Русологи, пришедшие с холода: критика одной интерпретации индустриализации Сибири

■z. о

РУСОЛОГИ, ПРИШЕДШИЕ С ХОЛОДА: КРИТИКА ОДНОЙ ИНТЕРПРЕТАЦИИ ИНДУСТРИАЛИЗАЦИИ СИБИРИ1

ЗУЛЯР ЮРИЙ АНАТОЛЬЕВИЧ,

доктор исторических наук, профессор, заведующий кафедрой политологии и отечественной истории

исторического факультета, Иркутский государственный университет, e-mail: uazulyar@gmail.com

Рецензия на книгу американских экономистов Фионы Хилл и Клиффорда Гэдди « Сибирское бремя».

о сурсы; урбанизация.

The article is a book review of «The Siberian burden» by American economists Fiona Hill and Clifford Gaddy.

§ Коды классификатора JEL: B52, N30, Z13.

Чем больше времени проходит с момента радикальных политических трансформаций начала 1990 гг., тем большее недоумение вызывают довольно скромные успехи российской экономики и напряженная социально-политическая ситуация в стране.

™ Естественной реакцией на эти явления становится появление публицистических и на-

учных работ отечественных и зарубежных авторов, которые ищут ответа и находят причины и виноватых. В ряду подобных исследований находится книга американских экономистов Фионы Хилл и Клиффорда Гэдди «Сибирское бремя» (Хилл и Гэдди 2007), которая на языке оригинала появилась в 2003 г., а три года назад была переведена на русский язык.

Книга весьма интересная — она легко читается, ее авторы рассматривают сложный клубок экономических, географических, климатических, экологических, истори-

^ ческих и политических аспектов освоения северных и азиатских территорий России.

Категорически не соглашаясь с содержанием этой книги, должен отметить, что многим российским экономистам следовало бы поучиться у Ф. Хилл и К. Гэдди широте охвата проблемы и стилю изложения.

Авторы неоднократно пишут об отсутствии у них иной цели, кроме исследовательской, и об их желании помочь нашей стране избавиться от ошибок прошлого. Отдавая должное действительно большой и непростой исследовательской работе, выполненной авторами, рецензент хотел бы указать на многие моменты, противоречащие этим заявлениям.

Ф. Хилл и К. Гэдди подняли такой массив проблем, что аргументированный, опирающийся на источниковую базу анализ их работы потребует написания встречной книги, где приведенные в книге факты и интерпретации парировались бы иными фактами и иной интерпретацией. Автор данных заметок ставит перед собой более скромную задачу — останавливаясь на наиболее спорных моментах, показать идейную ангажированность американских экономистов. Дело в том, что в этой книге удивительно сочетаются скрупулезность в доказывании относительно второстепенных положений и нелогичность основных выводов. Вряд ли авторы случайно совершали ошибки; скорее, ошибочным является сам их подход к анализу.

Работа начинается с пространного эпиграфа из Перси Шелли, смысл которого сводится к тому, что пески времени засыпают былые гордыни. И авторы на протяжении всей работы придерживаются этого лейтмотива, пытаясь доказать, что на протяжении ХХ в. русские тешили свою гордыню, осваивая труднодоступные северные и сибирские территории, но теперь природа взяла свое, все пошло прахом и следует признать это заблуждением. Кроме этой констатации, авторы книги дали ряд практических советов, как лучше провести «работу над ошибками».

Таким образом, монография Ф. Хилл и К. Гэдди не ведет читателя путем поиска истины и сомнений в правильности выводов. Она изначально провозглашается конкретный тезис, изложенный в эпиграфе, и затем делаются попытки с различных сторон его доказать. Справедливости ради, следует сказать, что Ф. Хилл и К. Гэдди периодически приходят к выводам, противоречащим их начальным постулатам. Однако главная их идея остается непоколебимой. го

Ближе к концу книги, в разделе «Конец идеологии пространства» (Хилл и Гэдди о

мы попытались доказать в своих рассуждениях [курсив мой — Ю.З.] о недостатках ^ размера территории и стоимости холода, перенаселена для своей экономики. Ее жите- * ли почти целиком и полностью расселены не там, где надо. К тому же Сибирь освоена скорее неправильно, чем недостаточно. Население Сибири надо уменьшить, а не || заполнять ее снова людьми. Основной проблемой остается прошлое и существующее § мнение россиян об отношениях своего государства к его территории». Одним словом, в России все плохо и все не так. ^

В последнем абзаце своей книги Ф. Хилл и К. Гэдди объединили воедино три своих ^Е

основных (и весьма спорных!) вывода-заявления: «В настоящее время освоение ресур- ^

сов Сибири обходится слишком дорого. Предприятия вне топливно-энергетического сектора не способны получать прибыль, достаточную для того, чтобы платить высокие зарплаты, привлекающие новых работников или удерживающие наличную рабочую

силу. Вместо этого людей удерживают с помощью административных, нерыночных механизмов, не предоставляя им возможность уехать. Сибирь, по существу, «держит- ^

ся» за счет сохранения системы ГУЛАГа в ее смягченной форме, которая сначала заставляла людей отправляться на работу в Сибирь, а затем насильно их там удерживала» (Хилл и Гэдди 2007, 240).

В более полном изложении основные идеи авторов книги таковы:

го сх

Рассмотрим, насколько обоснованы эти идеи авторов «Сибирского бремени».

Идея № 1: холод и дальние расстояния — причина нерентабельности Сибири

Главной причиной нерентабельности Сибири Ф. Хилл и К. Гэдди считают холод. Третья глава «Сколько стоит холод?» целиком посвящена последствиям неблагоприятного влияния холодов на эффективность экономики Сибири.

«Зима и снег — вот в чем российская исключительность, что прослеживается в ^ стихах и романах, находит свое отражение на знаменитых палехских шкатулках —

z с фигурами людей, укутанными в меха, в санях, запряженных тройками лошадей, с

необъятными заснеженными березовыми и сосновыми лесами и с приземистыми де-^о ревянными избами, где главное — печь, спасающая от стужи. Слово Россия ассоцииру-

ется в воображении иностранного обывателя с Сибирью, вечной мерзлотой и водкой, * согревающей тело и поднимающей дух в долгую зимнюю ночь» (Хилл и Гэдди 2007,

о холодных» стереотипов о России они смогли удержаться от указаний на белых медве-

су дей, бегающих по улицам сибирских городов.

и Для анализа влияния холода на условия жизнедеятельности авторы «Сибирского бре-

х мени» предложили оригинальный показатель — температура на душу населения (ТНД).

Ее Если в США этот показатель составляет примерно 1° С, то в Канаде начала 1930-х гг. —

fig около -10° С, в России 1920-х гг. — примерно 11,5° С. Если «российская ТДН в советские

о времена постоянно снижалась и понизилась на целый градус к 1989 г.», то «канадская

:§■ ТДН за тот же период возросла более чем на градус» (Хилл и Гэдди 2007, 51). Дальше

s идет много-много цифр об «уникальных сибирских морозах» и о том, как трудно на

^ таком холоде работать и просто жить.

На наш взгляд, обилие цифр, приводимых американскими экономистами, не привносит ничего нового в общеизвестный факт, что Сибирь имеет холодный климат.

^ (А кто в этом сомневается?) Настолько же известны недостатки избыточно жаркого,

LU I—I

засушливого или влажного климата, последствии землетрясении, регулярных цунами и тайфунов, обрушивающихся на океанские побережья и затапливающих целые города (даже в США). Эта проблема давно известна, имеется достаточное количество Ьп технологий, минимизирующих негативные последствия морозов. Вся история циви-

< лизации — это борьба человечества с расстоянием и временем, и человечество справ-

о ляется с этими проблемами все более успешно. В связи с истощением легкодоступных

ресурсов уходить за ними приходится не только в северные районы, но и под землю, на воду и под нее. Ведь бурение шельфов — ничуть не дешевле, чем добыча нефти в тайге и тундре.

Важен не холод сам по себе, а баланс между стоимостью и себестоимостью производимой на морозе продукции. Если он положителен, то длинные сопоставления теплой Америки и холодной Сибири бьют мимо цели. Ведь, скажем, несмотря на все холода, Норильск запредельно рентабелен, и его ликвидация ничего, кроме проблем и убытков, стране и населению не принесет. Там работают частные высокоприбыльные

I—I LL-

компании, желающих жить и работать там предостаточно, и это далеко не единственный пример. Совокупная производительность труда жителей холодного Севера многократно выше тех же показателей на теплом Северном Кавказе.

Еще одной постоянно рассматриваемой Ф. Хилл и К. Гэдди темой является проблема удаленности крупных сибирских центров от рынков потребителей их продукции, что тоже очень осложняет условия жизни сибиряков. Так ли это на самом деле?

Большинство крупных сибирских и дальневосточных центров расположены на железнодорожных, водных и трубопроводных коммуникациях, позволяющих без особых затрат доставлять продукцию своим недалеко расположенным зарубежным партнерам (в государства Средней Азии, Китай, Корею и Японию). Это расстояние значительно меньше тех, по которым они снабжаются из других районов мира. Постоянно происходящие количественные и качественные изменения транспортных коммуникаций объективно сокращают сроки и стоимость экспорта из Сибири и Дальнего Востока.

Кроме того, целесообразным ответом расстояниям является снижение в экспорте доли сырья и необработанных материалов. Современные деревообрабатываю- ^

щие производства, изготовление профилей из алюминия, выработка электроэнергии 2 и т. п. — все эти производства и технологии малолюдны и мало зависят от климатических условий. Тем более что лесозаготовки в зимних условиях в Сибири и на Дальнем ^ Востоке не менее эффективны, чем летние, скорее даже наоборот (твердые дороги, отсутствие комаров). *

С чем, безусловно, можно согласиться, так это с утверждением об отсутствии широких экономических связей между крупными сибирскими городами (Хилл и Гэдди ^ 2007, 37). Здесь основной причиной является современная социально-политическая § реальность, когда все властные и финансовые коммуникации идут через Москву. Но ^ причиной этого недостатка являются вовсе не суровые климатические условия и боль- й шие расстояния, а традиционная для России имперская политика Центра. Налоговая политика выстроена так, что свободные ресурсы, дотации и инвестиции находятся Ее только в Центре, а все остальные регионы выступают в виде просителей. Все это, увы, ц не способствует организации региональных бизнес-коммуникаций. Но в таком поло- о жении находятся не только северные, но и южные, теплые регионы России. и

Идея № 2: размещение промышленности и крупных ^

городов в Сибири экономически не рационально ^

Главной идеей авторов «Сибирского бремени» является утверждение о нераци- ™

ональности размещении промышленности в Сибири. Так, на стр. 14 авторы пишут, что «с точки зрения современных приоритетов рыночной экономики, ретроспектива российской истории показывает, что превалирующей характерной чертой советского периода было нерациональное распределение ресурсов. Ресурсы (в том числе и ресур-

сы рабочей силы) с точки зрения экономической эффективности использовались не- ^

правильно. Система выдавала не те изделия. Ее предприятия изготовляли их не так, <

как это следовало бы делать. Она обучала людей не тем навыкам... Хуже всего было о

то, что Госплан размещал предприятия и людей не в тех местах. Для страны с такой обширной территорией, особенно в отдаленных и холодных местах.».

Действительно, правительство СССР размещало ресурсодобывающие производства там, где имелась сырьевая база, а она в нашей стране в основном, так уж получилось, расположена именно в климатически суровых регионах. Другими (но вряд ли доминирующими) резонами являлись военно-стратегические интересы, которые ни в одной, даже самой рыночной стране, не рассматриваются только с точки зрения рыночной целесообразности.

Ответственность за неправильное размещение промышленности Ф. Хилл и К. Гэд-ди возложили на во всем виноватых большевиков. Они пишут: «Именно большевики, а не цари, сформировали современную российскую экономическую географию. Там, в Сибири, где при монархии строились крепости, селения и небольшие города, советская власть стала создавать города-гиганты с численностью жителей свыше миллиона человек» (Хилл и Гэдди 2007, 15).

Надо четко понимать, что этапом индустриализации для России явился ХХ в., и кто бы не был у власти (хоть царь, хоть большевики), ему бы все равно пришлось осваивать северные и сибирские ресурсы для промышленности. Кстати, в северных и сибирских регионах при советской власти существовало только шесть городов-миллионников: Екатеринбург, Челябинск, Омск, Новосибирск, Уфа и Пермь. Для 220-миллионной страны — это капля в море. К тому же они являлись центрами соответствующих регионов, что дополнительно стимулировало их развитие. Они есть результат действия вполне объективных процессов, а вовсе не политических химер. ^ Раздел под названием «Сибирская промышленная утопия» начинается со следую-

положения городов в Сибири и на Дальнем Востоке до сих пор остается по большей ^о части загадкой; но рациональность, которую можно почерпнуть из советской докумен-

тации по планированию, позволяет предположить, что было задействовано множество * факторов. СССР стремился осваивать территорию и заселять ее людьми не потому,

что это была Сибирь, а потому, что там имелись ресурсы: нефть, газ, алмазы, золото и ^ другие ценные металлы» (Хилл и Гэдди 2007, 107).

§ Ничего загадочного в схеме размещения населенных пунктов в Сибири никто еще

су до сих пор не увидел. Любопытно, что авторы «Сибирского бремени» буквально в этом

й же предложении отвечают на свой «чрезвычайно сложный вопрос». Неужели есть ис-

х следователи, полагающие, что Сибирь была заселена потому, что она была Сибирью?

Ее Слово это, что ли, какое-то магическое? И что утопического в до сих пор относительно

fig эффективно работающей (и даже набирающей обороты) сибирской промышленности?

о Я как сибиряк никаких утопий не вижу. Сибирская промышленность выжила в постсо-

и ветский период, на мой взгляд, не благодаря, а вопреки руководству страны, проводив-

шему тогда действительно весьма утопическую политику. Только политика эта была ^ направлена не на поддержку промышленности, а скорее наоборот.

Полным откровением для автора рецензии, более 10 лет преподававшего историю ™ КПСС, стало следующее высказывание: «Одним из самых курьезных идеологических

обоснований промышленного планирования в Сибири была так называемая «доктрина Энгельса», согласно которой крупномасштабная промышленность должна быть «свободна от пространственных ограничений» и равномерно распределена по всей стране (Хилл и Гэдди 2007, 108). Развитие Сибири по Энгельсу — это нечто! Авторы «Сибир-tn ского бремени», похоже, всерьез считают, что советские руководители знали наизусть

< «Анти-Дюринг» (именно там есть слова Энгельса о размещении промышленности) и

о последовательно реализовывали каждую букву учения основоположников марксизма.

t^ На самом деле после «творческого развития» марксизма Лениным и Сталиным вы-

сказывания классиков использовались в СССР в основном в пропагандистских целях. Руководство страны руководствовалось собственными доктринами, под которыми Маркс и Энгельс, можно предположить, вряд ли бы подписались.

Автор книги постоянно муссируют идею ошибочности индустриализации Сибири. В частности, в конце раздела с полемическим названием «Грандиозная ошибка», они пишут: «То, что попытка индустриализации Сибири была огромной ошибкой, не вызывает сомнений, если принять все сказанное по поводу уникального набора про-

LU I—I

I—I LL-

блем, связанных с российскими размерами и холодом...» (Хилл и Гэдди 2007, 114). У кого не вызывает сомнений? Авторов «Сибирского бремени» можно понять так, что Сибирь должна была остаться землей редких аборигенов и диких зверей. Кто бы от этого выиграл? Уж точно не Россия! Ведь хорошо известно, скажем, как вольно браконьерствовали и спаивали местное население Дальнего Востока в конце XIX — начале XX вв. американские промышленники, как дошли до Иркутска японские войска в 1918 г. Кто бы их остановил, будь Сибирь дикой территорией?

Справедливости ради, нельзя не согласиться с выводом авторов книги о том, что «правильной реакцией на это [на тяжелые условия труда] было бы применение технологий, позволяющих радикально сократить количество рабочих. Советские плановые структуры пошли другим путем. Они стремились сохранить сталинские методы массового притока дешевой рабочей силы и примитивнейшие технологии, чего невозможно добиться без принуждения» (Хилл и Гэдди 2007, 116). Но использование неверных технологий, не отменяет главного — индустриализация Сибири была нужна стране и мировой экономике, ведь сейчас невозможно представить отечественное и мировое ^

хозяйство без сибирских ресурсов. Поэтому, учтя ошибки прошлого, следует осущест- 2

влять не деиндустриализацию, а деиндустриализацию Сибири на основе передовых ^ малолюдных, ресурсо- и энерго- малопотребляющих технологий. К тому же удорожание добычи природных ископаемых происходит по всему миру, поэтому борьба с

холодом становится все более малой проблемой (в сравнении с иными проблемами, * гораздо более важными).

В своей книге Ф. Хилл и К. Гэдди находят, казалось бы, оригинальный ход — ста- ^

вят под сомнение ценность Сибири, как источника природных ресурсов. Они пишут: о

«Теперь несколько слов еще об одной нестареющей идее — о Сибири как сокровищ- ^

нице России. Российская пресса еще полнится статьями, превозносящими значение о

стимулирования эволюции российской экономики за счет использования ресурсов Си- х

бири и Севера — нефти, газа, угля, драгоценных металлов, меди, гидроэлектрического Ее

потенциала и так далее. Сопротивление развенчанию особой значимости Сибири и ^

Севера происходит из-за значения, которое имеют разработка природных ресурсов и о

обнаружение новых нефтяных и газовых месторождений» (Хилл и Гэдди 2007, 195). ^

Вот так, правильно развенчать эту вредную идею, но неправильные россияне сопро- ^ тивляются ее развенчанию.

В связи с критикой авторами индустриализации Сибири совершенно непонятно, почему сейчас множество стран с вожделением взирают на Арктику: там еще ниче-

го толком не обнаружено, но политические и научные процессы начались, в т. ч. и в ^

США. Хотя в Арктике принципиально холоднее, чем в Сибири, да и земли там вообще нет. Очевидно, лидеры тех стран, которые планируют осваивать арктические шельфы, не знают об открытиях авторов «Сибирского бремени», что если холодно, то это убыточно. Ну, просто удивительно недальновидные эти государственные лидеры! Есть [7) прямой резон заказать Ф. Хилл и К. Гэдди написать книгу «Бремя Аляски». < Оказывается, Сибирь не только не представляет интереса для современной Рос-

сии как кладовая полезных ископаемых, но и мысли о ней в стране совершенно не- ^

правильные. «Если российское самосознание продолжит ассоциировать себя со своей бескрайней территорией и Сибирью и искать там свои корни, России будет трудно двигаться вперед. Ключевым моментом является преобразование психологическое — преобразование России фантазии в Россию реальности, снос «потемкинской» России и преобразование России в нечто реальное» (Хилл и Гэдди 2007, 224). Давно не встречал я чудаков, ищущих в Сибири российские корни, но авторам они, очевидно, встречались. Правда, не следует забывать, что еще новгородские купцы во времена Киевской

Руси осваивали северные территории, и что русские начали присоединять Сибирь одновременно с формированием Московского царства первым русским царем. Зачем же русским предлагают стать «Иванами, родства не помнящими»?

Постоянно умалчивается, что Сибирь является огромным рынком для отечественной промышленности и сельского хозяйства, расположенных в европейской части страны. Уничтожение этого рынка вряд ли укрепит экономику страны, а лишь увеличит армию безработных (особенно, если к ним еще подвезти народа из Сибири).

Ф. Хилл и К. Гэдди весьма критически относятся к перспективам кибернетического перевооружения региона — к превращению «Сибири в «Ки-бирь» (Хилл и Гэдди 2007, 158). Не будем в данном случае с ними спорить (хотя превратить если не Сибирь, то хотя бы Новосибирский академгородок в «Кремневую долину» вполне возможно). Речь идет о другом: зачем это самой Сибири? Мировая специализация в рамках международного разделения труда имеет место быть, и в ней у Сибири есть свое уникальное место, которое никакой другой регион занять не в состоянии. Сибири следует ^ развиваться в природой данном направлении на основе передовых технологий, а не

z специализироваться на создании этих технологий.

Большое внимание авторы книги уделяют проблеме соотношения плотности населения и роли больших городов (особенно в главе 2). Сравнивая американскую и российскую структуру городских поселений, авторы демонстрируют, что и мегаполисов в * России меньше, и сами они меньше. Причина — холодный климат, из-за которого ра-

стут издержки строительства. Отсюда следует совет — ориентировать политику Рос-^ сии на создание мегаполисов в южных районах страны. При этом в качестве рецепта

о предлагается ликвидировать крупные города в Сибири и создать их в теплых районах

су страны.

и Возникает вопрос: зачем ликвидировать крупные города в Сибири, если именно

х они наиболее успешны и численность их населения в трудные постсоветские годы

Ее либо сократилась незначительно, либо сохранилась и даже увеличилась?

fig Ф. Хилл и К. Гэдди установили планку урбанизационной целесообразности в мил-

о лион человек, подчеркивая, что таких городов в России недостаточно. Для России при

j сокращающемся населении создавать города-миллионники — крайне сложная задача.

х Вместе с тем, в мире и в нашей стране имеется положительный опыт функциониро-

iJ вания городских агломераций, которые в значительной степени совмещают в себе до-

стоинства мегаполиса и небольших городов. В частности таким примером является т. н. «Черембайк», где вдоль Транссиба и федеральной дороги «Московский тракт»,

^ идущих параллельно, на расстоянии порядка 200 км проживает 1,5 млн человек. По-

LU I—I

нятие «удаленность» — относительно, оно зависит от обеспеченности скоростным и всепогодным транспортом. Такая агломерация позволяет не только предоставить разнообразные и в достаточном количестве рабочие места, но и организовать зеленые Ьп зоны и аграрные предприятия, обеспечивающие население продовольствием.

< Существование в Сибири крупных городов является больным вопросом для ав-

о торов книги. Говоря об ошибочности курса советского руководства на послевоенное

форсированное строительство сибирских городов, Ф. Хилл и К. Гэдди приводят на с. 88 таблицу, свидетельствующую о росте их населения до конца советского периода. Но уже на следующей странице они заявляют: «Это были те самые города, чей рост завершился к 1970-м годам», настаивая на своем тезисе о ненужности и неподъемно-сти развития урбанизационной сети в Сибири. А затем делают вывод о том, что «результаты этой деятельности по строительству гигантских городов восточнее Урала — с последующим переселением туда советских людей — и обусловили возникновение одной из самых больших проблем, с которыми сталкивается Россия сегодня». Тезис

I—I LL-

Идея № 3: заселение Сибири происходило принудительным путем

о самых больших российских проблемах, проистекающих от больших сибирских городов, оставим на совести авторов книги. Но известно, что уровень жизни в этих городах выше, чем в среднем по стране.

Далее, как это свойственно авторам рецензируемой книги, следует категорический неизвестно из чего вытекающий вывод: «Хотя и в царские времена допускались некоторые ошибки в планировании административных центров и городов, их масштабность не шла ни в какое сравнение с теми монументальными ошибками, которые сопровождали освоение Сибири при советском режиме» (Хилл и Гэдди 2007, 89). Проблемы с моногородами общеизвестны и признаваемы, но они создавались по всей стране, а не только в Сибири. Как раз в 1980-е гг. и начался переход к формированию территориально-производственных комплексов, объединяющих их на основе современных технологий и малоотходных производств с замкнутыми циклами производства и водопотребления. Здесь как раз тот случай, когда «не хватило времени». Ведь и на Западе проблема моногородов существует и сегодня, а ведь они, в отличие от нас, последние 20 лет развиваются в нормальном режиме. ^

Ф. Хилл и К. Гэдди подчеркивают, что «в Сибири не оказалось ни одного города 2 или региона, который можно считать экономически самодостаточным» (Хилл и Гэд-

ди 2007, 120). С какой стати и в каком смысле? Во-первых, никакая часть страны и ^ не нуждается в своей самодостаточности. (Иначе зачем ей быть частью целого?) Во-

вторых, даже в условиях сегодняшней «колониальной» налоговой политики такие ре- * гионы Сибири, как Тюменская, Новосибирская, Кемеровская, Красноярская, Якутская

земли, демонстрируют свою эффективность. ^

Постоянно рассматриваются авторами перспективы формирования единого соци- §

ального и рыночного пространства Зауралья. Перспективы эти нерадужные, и здесь я ^

согласен с авторами. Несмотря на развитие транспортных коммуникаций и его совер- й шенствование, сибиряки не летают друг к другу. Зато они активно летают в Центр и в

зарубежные страны Дальнего Востока, куда им часто добраться легче, чем в Москву Ее

и в Сочи. Является ли это признаком кризисных явлений или ущербности жизни си- ц

биряков? Думаю, что нет. Напротив, они по-современному мобильны, открыты всему §

миру и лишены комплексов провинциальности, свойственных жителям многих райо- ^

нов Центральной России. Зачем стране специальный зауральский общий рынок? Ведь ^

это просто азиатская часть России, а не самостоятельная Сибирская республика. ^

тз сх

В своем желании выстроить красивую и логичную доктрину, ее авторы часто ис- >,

кажают факты, фальсифицируя (или плохо зная?) историю освоения Сибири.

Чего стоит, например, такой пассаж: «Хотя Россия и установила свой суверенитет над Сибирью сравнительно давно, возраст какого-либо более или менее заметного поселения в Сибири фактически составляет всего лишь порядка столетия — дата основа- ^ ния 1890 г. Сибирь была лакомым куском, но дотянуться до него было трудно» (Хилл < и Гэдди 2007, 92). Откуда взята именно эта дата, авторы «Сибирского бремени» не о

объясняют. Между тем хорошо известно (и не только историкам), что большая часть Сибири была пройдена русскими землепроходцами еще в XVII в. (три столетия назад!). Именно в это время создавались поселения, до сих пор являющиеся опорными пунктами урбанизационной сети региона. В частности, Иркутск, город у Байкала (т.е. в сердце Сибири), — не самый старый из сибирских поселений — в 2011 г. отметит свое 350-летие.

На с. 130 помещено другое противоречащие исторической действительности заявление: «Почти все крупные города Урала и Сибири изначально были городами ВПК —

статус, продиктовавший их удаленное местоположение. Эта удаленность, в свою очередь, способствовала, вероятно, и их «несвязанности». Все обстояло на самом деле с точностью «до наоборот». Города Сибири (за исключением Комсомольска-на-Амуре и Биробиджана) создавались изначально для выполнения административно-экономических функций, обусловленных историческим развитием государства, а уж затем в них в разной степени появились предприятия ВПК.

Особой оценки заслуживает пассаж Ф. Хилл и К. Гэдди, одним мазком описывающий все северные города: «Заселенный, индустриализированный Север — это прощальный дар ГУЛАГа современной России: ведь все эти города являлись либо бывшими трудовыми лагерями, либо конгломератами лагерей» (Хилл и Гэдди 2007, 150). Бывали ли авторы в северных городах и если бывали, то в каких, об этом не говорится. Но обобщение свое они ничем не подтверждают. Кстати, не следует забывать, что количество заключенных в Сибири и сейчас не меньше, чем в 1960-1980-е гг. А использование труда заключенных в современном Китае весьма масштабно и повседневно (никак ^ не менее, чем в России), но никто не называет китайскую экономику — лагерной.

z В первой главе «Масштабные ошибки» и в следующей «Размер имеет значение»

указывается, что миграция в Сибирь была инспирирована и организована государ-^о ством, а потому, по мнению авторов, оно и должно вывезти людей обратно. Между

тем доказательства исключительно принудительного характера заселения Сибири у * авторов книги не слишком веские. Действительно, в сталинскую эпоху Сибирь разви-

валась прежде всего (но отнюдь не исключительно!) за счет административного рас-^ пределения рабочей силы. Однако в 1960-1980-е гг. уехать из Сибири было не слож-

ен нее, чем туда приехать. Причина многократных призывов в регион в том и состояла,

су что большинство вновь приехавших, подзаработав, возвращалось обратно. И за это не

й предусматривалось никакого наказания или ограничения.

х В 1990-2000-е гг. естественное развитие отъездных процессов, происходящих за

Ее Уралом, демонстрируя наличие оттока населения на иные территории, вовсе не при-

fig вело к тотальному исходу населения. А ведь прошло уже 20 лет, и большая часть насе-

о ления Сибири, вступившая в активную деятельность в постсоветский период, продол-

^ жает жить и работать здесь же. Следовательно, для значительной части населения эта

s проблема вовсе не является актуальной, а организовывать насильственное выселение в

^ никуда (хотя и более теплое) не представляется логичным с любой точки зрения.

Если же мы посмотрим на численность реально проживающих в Сибири людей, то в сравнении с советским периодом его сокращения практически не произошло. Взамен отъезжающих (как правило, не коренных сибиряков) приезжают рабочие из бывших советских республик и стран дальнего зарубежья. На мой взгляд, на территории Сибири сложилась устойчивая слабо негативная демографическая ситуация, никак не обусловленная насилием со стороны государственной власти, а определяемая свобод-tn ными реально существующими социально-экономическими обстоятельствами, резко

< вмешиваться в которые нет резона. В Сибири происходит не сокращение населения,

о а изменение его структуры в сторону вымывания славянской компоненты. И для пре-

t^ дотвращения развития неблагоприятного сценария правительству России неизбежно

вновь придется проводить специальную политику в этом направлении.

На с. 119 Ф. Хилл и К. Гэдди в качестве доказательства своей концепции «краха индустриализации Сибири» указывают на сокращение роста численности населения региона уже в 1980-е гг. Это не так: на самом деле рост продолжался до 1992-1993 гг., и причина его прекращения — в развале СССР. Был разрушен народно-хозяйственный комплекс страны, потребность в продукции, производимой в Сибири стала сокращаться, поэтому началось сокращение числа рабочих мест. Люди уезжали из-за безработи-

LU I—I

I—I LL-

цы, а не от холода и неустройства. К тому же образование новых независимых государств на руинах Союза привело к оттоку нероссийского населения на свою историческую родину. Это — объективные социально-политические процессы, а не свидетельство неуспеха сибирского проекта.

Ф. Хилл и К. Гэдди, увы, постоянно придерживаются известной стратегии: «главное не факты, а их интерпретация». Вот и в 9-й главе они пишут: «Как свидетельствуют аналитики, наиболее интенсивный всплеск миграции отмечался в 1992 г., непосредственно после развала Советского Союза. Хотя темп эмиграции и снижался из-за восстановления политических барьеров на пути миграции и хотя переселиться куда-нибудь в Российской Федерации становилось все сложнее, тот факт, что массовый исход подобного рода действительно произошел в начале 1990-х гг., был важным и своевременным сигналом со стороны рынка и свидетельствовал о том, что большая часть производства в этой части страны находится в упадке. Такой сигнал должен был быть, но не был замечен ни региональными, ни центральными властями» (Хилл и Гэд- ^

ди 2007, 200, 201). Сигнал о чем? Всплеск выезда в этот период действительно был. Но ^

он наблюдался не потому, что пала власть «злодейской» КПСС, и людям наконец-то z позволили выехать, а потому, что встали заводы и фабрики, и работать стало негде. ^ Какой рынок был в стране создан в начале 1990-х гг.? Какие политические барьеры ^ против выезда из Сибири были созданы в 1990-е гг.? Кто сейчас, в 2000-е гг., противодействует выезду сибиряков? Просто оставшиеся научились жить в новых условиях, а * после 1998 г. началось восстановление народного хозяйства и в теплых, и в холодных районах страны. И сейчас именно рыночные, в широком понимании этого слова, а ^ не единственно политические процессы определяют темпы миграции и эмиграции в о России. (V

Авторы «Сибирского бремени» заявляют: «Окончание эпохи советских субсидий й было одним из главных факторов, послуживших причиной подобного исхода» (Хилл и х Гэдди 2007, 201). Безусловно, дотации составляли один из важных механизмов управ- Ее ления народным хозяйством в Сибири и северных районах, но это была жизнеспособная модель. Она рассыпалась не от экономической несостоятельности и вполне под- о лежала реформированию (о чем свидетельствует, например, опыт Китая). Но в данном :§■ случае, речь не об этом, а о том, что события конца