Спросить
Войти
Лисицын С.Н.
ЭПИГРАВЕТТ ИЛИ ПОСТГРАВЕТТ?
Особенности кремневого инвентаря поздневалдайских памятников с мамонтовым
хозяйством.
Lisitsyn S.N. Epigravettian or Postgravettian? Characteristics of flint inventories of the Late Valdai sites with mammoth economic.
There is a number of Upper Palaeolithic sites located in the glacial area of the Central Russian Plain, including the upper Dnieper, Volga and Don basins.
This investigation deals with typological classification of flint inventories of the sites dated to postgravettian period. There two chronological groups or stages were segregated. At the first stage, related to upper limit of Valdai cold maximum phase, the assemblages comprised tools made on quite a large-scale blade blanks. Besides common samples these included a series of backed points on blades in some cases with bases transversely retouched; backed microblades with naturally pointed ends or occasionally pointed with retouch. Blank truncation and the latter retouching as well as ventral faceting was widely used. Among burins& and points& ends forms prevail notched transversal and skewed ones.
At the second stage most tools were made of moderate blades and bladeletts. Backed points& blanks were mainly microblades. The group of backed microblades includes a series of items with transversely retouched ends, either one or both. Points and burins were manufactured on natural row ends of blanks and they often had archwise oblique contours of retouched pieces. Ventral treatment of tools occurred seldom.
Accordingly, the dynamics of the Late Valdai assemblage development shows hasty loss of Gravettian traditions, decrease of blanks dimensions and simplification of tools treatment methods.
Hense, the term "epigravettian" as a cultural phenomenon, apparently can&t be presently considered. The only phenomenon to be discussed is chronological progression of gravettian and postgravettian assamblages, as the cultural succession and gradual development is not confirmed. Postgravettian assemblages had their own evolution, including two stages. The Late Valdai epoch in the Central Russian Plain was characterized of disappearance of Gravettian traditions chiefly in flint inventories but less in art.
The origin of Postgravettian assemblages remount to Valdai cold maximum phase that separates two archaeological epochs.
В приледниковой области Центра Русской равнины, включающей бассейны верхнего течения Днепра, Волги и Дона, к валдайскому по-зднеледниковью относится значительное число верхнепалеолитических стоянок.
Изучение палеолитических памятников, начатое в конце прошлого-начале нынешнего века исследованиями в Гонцах, Кирилловской стоянке, Костенках и Мезине, получило бурное развитие в исследованиях 30-50-х гг. В это время происходило накопление источниковедческой базы, формировались первые теоретические представления о периодизации местного палеолита. Усилиями таких известных археологов, как В.А. Городцов, П.П. Ефименко, С.Н. Замятнин, П.И. Борисковский, М.В. Воеводский, К.М. Поликарпович, М.Я. Рудинский, И.Г. Пидопличко, А.Н. Рогачев были открыты и раскопаны эталонные памятники поздней поры верхнего палеолита Верхнего Поднепровья (Тимоновка, Пушкаревская группа, Юдиново, Супонево, Елисеевичи и др.) и Верхнего Подонья (Костенков-ские и Борщевские стоянки).
В послевоенные годы вышли первые обобщающие труды по палеолиту днепровского бассейна (Борисковский 1953; Поликарпович 1968). После потери стадиальной концепцией официального статуса непререкаемой и вслед за разработкой А.Н. Рогачевым основ для выделения археологических культур в палеолите, интерес исследователей привлекает массовый материал из раскопок, наряду с планиграфией. В этом отношении огромную роль сыграло сходство ярких родственных комплексов среднеднепров-ских стоянок Бердыжа, Авдеева с инвентарем верхнего слоя Костенок 1 и Гагарино. Но осталь© Лисицын С.Н., 1999.
ные инокультурные и менее выразительные по инвентарю и предметам искусства памятники в 50-60 гг. освещались в достаточно общих публикациях. Новые раскопки И.Г. Шовкопляса в Мезине, нашедшие отражение в монографии (Шовкопляс 1965), и полученные материалы заставили по-новому взглянуть на памятники Среденеднепровского региона как на определенное культурно-историческое единство — «мезинскую культуру».
В 70-е гг. произошло расширение исследований, намечены новые подходы к интерпретации результатов раскопок. Во многом это связано с разработкой вопросов геологии и стратиграфии памятников Среднего Поднепровья, залегающих в лессовых отложениях. Особое внимание стало уделяться изучению хозяйственно-бытовых комплексов, статистической обработке массового материала и поиску культурных аналогий. В этот период намечаются культурные связи в Подесенье: Тимоновских стоянок и Юдиново, Пушкарей и Клюссов (Величко, Грехова, Губонина 1977; Гладких 1973), Хотылево 2 и костенковско-авдеевских памятников . Становится очевидной обособленность в культурном отношении комплексов Мезина и Елисеевичей.
Изучение памятников поздней поры верхнего палеолита в 80-90 гг. приводит к дальнейшему совершенствованию точных методов при полевых исследованиях. Получены новые абсолютные даты для Тимоновки, Пушкарей, Елисеевичей, Юдиново, Супонево, Борщево 2, Гонцов, выходят новые монографические исследования по тематике (Абрамова 1995; Абрамова, Григо -рьева 1997; Абрамова, Григорьева, Кристенсен 1997; Грехова, Грибченко, Куренкова 1997).
Громадный накопленный материал позволил разработать общие схемы хронологии и периодизации для перигляциальной палеолитической зоны региона, дать культурно-историческую атрибуцию комплексов.
Одни исследователи выделяют здесь ряд родственных культур и считают сходства признаками межкультурных связей. Так, М.И. Глад -ких (Гладких 1973) выделил комплекс Мезина в одну археологическую культуру, а среднеднеп-ровские стоянки Добраничевку, Межиричи, Гонцы в другую. Обоснование тимоновско-юдинов-ского культурного единства и специфичности елисеевичского комплекса нашли отражение в работах Л.В. Греховой (Грехова 1970, 1987; Грехова, Грибченко, Куренкова 1997). Уникальность индустрии Супоневской стоянки на фоне днепровских памятников, при наличии отдельных черт кремневого инвентаря, сопоставимых с мезинскими, обосновано в диссертации Н.А. Хайкуновой (1985). Иной подход к культурно-исторической интерпретации археологических материалов представлен у И.Г. Шовкопляса (1965), обосновавшего культурное и хронологическое единство днепровских памятников по
общему облику костяной и кремневой индустрии, принципам домостроительства. Обоснование этой позиции («среднеднепровская традиция»), с использованием преимущественно статистических критериев, привел К.Н. Гаврилов (1994). При такой постановке вопроса локальным культурным различиям придается немногим большее значение, чем отличиям между отдельными хозяйственным комплексам на одном поселении. Сходства же в материальной культуре интерпретируются как группирующие признаки, четко очерчивающие круг аналогий памятникам и отделяющие одну культурно-историческую группу стоянок от другой — как по вертикальной хронологии, так и в географическом окружении. Наиболее полно разработка основных вех периодизации развития верхнепалеолитических культур на Русской равнине, в которой значительное место отведено общей характеристике памятников поздней поры, предпринята М.В. Аниковичем (1997). В указанной работе автор обобщил представления о феномене верхнепалеолитических памятников Центра Русской равнины как о Днепро-Донецкой историко-культурной области охотников на мамонтов, проходящую 2 этапа в своем развитии. Первый относится к граветтийской эпохе и представлен памятниками костенковско-авдеевско-го типа и испытавшими их непосредственное влияние родственными культурами. К отличительным их признакам относится специфический набор кремневого инвентаря (ярко выраженный «граветтоидный технокомплекс»), включая такие характерные группы орудий, как наконечники с боковой выемкой, ножи костенковского типа, микропластинки с притупленным краем-прямоугольники, двугранные резцы на крупных пластинах и др. Им сопутствует характерный инвентарь из кости и бивня мамонта, а также реалистичное искусство малых форм (женские статуэтки, зооморфные поделки из бивня и мергеля), а также жилые комплексы, вытянутых в плане очертаний и с линией очагов по длинной оси, включающие в свой состав кости мамонта. Второй, эпиграветтоидный этап, соответствует поздней поре верхнего палеолита и представлен памятниками с бедным категориально кремневым инвентарем (господство ретушных резцов, простых форм скребков, косоретушных острий) и разнообразным костяным и бивневым набором, схематизированным мобильным искусством, расцветом гравировок по бивню в виде геометризованных орнаментов, аносовс-ко-мезинским типом жилищ из костей мамонта, небольших и круглых в плане. Сюда входит большинство памятников поздней поры верхнего палеолита Центра Русской равнины. Обосновывается как хозяйственная и историческая преемственность обоих этапов, так и очевидное различие их культурных традиций. В связи с этим М.В. Аникович допускает возможность определения раннего и позднего этапов культурного феномена через понятия «восточный граветт» и «восточный эпиграветт. Иной позиции по поводу интерпретации культурного развития в конце верхнего палеолита придерживается З.А. Абрамова (Абрамова, Григорьева 1997: 106-109). Анализируя жилые конструкции и кремневые комплексы стоянок, З.А. Абрамова соглашается с выделением обсобленных культур в пределах «единой среднеднепровс-кой этнокультурной области»: тимоновско-юди-новской (Юдиново, Чулатово 2, Тимоновка 1-2, Бугорок), мезинской с вероятным дериватом в виде Супонево, межиричско-добраничевской (Межиричи, Добраничевка и возможно Гонцы), а также отмечает как сходства с ними, так и специфику синхронных костенковских памятников (Костенки 2 и Костенки 11 (1 а). Однако, сравнивая в целом финал палеолита на нашей территории с ситуацией в Центральной и Западной Европе, она подчеркивает, что общая типологическая нивелировка кремневой индустрии в финале палеолита закономерна не только на территории Русской равнины, но и в Центральной и Западной Европе, где расцветает мадлен, разнообразный в региональных проявлениях, но единое по сути культурное явление. По роли, которую играл феномен местных, основанных на мамонтовом хозяйстве археологических культур, последний не уступает и исторически соответствует мадлену, основанному на эксплуатации северного оленя. Подчеркивая неоспоримый разрыв культурных связей с предшествующей граветтийской эпохой, и на Западе, и на Русской равнине, З.А. Абрамова считает несостоятельной гипотезу плавного эволюцинного развития археологических культур во второй половине верхнего палеолита и поэтому признает неправомерным употребление термина «эпиграветт» для заключительного периода этой эпохи.
Таким образом, на современном этапе представления о поздней поре верхнего палеолита центрального региона Русской равнины представлены в многообразии мнений значительного числа археологов-палеолитчиков. В одном лишь имеются точки соприкосновения — большинство исследователей согласны с общими дефинициями хронологических рамок поздней поры верхнего палеолита и наличием определенных общих черт в материальной культуре поздних памятников с мамонтовым хозяйством, вплоть до утверждения об этно-культурных связях генетически родственных археологических культур на очерченной территории. Эти общие объединяющие черты, если не учитывать факторы чисто экономического порядка, таких как круглые жилища из костей мамонта, широкое использование бивня для изготовления орудий и украшений, а также явно надкультурные тенденции к стилизованности и геометризации в искусстве, заключаются в кремневой индустрии и представлены во всех обобщающих работах. Сюда относится совершенное первичное пластинчатое расщепление, основанное на получении пластинчатых заготовок с однотипных одно-и двуплощадочных призматических нуклеусов, преимущественно одноплоскостного скалывания; орудийный набор, скудный категориями, в котором резцы количественно преобладают над скребками; среди резцов господствуют в процентном отношении ретушные, а среди скребков стандартные концевые формы, в основном на отщепах и небольших пластинах; сериями представлены также микропластинки с притуп-ленным краем и острия, в основном косоретуш-ные. Дополняют картину редкие формы орудий типа различных вариаций острий и проколок, долотовидных изделий, которые не на всех стоянках представлены серийно. Отмеченные характеристики достаточно полно отражают особенности памятников этого периода и позволяют отделить их по непосредственно типологическим критериям от более ранних граветтоид-ных комплексов и более поздних финальнопа-леолитических и раннемезолитических, лингби-аренсбург-свидерского облика. Значительное число абсолютных дат и данные стратиграфии позволяет уверенно судить о крайних хронологических рамках существования памятников. Но даже при всем разнообразии вариантов интерпретации культурных процессов в поздней поре верхнего палеолита, обращает на себя внимание отсутствие в отечественной литературе четкой внутренней археологической периодизации этого периода, длившегося не менее 6-7 тысячелетий, — срок немалый, даже для верхнего палеолита. Это особенно заметно при сравнении с ситуацией в зарубежном палеолитоведе-нии, где в синхронном нашим памятникам мад-лене выделяется по меньшей мере шесть (!) периодизационных ступеней. Во многом такое положение связано с меньшей изученностью памятников, по сравнению с западными, и в количественном, и в качественном отношении. Отсутствуют представительные серии радиоуглеродных дат, позволяющие строить дробную абсолютную хронологию (фактически репрезентативная серия дат есть только для Юдиново), и полные публикации материалов.
Вместе с тем представляется, что накопленный уже сегодня материал может служить основанием для определенных периодизационных построений.
При отмеченной выше бедности и общей распространенности кремневого орудийного набора основные усилия в поиске особенных разнокультурных черт направлены исследователями на предметы искусства, особенно из кости и бивня, планиграфические и конструктивные особенности поселенческих структур. Различия же в кремневом инвентаре традиционно сводятся к поиску отдельных специфичных предметов, ведущих форм того или иного комплекса (Шовкопляс 1965; Грехова 1987; Поликарпович 1968), которые не встречаются в
других (мезинские проколки, резцы супоневско-го типа) или отдельных типолого-морфологичес-ких элементов (краевое ретуширование резцов, скошенные скребковые лезвия, положение жала проколок относительно центральной оси и т. п.). Однако такой метод имеет целый ряд недостатков. Во-первых, практически все эти «культуро-различающие признаки» в большей или меньшей степени встречаются в любом полно изученном памятнике. Во вторых, такой подход не решает проблемы выявления качественных различий орудийного набора, что особенно важно для интерпретации материалов большинства незначительных или маловыразительных коллекций памятников. Результаты же статистической обработки в конечном счете отражают скорее хозяйственные, чем культурные особенности комплексов.
В условиях крайней немногочисленности категорий инвентаря представляется важным обратить внимание не столько на типологию, сколько на морфологию кремневых орудий. Внешняя стандартизованность первичной и вторичной обработки последних может скрывать в себе особенности, редко описываемые в типологических построениях. Прежде всего это касается свойств заготовок и приемов их модифицирования. Даже учитывая то, что часть артефактов, предназначенных для одинаковых функций, будут иметь сходную морфологию (не имеет практического смысла, например, делать наконечник на очень тонкой заготовке, а скребок на очень длинной), признаки намеренности в выборке предметов для вторичной обработки различны у разнокультурных и сходны у родственных сообществ (на этом основана наша реально работающая интуитивная типология). Для кремневого инвентаря памятников поздней поры верхнего палеолита Центра Русской равнины, мы имеем уникальную картину, когда первичное расщепление предельно стандартизировано, вторичная обработка минимальна и редко модернизирует общие формы изначальных заготовок, набор типов орудий ограничен и несомненно специализирован. Т.е. фактически здесь представлена идеальная ситуация для возможностей работы с чистыми формами орудий и их заготовок и, следовательно, выявления различий древнего поведения разных коллективов, развития последних во времени.
Попытка проанализировать технико-морфологические черты орудийных наборов разнокультурных памятников, относящихся к рассматриваемому времени, была предпринята нами на примере части коллекций кремневого инвентаря четырех опорных памятников поздней поры верхнего палеолита Верхнего Под-непровья — Елисеевичей, Мезина, Супонево и Юдиново. Выбор ограничен, с одной стороны представительностью и эталонностью комплексов, а с другой — общей доступностью их коллекций для изучения. Материал для работы находится в фондах Музея Антропологии и Этнографии имени Петра Великого (коллекции Мезина, Елисеевичей 1, Супонево) и Института Истории Материальной Культуры РАН (коллекция Юдиново)
Методической основой исследования явилось установление культурных норм в изготовлении кремневых орудий, которые можно зафиксировать через выделение технологических стандартов заготовок для орудий и морфологических особенностей вторичной обработки орудийных форм. Основные понятия такого подхода: заготовка, размеры, форма. Они не подразумевают сопоставлений локальных типов, процентных соотношений категорий и улавливают лишь общие генеральные тенденции развития кремневых индустрий. В своем роде это определенное ограничение, которое, однако, на наш взгляд в наибольшей степени может отразить динамику древнего поведения. В исследование не вошли нуклеусы и нуклевидные изделия.
В литературе часто используются термины «правильная» или «неправильная» пластина, заготовка с «субпараллельными» или «неровными» краями. Большинство индустрий верхнего палеолита Восточной Европы относится к пластинчатым и описаны как индустрии с «правильными» заготовками. На этом фоне особенно ярко выделяются индустрии с нестандартными заготовками для всех орудий или же части орудийного набора (стрелецко-сунгирьская и городцовская культуры с их отщеповой направленностью; своеобразные костенковско-авдеевские массивные пластины для изготовления больших наконечников с боковой выемкой и ножей костенковского типа; массивные (толстые и широкие) ориньякские пластины и др.). Таким образом, то, что понимается под «правильностью» заготовок верхнепалеолитических орудий — это пластинчатые заготовки с более или менее параллельными краями (что часто подразумевает и «правильную» огранку, неправильные сколы с параллельной огранкой — исключения, а не правила), с одинаковой шириной и толщиной, стремящимися в объеме к форме уплощенного параллелепипеда. В реальности такого никогда не бывает. Значения толщины и ширины самых «правильных» пластин всегда незначительно (энное количество миллиметров) варьируют. Таким, образом, «правильность» понятие относительное и субъективное. Поэтому компромиссным вариантом здесь кажется определение заготовок как правильных, если они имеют симметричные пропорции, т. е. заготовки наиболее широкие и толстые посредине и более тонкие и узкие у концов, с минимально дугообразными краями и близкими метрическими параметрами. Поскольку большинство восточноевропейских верхнепалеолитических индустрий охарактеризовано как правильные пластинчатые, можно утверждать, что «правильность» заготовок является технологической нормой и показателем стан-дартизованности первичного расщепления. Преобладание правильных заготовок и орудий на них в инвентаре верхнепалеолитического памятника есть свидетельство его ординарности в культурно-историческом и в поведенческом плане. И, наоборот, преобладание или присутствие «неправильных» заготовок — отражение исключительности.
Под любой заготовкой орудия понимается морфологически «намеренный» или «случайный» скол, на котором имеются следы вторичной обработки или выраженных следов износа в результате работы. Итогом сравнения свойств заготовок является выделение технологических стандартов заготовок, т.е. совокупности техно-морфологических признаков, свойственных (в относительном выражении по группам орудий) каждому комплексу в отдельности.
Морфологическая классификация орудий включала использование общеупотребительных количественных метрических и качественных описательных признаков. Количественные признаки: длина, ширина, толщина (мм) выражают общие стандарты заготовок орудий. Качественные признаки определяют морфологию изделий: форму (вид) заготовки и типологию орудия. Края могут быть сходящимися, субпараллельными, расходящимися от проксимального конца к дистальному, частично или полностью выпуклыми. Описательная схема морфологии заготовки с использованием качественных и количественных признаков по иерархической системе уже использовалась в типологии (Гвоздовер, Григорьев, Деопик, Леонова 1979). Но, с одной стороны, недостаточная подробность для описания морфологии заготовки, а с другой, ее излишняя громоздкость из-за большого количества описательных признаков не способствовали широкому применению этой схемы в дальнейшем. Нами значение описательных признаков сведено к минимуму (кроме обработки концов) в целях упростить классификацию.
Для определения вида заготовки привлекались целые орудия и частично обломанные (сломан самый конец) орудия. Этот массив охарактеризован как орудия с определимыми заготовками. Обломки — соответственно, как орудия с неопределимыми видами заготовок.
Те из видов заготовок, которые занимают количественно господствующее положение в конечном итоге определяются как технологические стандарты индустрии. Техно-морфологическую характеристику заготовок дополняют параметры длины и характеристики ударной площадки. Ударная площадка может быть точечная (правильное конусное расщепление), размерами до одной трети стандартной ширины заготовки и линейная (неконусное расщепление), размерами более одной трети стандартной ширины заготовки.
Качественные признаки заготовок: пластинчатые или отщепы. При описании обработки краев использовались следующие виды ретуши: 1. Плоская ретушь (под углом менее 30°). 2. Крутая ретушь (30°-70°). 3. Высокая притупливаю-щая (вертикальная) ретушь (70°-90°). 4. Мелкая крутая ретушь (30°- 90°,высотой до 1 мм толщины заготовки). 5. Стелющаяся микроретушь (практически без наклона, с глубиной фасеток до 1 мм). Для локализации на краях ретуши вместо традиционной трехчастной схемы деления описываемых форм (проксимальная, медиальная, дистальная трети) использовалась пятича-стная схема деления гипотетической заготовки, что вызвано необходимостью более подробной фиксации признаков в каждой конкретной точке заготовки. От проксимального конца к дистальному эти части обозначались: первая пятая часть заготовки (1/5), вторая пятая (2/5), третья пятая (3/5), четвертая пятая (4/5) и пятая пятая дистальная часть (5/5).
Морфология обработки концов описывалась по традиционной упрощенной описательной схеме. Для резцов и острий — концы образующие и не образующие углов с краями. Для скребков слабо- и сильновыпуклые, скошенные, образующие и не образующие углов с краями.
Стоянка Елисеевичи 1.
Верхнепалеолитическое поселение Елисеевичи расположено в верховьях р. Судость, правого притока р. Десны на территории д. Елисеевичи Жирятинского района Брянской области. Культурный слой мощностью, в среднем, 0,70,11 м приурочен к склону второй надпойменной террасы правого берега Судости и залегает в отложениях делювиальной лессовидной супеси на глубине от 1,58- 1,66 до 2,5 м от современной поверхности (Поликарпович 1968: 40; Будько 1970: 23). По серии радиоуглеродных дат памятник датируется в пределах 14-17 тысяч лет назад (Тарасов 1991: 27-28).
Стоянка открыта в 1930 г. К.М. Поликарповичем в ходе палеолитической разведки. Им же тогда были заложены первые 9 шурфов для выяснения геологических условий залегания и площади памятника. В 1935- 1936 гг., 1946, 1948 гг. К.М. Поликарпович производил в Елисеевичах широкомасштабные раскопки. Результатом их было открытие различных конструкций, в том числе жилых , из костей мамонта, из которых наиболее известен «ход» длиной 6,5 м. Раскопки К.М Поликарповича дали богатый кремневый и костяной инвентарь, произведения (елисеевичская «венера») палеолитического искусства (Поликарпович 1968: 41- 87).
В 1936 С.Н. Замятнин, а в 1946 г. М.В. Воеводский производили небольшую шурфовку вдоль обрывов на территории стоянки.
В 1963, 1965 гг. раскопки на памятнике проводил В.Д. Будько. Им были открыты новые сооружения из костей мамонта, в том числе жилище «полуземляночного типа» (Будько 1970: 23-26).
Комплексная экспедиция во главе с Л.В. Гре-ховой в 1970, 1972, 1974, 1976,1978 гг. проводила исследования на памятнике. В результате этих работ обнаружено еще не менее трех конструкций разного характера, в состав которых входили преимущественно кости мамонта (Величко, Грехова, Ударцев 1977: 104-105).
Общее количество кремневого инвентаря за все годы раскопок, по данным Л.В. Греховой, составляет 274862 (100,0 %) предмета, из которых изделия со вторичной обработкой составляют 2609 (0,95 %) экз. (Грехова 1987: 123-125). Среди последних резцы насчитывают 1871 экз. (из них 1871 экз. ретушные); скребки — 89 экз. (3,41%); пластинки с притупленным краем более 200 экз., индивидуальные формы, включая тронкированные пластины, острия с выпуклым притупленным краем и др. — 46 экз. (1,77%).
При раскопках Елисеевичей Поликарповичем в 1948 г. был выявлен верхний горизонт находок «предположительно тарденуазского возраста» (Поликарпович 1968: 47), отделенный от верхнепалеолитического стерильным лессом 1,0-1,2 м мощностью. Кремень верхнего горизонта «имел меньшую патинизацию и отличался по своему характеру от кремня нижнего слоя». Было найдено несколько десятков орудий, отличных «в формах» от верхнепалеолитических (Левенок 1966: 88).В рассматриваемой
Рис.1. Елисеевичи 1. Резцы.
коллекции раскопок 1935 г. нами не было обнаружено инородных по кремню и типологически изделий, поэтому весь инвентарь рассматривается как монолитный верхнепалеолитический комплекс.
Нами была изучена коллекция из раскопок К.М. Поликарповича 1935 г. (№5298), хранящаяся в МАЭ. Массив исследования составили предметы с вторичной обработкой: 921 экз. (100,0 %), из которых: 427 экз. (46,4 %) резцы, 183 экз. (19,9 %) ретушированные пластины, 105 экз. (11,4 %) ретушированные микропластины, 105 экз. (11,4 %) острия, 53 экз. (5,7 %) микропластинки с притупленным краем, 43 экз. (4,7 %) скребковидные изделия и 5 экз. (0,5 %) изделия с подтеской конца.
СЫРЬЕ: Все орудия Елисеевичей из раскопок 1935 г. изготовлены из мелового деснинс-кого кремня черного и темно-серого цвета. В коллекции попадались единичные осколки из светлого кварцита, но орудий из него не встречено. Кремень желвачный, очень редко плиточный. Форма желваков реконструируется как цилиндрическая (полая или заполненная мелом внутри), либо аморфно-бесформенная. Большинство изделий покрыто полностью густой голубой, до белого, пятнистой патиной, единичные предметы патинизированы лишь односторонне, редко не патинизированы вовсе.
РЕЗЦЫ. Всего 427 экз. В подсчеты не вошли изделия «случайных» форм на осколках, необработанных бесформенных отщепах и т. п. (рис. 1) Выделяется несколько групп:
Среди целых экземпляров лишь 8 двойных, остальные одинарные: единичные имеют на одном конце два резцовых скола по обоим краям. Подавляющее большинство (70 экз.) сделано на тронкированных ретушью концах, меньшинство (35 экз.) на естественных. Угол с краем образуют 66 экз., без угла — 39 экз. Ретушь концов: среди обработанных дорсально преобладает крутая и вертикальная ретушь, реже мелкая крутая, а среди вентрально обработанных мелкая крутая и вертикальная. Единичные ретушные резцы имеют более или менее значительную обработку на краях (рис. 1, 3, 14, 15), локализующуюся на спинке в 1|5—5/5, 2/5— 5/5, 1/5—3/5 частях (крутая и мелкая крутая, редко микроретушь), на брюшке в 2/5—4/5, 1\5— 3\5 (мелкая крутая и вертикальная, редко плоская и микроретушь).
концах). В единичных случаях отмечалась ретушь: на спинке в 1/5—5/5, 2/5, 1/2—2/2 частях (крутая, мелкая крутая и вертикальная), на брюшке в 2/5—5/5 (крутая и плоская) (рис1, 10).
По особенностям расположения резцового лезвия относительно оси заготовки подавляющее большинство двугранных резцов относится к угловым. За исключением 5 экз. все двугранные резцы оформлены в дистальной части пластин. У 9 изделий зафиксированы участки ретуши: на спинке в 3/5—4/5, 2/5—3/5 частях (крутая и мелкая крутая ретушь), на брюшке в 3/5—5/5 частях (плоская и крутая ретушь).
Данные характеристики заготовок скорее всего отражают не отдельный их вид, а разнородность технологических стандартов, присутствующих в этой небольшой и типологически аморфной группе. Выделяются 14 резцов на естественной грани (рис. 1,10) на дистальном конце, 3 поперечных резца на проксимальном конце и 2 резца с резцовым сколом, нанесенным с ударной площадки. Обработка на краях: на спинке у 1 экз. мелкая крутая ретушь в 1/5— 4/5, у 1 экз. крутая ретушь в 1/5—2/5 частях, на брюшке у 2 экз. микроретушь в 1/5—3/5 и у 1 экз. в 3/5—5/5 частях мелкая крутая ретушь.
так и ретушных резцов: крутая, мелкая крутая и вертикальная. У 7 экз. есть ретушь на краях: на спинке в 1/5—2/5—3/5 частях, прилегающих к острию, крутая и мелкая крутая ретушь, на брюшке плоская ретушь в средней и мелкая крутая в одном случае в верхней части края.
Подводя итоги классификации резцов можно заключить, что какой-либо преобладающий вид заготовок выделяется лишь для групп ре-тушных резцов- это пластина небольших и средних размеров, чаще всего наиболее массивная в проксимальной-медиальной части, а наименее у дистального конца. Преобладание угловых форм среди двугранных резцов возможно указывает на их связь с ретушными (переоформление?). Резцы на углу сломанной пластины не дают единого технологического стандарта, отличаются большим разбросом значений метРис. 2. Елисеевичи 1. 1-8,12 — пластины с ретушью; 9-11,13-14
— скребковид-ные изделия; 15
— резец; 16 — пластина с подтеской конца.
рических параметров, аморфностью в оформлении. Скорее всего, эта группа не обладает морфолого-типологической самостоятельностью и является набором, переоформленных в каких-то целях с помощью единого технологического приема, орудий разных групп и категорий. Большинство резцов не имеют сколько-нибудь значительной ретуши на краях. Краевая ретушь иногда локализуетя как участок ретуши у одного из концов заготовки (особенно на спинке), реже в средней части, совсем редко полностью по всему краю. Среди видов дорсальной ретуши преобладает крутая и мелкая крутая, а вентральной — крутая и плоская. Наименее распространена стелющаяся микроретушь.
РЕТУШИРОВАННЫЕ ПЛАСТИНЫ. Всего орудий этой категории 183 экз. К ним были отнесены все пластины и их обломки с ретушью, имеющие ширину более 12 мм. Заготовки определимых ретушированных пластин (152 экз.) в целом схожи с ретушными резцами.
Нибольшая часть изделий (74 экз.) наиболее массивна в средней части, но выделяются группы изделий наиболее массивные как в проксимальной-медиальной, так и в медиальной-дистальной части.
Выделяется ряд технико-морфологических групп:
присутствует у единичных предметов в виде участка ретуши использования на стороне, противоположной основному ретушированному краю (рис. 2, 4, 8).
7. 3 экз.— пластины с участком ретуши в 1/ 5-2/5 частях у проксимального конца на брюшке (все целые). Длиной 38, 51 и 81 мм. Стандартная ширина 13-15 мм, а толщина 5-7 мм. У 2 экз. ретушь плоская, у од?
