Спросить
Войти
ISSN 0321-3056 IZVESTIYA VUZOV. SEVERO-KAVKAZSKII REGION. SOCIAL SCIENCES.
УДК 94(470+571)"17/1917
DOI 10.23683/0321-3056-2018-4-82-92
ОБЩИЙ ИСТОРИЧЕСКИЙ ВЗГЛЯД НА РАЗВИТИЕ КАЗАЧЬИХ ВОЙСК В РОССИИ: О НЕКОТОРЫХ ОСОБЕННОСТЯХ ДОРЕВОЛЮЦИОННЫХ ОБОБЩАЮЩИХ РАБОТ ПО ИСТОРИИ КАЗАЧЬИХ ВОЙСК ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XIX ВЕКА1
© 2018 г. А.Ю. Перетятько а
а Южный федеральный университет, Ростов-на-Дону, Россия
GENERAL HISTORICAL VIEW ON THE DEVELOPMENT OF COSSACK HOSTS IN RUSSIA: ABOUT SOME FEATURES OF PRE-REVOLUTIONARY GENERALIZING WORKS ABOUT THE HISTORY OF COSSACK TROOPS OF THE SECOND HALF OF THE 19th CENTURY
Анализируются дореволюционные проекты обобщающих работ по истории российского казачества второй половины XIX в. Их создание было сложным делом, и авторы часто предпочитали заниматься исследованиями отдельных казачьих войск. Изучив посвященный казачеству том «Столетие Военного министерства», программу Н.А. Маслаковца для официальной истории казачества и исследование экономической эффективности казачьих войск Н.И. Краснова, автор приходит к выводу, что для написания целостной обобщающей работы о всех казачьих войсках был необходим «общий взгляд» на эти войска, четкое понимание объединяющих их факторов. И в дореволюционной историографии такими факторами выступала правительственная политика по отношению к казачьим войскам и общие тенденции, характерные для всех этих войск. Таким образом, в этих исследованиях казачество выступает не как социальный слой, но как государственный институт, на который правительство в рамках своей политики возлагает определенные задачи и сталкивается при их достижении с определенными проблемами. Подобный подход не устарел и по сей день и может шире применяться современными историками.
The article is devoted to pre-revolutionary projects of generalizing works about the history of the Russian Cossacks of the second half of the 19th century. The author shows that the creation of such works was a difficult affair, and the authors often preferred to study local Cossack Hosts. The author analyzed the volume of the "Century of the Ministry of War " dedicated to the Cossacks, the program of N.A. Maslakovets for the official history of the Cossacks and the study of N.I. Krasnov about the economic efficiency of Cossack troops. He came to the conclusion that to write a comprehensive generalizing work about all Cossack Hosts a "general view " of these troops and a clear understanding of the factors that unite them was needed. In pre-revolutionary historiography such factors were the government policy towards the Cossack Hosts and general tendencies characteristic of all those Hosts. Thus, in these studies, the Cossacks are not acting as a social stratum, but as a state institution, to which the government, in the framework of its policy, assigns certain tasks and faces certain problems when achieving them. The author believes that this approach is not outdated nowadays and can be widely used by contemporary historians.
A. Yu. Peretyatko а
Southern Federal University, Rostov-on-Don, Russia
Перетятько Артем Юрьевич кандидат исторических наук, преподаватель,
Лицей,
Южный федеральный университет, ул. 23-я линия, 43/43, г. Ростов-на-Дону, 344019, Россия.
Е-mail: ArtPeretatko@yandex.ru
Artyom Yu. Peretyatko -Candidate of History, Lecturer, Lyceum,
Southern Federal University,
E-mail: ArtPeretatko@yandex.ru
ISSN 0321-3056 ИЗВЕСТИЯ ВУЗОВ. СЕВЕРО-КАВКАЗСКИМ РЕГИОН. ОБЩЕСТВЕННЫЕ НАУКИ._2018. № 4
ISSN 0321-3056 IZVESTIYA VUZOV. SEVERO-KAVKAZSKII REGION. SOCIAL SCIENCES. 2018. No. 4
Обратившись к новейшей историографии российского казачества второй половины XIX в., можно видеть, что уже в самих названиях работ в большинстве случаев четко указана привязка к конкретному казачьему войску. Например, уже после 2010 г. вышло три монографии ростовских и таганрогских историков, посвященных донскому казачеству второй половины XIX - начала XX в. [1—3]. Аналогичным образом и исследователи из других регионов, как правило, занимаются изучением в основном истории «своих», территориально близких им казачьих войск. Кубанские историки А.Н. Ма-лукало и О.В. Матвеев выпустили книги, посвященные различным аспектам прошлого Кубанского войска в интересующий нас период [4, 5]. Работа Н.Н. Великой описывает главным образом события, происходившие в Терском казачьем войске [6].
Многие причины подобной тенденции достаточно очевидны (территориальная близость к региональным архивам, происхождение исследователей и т.д.), однако в рамках темы нашей статьи есть смысл остановиться на одной из этих причин более подробно. Дело в том, что для каждого казачьего войска были характерны свои уникальные черты, и знания о событиях и тенденциях развития другого войска часто не только не помогают исследователю, но и мешают, когда дело доходит до деталей. В качестве примера сошлемся на свой негативный опыт. Опубликовав статью, основанную на прежде специально не разрабатывавшихся историками материалах из фонда Н.А. Маслаковца отдела рукописей Российской национальной библиотеки [7], нами были допущены серьезные фактические ошибки в той ее части, которая касалась работы над официальными историями казачьих войск за пределами Санкт-Петербурга и Новочеркасска. Зная о крайне неудачном донском опыте написания официальной истории казачества, и о том, что предполагаемая серия официальных историй казачьих войск так и не вышла, а также опираясь на одну из статей А.А. Вол-венко, мы утверждали, что «только на Дону и на Урале удалось довести исследования хотя бы до достойного опубликования промежуточного результата» [7, с. 548].
Между тем на самом деле в рамках правительственного проекта нескольким исследователям удалось написать законченные и даже
ставшие региональной научной классикой книги, которые, однако, не удовлетворяли первоначальной идее этого проекта и поэтому не составили предполагавшейся единой серии [8, 9]. Не снимая с себя вины за допущенную ошибку, считаем ее показательной и даже в чем-то неизбежной: наша статья была посвящена концептуальным основам правительственного проекта, и поэтому внимание было сконцентрировано на разработке его программы в 1899-1902 гг., а имеющаяся информация о реализации этой программы осталась непроверенной. И поскольку история казачьих войск второй половины XIX в. проработана далеко не достаточно [10], исследователь, обратившийся к прошлому «чужого» казачьего войска неизбежно оказывается в аналогичной ситуации: он либо вынужден опираться на тексты других авторов, не проверяя их досконально и, возможно, не вполне верно интерпретируя, либо перед ним возникает необходимость огромного объема подготовительных работ. А при попытке написать обобщающий труд по истории всех казачьих войск объем этих работ, разумеется, пугающе возрастает.
С другой стороны, нельзя не признать, что изолированное рассмотрение отдельных казачьих войск значительно обедняет историографию, мешая выявлению общих тенденций в истории казачества. А.Ю. Соклаков отмечает, что подобный подход в худшем случае вообще приводит к «неоправданному рассмотрению исследуемых вопросов в отрыве от тенденций проблем, присущих большинству казачьих формирований» [11, с. 75]. Однако работы А.Ю. Соклакова демонстрируют опасность и противоположного подхода: он почти всегда рассматривает казачьи войска в совокупности, что позволяет выявлять интересные и важные тенденции в их развитии, но порой приводит к определенной поверхностности. Так, например, в крайне любопытной статье «Забытая система комплектования военной организации Российской империи» [12] (обратим внимания, что в названии не указано даже, что речь идет о системе комплектования казачьих войск, не говоря уже о привязке к конкретному войску) автор предлагает свою периодизацию изменений в системе военной службы всего казачества второй половины XIX в. И при этом использует формулировки настолько общие, что из них вообще трудно что-то понять. Например, по его мнению, первый этап преобISSN 0321-3056 IZVESTIYA VUZOV. SEVERO-KAVKAZSKII REGION. SOCIAL SCIENCES.
разований системы воинской службы казачества приходится на 1854-1864 гг., однако подобные хронологические рамки ничем не обосновываются, а главным содержанием этого этапа объявлено «устранение наиболее проблемных вопросов по мобилизации и комплектованию частей», без объяснения, в чем эти вопросы заключались [12, с. 138].
Остается констатировать, что для современной историографии написание обобщающих работ о развитии российского казачества второй половины XIX в. остается трудноразрешимой задачей. Подобные работы, очевидно, должны будут удовлетворять двум важнейшим требованиям: с одной стороны, в них казачество будет рассматриваться как некое единство, на основании общих для всех казачьих войск факторов, а с другой - эти факторы будут подкреплены конкретными примерами из истории отдельных казачьих войск. И здесь может оказаться крайне полезен дореволюционный опыт, поскольку Военное министерство Российской империи в свое время пыталось реализовать сразу несколько проектов интересующей нас тематики. Наглядной демонстрацией того, как не следует писать обобщающую работу по истории казачества, может служить как раз упомянутая выше попытка составить официальную историю всех казачьих войск, предпринятая в начале XX в. Генерал-лейтенант Н.А. Маслаковец, на которого было возложено составление программы данной истории, поставил себе целью «избежать излишней регламентации в плане работ, дабы избежать ненужного стеснения производителей трудов этих» [13, л. 10].
Поэтому он пришел к выводу, что «необходимо уже выработать особую для каждого из войск этих (казачьих. - А.П.) программу, далеко не всегда сходную с программами для других казачьих войск» [13, л. 11 об.]. В качестве объединяющего фактора для предполагаемого цикла книг он предлагал использовать единство не тематическое, но концептуальное, «общий исторический взгляд на появление и развитие казачьих войск в России» [13, л. 12-12 об., 33 об.]. Подобный подход с учетом разнообразия исторических и бытовых условий казачьих войск представляется нам вполне оправданным. Однако, как мы показали в вышеупомянутой статье, предложенный генералом «общий взгляд» носил слишком приблизительный характер, и в итоге правительственный проект просто «развалился»: каждое казачье войско писало свою офици2018. No. 4
альную историю так, как находил нужным его атаман, и о каком-то едином цикле работ не приходилось говорить [7, с. 567].
И в настоящее время этот негативный опыт Н.А. Маслаковца остается актуальным для исследователей.
Например, в 2014 г. в Волгограде вышли «Очерки истории и культуры казачества Юга России» [14]. Кажется несомненным, что данное издание заслуживает самой высокой оценки, во многом благодаря уровню авторского коллектива: например, разделы по истории казачьих войск интересующего нас периода были написаны такими авторитетными исследователями, как А.А. Волвенко, О.В. Матвеев, Н.Н. Великая. Но в результате, хотя каждый из этих разделов интересен сам по себе и имеет значение для историографии соответствующего казачьего войска, созданный ими очерк «Казачество Юга России в период реформ второй половины XIX -начала XX в.» едва ли возможно рассматривать как некое целое. Авторы ограничились минимумом отсылок к опыту соседних казачьих войск, сконцентрировали свое внимание на совершенно различных аспектах истории казачества и самое главное не предложили никакого «общего взгляда» на описываемые ими войска: например, в подготовленном А.А. Волвенко разделе о донском казачестве важнейшей темой (как и вообще в творчестве этого исследователя) стал анализ правительственной политики, а О.В. Матвеев и Н.Н. Великая почти не уделили такому анализу внимания. Зато О.В. Матвеев заметно больше места выделил для историографии вопроса, коснувшись и интересующих его дореволюционных «полковых историй» [14, с. 190-242].
Таким образом, авторы пошли по пути Н.А. Маслаковца, «избегая излишней регламентации» и единообразия своих работ. И их опыт еще раз продемонстрировал, что можно создать прекрасные тексты по истории отдельных казачьих войск, однако обобщающая работа должна основываться на некоей общей тематике или объединяющей идее, в ином случае мы получаем сборник отдельных, не связанным концептуально текстов.
Гораздо более удачным проектом, чем так и неосуществленная единая официальная история казачества, стало официозное «Столетие Военного министерства», XI том которого посвящен казачьим войскам [15-18]. Востребованность этой книги у современных историков наглядно
ISSN 0321-3056 IZVESTIYA VUZOV. SEVERO-KAVKAZSKII REGION. SOCIAL SCIENCES. 2018. No. 4
показывает, насколько необходима обобщающая работа по истории всех казачьих войск интересующего нас периода (данный текст охватывает не только его, но и предыдущие полвека, как следует из самого заглавия книг). Правда, казачий том «Столетия...», написанный чиновниками Главного управления казачьих войск А.И. Никольским, Н.А. Чернощековым, Б.Л. Исполатовым и Ф.Н. Абрамовым, скорее представляет собой доскональный пересказ найденных ими опубликованных и архивных текстов, чем научное исследование, предполагающее критический анализ подобных источников. Поэтому иногда авторы даже противоречили сами себе, если подобное противоречие имелось в использованных ими текстах. Например, одной из причин обеднения донского казачества было названо «Положение об общественном управлении станиц казачьих войск» от 1891 г., которое допускало выделение части юртовой земли для сдачи в аренду посторонним, что повлекло за собой уменьшение казачьих наделов [18, с. 81]. Однако этому же документу приписывалось крайне благотворное влияние на благосостояние оренбургского казачества, поскольку, согласно ему, надзор над станичным хозяйством передавался местным военным, а не гражданским властям, а они якобы куда лучше знали потребности казаков [18, с. 265-266].
Кстати, на Дону правительственная комиссия Н.А. Маслаковца, наоборот, осудила передачу контроля над станичным хозяйством военным властям, которые мало заботились о его поддержании, что окончательно запутывает данный вопрос [19, с. 112]. Как увидим ниже, авторам «Столетия.» были известны протоколы комиссии Н.А. Маслаковца, но они вместо того чтобы разобраться в вопросе влияния «Положения.» на благосостояние казачьих войск, просто привели разные мнения на этот счет в разных частях своей книги, не пытаясь как-то согласовать их. Тем не менее казачья часть «Столетия.» уникальна тем, что представляет собой единственную доведенную до белового варианта книгу, где все основные стороны существования всех казачьих войск второй половины XIX в. рассматриваются системно.
Но между концепциями двух дореволюционных проектов, реализованного и нереализованного, существовала огромная разница. Н.А. Масла-ковец, идеолог несостоявшейся официальной истории казачества, предлагал идти от частного к общему, рассчитывая, что сначала будут написаны «отдельные описания казачьих войск», а потом на их основании - «исторический труд "Общая история казачьих войск в Империи"» [13, л. 37 об.]. Он даже географически противопоставлял труды по истории казачества в целом и отдельных казачьих войск в частности: чиновник полагал, что базой для общеказачьей истории будут материалы имперских учреждений, в то время как история отдельных казачьих войск будет базироваться на документах из региональных архивов [13, л. 40].
Авторы «Столетия.», напротив, пошли от общего к частному, посвятив первые две книги XI тома, как следует уже из их названий, «Главному управлению казачьих войск». Название это не вполне точно: скорее в них речь шла о правительственной политике по отношению к казачьим войскам. Так, большую часть первой книги составляли главы, хронологически соответствующие правлению императоров Александра I, Николая I, Александра II, Александра III и Николая II (до 1902 г.). Каждая из глав включала в себя пять разделов: «Общее обозрение», «Изменения в составе казачьих войск», «Изменения в организации и порядке управления казачьими войсками», «Преобразования по военной части» и «Преобразования по гражданской части» [15, с. 121-789]. Характерно, например, содержание раздела «Изменения в организации и порядке управления казачьими войсками, последовавшие в царствование Императора Александра II»: первый подраздел описывал изменения в центральном управлении казачьими войсками, а во втором были перечислены изменения в каждом казачьем войске, предваряемые «Общим взглядом на реформы местного управления казачьих войск в царствование Императора Александра II» [15, с. 395-460]. Два последующих тома о воинской повинности и землеустройстве казачьих войск были структурированы совершенно иначе, по отдельным казачьим войскам, и содержали их подробную характеристику в уникальных частностях.
Таким образом, исходя из дореволюционного опыта, важнейшим фактором, объединяющим все казачьи войска и позволяющим написать их общую историю, была их централизованная система управления и единая правительственная политика по отношению к ним. Единственная обобщающая работа по истории казачьих войск второй половины XIX в. (точнее, даже всего XIX в.) начиналась именно с анализа этой системы управления и этой политики, причем им
ISSN 0321-3056 IZVESTIYA VUZOV. SEVERO-KAVKAZSKII REGION. SOCIAL SCIENCES. 2018. No. 4
была уделена почти половина от всего объема работы. А вот попытка начать подобное исследование «снизу», с отдельных казачьих войск, предпринятая почти одновременно, закончилась провалом, что, представляется, не случайно. Детальное изучение всех казачьих войск, как мы показали выше, до сих пор является трудноразрешимой задачей из-за обилия, многообразия и не проработанности фактического материала.
В то же время исследование правительственной политики по отношению к этим войскам позволило авторам «Столетия...» выработать тот «общий взгляд» на них, который так и не удалось найти Н.А. Маслаковцу, и послужило объединяющим фактором, некоей базой, на основании которой они затем смогли с определенной точки зрения исследовать отдельные казачьи войска. Мы бы назвали эту точку зрения государственной, поскольку в ее рамках казачество рассматривалось как единый институт Российской империи, по отношению к которому власти проводили единообразную политику, преследуя одни и те же цели в различных казачьих войсках. Ограничимся одним примером. Ключевой раздел «Землеустройство Донского войска в период от освобождения крестьян до настоящего времени» начинался так: «В исторических очерках "Столетия Военного Министерства" - "Главное Управление казачьих войск" и "Воинская повинность казачьих войск" -уже изложено, какое большое значение имела для казачьих войск <...> первая половина царствования Императора Александра II» [18, с. 75]. Соответственно далее проблемы землепользования (т. е. фактически сельского хозяйства, основы донской экономики) рассматривались через призму «значения» «первой половины царствования Императора Александра II», т. е. государственной политики этой эпохи.
Как следует из нашего исследовательского опыта, подобный подход был вполне оправдан. Государство действительно проводило единую политику по отношению к казачеству, ярчайшим примером чего может служить введение конскрипционной системы в 1860-1870 гг. Ее истории посвящена статья А.А. Волвенко [20], однако нам в ходе работы в Государственном архиве Краснодарского края удалось обнаружить любопытный документ, дополняющий рассуждения этого автора. Речь идет о копии с отношения Д.А. Милютина командующему Кавказской армией, где кратко обосновывалась необходимость введения такой системы: «По
случаю настоятельной необходимости в сокращении государственных расходов, в числе коих значительнейшая часть требуется на военное ведомство, сделан пересмотр как финансовых и войсковых смет казачьих войск, так равно и источников, на основании которых эти войска пользуются содержанием или пособиями из государственной казны. Пересмотр этот показал, что значительное для казны сокращение по казачьим войскам могло бы быть достигнуто только отменою, или уменьшением нарядов на полевую службу строевых частей» [21, л. 2].
Таким образом, желание ввести конскрипци-онную систему, в рамках которой выставляемый казачьим войском военный контингент ограничивался, а оставшиеся за штатом казаки платили взамен службы определенный налог, определялось не только «продвижением гражданственности в казачьих войсках», как пишет А.А. Вол-венко [20, с. 69], но и в первую очередь банальной экономией. С учетом необходимости этой экономии, исходящей извне Военного Министерства, станет понятно, почему последнее было так настойчиво во введении конскрипцион-ной системы во всех казачьих войсках, несмотря на неоднозначное отношение к ней самих казаков. В итоге она была введена в Оренбургском, Кубанском, Терском, Сибирском, Астраханском и Забайкальском войсках, и только Донское и Уральское войско сумели отстоять традиционную поголовность в несении службы [20, с. 7071]. Однако это не означает, что и на них не пытались воздействовать в подобном направлении: например, в 1868 г. донского атамана М.И. Черткова попросили составить «отзыв» на новую систему воинской повинности, чтобы затем связать с ней систему военного управления войском [22, л. 67]. Полагаем, что Военное министерство навязало бы новую систему службы и оставшимся двум казачьим войскам, несмотря на сопротивление их администраций и простых жителей, если бы само в начале 1870-х гг. кардинально не поменяло политику, отказавшись от режима экономии (в «Столетии.» этот отказ связывают с франко-прусской войной 1870-1871 гг., наглядно показавшей опасности недофинансирования вооруженных сил [18, с. 78]).
Из примера также видно, что выражением единства правительственной политики по отношению к казачьим войскам служило то, что для этих войск формировалось схожее, но не идентичное правовое поле существующих законопоISSN 0321-3056 IZVESTIYA VUZOV. SEVERO-KAVKAZSKII REGION. SOCIAL SCIENCES. 2018. No. 4
ложений, в результате чего они развивались в одном и том же направлении. Достаточно часто использовалась практика, когда признанные эффективными наработки одного казачьего войска (в случае с конскрипционной системой -Оренбургского [20, с. 70-71]) распространялись затем на другие. Это, кстати, произошло и с новой системой отбывания казаками воинской повинности, пришедшей на смену конскрипционной. Она была разработана в начале 1870-х гг. исключительно для Донского войска, но затем с некоторыми изменениями применена ко всему российскому казачеству [2, с. 169-170; 12, с. 138]. А целый ряд основных положений изначально составлялся не для какого-то конкретного войска, но для всей совокупности казачьих войск. Например, помимо уже упомянутого «Положения об общественном управлении станиц казачьих войск» от 1891 г., общеказачий характер имел другой документ, оказавший огромное влияние на жизнь простых казаков, высочайше утвержденное мнение Государственного совета от 29 апреля 1868 г. о «праве русским подданным невойскового сословия» приобретать недвижимость «во всех без изъятия казачьих войсках», документ, фактически открывший свободный доступ иногородним на казачьи территории [18, с. 88].
Не случайно и в настоящее время немногочисленные объемные исследования о казачьих войсках второй половины XIX в. в целом (к сожалению, представляющие собой диссертации, а не монографии) посвящены отдельным аспектам государственной политики или взаимодействию казачества с другими государственными структурами Российской империи [23-25]. Однако позитивный опыт дореволюционных авторов свидетельствует о том, что можно выделить и другой фактор, объединяющий всё российское казачество и способный стать базой для «общего взгляда», который ляжет в основу обобщающего труда по его истории.
В 1865 г. офицер Генерального штаба, известный донской статистик Н.И. Краснов получил задание сопоставить государственные расходы на казачьи и регулярные части [26, л. 1]. Созданный им в итоге текст, фактически черновик небольшой книги, был не так давно опубликован [27-29], и мы посвятили его анализу отдельную статью [30]. В рамках нашего исследования важно, что Н.И. Краснов рассматривал казачьи войска как некое единство «военно-поселенных войск», созданных некогда для
«ограждения границ империи» [26, л. 115 об.]. Таким образом, в определенном смысле слова этот исследователь был предшественником тех современных историков, которые считают казачество пограничным сообществом [31, с. 81-83]. Однако Н.И. Краснов не останавливался на этом. «Умиротворение ногайских, азовских и крымских татар, вместе с присоединением к России Крымского полуострова и ослаблением Турецкой империи, обратило некогда пустынные Донские степи в роскошную земледельческую полосу, совершенно удаленную от постоянного театра военных действий; подчинение России Киргизских орд соделывает ненужным содержание постоянного военного поселения в Оренбургском крае; а последние успехи нашего оружия на Кавказе и неожиданное выселение непокорных горцев в Турцию неминуемо должно бы вызвать меры к ослаблению воинского направления кубанских и терских казаков и развитию между ними гражданственности» [26, л. 115 об.].
Выделив таким образом общую для российского казачества второй половины XIX в. тенденцию - потерю прежнего пограничного статуса, Н.И. Краснов основывал свои дальнейшие рассуждения на ней, пытаясь ответить на вопрос, что будет выгодно с экономической точки зрения: сохранение казачества в существующих формах, в условиях которых «земли, населенные казаками, несмотря на благоприятные свои угодья, заключающиеся в судоходных и обильных рыбою водах, при неисчерпаемых минеральных богатствах и плодородии почвы, едва прокармливают казачье население, не принося никаких доходов в государственную казну» [26, л. 116 об. - 117] или ликвидация казачества как сословия. Не имея возможности провести исследования во всех казачьих войсках, Н.И. Краснов выбрал два из них, достаточно разнородные географически и исторически, -Донское и Оренбургское. И, придя к выводу, что от ликвидации обоих этих войск экономика России и государственная казна только выиграли бы, статистик взял на себя смелость утверждать: «Таким образом, из всех вышеприведенных вычислений вытекает неоспоримое преимущество содержания регулярных войск перед казачьими населениями, по крайней мере, в финансовом отношении» [26, л. 156 об. - 157].
Хотя вывод, к которому пришел Н.И. Краснов, явно выглядит дискуссионым, а число рассмотренных им детально казачьих войск может показаться недостаточным для столь однозначISSN 0321-3056 IZVESTIYA VUZOV. SEVERO-KAVKAZSKII REGION. SOCIAL SCIENCES. 2018. No. 4
ных рассуждений обо всем российском казачестве (кстати, в Донском статистическом комитете Н.И. Краснова критиковали за излишнее доверие к результатам, полученным в отдельных станицах, которые исследователь затем распространял на область в целом [32, л. 302-304 об.]), сам метод донского статистика заслуживает внимания. Вместо того чтобы идти от частного к общему, от детального изучения казачьих войск в отдельности к поиску общих для них тенденций, Н.И. Краснов шел от общего к частному, сперва выделив тенденцию, очевидно общую для всего российского казачества, а потом детально проследив ее на Дону и в Оренбуржье. К схожему методу прибегали и авторы «Столетия.», и на одном из примеров остановимся подробнее.
Две последние части «казачьего» тома данного труда, посвященные воинской повинности и землеустройству казачества, состояли из глав об отдельных казачьих войсках. Однако в открывающей книгу о землепользовании главе о Донском войске последний, пятый, раздел «Землеустройство Донского войска в период от освобождения крестьян до настоящего времени» описывал ряд общих для всех казачьих войск тенденций. Подобно Н.И. Краснову, авторы этого раздела отмечали потерю казачеством приграничного статуса [18, с. 76], но выделяли еще две другие, универсальные для всех казачьих войск значимые тенденции: рост тяжести военной службы [18, с. 78-81] и сокращение площадей казачьих наделов [18, с. 81-82]. Действие же этих двух тенденций вело к разорению всех казачьих войск: как собственно Донского [18, с. 82], так и, например, Кавказских (Кубанского и Терского) [18, с. 223], Астраханского [18, с. 147] и Уральского [18, с. 315]. Дословно формулировки этого звучали так: «Как и в Донском войске, и по тем же причинам, среди кавказского казачества в течение последнего двадцатилетия стал замечаться упадок экономического благосостояния, особенно в Кубанском войске» [18, с. 223]; «К концу царствования императора Александра III в станицах Астраханского войска, подобно Донскому войску, был замечен упадок экономического благосостояния. <...>. Не без влияния были так же и те общие изменения в условиях службы и внутреннего быта казачества, о которых уже сказано в главе о Донском войске» [18, с. 147]; «В начале девядеся-тых годов XIX столетия в Уральском войске, как и в других казачьих войсках, и под влиянием тех же причин, в свое время нами уже указанных, стал обнаруживаться упадок хозяйственного благосостояния» [18, с. 315]. При этом все три указанные тенденции, отсутствующие у Н.И. Краснова, но выделенные в «Столетии.», были выявлены не авторами этой книги, но работавшей на Дону «Высочайше утвержденной комиссией для исследования причин, подрывающих хозяйственный быт войска Донского, и для изыскания мер к восстановлению его экономического благосостояния» под председательством Н.А. Маслаковца, на протоколы которой была сделана ссылка в тексте [18, с. 82]. Выводы этой комиссии рассматривались авторами «Столетия.» как достаточно универсальные и объясняющие то обеднение казачества, которое наблюдалось во всех казачьих войсках Российской империи.
Таким образом, второй основой для «общего взгляда, позволяющего написать общую историю всех казачьих войск Российской империи второй половины XIX в., судя по дореволюционному опыту, может быть общность некоторых тенденций, распространявшихся на все эти войска. Дореволюционной историографией (точнее говоря, правительственными чиновниками и общественными деятелями, Н.И. Красновым и членами комиссии Н.А. Маслаковца) было выделено как минимум четыре такие общие тенденции: потеря казачьими войсками приграничного статуса; рост тяжести военной службы; сокращение площадей казачьих наделов; обеднение казачьих хозяйств. Однако исследовать эти тенденции заметно сложнее, чем правительственную политику: любопытно, что авторы «Столетия.» в большинстве случаев не обосновывали распространение выводов комиссии Н.А. Маслаковца на другие казачьи войска никакими доводами или сносками, да и экономическую ситуацию в этих войсках детально описывали только, если о ней были уже написаны специальные работы (например, данные по благосостоянию Уральского казачьего войска приводились на основании известного статистического описания этого войска, написанного Н.А. Бородиным [18, с. 315]).
Причины подобного понятны: детально проследить действие одной и той же тенденции в нескольких казачьих войсках очень не просто, хотя и не так сложно, как полностью исследовать историю этих войск в интересующий нас период. О масштабе необходимых работ можно судить по опыту Н.И. Краснова: приложения к
ISSN 0321-3056 IZVESTIYA VUZOV. SEVERO-KAVKAZSKII REGION. SOCIAL SCIENCES. 2018. No. 4
его рукописи, содержащие использованные в ней дореволюционным автором статистические сведения составляют более 50 архивных листов [26, л. 30-113]. При этом они характеризуют только экономические и финансовые тенденции развития Оренбургского войска: соответствующие сведения о Донском войске Н.И. Краснов собрал еще в ходе работы над своими предыдущими книгами [33, 34]. Поэтому не удивительно, что в настоящее время крупных исследований, посвященных выявлению или анализу общих для всех казачьих войск второй половины XIX в. тенденций, не существует, или по крайней мере они нам не известны. С другой стороны, современными исследователями и здесь может быть использован опыт дореволюционных авторов, которые шли от общего к частному и строили выводы в обобщающих работах на методе выборки, на методе досконального исследования нескольких казачьих войск и распространения полученных результатов в общем виде на остальные войска, для которых были характерны те же тенденции. Безусловно, подобный подход применим только на начальной стадии исследований, однако без него автор обобщающего труда по истории казачьих войск второй половины XIX в. оказывается погребен под огромным объемом фактографического материала.
Формированию у современного исследователя «общего взгляда» на историю российского казачества второй половины XIX в. на основании наработок дореволюционных авторов может способствовать еще и то, что тенденции развития казачьих войск во многом вытекали из правительственной политики по отношению к ним. Так, Н.И. Краснов связывал неготовность казачьих войск к окончательной потере пограничного статуса и неприспособленность их институтов к решению чисто экономических задач с ошибочной правительственной политикой предыдущих десятилетий, замечая по этому поводу: «Само правительство до шестидесятых годов настоящего столетия видимо потворствовало подобному порядку дел, считая вероятно выгодным для себя не только в военном и политическом, но и в финансовом отношении кажущееся недорогое содержание иррегулярных войск вместо регулярных» [26, л. 115 об. - 116]. Авторы «Столетия.» также отмечали, что, например, рост тяжести военной службы казаков был связан с желанием правительства «не только восстановить прежнее военное значение
Донского и других казачьих войск, но даже поднять это значение до степени, значительно высшей, чем в царствование Николая I» [18, с. 79]. С другой стороны, и правительственная политика в некоторых случаях (далеко не всегда!) представляла собой реакцию на реальные проблемы казачества: как отмечалось в том же «Столетии.», по итогам работы комиссии Н.А. Маслаковца был предложен «целый ряд мер, направленных к улучшению экономического положения казаков и облегчению тягостей военной службы. Большинство этих мер было осуществлено» [18, с. 92]. А затем «и в других казачьих войсках последнее десятилетие ознаменовалось <.> целым рядом правительственных мероприятий, направленных к поддержке экономического благосостояния казачества и его сельско-хозяйственной деятельности» [18, с. 282]. И тем логичнее рассматривать два отмеченных нами фактора в совокупности как две стороны одной медали.
Подход, позволявший дореволюционным исследователям рассматривать российское казачество в целом, а не отдельные казачьи войска в частности, мы бы назвали «институционным» в отличие от «социального», более распространенного в современной историографии. Для названных выше авторов казачество было не столько социальной группой, сколько государственным институтом, выполняющим определенные обязанности на благо Российской империи. В результате географически удаленные, разнородные по уровню зажиточности, площадям земельных наделов, а порой даже этническому составу казачьи войска представали как единое целое, один государственный институт, от которого правительство с помощью своей политики пыталось добиться одних и тех же целей, а при реализации этой политики сталкивалось со схожими тенденциями во всех казачьих войсках. Характерно, что создателями подобного подхода были преимущественно чиновники, для которых, естественно, был типичен взгляд на казачество с «государственной» точки зрения, взгляд, который у современных историков не слишком распространен (ряд авторов вообще почти не анализировали в очерках об отдельных казачьих войсках правительственную политику по отношению к ним). И тот факт, что важнейшее из исследований, созданное на основании подобного подхода, «Столетие Военного министерства», остается востребованным у современных историков, несмотря на
ISSN 0321-3056 IZVESTIYA VUZOV. SEVERO-KAVKAZSKII REGION. SOCIAL SCIENCES. 2018. No. 4
очевидную концептуальную и методическую устарелость во многих аспектах, показывает, что наработки дореволюционных чиновников могут пригодиться и нынешним авторам. На их основе может быть создан первый действительно научный обобщающий труд по истории казачьих войск второй половины XIX в., или же их можно использовать в исследованиях отдельных общих аспектах существования этих войск. В любом случае Н.А. Краснов, А.И. Никольский, Н.А. Чернощеков, Б.Л. Исполатов и Ф.Н. Абрамов и Н.А. Маслаковец дали свои ответы на вопрос о том, как можно изучать одновременно все казачьи войска второй половины XIX в., вопрос, на который не готовы ответить многие современные историки.
1. Волвенко А.А. Очерки по истории донского казачества в позднеимперский пе
