского обслуживания, - пишет автор. - Но переселенцы не являлись заключенными и во многих случаях в новых районах имели возможность работать по своим профессиям (врачи, учителя, фельдшеры и проч.), однако главным образом работали на лесоповале, приписывались к колхозам и т.д. в Алтайском и Красноярском крае, Новосибирской и Омской областях, Казахской ССР» [1].
Необходимо учитывать и проявление в обществе солидарного отношения этнических общностей непосредственности к личности И. Сталина. В связи с 53-й годовщиной со дня смерти И. Сталина (5 марта 2006 г.) заместитель председателя общества турок-месхетинцев «Ва-тан» Чингиз Нейман-Заде (Азербайджан) заявлял: «Депортированные из Грузии в 1940-х годах турки-месхетинцы не испытывают ненависти к Сталину... Сталинский режим принес много бед не только туркам-месхетинцам, но и другим народам, однако, нельзя постоянно склонять имя Сталина» [87]. И далее продолжал: «Его подпись, конечно, была определяющей, но во многом вина за все преступления совершенные в тот период, лежит на его окружении, на тех, кто готовил ему документы на подпись, кто давал ему неверную информацию» [87].
Подобную точку зрения склонен отстаивать и известный искусствовед Орлин Стефанов. Он, обращаясь к теме театрофобии Аристотеля и проблеме Катарсиса, очень четко подметил, что «к стерильности воздействия всегда тяготились официозно-придворные круги, вне зависимости от того обслуживают ли они монарха, фюрера или генсека» [120, с. 12]. Однозначно, в
этом плане не была исключением и эпоха И. Сталина.
«Порой приходится слышать мнение, что Сталин был единственным виновником всех бед своего времени, - замечает крымский татарин И. Сейфулаев. - Однако нам представляется, что построить столь отлаженную и успешно функционировавшую репрессивную машину было невозможно без «достойных» помощников и подручных. В этом смысле показательно свидетельство бывшего полковника Красной армии, впоследствии оставшегося в Англии, Григория Токаева об одном из «героев» операций по выселению народов Иване Серове: «...Я никогда не видал и не представлял себе более бесчеловечного, кровожадного и лишенного всяких моральных и человеческих чувств существа» [109; 125, с. 67].
Более того, она активно обсуждается в историографии государств СНГ, отдельные лидеры которых также неустанно твердят о геноциде народов на территории Союза ССР. В 2010-е годы этим страдали лидеры политических партий и движений Молдавии (В. Филат, Корина Фусу и др.), Украины (В. Ющенко, лидеры современной Украины и др.), Прибалтики.
По мнению профессора П.М. Поляна, депортация, сыграла положительную роль в судьбе значительной группы еврейского населения. Это касалось евреев в группе польских «осад-ников», их семей (139 596 человек) в 1939 г. [ГАРФ. Ф. Р. - 9479. Оп. 1. Д. 34. Л. 39.], а также евреев в группе беженцев, спецпереселенцев в июне 1940 года. Это были беженцы с территорий, занятых фашистами. Значительная часть, по приблизительным данным, более 60 тыс. человек (85-90% евреи) были переселены в Западную Сибирь.
П.М. Полян считает, что «они благополучно пережили войну и составили ядро польско-еврейской репатриации, а потом переселились в Израиль» [53]. И далее автор пишет: «Получилось, что депортация в Сибирь помогла этим людям избежать трагической участи тех, кого не депортировали, кто оставался в Западной Белоруссии и Западной Украине, когда туда пришли немцы» [53].
Изложенной точки зрения придерживается и исследователь Н.В. Бессонов, касаясь вопроса о положении цыган в годы Великой Отечественной войны. «К слову замечу, - пишет он, -что предвоенные сталинские репрессии парадоксальным образом помогли спастись от нацистского геноцида тысячам цыган. Предлагая карателям паспорта с надписью «русский» или «молдаванин», очень многие из них смогли избежать расстрела» [6, с. 18].
С подобным заключением можно ознакомиться и в книге американского исследователя, профессора Монклерского госуниверситета Ферра Гровера. Называя депортировавшиеся титульные народы, например, чеченцев, ингушей, крымских татар национальными меньшинствами, он пишет о правовом положении, что эти «...национальные меньшинства сохранили свое этническое единство, а их численность, в конце концов, выросла» [127].
Правовая сторона этой сложной социальной проблемы в последнее время интересует многих исследователей историков-правоведов [90; 100; 9; 89; 33; 56].
Оценки происходящих событий, связанных с реабилитацией финнов-ингерманландцев, были различными. Так, заместитель председателя Ингерманландского союза Карелии Э.С. Киуру, полагал, что и в 1992 г. финны «не были признаны незаконно репрессированным народом» [54, с. 160]. По его мнению, на практике нарушался принцип компактного проживания финнов. Этой точки зрения придерживался в своих выводах В. Кукканен. В тоже время художник В. Киуру был совершенно иного мнения по этому вопросу, констатируя, что «компактное проживание напоминает мне какой-то колхоз» [54, с. 160].
Жизнь ингерманландского этноса в это же время становится объектом исследования нескольких диссертационных работ петербургских ученых. Этнической истории, развитию материальной и духовной культуры ингерманландских финнов посвящена диссертационная работа А.Ю. Чистякова «Ингерманландские финны: XVII - начало ХХ вв.: история и этническая культура», которая была защищена в 1998 году. Особенности культурной жизни ингерманландских
деревень, музыкальной культуры ингерманландцев представлены в работе Григорьевой И.П. «Музыкальная культура ингерманландских финнов второй половины XIX и XX столетий».
Вообще в 1990-е годы и особенно, начиная с 2000-х годов, изучение рассматриваемой проблемы заметно продвинулось вперед. Расширилась существенно армия самих исследований. Многие из ученых опубликовали интересные статьи, научные сообщения, которые содержат богатый материал о жизни ингерманландских финнов. Одним словом, постепенно восстанавливается история многострадального народа на территории Союза ССР, России, разные стороны жизни ингерманландского сообщества [65; 32, с. 200; 82; 104; 50; 48; 58; 65а; 74; 105].
Начало 2000-х годов было отмечено защитой докторской диссертации по проблемам ингерманландских финнов В.И. Мусаевым. Автор, изучив огромный комплекс литературы зарубежной, главным образом, изданной в Финляндии, а также, привлекая новые архивные документы, сумел создать многоплановое иссл
