Спросить
Войти
УДК 327
ТРАНСФОРМАЦИЯ РОССИЙСКО-ИЗРАИЛЬСКИХ ОТНОШЕНИЙ
В 1990-Е ГГ.
Махмутова М. И.
makhmutova.maria@yandex.ru Институт Востоковедения Российской Академии Наук, г. Москва, Россия
Аннотация: В данной работе рассматривается трансформация российско-израильских отношений в период 1990-х гг. В тот период Москва резко отошла от арабских партнёров в ближневосточном регионе в связи с обострением проблемы безопасности на юге и либеральным курсом Козырева. Однако это дало возможность установить доверительные отношения с Израилем и вписать его в сферу российских интересов в регионе.
Ключееые слова: Россия, Израиль, «русская» алия, либеральный курс, палестинская проблема.
Наследие XX в. продемонстрировало ряд общих факторов, которые сближали Россию и Израиль. Как утверждает американская исследовательница М. Бэлей, оба государства выстраивали свои отношения, основываясь не только на политической сфере [1, с. 26]. Данный тезис подтверждается следующими фактами. Во-первых, немалый капитал для развития двусторонних отношений привнёс общий опыт в борьбе с терроризмом. Россия получила поддержку от Израиля в период контртеррористических операций на Северном Кавказе. Введение федеральных войск в Чечню вызвало всплеск критики в США, ЕС, арабских странах, однако Израиль продемонстрировал понимание. По мнению М. Балэй, далеко не многие страны в современной системе международных отношений одобряют реальную политику (Realpolitik) Кремля и частые военные интервенции, поэтому роль Израиля как союзника и его поддержка важны для российской внутренней и внешней политики [1, р. 17-18]. В свою очередь Россия признавала Палестину как независимое государство, но выражала критику в отношении террористической деятельности различных группировок. Активизация терроризма в России (взрывы самолётов, трагедии в российских городах, захват школы в Беслане и гибель заложников) привела к тому, что израильский опыт стал актуальным для неё. Схожи оказались подходы к терроризму, особенно, после официальных заявлений Путина о том, что Россия «не ведёт переговоров с террористами, она их уничтожает» [2].
Помимо этого, российские и палестинские террористы, как было выявлено, нередко получали финансирование из общих источников, к этому оказались причаст-ны исламские экстремистские организации. Тем не менее, в данной сфере также выявлены принципиальные различия между Москвой и Западным Иерусалимом в начале 1990-х гг. Так, Израиль, не сталкивался с внутренним терроризмом и не вёл контртеррористических мер против собственных граждан, его усилия всегда были направлены исключительно против внешнего врага.
Во-вторых, мостом между Израилем и Россией стала массовая репатриация (алия [3]) из бывшего СССР. В страну, где проживало 4,6 млн граждан [4], мигрировало порядка 1 млн русскоговорящих евреев [5]. Израильская исследовательница Лариса Ременник полагает, что миграция стала частью транснационализма и концепции глобализации, согласно которой нации могут продвигаться дальше границ государств. Благодаря транснационализму, а также уникальным волнам русско-еврейской репатриации большое количество мигрантов смогли сохранить связи с родиной [6, p. 520]. Ухудшение экономической ситуации в стране стимулировало отток человеческого ресурса. Так в течение 1990-х гг. в Израиль прибыло 821763 [7] человек из России и стран СНГ. Часть из них сохранила двойное гражданство. Как указывает российский учёный Владимир Морозов, мигранты 1980-1990 гг. подтолкнули активизацию российской дипломатии, направившую свои усилия на работу с выходцами из СССР [8, с. 30].
«Русские» евреи в Израиле после массовой миграции стали оказывать решающее влияние на исход выборов, а вместе с тем и формирование политического курса [9, с. 217] по отношению к палестинской проблеме. Как показывают исследования, для них характерно протестное голосование, что повлияло на кампании в течение 1990-х гг. и начале 2000-х гг. [10]. Однако представители данной группы выражают большую симпатию к правым партиям. Спроецировав на палестинцев «чеченский фактор», «русские» евреи выработали свою позицию по отношению к терроризму. Они считают, что порядок можно навести только с помощью силы, то есть в рамках концепции «единого и неделимого Израиля» [8, с. 82-83].
Мигранты из СССР и России привезли в Израиль свой образ жизни и политические взгляды, которые были не свойственны данной стране. Многие мигрировали семьями, следовательно, гражданство или статусы "temporary residents&" и "permanent residents&" получали не только этнические евреи. Некоторые формально проходили обряд гиюр для облегчения процесса репатриации. Израильское общество столкнулось с сохранением православных обычаев среди «русских» евреев, не желавших принимать иудаизм. Ряд мигрантов, даже будучи иудеями, не исповедовали данную религию, не соблюдали религиозные обычаи и культы [11, p. 346]. Одна пятая часть граждан в Израиле претендовала на роль «неевреев», в данной связи репатрианты из бывшего СССР назывались «несионистами». Только уже получив гражданство, мигранты стали постепенно идентифицировать себя как евреи и иудеи. Как отмечает российский учёный Алексей Корнилов, представители данной волны репатриации резко отличались от других израильтян самобытным и мощным культурным кодом. Они подчёркивали свою принадлежность к советской системе и её морально-этическим устоям, ставшим основой для их обособленности [12, с. 348].
Кроме того, русскоязычная община в Израиле довольно быстро интегрировалась в экономику и сформировала свой «русскоязычный сектор». Репатрианты с высшим образованием смогли переквалифицироваться и начали занимать рабочие места на разных уровнях, включая политический истеблишмент. Некоторые репатрианты столкнулись с трудностями изучения иврита и предпочитали устраиваться на работу, где им не понабился иностранный язык. Для этих мигрантов интеграция не нужна, поскольку они могут говорить и общаться по-русски, не становясь израильтянами. Дома дети советских мигрантов, даже выросшие в израильском обществе, продолжают общаться на русском1. В ряде школ или культурных центрах они имеют возможность учить русский язык. Также появилось отдельное русскоязычное СМИ (пресса, телевидение, радио) [13, с. 65-67]. Согласно опросу общественного мнения, только около 60% русскоязычных мигрантов дрейфовали в сторону израильского образа жизни. Это стало проявляться в привычках, стиле одежды, самобытности [6, p. 526-527]. По мнению Морозова, «русские» евреи продолжают менять характер израильского общества. Представители пожилого и среднего возраста объективно являются проводниками влияния России в Израиле. Однако молодое поколение намного легче интегрируется в израильское общество, усваивая культурные ценности и иврит как государственный язык [8, с. 29]. Таким образом, между двумя государственными акторами возник естественный прочный мост, ставший одной из опор для развития двусторонних отношений.
В-третьих, в 1990-е гг. были предприняты первые шаги для установления торгово-экономических связей между странами, что заложило базу для дальнейшего их развития. Ряд мер предпринимался обеими сторонами в период становления рыночной экономики в России. Так 27 апреля 1994 г. было подписано соглашение между странами о торгово-экономическом сотрудничестве, вступившее в силу 18 ноября 1994 г. На основе данного документа учреждалась Смешанная Российско-Израильская комиссия (1995 г.) по торгово-экономическому сотрудничеству. Она занималась следующими аспектами: транспорт, космос, авиастроение, ТЭК, производ1 Свидетельство автора
ственное строительство, медицинская промышленность. Стороны договорились об отдельном режиме сбора налогов и таможенных пошлин, обмене информации в торгово-экономической сфере, проведении экстренных консультаций по просьбе одной из сторон, принятии мер для открытия Торговых представительств или аппаратов торговых советников [14]. Стоит отметить, что продвижение двусторонней торговли шло постепенно, Израиль и Россия не являлись ключевыми партнёрами друг для друга. Торговля в течение 1990-1995 гг. постепенно расширялась, она выросла с 12 млн долл. до 867 млн долл. [15]. Впоследствии экономический кризис в России нанёс ущерб, в результате, оборот между странами сократился. В 1996 г. он составил 630 млн долл., однако именно в этот год Израиль стал вторым торговым партнёром России на Ближнем Востоке после Турции [16, р. 148]. Торговый оборот в 1998 г. между странами не превысил 632 млн долл., а в 1999 г. составил 626 млн долл. [15].
Особую роль в сохранении и поддержании товарооборота сыграл средний и малый бизнес в Израиле. Кроме того, некоторые предприниматели являлись выходцами из СССР, имели двойное гражданство и могли разбираться в структуре и особенности российского рынка. В свою очередь Россия, в основном, продавала на израильский рынок алмазы и вела совместные разработки в космосе. В июне 1998 г. с помощью отечественных ракет-носителей на орбиту был выведен израильский спутник «ТехСат-2». Законодательная база в течение 1990-х гг. и первые поступательные шаги в экономической сфере стали трамплином для укрепления экономических связей в последующий период.
В-четвёртых, особую роль сыграло военно-техническое сотрудничество. В период СССР оно довольно редко носило легальный характер. Израиль был знаком с советской военной техникой, так как не раз захватывал большое количество вооружения в ходе столкновения с арабскими странами. Специалисты имели возможность ознакомиться с ней, а затем стали приступать к модернизации танков и самолётов, устанавливая современное оборудование. Таким образом, у израильской армии появилось советское оружие. Однако в свою очередь СССР официально не реагировал на такие действия, так как не имел дипломатических отношений. Законодательная база для сотрудничества в военно-технической сфере была заложена уже в середине 1990-х гг. Среди основных документов стоит отметить межправительственное соглашение о научно-техническом сотрудничестве (1994 г.). Стороны обязались взаимодействовать на основе накопленного опыта, обмениваться информацией и данными, способствовать продвижению совместных проектов, а также привлекать учёных и специалистов [17]. Это открыло путь для сотрудничества в военной области, так начались регулярные визиты руководителей силовых ведомств в Израиль. В 1994 г. с официальным визитом прибыл министр внутренних дел Виктор Ёрин. На основе заключённых контрактов между странами Россия закупила израильскую спецтехнику и стрелковое оружие для антитеррористических подразделений. Оно было использовано во время операции в Чечне. Более того, в Израиле прошли подготовку группы офицеров спецназа, а также дивизии особого назначения ДОН внутренних войск России.
Особый импульс для продвижения взаимодействия в данной сфере дал визит министра обороны Павла Грачёва в 1995 г. Он провёл ряд переговоров с представителями ЦАХАЛа, посетил военные базы и предприятия ВПК. Посол России в Израиле Бовин дал свою характеристику встречи: «Визит Грачева был полезен со всех точек зрения. Политически он еще раз давал понять, что Россия не вернется к односторонней политике прошлых лет. В военно-экономическом плане он намечал путь к выгодному для нас сотрудничеству в области модернизации вооружений. В психологическом плане он способствовал созданию нового образа Израиля. К сожалению, мы не извлекли из визита Грачева тех выгод, которые он мог бы дать» [18]. Грачёв подписал с израильской стороной Меморандум о взаимопонимании по вопросам военного сотрудничества между Россией и Израилем, к данному документу прилагалась программа военного сотрудничества. Стороны договорились о её конфиденциальном характере, так как планировалась реформа российской армии. На основе израильского опыта российское руководство стремилось трансформировать громоздкую совет181
скую структуру, поскольку государство уже сталкивалась с новыми вызовами. Некоторые израильские авторы утверждали, что бригадная структура войсковой организации впоследствии была перенята у ЦАХАЛа, а формы тылового обеспечения войск созданы по израильскому опыту [19].
Стоит отметить, что важное внимание уделялось совместным проектам. В частности, в области ВВС и создания систем дальнего радиолокационного обнаружения и управления. С 1990-х гг. Россия и Израиль выглядели перспективными партнёрами в военно-технической сфере. Они не стали конкурентами на международном рынке вооружений. Израиль наращивает поставки высокотехнологического оружия, а Россия делает упор на металлоёмкое [20, с. 131]. Возможно, во многом интерес Израиля к России в данной сфере был обусловлен тем, что он искал не только нового партнёра, но и противовес США. Скорее всего, Израиль надеялся, что, имея дружественные отношения с одним из ключевых игроков на мировой арене, он сможет сдерживать возможную агрессию суннитских и шиитских лидеров. В свою очередь Россия стремилась не только получить опыт, но и продемонстрировать реальные шаги, которые свидетельствовали об её отходе от жёсткой советской линии.
Что же касается урегулирования палестино-израильского конфликта, то в начале 1990-х гг. политика Ельцина во многом зависела от инициатив, которые выдвигали США. В ближневосточном направлении Россия следовала вслед за политическими шагами своего нового партнёра и поддерживала мирный процесс. Когда в Москве начался многосторонний этап арабо-израильских мирных переговоров, Россия поддержала требования Израиля об исключении ООП, как это произошло на Мадридской конференции [16, р. 150]. После победы Рабина на выборах Россия выразила поддержку мирному диалогу. Министр иностранных дел Козырев заявил, что Россия желает на Ближнем Востоке и играет роль «честного брокера», пытаясь помочь сторонам принять единую позицию. Израильское руководство подтверждало, что Россия способствует стабилизации на Ближнем Востоке, а её тесные связи с арабскими странами помогут наладить Израилю диалог с соседями. Как указывает исследователь Рональд Даннреютер, отношения между странами в 1990-е гг. во многом улучшились благодаря либеральному курсу Кремля [21, р. 547]. Так, когда ближневосточный мирный процесс столкнулся с препятствиями в связи с протестами в «зоне безопасности Израиля» в Ливане в ноябре 1992 г. и изгнанием Израилем в декабре 40 членов ХАМАСа (их обвинили в подстрекательстве к нападениям на израильтян в Газе и в самом Израиле), российская политика сохранила беспристрастность [22, р. 56].
После военных действий в ноябре 1992 г. в Ливане Россия выразила сильную озабоченность и призвала все конфликтующие стороны проявить максимальную сдержанность в Южном Ливане. Аналогичные заявления были сделаны после изгнания активистов ХАМАСа. В 1993 г. Ельцин хотел отойти от американской линии и стремился превратить Россию в «Евразийское государство», провозгласив политику «балансирования» [23, р. 151]. Во время поездки в Израиль Председатель Верховного Совета РФ Хасбулатов преуменьшил влияние инцидента, связанного с депортацией активистов ХАМАС, и заявил, что он не должен нарушить мирные переговоры. Согласно его утверждениям, Израиль «серьёзно [был] настроен на успех переговоров с арабами». В сентябре 1993 г. Россия поддержала соглашения Осло, тогда же Козырев заявил о важности мирного урегулирования. Как подчёркивала газета «Правда» (сохранявшая консервативную советскую оценку), «практические шаги российской дипломатии полностью совпадают с американскими - будь то ближневосточный минный процесс, ситуация вокруг Ливии или вокруг Ирака. После развала Советского Союза мнение российского представителя в ООН по положению на Ближнем Востоке не расходилось с мнением представителя США в ООН, как бы абсурдно оно подчас ни было» [24, с. 3]. За день до Всероссийского референдума в «Правде» была напечатана статья, в которой критиковалось сильное влияние Запада на Россию и поддержка Ельцина данного государства [25, с. 1-2]. Подобные заявления оппозиционной прессы отражали часть реалий, однако их основной целью был подрыв доверия к действующему президенту.
После событий 1993 г. внешняя политика России претерпела изменения, действия Ельцина говорили о его желании удовлетворить требования оппозиции. Наиболее ярко это могло проявиться в односторонних действиях или заявлениях, без оглядки на американских партнёров. После инцидента в Хевроне 25 февраля 1994 г. (где израильский поселенец, возможно, имевший намерения сорвать мирные переговоры, убил 29 арабов во время молитвы в Пещере Патриархов) Ельцин без координации действий с США призвал стороны вернуться к Мадридским переговорам для сохранения мирного диалога, а также ввести международных наблюдателей для защиты палестинцев. Данная позиция была поддержана ООП и отвергнута Израилем. Кроме того, он направил ряд посланников в регион, включая Козырева, в Тунис и Иерусалим для переговоров с ООП и израильским руководством. Более того, в апреле 1994 г. Ельцин пригласил Арафата и Рабина в Москву с официальными визитами, чтобы продемонстрировать центральную роль России в качестве соавтора арабо-израильского мирного процесса. Кремль работал над тем, чтобы поспособствовать заключению соглашения «Газа плюс Иерихон». Сообщалось, что дипломаты нашли убедительные аргументы для обеих сторон [26]. Как заявляла пресса, «Москва стремится уйти от «имиджа» младшего партнёра Вашингтона, в том числе и в ближневосточном процессе» [27]. По мнению исследователя Роберта Фридмана, стратегия российского президента заключалась в следующем. Он рассчитывал, что Арафат, уже подписавший соглашение с Рабином 13 сентября 1993 г., не имел достаточного пространства для политических манёвров. Палестинский лидер был вынужден вернуться к переговорам с Западным Иерусалимом, чтобы добиться реализации соглашения и возвращения в Палестину. Если бы Россия активизировалась в дипломатической сфере и смогла перезапустить переговоры, то Арафат не препятствовал бы этому и согласился дальше сидеть вести диалог с Израилем. И в этот момент Россия воспользовалась бы своей долей дипломатического влияния в мирном процессе, а Арафат вернулся бы в Палестину. (Однако его возвращение из Туниса произошло без участия России в июле 1994 г.) Такая демонстрация ключевой роли России в одном из самых запутанных конфликтов повысила бы престиж Ельцина на международной арене [16, с. 154].
Дипломатические хитросплетения укрепили позиции Ельцина во внутренних кругах и не нанесли сильного ущерба его связям с США и Израилем. Во-первых, Москва быстро отозвала инициативу «Мадрид-2». Во-вторых, ООП и Израиль вернулись к переговорам после того, как символическое международное присутствие было временно расположено в Хевроне. Кроме того, стороны достигли соглашения по Газе и Иерехону 4 мая 1994 г., Козырев и его американский коллега Уоррен Кристофер присутствовали на церемонии подписания в Каире [28]. В-третьих, между Рабином и Ельциным прошли тёплые переговоры, в ходе которых российский президент пообещал, что в Сирию будут проданы исключительно оборонительные вооружения и запасные части (они поставлялись на основе соглашения 27 апреля 1997 г.). Усилия Ельцина были направлены на то, чтобы использовать роль Москвы в качестве соавтора мирного процесса для демонстрации важности России на международной арене. Подобной тенденцией российская политика характеризовалась в течение 1994-1995 гг. В данный период заметно улучшились отношения с Израилем. Москва поддержала мирное соглашение между Западным Иерусалимом и Амманом в октябре 1994 г., которому она активно содействовала [29], а также соглашение Осло II между Израилем и ООП в сентябре 1995 г. Летом 1995 г. Россия и Израиль создали дипломатический рабочий комитет по Ближнему Востоку, однако уже через год стала ясна неэффективность данного института. Чтобы сохранить баланс в регионе, в конце августа 1995 г. Москва объявила о своих планах открыть миссию в ПНА. Беспокойство у Израиля продолжали вызывать связи России с Ираном и их сотрудничество в ядерной сфере, тогда Рабин не смог убедить российское руководство отказаться от продажи Тегерану ядерного реактора [23, р. 151].
С момента вступления в должность министра иностранных дел Евгения Примакова Израиль надеялся на новый благоприятный виток развития двусторонних отношений, так как Примаков являлся одним из ведущих экспертов в России по Ближнему Востоку. Посол Израиля Ализа Шенар предполагала, что Москва могла бы внести вклад в урегулирование конфликта в регионе, а также выражала свою надежду на пересмотр отношения части российского истеблишмента к Израилю в свете проарабских настроений Примакова. Одной из сфер для более тесного сотрудничества она назвала борьбу с терроризмом [30]. Так в 1996 г. Ельцин принял участие в антитеррористической конференции в Шарм-аль-Шейхе [31]. Её инициатором стал премьер-министр Израиля Шимон Перес, однако официальные призывы звучали от президента США Билла Клинтона. На ней Ельцин осудил террористические акты и предложил провести конференцию в Москве, чтобы дать импульс ближневосточному урегулированию [32].
В апреле 1996 г. российско-израильские отношения начали претерпевать изменения, тогда проходила операция Израиля в Ливане «Гроздья гнева». Ельцин осуждал израильскую позицию, он «потребовал немедленно остановить израильскую военную операцию на ливанской территории и «положить конец массированному нарушению суверенитета Ливана»». Ельцин призвал также прекратить обстрелы северных районов Израиля. Примаков назвал операцию «Гроздья гнева» «неадекватной» [33].
После выборов в России и Израиле начался более благоприятный период их двустороннего сотрудничества. В конце октября Примаков встретился с Нетаньяху в Тель-Авиве. В отличие от своего предшественника новый премьер-министр был заинтересован в России в качестве посредника между противодействующими акторами в регионе и не препятствовал её активной вовлечённости в регион. Как отмечал Примаков, целью поездки была демонстрация активизации России на Ближнем Востоке, особенно, в урегулировании конфликтов [35, с. 295]. Однако Нетаньяху стремился обходить все договорённости, достигнутые ранее между израильской и палестинской сторонами. В свою очередь Примаков не раз подтверждал, что Россия твёрдо придерживается формулы «территории в обмен на мир» в ближневосточном процессе. Также он предлагал более масштабный проект - создание системы региональной безопасности с участием всех стран [36].
По мнению Шломо Бен-Ами, государственного деятеля Израиля, Нетаньяху верил, что мир с арабскими странами должен был наступить после того, как на Ближнем Востоке будет установлена система безопасности. Придерживаясь этой концепции, он совершил ряд серьёзных стратегических ошибок [37, р. 31].
Принимая во внимание расхождение взглядов России и Израиля по урегулированию, Нетяньяху всё же стремился укреплять отношения с Москвой. Он использовал Россию в качестве посредника с Сирией и не имел никогда намерений отвергать обсуждение даже самых острых вопросов [34, с. 304]. После подписания Хевронских соглашений в конце января 1997 г. Ельцин направил приглашения приехать в Москву главам Израиля, Палестины и Ливана. 10 марта 1997 г. Нетаньяху приехал с трёхдневным визитом в Москву, в ходе которого призвал Россию не поставлять вооружения в Сирию и Иран [38, р. 169]. Как отмечает израильский журналист Давид Шех-тер, отношения между странами к тому моменту не только нормализовались, но и
упрочились. Совершая визит в Москву, Нетаньяху не только желал установить долгосрочное стратегическое партнёрство, но и выполнял предвыборные обещания. «Будучи главой оппозиции, он резко критиковал правительство Рабочей партии за то, что в ходе переговоров с ООП оно сделало главную ставку на США и, по существу, отставило в сторону второго официального коспонсора мирного процесса — Россию» [39, с. 248-249].
В течение весны и лета 1997 г. мирный процесс продолжать стагнировать и оказался в шаге от провала. Нетаньяху не выполнял обязательства, поощрял строительство поселений, а Арафат не стремился контролировать террористическую активность радикальных кругов. На этом фоне могла бы увеличиться роль России, чем воспользовался Примаков. Он предложил ряд мер: ближневосточный тур, изложение принципов решения арабо-израильского конфликта, активное вовлечение специального представителя по ближневосточному урегулированию (Виктора Пасувалюка). Данная инициатива совершенно отличалась от той, что была провозглашена в 1994 г. после резни в Хевроне, и той, которую Примаков предложил во время боёв в Ливане в 1996 г. Октябрь 1997 г. стал временем политической активизации России на Ближнем Востоке. Примаков возложил ответственность за дипломатический «тупик» по урегулированию конфликта на Израиль: «Нынешний тупик является результатом того, что израильское правительство уклонилось от ранее заключенных договорённостей и соглашений». Он обвинял Израиль в планировании новой военной операции в Ливане. Москва на тот момент стремилась принять активное участие в региональных делах для предотвращения военных действий. Вполне вероятно, что столь жесткая риторика России привела к охлаждению отношений с Израилем на дипломатическом уровне [40, р. 7].
В свою очередь Нетаньяху резко критиковал позицию Кремля и возражал против связей России и Ирана. В частности, это касалось поставок ракетных технологий, но Москва их отрицала. Стоит отметить, что такие оценки не были характерны для всего израильского истеблишмента. Так Давид Бар-Илан, ближайший советник Не-таньяху, отметил положительную роль Примакова в налаживании диалога между Западным Иерусалимом и Дамаском: «Израиль хочет возобновить переговоры [для подписания мирного договора] и чьими средствами - не важно». Аналогичные заявления сделал Давид Леви, министр иностранных дел Израиля, после визита Примакова. Он отметил, что совместный российско-израильский комитет по Ближнему Востоку возобновит свою работу в ноябре 1997 г., а Посувалюк совершит очередную поездку в целях содействия израильско-российскому диалогу.
Уже после подписания меморандума Уай Ривер между Арафатом и Нетаньяху, в январе 1999 г. Шарон в качестве министра иностранных дел прибыл в Россию. Он провёл встречу со спикером Государственной Думы Геннадием Селезнёвым, в ходе
которой была затронута палестино-израильская проблема. Что касается одностороннего провозглашения независимости палестинского государства, то министр иностранных дел Шарон разъяснил позицию Израиля и предложил, чтобы Россия использовала свои связи в арабском мире и убедила палестинцев не делать этого [42]. Более того, Шарон провёл встречу с министром иностранных дел Игорем Ивановым, министром обороны Игорем Сергеевым и министром внутренних дел Сергеем Степашиным. Стороны отметили важную роль России в регионе, Шарон приветствовал желание Иванова внести вклад в мирный процесс между Израилем и Палестиной. Он подчеркнул в своей речи: «Мы [Израиль] готовы в полной мере выполнить соглашение Уай, при условии, что ПНА выполнит все свои обязательства, указанные в соглашении, в соответствии с принципом взаимности» [43]. На встрече с премьер-министром Примаковым были поднят вопрос о роли России на Ближнем Востоке и отмечены схожие и различные позиции относительно вызовов в регионе [44].
Визит Шарона в Москву продемонстрировал важность отношений между странами. В течение года израильский истеблишмент делал ряд заявлений относительно важности роли России в ближневосточном урегулировании. Израиль стремился сохранить динамичные отношения с Россией, имевшей тесные связи с арабскими режимами и обладающей определённым влиянием на Сирию, Иран и Палестину. Так или иначе, в период 1990-х гг. Россия смогла принять участие в попытке урегулирования конфликта между Палестиной и Израилем, однако её усилия были значительно меньше по сравнению с США. Во многом такое положение дел было связано с линией Козырева, стремившегося избегать столкновения с США по ряду принципиальных вопросов в ближневосточном регионе и дистанцировавшегося от арабских режимов. С началом Мадридской конференции Москва придерживалась чёткой позиции «территории в обмен мир». Налаживая диалог с Израилем, Россия продолжала сохранять свою позицию по урегулированию конфликта.
В целом, в течение последнего десятилетия XX в. отношения России и Израиля основывались на пяти столпах. А именно борьба с терроризмом, наличие большого количества русскоговорящих репатриантов в Израиле, торгово-экономическое сотрудничество, взаимодействие в военно-технической отрасли. Особое место занимает урегулирование палестино-израильского конфликта, так как в российской политике в 1990-е гг. трансформировался подход к данной проблеме. Во период СССР Палестинское сопротивление воспринималось как народно-освободительное движение, однако после 1993 г. на карте появилась ПНА, ставшая ещё одним игроком в регионе. Более того, Израиль сделал ставку на сотрудничество с Москвой на официальном уровне. Возобновление диалога с Западным Иерусалимом заложило базу для дальнейшего сохранения важной роли России в мирном процессе между палестинцами и Израилем, что позволило ей оставаться активным посредником между конфликтующими сторонами.
37. Ben Ami Sh. Minister for Public Security, Israel. Israel&s foreign policy agenda, The RUSI Jour
