Спросить
Войти
УДК 94(470)"1Г
А. С. СУВОРИН:
В ПОИСКАХ НАЦИОНАЛЬНОГО ЕДИНСТВА
С. М. Санькова
ФГБОУ ВПО «Орловский государственный университет»
В статье рассматривается проблема «национального вопроса» в публицистике издателя и редактора «Нового времени» А. С. Суворина. В отличие от традиционного постулирования в отечественной историографии национализма Суворина в духе ограничения прав инородцев, в статье делается акцент на выявлении и осмыслении публицистом проблем, существующих внутри титульной нации и ослабляющих как русский народ, так и российское государство в целом.
Несмотря на то обстоятельство, что определение «националист» является наиболее применимым к Алексею Сергеевичу Суворину, сущность и причины национализма редактора и издателя «Нового времени» получили в историографии очень незначительное освещение. Исследователей, обращавшихся к теме «национализма» Суворина, можно условно разделить на две группы. Одни видят в его позиции по национальному вопросу основной порок, другие стремятся всячески доказать, что публицист не был националистом в негативном смысле этого слова. Обе позиции грешат одним недостатком - они не дают возможности понять суть самого явления. Так, авторы, констатирующие национализм (в первую очередь антисемитизм) Суворина, как правило, признают и то, что он всегда умел тонко уловить общественные настроения и идти вслед за ним. При этом их утверждение о том, что «Новое время» насаждало в общественном сознании антисемитизм, противоречит их же вышеприведенному тезису. Позиция же отрицания национализма Суворина сама по себе не может предполагать никакого анализа.
При всей противоречивости и неоднозначности характеристик общественно-политических взглядов А. С. Суворина, большинство авторов, обращавшихся к данной личности, неизменно сходятся в одном - признании значения его деятельности в сфере народного просвещения и в деле развития того, что на современном языке можно назвать национальной самоидентификацией. Так, современник издателя «Нового времени» Г. М. Любимов, характеризуя деятельность Суворина, отмечал, что она служила в первую очередь «делу воспитания русского национального самосознания» [1, с. 4]. Сотрудник издававшегося на средства Суворина «Исторического вестника» Б. Б. Глинский, обращая внимание на издательскую деятельность Суворина, утверждал, что в результате этой работы была создана «беспристрастная и беспартийная обширная энциклопедия гуманитарных наук, на которой воспитались ряды поколений» [2, с. 35]. К схожим выводам приходят и современные исследователи. К примеру, историк по образованию, ныне писатель и литературный критик М. В. Ганичева видит его заслугу в том, что на протяжении многих лет Суворин заботился о «пробуждении русского самосознания, гордости за то, что ты русский человек» [3, с. 146].
Важными в этой связи представляются идеи самого Суворина, высказываемые им по поводу издания «Русский календарь» в письме известному земскому либеральному деятелю Н. А. Корфу, фрагмент которого приводит в своем исследовании Е. А. Динерштейн: «Служа справочною книжкою по разным вопросам внутренней и внешней политики, календарь должен вместе с тем служить пропаганде честных нравственных идей. Изложение статей должно быть популярное, так чтобы календарь годился и грамотному крестьянину» [4, с. 36].
Сам Динерштейн, говоря о назревании в России так называемого «русского вопроса», постулировал, что именно этого вопроса Суворин разрешить был не в состоянии, так как «он не знал собственного народа, вернее, не хотел понять его чаяний и забот» [4, с. 94]. Он, по мнению исследователя, рассуждал о крестьянстве абстрактно, а «подлинная жизнь русского крестьянина» не
находила себе места на страницах его газеты, за исключением «вопросов "большой" политики», таких как земельная реформа, виды на урожай, помощь голодающим. При этом Динерштейн оговаривает, что «отдельные статьи» на тему «жизни простого народа» в «Новом времени» все же появлялись [4, с. 95], признавая, что опубликование подобных материалов было связано с цензурными трудностями.
Заметим, что Суворин приписывал образованному обществу те же недостатки, что и Динерштейн редактору «Нового Времени». Показательно, что именно в связи с вопросами помощи голодающим, которые, по нашему мнению, нельзя относить целиком к вопросам «большой политики», редактор «Нового времени» неоднократно отмечал, что голод показал, насколько мало образованное общество знакомо с жизнью простого народа, что «мы не знаем как следует ни родной земли, ни того, как на ней живут, и что и как на ней произрастает» [5, с. 161].
Изучение «Маленьких писем» показывает, что, будучи сам выходцем из народа, Суворин нисколько не идеализировал русский народ, чему свидетельствуют многократные замечания, подобные следующему: «Правда, у нас «дух» народный превосходен, но я начинаю думать, что и это превосходство требует культуры, ибо народ бунтует и убивает врачей, убивает своих благодетелей и верит самым нелепым слухам и даже на столичных улицах произносит громко такие гнусные слова, какие произносил он еще при Иване Грозном» [5, с. 203].
В одном из «Маленьких писем» Суворин приводил его разговор с английским журналистом, посетившим голодающие российские губернии, и вполне соглашался с оценкой, данной этим журналистом русским крестьянам, которые, с одной стороны, терпеливы, не требовательны, довольствуются малым и обладают большим здравомыслием, и в то же время крайне невежественны [5, с. 204].
К схожим выводам относительно взглядов раннего Суворина приходит американская исследовательница Э. К. Амблер. В ее монографии Суворин предстает не питающим «иллюзий насчет грубой крестьянской действительности». В то же время он, по мнению автора, «во-первых, утверждал, что до 1861 г. ситуация была еще хуже; во-вторых, что лекарство от векового рабства не в дальнейшей "опеке", а в её противоположности». В качестве причин крестьянского обнищания, как указывала Амблер, Суворин называл не леность или пьянство, а нехватку земель, большие налоги и невежество, «проистекающее по вине дворянства, не желающего просвещать
крестьянина, открывать ему новые источники производства и благосостояния» [6, р. 82].
Именно в контексте отношения Суворина к простому народу следует, по мнению Амблер, рассматривать его резкую критику сатирических произведений М. Е. Салтыкова-Щедрина. Как отмечает исследовательница, он «не мог обойти стороной насмешки» сатирика «над земскими деятелями и простым народом». Автор обращает особое внимание на то обстоятельство, что «главной причиной этого несвоевременного, направленного не по адресу, и даже вредного юмора Суворин считал отсутствие определенной позитивной философии», и именно подобные недостатки вменялись позднее в вину и самому Суворину [6, р. 84].
Публицист утверждал, как отмечает исследовательница, что «только "достаточно недалёкие сатирики и очень элегантные господа" обвиняют угнетённого человека и доказывают ему, что он в свою очередь подавляет историю». Основную задачу настоящего периода он видел «в стремлении избавить народ от тяжёлого ига несправедливой истории», отмечая при этом, что «если литература будет сечь угнетённых плетью сатиры и изображать их ещё более уродливыми, чем угнетателей, она не найдёт сочувствия у читателей и окажется вредной» [6, р. 88].
В полемике с Салтыковым-Щедриным, как убедительно показывает Амблер, Суворин наиболее четко сформулировал свое отношение к народу. Заявляя, что он «не был славянофилом и не собирается кланяться русскому крестьянству, Суворин, тем не менее, заявлял, что испытывает уважение к народу и верит в его творческие силы, его прошлое, настоящее и будущее: "Мы питаем уважение к этому народу и видим в нём стремление к развитию. Благодаря этим людям было создано государство. Благодаря им появилась интеллигенция, литература, искусство и многие другие удовольствия жизни"» [6, р. 86].
Данной позиции Суворин, несмотря на ставшее хрестоматийным определение «флюгер», данное как раз Салтыковым-Щедриным, не изменял и в последующие годы. Во время голода 1891 г. он в ряду прочих тем обращал внимание интеллигенции на то, что она составляет ничтожный процент от всего русского народа и существует за счет его труда: «Если б мы все поднялись с нашей земли на такую высоту, что могли бы видеть друг друга, то мы ужаснулись бы, как мало нас и как мы бессильны без этого народа». В то же время он призывал помнить, что в простом народе есть своя гордость, без которой давно бы уже не было русского государства. И эта гордость за 30 лет свободы возросла, и народ требует «доверия к себе, к своим силам, к своему личному достоинству» [5, с. 180].
Суворин отмечал, что в простом народе живет и национальная гордость, которую он ставил в пример интеллигенции: «Под лохмотьями, в курных избах, среди нищеты бьется русское сердце, бьется сознание величия своей родины» [5, с. 152].
Суворин не питал иллюзий и относительно дворянства, не выполнявшего, по его мнению, ни роли духовных лидеров нации, ни роли учителей народа. «Ведь это наше дворянство презирало народ.., - заметил он как-то в беседе с М. В. Гри-бовским, - Ведь для них Россия - это имение, откуда получаются доходы, а настоящая родина там, за границей, где эти доходы проживаются...» [7, с. 129]. Нелестных отзывов удостаивалось дворянство и на страницах «Нового времени». «Читаю, читаю о дворянстве, - делился мыслями с читателями Суворин в 1889 г., - и думаю: да было ли дворянство сельскохозяйственным сословием? История представляет нам целый ряд замечательных людей из дворянства на всех поприщах. Но имена знаменитых сельских хозяев, такие имена, которые бы сдвинули сельскую культуру, которые бы сделали для сельского хозяйства ну хоть десятую долю того, что дворянство сделало для литературы, - где они?..» [5, с. 44].
Примечательно, что Суворин, в отличие от ведущего сотрудника своей газеты М. О. Меньшикова, стремившегося и в крепостном праве найти положительные моменты, видел в этой системе только зло, считая частные положительные моменты лишь исключением, подтверждавшим общее правило. И основное зло он видел в развращении нравственности как рабов, так и рабовладельцев [5, с. 213]. «Крепостное право было злом, - настаивал он, - по причинам уже нашей наследственности и воспитания, давало дворянским характерам известные черты и привычки, с которыми даже хорошим людям приходилось считаться и побороть их в себе.» [5, с. 44 - 45].
Основную причину проигрыша дворянства разночинцам после эпохи либеральных реформ Суворин видел в том, что оно не смогло стать «на высоте сельскохозяйственного призвания». «Дворянство не приучило крестьян к улучшенному хозяйству, потому, что само не обладало хорошим навыком», хотя обладало при крепостном праве всей властью в деревне» [5, с. 49].
Отмечал публицист и оскорбительные для простого народа издержки крепостных привычек помещиков. В качестве примера он приводил обидное для членов сельского схода обращение к ним земского начальника: «ребята», когда эти «ребята» вдвое его старше. Ни в коей мере не идеализируя русский народ, как это делали по его мнению славянофилы, Суворин, тем не менее стоял на том, что в народе «есть чувство правды»
и совесть, которой «могли бы позавидовать образованные люди» [5, с. 183].
Именно такой вполне взвешенный, по нашему мнению, взгляд на народ приводил Суворина к неутешительным выводам относительно образованной части общества в лице интеллигенции и дворянства. «Как общество малокультурное, -заявлял он, - мы не знаем еще достаточно хорошо ни цены труда, ни цены времени. Масса интеллигенции у нас или ничего не делает или ничего не умеет делать, и занимается или разговорами без начала и конца, или картами с утра до вечера». На страницах «Нового времени» Суворин не раз самым нелестным образом отзывался об интеллигенции, которая, по его мнению, не выполняла своей миссии по образованию и просвещению народа: «Недаром у нас русских привилось слово "интеллигенция", которым в Европе совсем не обозначается никакого слоя населения. Почему же так быстро и охотно мы усвоили себе это слово? Потому что у нас культурных людей чрезвычайно мало, мало и образованных людей. Вот и пошла интеллигенция, что-то среднее, неопределенное, прикрывающее собою всякий груз. Говорю это для того, что культуру невозможно смешивать с интеллигентностью» [5, с. 85].
В качестве основного укора образованной части общества Суворин выдвигал тезис об отсутствии достаточного количества людей, которые бы служили примером для всей нации. Такие люди, по его мнению, «необходимы как руководители, как наставники, как средоточие известных идей и понятий». А тем немногим, которые есть, общество не создает условий для того, чтобы они могли реализоваться в полной мере. «И вот они уходят от нас, не успев совершить всего того, что могли бы совершить» [5, с. 63].
Рефреном через все публицистическое наследие Суворина проходит идея о том, что одна из основных проблем российского государства - недостаточное культурное развитие, причем не только простого народа, но и так называемого образованного общества. «Очевидно, - отмечал он в одном из "Маленьких писем", - и государственные и общественные люди наши делят с русским обществом его еще незначительную культурность» [5, с. 76]. При этом Суворин осознавал и влияние на сложившуюся ситуацию особенностей русской ментальности: «Чрезмерная лень - с одной стороны и чрезмерная работа - с другой, - писал он, - это характерная черта русской жизни». И эта черта еще более укоренилась в эпоху крепостного права, «когда не только работать многочисленному классу интеллигенции не надо было, но не надо было и думать». И когда новые условия выдвинули новые требования, в стране стал
ощущаться «недостаток людей знающих и делающих». Суворин с сожалением замечал, что в образованном обществе «умения трудиться» меньше, «чем охоты к труду, а инициативы еще меньше» [5, с. 188 - 189].
Зная народную жизнь изнутри и будучи знакомым с жизнью европейской, Суворин отказывался признавать приятным «дым отечества», когда дым этот исходит из курных изб, которые «говорят о нашей бедноте и первобытной культуре». Он с искренним глубоким сожалением констатировал, что «мы чрезвычайно отстали от Европы во многих отношениях», несмотря на несомненное развитие: «старое негодное упразднено, новое народилось и зреет, но все-таки до Европы нам далеко». Солдатский сын видит в этом тотальном отставании, помимо черт русского характера, и объективные природно-исторические причины: «Бог нас всем обидел: и климатом, и географическим положением, и историей, и Петербургом, Петербургом особенно». Но в то же время Суворин, полагал, что русская цивилизация еще достаточно молода и у нее еще все впереди: «Мы еще только начинаем, а они, может быть, уже кончаются, и в этом наша выгода, как выгодно быть юношей перед стариком» [5, с. 203].
В 1889 г. в связи с 50-летним юбилеем Художественно-промышленной школы Суворин ратовал за развитие отечественной художественной промышленности, которая, помимо всего прочего, сможет дать работу многим ремесленникам, в том числе и женщинам и в то же время сделает нас конкурентоспособными в этой области на европейском рынке. «Надо освобождаться от чужеземного влияния на всех путях, - призывал он, - на политическом, на литературном, художественном, промышленном, но освобождение никогда не делается словами, как бы они прекрасны ни были, а только делами. Дело же требует, прежде всего, неустанного труда и знаний» [5, с. 44].
Суворин полагал, что в России существует колоссальный нереализованный потенциал, раскрыть и использовать который - основная задача всех слоев и сословий русского народа. Публицист ставил в пример России Германию, в которой в этот период происходила активная работа всей нации по укреплению государства и расширению сфер его влияния в мире. Он отмечал, что видит «необычайные усилия немецкого народа на всех путях» и «необычайную деятельность его государственных людей, его ученых, его техников, его промышленников, всей его интеллигенции, которая у нас далеко еще до этого не дошла». И высказывал пожелание о том, чтобы и русские «так же работали на всех путях и не упускали из вида ничего такого, что нам полезно и выгодно...» [5, с. 37].
Развивая идею о том, что Германия развивается с целью будущей внешней экспансии, в другой статье Суворин доказывал, что Россия не может спокойно смотреть на усиление Германии, не предпринимая никаких действий. Однако действия эти должны быть в первую очередь направлены не вовне, а внутрь страны: «Мы несомненно во многом отстали от Европы, но мы полны жизни и здоровья, а потому, по-моему, нет никаких миллионов, которые бы не обязаны мы были употребить на свое всестороннее развитие. Я вовсе не за политику «сбережений», ибо думаю, что миллион, сегодня сбереженный, может отозваться в будущем потерею десятков и даже сотен миллионов. Я не поверю никому, кто станет уверять меня, что лучше сберечь на всякий случай сто миллионов, чем построить тотчас же необходимые железные дороги, порты, крепости, технические школы. Государство не может рассуждать, как частный человек, сберегающий на старость и лишающий себя известных удобств. Государство считает свой век не десятками лет, а сотнями, а потому его сбережения - в развитии народных сил, в укреплении государства. Все, что надо сделать для нашей силы и значения, все это необходимо делать безотлагательно, чтоб никто не мог застать нас врасплох» [5, с. 39].
Из контекста «Маленьких писем» конца XIX в. явствует, что подлинным патриотизмом он считал такую позицию, при которой государственная польза стоит выше любых частных, корпоративных, национальных, географических интересов. Примером такого патриотизма стал правительственный запрет на вывоз ржи за границу во время голода 1891 г., который Суворин назвал «одной из тех смелых мер, которые принимаются для блага большинства и закрывают глаза на выгоды ничтожного меньшинства» [5, с. 135]. Разбирая действия правительственных, земских и общественных органов по оказанию помощи голодающим, со всеми их достоинствами и недостатками, Суворин настоятельно проводил идею о том, что без взаимопонимания всех слоев населения государство не может нормально развиваться. «Мы все русские люди, - писал он в этот период, - и министры, и губернаторы, и земцы, и дворяне, и журналисты. Все мы желаем помочь общему горю так или иначе и в соединении найти ту силу, которая горами двигает. По крайней мере, во время моих поездок по губерниям я мог убедиться, что этого все желают, что помощь народу становится общим патриотическим делом, именно патриотическим делом в лучшем смысле этого слова» [5, с. 141]. Суворин полагал, что в данной ситуации недопустимо разбирать, почему та или иная крестьянская семья голодает - от неурожая или собственной нерадивости - главное, что голодают
русские люди и другие русские люди, имеющие средства, должны помочь всем нуждающимся.
Редактор «Нового времени» в то же время не смотрел на ситуацию сквозь «розовые очки», он видел и писал о том, что такие же русские люди посредством спекуляций наживают на голоде капиталы. Он полагал, что данная проблема могла быть решена исключительно властными мерами, так как ни убедить, ни пристыдить подобных людей нельзя, можно только остановить их деятельность запретительными действиями. Правительство вправе ущемить интересы отдельных предпринимателей в интересах всего народа, установив нормативы цен на хлеб.
При этом Суворин был принципиальным противником обращения за помощью к Европейским государствам, так как это, с одной стороны, будет действовать расслабляющее на русское общество, а с другой - любая помощь Европы небескорыстна и может дорого в будущем обойтись. «В своей беде мы разберемся сами, - уверял редактор «Нового времени» читателей, - и должны сами разобраться. Это говорит нам и чувство русского человека, и сознание своих обязанностей, как граждан великого народа» [5, с. 142]. И хотя русский народ, как показала история, и имел все заслуженные права на помощь Европы уже тем, что сам неоднократно оказывал ей неоценимые услуги, но ему не пристало принимать эту помощь в форме подачек.
Подводя итог анализу понимания Сувориным проблем национализма и патриотизма в России применительно к титульной нации, можно констатировать, что, по сути, он на страницах своего издания всевозможными способами пропагандировал идею единства русской нации. Это единство понималось им таким образом, что каждый гражданин должен заботиться не только о благе государства, но и друг о друге. Патриотизм по Суворину - любовь не только к отечеству, но и к соотечественникам.
Публицист беспристрастно констатировал наличие негативных черт во всех сословиях и социальных группах населения Российской империи. И основной всеобщей бедой он называл недостаток образования и культуры. Борьба именно с этим недостатком представлялась автору «Маленьких писем» основной национально-государственной задачей. В то же время, по его мнению, у каждого сословия, в каждой социальной нише эта задача преломлялась по-своему, актуализируя более конкретные программы действий. В целом работа и развитие каждого на своем месте представлялись Суворину основными реальными проявлениями патриотических чувств. Для публициста важным было не только, и не столько приобщение огромной безграмотной массы бывшей крепостной России к начальному образованию и культуре, но и неустанный рост и самосовершенствование во всех отраслях науки и культуры, на всех этажах государственных структур.
Развивайся сам и помогай развиваться другому - вот призыв Суворина, обращенный к так называемому высшему обществу, с которого, в силу его положения был особый спрос, так как этим положением оно было обязано труду и терпению простого народа, которому настала пора отдавать долги. Все вышесказанное Суворин относил и на счет правительства.
Быстрый рост индустриальных государств, в частности Германии, и особенно революционные события 1905 г. в России, по мнению Суворина, с особой ясностью показали, что основной государственный интерес состоит в соблюдении интересов всех сословий, социальных и корпоративных групп страны, которые, хотя и разнонаправлены, но могут и должны быть сведены к единому вектору посредством законодательства. В противном случае под вопросом окажется не только успешное развитие страны, но и само ее существование.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
- 1912. - № 186.
- № 9. - С. 3 - 60. С. 35.
Статья поступила в редакцию 29 декабря 2012 г.
Светлана Михайловна Санькова - доктор исторических наук, профессор кафедры философии и истории Орловского государственного университета - учебно-научно-производственного комплекса.
© С.М. Санькова, 2012
