А. Л. Грязное
«КНЯЗЬ АНДРЕЙ ВАСИЛЬЕВИЧ РУКУ ПРИЛОЖИЛ».
НЕПОДЛИННАЯ ДАННАЯ ГРАМОТА ВОЛОГОДСКОГО КНЯЗЯ АНДРЕЯ МЕНЬШОГО*
Системный анализ актов XV — первой трети XVI в., хранящихся в фонде «Грамоты Коллегии экономии», позволил прийти к ряду важных наблюдений1 и выявить значительное количество неподлинных грамот.2 Часть из них — простые копии, сделанные в разное
* Статья подготовлена в рамках гранта РГНФ № 13-01-00063.
© А. Л. Грязнов, 2016
время, но некоторое число документов было изготовлено с претензией на подлинность. Первоочередная задача при обнаружении таких актов — выяснение достоверности содержащейся в них информации. Одним из показательных примеров такого рода является данная грамота вологодского князя Андрея Меньшого Кирилло-Бело-зерскому монастырю на сенокосные угодья в волости Сяма.
Данная Андрея Меньшого опубликована во втором томе АСЭИ по тексту экземпляра, хранящегося в фонде ГКЭ.3 Издатель грамоты — И. А. Голубцов — посчитал сохранившийся текст списком XVII в. На это, по его мнению, указывали характерные признаки: почерк — скоропись, скорее всего, XVII в., широкие поля (верхнее, нижнее и левое), водяной знак, схожий со знаками 1640-х годов. Резюмируя свои наблюдения, он заключил, что данная грамота — «по всем признакам — монастырский список для суда, едва ли точный, с подновлениями». Судя по этому заключению, содержание грамоты вызывало у И. А. Голубцова какие-то подозрения, но позднее в историографии вопрос достоверности этой грамоты вроде бы не поднимался.4
Анализируя внешний вид грамоты, Л. В. Мошкова отметила, что грамота написана с явным подражанием графике XV в. (стилизованный канцелярский полуустав с элементами скорописи), для этого же времени более характерен и цвет чернил — коричневый, но он все же отличается от настоящих железо-галовых. Форма документа — столбец,5 тогда как для жалованных данных грамот XV в. характерно преобладание ширины над высотой (точнее — иное соотношение ширины и высоты), а «подпись» князя на обороте свидетельствует о стремлении выдать документ за подлинный (см. ил. 1 и 2). Филиграни же, как это отмечал еще И. А. Голубцов, обнаруживают сходство с водяными знаками середины XVII столетия.6
Ил. 1. РГАДА. Ф. 281. ГКЭ. № 2572. Лицевая сторона
Ил. 2. РГАДА. Ф. 281. ГКЭ. № 2572. Оборотная сторона
Кроме нехарактерного формата бумаги и почерка, обращает на себя внимание подпись князя на обороте, которая выполнена как рукоприкладство послуха в грамотах XVI-XVII вв. Как видим, хотя документ выдает себя за подлинный, но внешний вид грамоты и бумага свидетельствуют о написании ее в XVII в. (тут необходимо отметить, что в самой грамоте нет указания на то, что это список), поэтому возникает вполне закономерный вопрос о достоверности ее содержания и является ли она копией или подделкой.
В грамоте зафиксирован вклад вологодского князя в Кирилло-Бе-лозерский монастырь. Объект вклада — прилегающий к речке Кой и деревне Иванковой сенной покос на речке Орловке, до которого в будущем не должно было быть дела сямским и заозерским волостелям. Данную по приказу князя Андрея Васильевича написал некий Гридка Богданов 20 сентября 1472 года. На лицевой стороне грамоты, перед началом основного текста находится приказная помета: «199-го июня в 11 день в Приказе Большаго дворца в суде была. А что истец сказал, и то написано в судной записке». Широкое нижнее поле, отсутствие печати и каких-либо ее следов свидетельствуют о том, что печать к этому конкретному документу не прикладывалась изначально.
Этот вклад напрямую связан с двумя предыдущими пожалованиями молодого вологодского князя. Первая грамота была выдана 6 декабря 1471 г. и фиксировала финансовый и судебный иммунитет для монастырской вотчины в Сяме, пожалованной еще Василием II («по грамоте отца своего великаго князя Василья Васильевича, и по грамоте матери своеа великие княгини Марьи»).7 В другой грамоте Андрея Васильевича отражено пожалование пожни на реке Порозобице на 200 копен.8 Эта пожня была придана к сямским пустошам, перечисленным в грамоте от 6 декабря 1471 г. В тексте грамоты не указана дата ее выдачи и поэтому в публикации дана широкая датировка по игуменству Игнатия (1471-1474 гг.). Однако, очевидно, что в АСЭИ очередность выдачи этих двух грамот перепутана. На самом деле, сначала было осуществлено пожалование пожни на Порозобице, поскольку в грамоте говорится только о более раннем пожаловании пустошей Василием II («что пожаловал их отец мои князь Василеи Васильевич»). В грамоте же от 6 декабря 1471 года говорится как о пожаловании Василия II, так и о даче пожни на Порозобице («да тех есмь пустошеи дал им покосы на реце на Порозобице», «да что есмь им придал к тем землям свои закосы, князя Андрея Василье7 АСЭИ. Т. 2. № 192. С. 123-124.
вича, на реце на Порозобице»). Следовательно, грамота на пожню на Порозобице должна датироваться не всем временем игуменства Игнатия, а только 1471 годом (промежутком между началом игуменства Игнатия и 6 декабря этого года).9
Соответственно, общая картина формирования кирилловской вотчины в Сяме выглядит следующим образом. Сначала монастырь получил пустоши от Василия II, позднее это пожалование было подтверждено Иваном III и великой княгиней Марией.10 Затем, в 1471 г. князь Андрей Васильевич пожаловал пожню на Порозобице. Потом вотчина по новой грамоте получила финансовый и судебный иммунитет, а в завершение князь Андрей Васильевич придал еще покос на речке Орловке.11
Вроде бы данная на сенной покос вписывается в общую канву истории сямской вотчины Кириллова монастыря. Остается выяснить, насколько текст самой грамоты соответствует реалиям 1470-х годов.
Вклад князя Андрея Васильевича дан «в дом пречистой Богородица и чюдотворца Кирила». Здесь монастырь назван домом Богородицы и Кирилла Белозерского. И это важный датирующий признак. Изначально монастырь был посвящен Успению богородицы, и еще при жизни Кирилла большая часть купчих оформлялась «в дом святыя Богородицы».12 После преставления Кирилла к именованию
монастыря добавилось «Кирилов» и адрес вклада получил следующий вид: «в дом пречистыа Богородици в Кирилов манастырь» (с небольшими вариациями). На самом деле, в начальном протоколе кирилловских актов, составлявшихся в канцеляриях разных князей, ни в 1470-х годах, ни раньше «чудотворец Кирилл» не упоминается. Единственное исключение — это жалованная грамота князя Михаила Андреевича на пустоши Андрейкову и Боровляниново.13 Но она сомонастыря в более позднее, чем 1397 г., время поддержал М. А. Шибаев, однако он отметил, что самая ранняя рукопись, происходящая из Кириллова монастыря, датируется 1407 г. (Шибаев М. А. Когда была основана библиотека Кирилло-Белозер-ского монастыря? // ДРВМ. 2009. № 3 (37). С. 128-129).
хранилась только в списке середины XVI в., причем подлинник схожей по содержанию грамоты отличается, в том числе и неупоминанием «чудотворца Кирилла».14 Собственно, аутентичность содержания позднего списка этой грамоты стоит под очень большим сомнением, и есть все основания не учитывать ее при анализе времени появления в начальном протоколе кирилловских грамот «чудотворца Ки-рила».
Сам Кирилл неоднократно упоминается в актах после 1427 г., но в несколько ином ключе. В первую очередь — как действующее лицо поземельных сделок, когда в более позднем акте старцы указывали, что приобретение совершено основателем монастыря.15 Второй вариант упоминания — «Кирилова память», то есть случаи почитания преподобного.16
На самом деле, указание на «чудотворца Кирилла» начинает встречаться в актах (и то редко) с 1485 г. Впервые оно фиксируется в жалованной грамоте Ивана III,17 а потом в жалованной грамоте князя Михаила Андреевича (1486 г.).18 Несколько ранее в одной жалованной грамоте князя Михаила Андреевича адрес вклада передан в виде своеобразной переходной формы: «Пречистое деля Богородици и честнаго еа усплениа и преподобново деля Кирила».19 Как бы то
ни было, но появление в грамотах в адресе вклада «чудотворца Кирилла» произошло уже после смерти вологодского князя, и, значит, эта формула не могла использоваться в его подлинной грамоте.20
Еще один анахронизм — это упоминание Вологодского уезда и Сямской волости, на территории которых находился сенной покос. Сяма действительно входила в состав удела князя Андрея Василье-вича,21 да и объект вклада на самом деле был частью кирилловской вотчины. Во всяком случае, на межевом плане 1786 года22 и, соответственно, на Генеральном уездном плане 1780-1790-х годов,23 территория по берегам речки Орловки от деревни Иванковы до ее впадения в реку Кой показана входящей в состав межевой дачи деревни Останиной с деревнями и пустошами. Эта межевая дача была сформирована на основе вологодской части бывшего монастырского вотчинного комплекса Рукина Слободка. Однако принципиально важно то, что в грамоте говорится не о Сяме, а о Сямской волости и Вологодском уезде, то есть используется терминология XVI-XVII вв., тогда как в 1470-х годах. Вологодского уезда еще не существовало,24 а территория позднейшей Сямской волости именовалась просто Сяма, собственно как и другие вологодские микрорегионы того времени: Ку-бена, Водога, Янгосар, Бохтюга, Пельшма, Комела, Волочок, Лоскома, Маслена.
В пользу позднего происхождения текста акта свидетельствует указание на то, что пожня находится под юрисдикцией сямских и заозерских волостелей. Подведомственность территории небольшой пожни двум волостелям — ситуация довольно странная и требующая объяснения. Собственно, еще раз волостели сямские и заозер-ские вместе встречаются только в жалованной грамоте князя Андрея Васильевича именно на владения в Сяме. По этой жалованной князь давал монастырской вотчине различные льготы и выводил ее из-под юрисдикции сямских и заозерских волостелей. Сами деревни находились на территории Сямы, но в этом случае упоминание заозер-ских волостелей могло быть связано с тем, что границы владений, а особенно тянувшие к деревням и пустошам сенокосные угодья по Порозобице, граничили с волостью Ухтюшка, которая, видимо, в то время находилась под юрисдикцией заозерских волостелей.25 В случае же с пожней по речке Орловке возможности для пересечения юрисдикций разных волостелей мы не видим, и упоминание двух волостелей неоправданно. Стоит отметить, что в подлинной жалованной грамоте на угодья на р. Порозобице не указывается вообще никаких волостелей.26
Формула «дела нет» не встречается ни в других жалованных грамотах князя Андрея Меньшого, ни в грамотах этого времени иных князей.
Повторением выглядит фраза «А владеть тем покосом Кирилова монастыря игумену Игнатью з братьею, или кто по нем иной игумен будет», поскольку в начальном протоколе уже было указано, что сенной покос князь «дал... игумену Игнатью з братьею, или кто по нем иной игумен будет.». Это, скорее всего, свидетельствует о не очень умелой компиляции текста данной.
Странным выглядит упоминание Гридки Богданова, которому князь Андрей Васильевич якобы поручил составить документ. Ни в одном другом акте, вышедшем из канцелярии вологодского князя, имени составителя не указано. Исключение составляет духовная грамота самого князя Андрея Васильевича, написанная князем Василием Ухтомским. Имена двух дьяков князя Андрея Васильевича выясняются из одного заверения на грамоте27 и двух подтверждений,28 но они не писали сам текст грамот, а именно заверяли их.
Подпись князя передана как рукоприкладство послуха на документах XVI-XVII вв.: «Князь Андрей Васильевич руку приложил». На остальных грамотах вологодского князя (в том числе и сохранившихся только в списках) его подпись передана верно: «Князь Андрей Васильевич».
Собственно, если выделить в грамоте те места, которые не характерны для подлинного акта 1470-х годов, то остается только топографическая привязка вклада и общие места (имя князя, название монастыря, имя игумена и дата):
«Се аз, князь Андрей Васильевич, дал есмь в дом пречистой Богородица и чюдотворца Кирила игумену Игнатью з братьею, или кто по нем иной игумен будет, в Вологоцком уезде, в Сямской волости, к прежнему моему даянью сенной покос по речке Орловке сверху в межах з деревнею Иванковым, снизу в межах по речку Кой. А волостелем моим сямскому и заозерскому до того покосу дела нет. А владеть тем покосом Кирилова монастыря игумену Игнатью з братьею, или кто по нем иной игумен будет. Данную писал по приказу князь Андрея Васильевича Гридка Богданов, 6981-го сентября в 20 день».
Вся совокупность приведенных сведений показывает, что мы имеем дело с фальсификатом. Цель его изготовления ясна из приказной пометки на самой грамоте — она привлекалась как доказательство в суде. Может быть, этот документ — плод вынужденной реконструкции утраченного документа и таким образом старцы пытались защитить свои законные владельческие права? Судя по генеральному межевому плану Вологодского уезда,29 описываемый в жалованной грамоте участок принадлежал Кириллову монастырю.30 Следовательно, судья в конце XVII в. посчитал доводы монастырских властей вполне убедительными, а рассматриваемый документ достоверным. Тут необходимо отметить, что важнейшие сенокосные угодья, тянувшие к деревням Рукиной Слободки (что в Белозерском, что в Вологодском уездах), располагались на правом берегу Порозобицы. В этой связи отдельное пожалование небольшого сенного покоса выглядит странным, притом, что незадолго до этого монастырю был пе29 РГАДА. Ф. 1356. Оп. 1. Д. 318.
редан целый массив пустошей (образовавших единый территориальный комплекс) и затем еще значительная по размерам пожня. Часть этих пустошей так и не была возрождена, поэтому практического смысла в выдаче через год новой грамоты, дополняющей это пожалование, не было. Наверняка у монастыря попросту еще не было рабочих рук для освоения нового приобретения и, следовательно, не было потребности в расширении угодий.
Последние наши сомнения развеивает один красноречивый факт. Ни в самой ранней кирилловской копийной книге 40-х годов XVI в.,31 ни в огромных копийных книгах XVII в.32 списка рассматриваемой жалованной грамоты не обнаруживается. Нет на нее и отсылок в других документах XV-XVI вв.33 Получается, что в середине XVII в. в монастыре изготовили копию (с претензией на подлинник) грамоты XV в., ни малейших следов которой за два столетия пребывания в монастырском архиве не обнаруживается, а после снятия с нее копии сама грамота бесследно исчезает.
Все это позволяет считать и данную на сенокос по речке Орловке фальсификатом середины XVII в.34 Непосредственным источником для составителя фальшивой грамоты, судя по всему, послужила жалованная грамота князя Андрея Васильевича на пустоши в Сяме.