УДК 746.41
А. В. Келлер
На переломе эпох: от Москвы до Петербурга. (Портное ремесло конца XVII - начала XVIII в.)*
Как изменилось социальное и экономическое положение портных Москвы, а после и Петербурга во время петровских реформ конца XVII - первой четверти XVIII в.? Какое влияние оказывала мода на развитие портновского ремесла? Какие тенденции появились после строительства Петербурга и усиленной вестернизации России во время и после петровских реформ? Петербург как европейская столица, славящаяся своей роскошью, привлекал большое количество портных из Европы. Наличие множества иностранных портных в Петербурге наложило сильный отпечаток на портновское ремесло и привело к возникновению крупнейшего центра моды XVIII в. в России.
How to change the social and economic situation tailors in Moscow, and later in St. Petersburg, from the last quarter of the seventeenth century to the begin of 18th century? What trends emerged after the building of St. Petersburg and increased Westernization of Russia during and after the reforms of Peter the Great? Petersburg as a European capital, famous for its luxury, attracted a significant number of tailors from Europe. In addition to the needs of the royal court and the nobility, army and navy dressed foreign tailors great number of foreigners in the city. The presence of many foreign tailors in St. Petersburg has left a strong influence on the russian tailor&s and resulted in building оf important fashion centers to Russia in the 18th century.
В древнерусском языке название профессии портного произошло от используемого материала «порт» [1]. Начало влияния западно- и центральноевропейской моды в Москве можно отнести к появлению в русской столице Немецкой слободы в XVI в. [2] В ходе Ливонской войны (1558-1584) пленные немцы были поселены отдельной слободой в Замоскворечье, в Болвановке, а при Борисе Годунове - на реке Яузе. Во времена Смуты и польской интервенции начала XVII в. слобода сгорела и была вновь образована в 1652 г. на том же месте. С усилением внешнеполитических связей с Западной и Центральной Европой со второй половины XVI в. наблюдаются частичные заимствования на бытовом неофициальном уровне без отказа от традиционной русской одежды [3].
С. М. Шамин в своей статье о моде в России последней четверти XVII столетия сжато сформулировал значение внешнего вида: «Внешний вид человека - одежда, прическа, украшения -точно указывают на его место в социальной структуре общества и культурную принадлежность. Тот или иной стиль одежды может быть выражением политического протеста или, наоборот, показателем приверженности традициям. Эволюция моды неотделима от идейной жизни общества» [4]. Заметим только, что такую характеристику можно распространить на более закрытые общества с высоким уровнем унификации, консервативные или традиционные общества до модерного периода. К российским реалиям она наиболее применима вплоть до начала 1990-х гг.
Для более открытых обществ характерно большее разнообразие в стиле, а для современного общества, живущего в эпоху «после конца истории», вообще характерен «универсальный стиль». На университетской вечеринке, где все студенты одеты примерно одинаково: в футболку, джинсы и кроссовки, трудно будет сделать различие между наследником британского престола, сыном фермера из Нормандии, дочерью профессора из Сорбонны или американского сенатора. То же можно сказать и о российском обществе последних лет.
* Материал подготовлен в рамках реализации гранта Правительства РФ по привлечению ведущих учёных в российские образовательные учреждения высшего профессионального образования и научные учреждения государственных академий наук и государственные научные центры Российской Федерации. (Лаборатория эдиционной археографии, Уральский федеральный университет). Договор № 14.А12.31.0004 от 26.06.2013 г.
© Келлер А. В., 2015 56
Ссылка на тот или иной указ не может объяснить до конца изменений в русской одежде. Анализ источников указывает на то, что в XVII в. одеваться «по-европейски» среди высших социальных слоев России не было столь уж невиданным делом [5]. Н. И. Костомаров писал об отце первого царя из рода Романовых Федоре Никитиче Романове (ок. 1554-1633), что «не было в Москве красивее и щеголеватее мужчины. Современник голландец сообщает, что если портной, сделавши кому-нибудь платье и примерив, хотел похвалить, то говорил своему заказчику: теперь ты совершенный Федор Никитич. Этого-то первого московского щеголя насильно постригли в Сий-ском монастыре под именем Филарета» [6].
У И. Е. Забелина находим, что уже в первой половине XVII в. при русском дворе «были люди, которым нравились немецкие обычаи и которые носили даже немецкое и французское платье. Между такими людьми [...] весьма значительное место [...] занимает родственник царя Михаила Федоровича боярин Никита Иванович Романов», любивший одеваться во французское и польское платье. Такую прихоть боярин мог себе позволить во время своего пребывания в деревне и при выездах на охоту [7].
Никто иной, как «первый современный человек России», доверительное лицо царя и главный правитель Посольского приказа А. Л. Ордин-Нащокин заключает с Польшей Андрусовское перемирие 1667 г. [8] Если ранее иностранцы отмечали, что быт именитого боярина и средней руки москвича мало чем отличались, то при династии Романовых видны явные признаки образования новой, отличной от народной, европеизированной светской культуры. И если «западник» Ордин-Нащокин еще носит традиционный русский костюм боярина, то такие «горячие поклонники Запада», как боярин А. С. Матвеев и князь В. В. Голицын, ведут «иной образ жизни», одеваются в европейское платье [9]. Показательно, что Нащокин и Голицын умеют не только носить европейское платье, но и разговаривать на латыни и по-польски.
В последней трети XVII в. можно говорить уже не о единичных фактах появления европейской моды среди московской знати. В каких-то случаях законодательные инициативы шли в ногу со временем (1681), т. е. не противореча модным веяниям в обществе, социальной верхушке, в каких-то - опережали его (1698). Как показал С. М. Шамин, Федор Алексеевич указом 1681 г. не вводил никакой европейской одежды, а «просто запретил ношение традиционного парадного костюма, заменив его служилым платьем», бывшим более коротким, чем традиционное, а значит, и более близким к европейскому покрою, т. е. более удобным при исправлении службы [10].
Между 1673 и 1698 гг. происходят перемены в русской одежде в сторону польского платья [11], испытавшего «множество иноземных влияний - немецкое, итальянское, испанское, восточное» [12]. Все они характеризуются изменением длины платья от длинного к более короткому -европейскому [13]. Эти изменения касались, прежде всего, Москвы. В провинции их практически не знали.
Во многих нарративных источниках немалая роль в польском влиянии приписывается жене Федора Алексеевича польского происхождения, Агафье Семёновне Грушецкой, но его нельзя преувеличивать. Петр I отмечал позже, «что при его брате весь двор увлекался нарядами и лошадьми» [14]. В частности, фаворит Софьи, Василий Васильевич Голицын, в ведении которого с 1683 по 1689 г. находился Посольский приказ, слыл известным франтом и приверженцем европейской моды. Это можно сказать и о его брате, А. В. Голицыне [15]. После вступления в регентство Софьи в 1682 г. «в среде московской знати не только внешний вид, но и быт в целом начал перестраиваться по европейским образцам» [16].
В допетровское время сравнительно небольшие потребности в одежде европейского покроя вполне могли быть удовлетворены портными Немецкой слободы, а с 1690 г. - портными Мастерской палаты Кремля. Необходимость в иностранных портных значительно возросла после распоряжения Петра I от 29 августа 1698 г., запрещавшего носить дворянам и горожанам «старинное платье российское [которое было наподобие польского]», зафиксированного в его «Журнале, или Поденной записке...» [17].
Сам Петр I увлеченно занимался формированием своего европейского гардероба. О его пристрастиях говорит, например, случай, произошедший в Голландии во время Великого посольства 1697-1698 гг. Во время пребывания в Заандаме, государю «очень понравилась зандамская одежда; поэтому он отправил одного из своей свиты вместе с портным Ремметом в Амстердам с поручением купить материй, чтобы сшить платье его величеству по зандамскому образцу. Также и другие здешние портные шили платье ему и его свите» [18].
Говоря о введении европейского платья в России, необходимо рассматривать не только распоряжение Петра 1698 г., но и ряд указов, вышедших до 1714 г. включительно. При этом интересно проанализировать, каких социальных слоев это, прежде всего, касалось и какими мерами законодатель собирался добиваться соблюдения новой формы одежды.
Согласно именному указу от 4 января 1700 г. «всех чинов людям», кроме духовенства и пахотных крестьян, предписывалось носить платье на манер венгерского. Западноевропейский покрой, противопоставлявшийся Петром I «традиционно» русскому, должен был стать маркером для элиты «новой России» [19]. Но смена моды не стала радикальной. Как уже было сказано, до Петра европейское платье не было в Москве диковинкой и находилось в обращении у некоторых представителей московской знати. Петр Алексеевич был первым, внедрявшим немецкое или европейское платье посредством распоряжений и указов, предусматривавших разные меры наказаний за их нарушение. В отличие от петровских распоряжения 1698 г. и указа 1700 г., не предусматривавших особых наказаний за их неисполнение, в последующих указах прослеживается введение и ужесточение мер наказания.
Именным указом, изданным в декабре 1701 г., «О ношении всякого чина людям немецкого платья и обуви и об употреблении в верховой езде немецких седел» вводится «жестокое наказание» за ослушание. Указ распространялся не только на верхушку общества, т. е. бояр, окольничих, думных и ближних людей, стольников, стряпчих, дворян, детей боярских и гостей, но и на средние и низшие слои населения Москвы: приказных людей, драгун, солдат, стрельцов, жителей черных слобод, «всяких чинов людей Московских и городовых жителей», а также «помещиковых и вотчиниковых крестьян», приезжающих и живущих в Москве для промыслов. Им приказано носить верхнее «немецкое» платье саксонское и французское, нижнее: камзолы, штаны, сапоги, башмаки и шапки немецкие - и ездить на немецких седлах. Исключение составляли лишь священнослужители и пашенные крестьяне. Те, кто все же осмеливался носить русское платье в Москве, обязан был заплатить налог «в воротах целовальникам [...] с пеших по 13 алтын по 2 деньги, с конных по два рубля с человека». Для русских портных это означало запрещение производить русское платье и продавать его в торговых рядах под угрозой жестокого наказания [20]. Оно заключалось, скорее всего, в наказании плетьми.
В таком большом городе, как Москва, непросто было проследить за исполнением приказа. Тем более видна целеустремленность и настойчивость Петра во введении новой формы одежды. Возможно, выход указа стимулировался также началом строительства новой столицы на Неве в мае 1703 г., в которой строго следили за соблюдением регламента одежды. Поэтому 22.12.1704 г. издается аналогичный указ «О ношении платья всякого чина людям саксонскаго и немецкаго, о неделании мастерам русского платья, о неторговании оным в рядах, и о штрафах за неисполнение сего указа». В указе делается уточнение по поводу сезонной одежды. Зимой велено носить «саксонские и французские» кафтаны, «какие кто похочет; а летом носить одно французское» [21].
Образцы немецкого платья можно проиллюстрировать на примере изображений парижского издания 1888 г., чтобы увидеть, насколько традиционное русское платье разнилось от немецкого.
Уточнение делалось в именном указе от 28.02.1702 г. «О ношении парадного платья в праздничные и церемониальные дни», предписывавшем «носить кафтаны верхние суконные французские; [...] а Московских чинов людям и дьякам носить французские кафтаны и камзолы [...] а иных нижних всяких чинов людям французские ж, и камзолы у кого какие есть цветные». Для этого на проезжих воротах в Кремле, в Китай- и Белом городе были прибиты письма [22].
Производство и ношение русского платья повторно запрещалось именным указом от 29.12.1714 г. «О неторговании русским платьем и сапогами и о неношении такового платья и бород». Причем теперь Петербург упоминался особо, а Москва подразумевалась подо всеми остальными городами. В этом указе упоминался и подтверждался в свою очередь указ от 17.12.1713 г., ужесточавший наказание за его нарушение. Последнее рассматривалось как преступление, влекущее за собой жестокое наказание, конфискацию движимого и недвижимого имущества и ссылку на каторгу «без всякие пощады». Причиной такого ужесточения было неисполнение некоторыми ремесленниками и «торговыми людьми» указов: «презирая их, при Санктпетербурге торговые люди таки русским платьем и сапогами торговали, за то им по розыску в нынешнем 714 г. учинено наказание, биты кнутом и сосланы на каторгу» [23]. Как видно, строгие указы и личный пример царя были недостаточными, чтобы в короткий срок поменять традиционное русское платье последней четверти XVII в., с элементами польского, на венгерское и далее на западноевропейское или «немецкое», т. е. французское и саксонское, в широких слоях городского населения.
Безусловно, влияние иностранцев при Петре I значительно возросло: их приток значительно увеличился после дарования им привилегий указом о вызове иностранцев 1702 г. и предоставлении свободы передвижения по стране. Но стоит учитывать и то, что для многих эмигрантов переселение в Россию могло означать не только успешную карьеру, но, зачастую, и крушение всех надежд, хотя последние оставались в меньшинстве [24]. Тем не менее можно сказать, что политика вестернизации России создавала благоприятные условия для существования в Петербурге большого количества иностранных портных. Дополнительно к потребностям армии, флота, 58
чиновников, двора и знати, иностранные портные одевали иностранцев, количество которых в первое время после основания Петербурга доходило до 20% от населения города [25]. Первые петербургские портные иностранцы селились на Васильевском острове во Французской слободе в начале 2-й линии и на Адмиралтейской стороне в Немецкой слободе, расположенной по Большой Немецкой улице, а также на Малой и Большой Морской, а со второй половины 1730-х гг. - по Малой и Большой Конюшенным улицам [26].
Сегодня слободы не сохранились, но районы города, в которых была наибольшая плотность заселения иностранцев, можно найти по расположению лютеранских и католических церквей на Васильевском острове (св. Екатерины), на Невском проспекте (св. Петра и Павла), Кироч-ной ул. (св. Анны) [27]. В петровском Петербурге до 1710 г. трудно заметить еще какую-либо регулярную застройку. За исключением перспектив - будущих главных магистралей Адмиралтейской части: Невского и Вознесенского проспектов и Гороховой улицы, определявших каркас будущей городской инфраструктуры, - преобладало расселение в слободах, вызванное желанием первых петербуржцев селиться на сухих местах [28].
Среди русских мастеровых, выписываемых регулярно с 1710 г. в Петербург, в просторечии называемых «переведенцы», портных почти не было, в основном присутствовали строительные профессии [29]. Согласно именному списку 1723 г. среди почти 1000 русских «мастеровых людей вечного житья» первого призыва насчитывалось всего два или три портных [30]. Русских ремесленников было по сравнению с иностранными несоизмеримо больше, но, что касается портных и других «специальных» ремесел, не существовавших или незнакомых в новой форме до описываемого времени, здесь соотношение совершенно иное [31].
В своих поездках по Европе царь не забывает о своей жене и пишет ей из Брюсселя 4 апреля 1717 г. о том, что посылает ей кружева «на фантанжу и на агажанты»: «...понеже здесь славныя кружева из всей Эуропы» [32]. «Фантанжа» означала головной убор, а «ангажанты» - манжеты на груди и рукавах. Екатерина не заставила себя долго ждать и поблагодарила царя в своем ответном письме от 19 апреля «за присланные кружева брабантские» [33]. Что товар, а значит, и работа портных, необходимая для изготовления этого товара, ценились недешево, можно увидеть, ознакомившись с расходами Кабинета его императорского величества в первые годы его существования в 1705-1713 гг. на более чем 346.000 рублей [34].
Для сравнения, годовое жалование кухмистера Петра I Яна Фельтена составляло 200 р., токарного мастера Логина Шлепора «в 1713 ему же по контракту его на 711-й и 712-й год по 400 р. на год, итого 800 р., а впредь ему будет дача от Сената [...] 800 руб.» «Садовнику француженину Денису Брокету по его контракту 300 руб. Да другому садовнику голландцу Леоналу Гарнифель-ду по договору [...] 168 руб.» [39]
Регламентации и технической стандартизации портновского ремесла служило создание цехов, бывших еще и институтом, помогавшим иностранцам адаптироваться в чуждой им среде. Согласно косвенным данным, уже в 1712 г. в Петербурге имелись цехи портных и цирюльников, в которые вступали московские иностранные мастера [40]. Стимулом для их переселения из Москвы стал, видимо, переезд в 1712 г. царского двора и русского правительства в новую столицу. Иностранные портные последовали за своими высокопоставленными клиентами, обязанными Петром жить в новой столице. Петербургские портные специализировались на пошиве военной и гражданской униформы, а также делились на мужских и дамских, позднее - модных портных [41].
В первые десятилетия существования Петербурга количество иностранных портных было преобладающим среди общего числа портных ввиду того, что русским мастерам новый европейский покрой не был хорошо знаком, да и достаточного времени выучиться у них пока не было. Как указывает Т. Т. Коршунова, «сведения о мастерах - создателях костюмов XVIII столетия, скудны и отрывочны. Документы изредка называют лишь их имена, иногда перечисляют сделанные ими платья» [42].
Введение цехов указами 1721 и 1722 гг. не случайно совпало с принятием Петром I: победителем в Северной войне, титула императора. Цехи были важным элементом имперского строи59
тельства, должными по замыслу царя-реформатора структурировать столичное и городское хозяйство, обеспечить не только повышение поступления налогов в казну, но и достаточное технологические развитие ремесленного и мануфактурного производства для удовлетворения потребностей государства.
В регламенте главного магистрата от 16.01.1721 г. предписывалось «определить», сколько ремесленников находится в Санкт-Петербурге: «...даже до последнего сапожника и партнова» [43], а в указе об основании цехов от 27.04.1722 г. упоминается и портновское ремесло, причем приказано «чинить немедленно ж» [44]. При этом русский и немецкий цехи существовали раздельно. По данным К. А. Пажитнова, в 1724 г. в петербургских русском и немецком цехах насчитывалось 245 портных мастеров мужского и женского пола без подмастерьев и учеников [45]. Известно, что кроме них в дворянских городских усадьбах трудилось множество крепостных портных и портних, вышивальщиц и кружевниц. Многие из них отдавались в детстве на обучение иностранным мастерам, по прохождении которого поступали в полное распоряжение помещика.
В заключение можно сказать, что социальное и экономическое положение как русских, так и иностранных портных, особенно в Петербурге, во время петровских реформ конца XVII и первых двух декад XVIII в. существенно изменилось. Вместо изолированного проживания в Немецкой слободе, иностранные портные теперь не ограничены в расселении на территории всего города, прежде всего в его центральных районах, где проживала большая часть потенциальных заказчиков. Мужской костюм, сложившийся при дворе Людовика XIV, с некоторыми региональными особенностями в деталях, и введенный реформами Петра I, состоял из кафтана, камзола и коротких штанов [46].
Если в допетровской России влияние западноевропейской моды носило локальный характер и распространялось, прежде всего, на верхушку общества, то после 1698 г. Петр I планомерно пытается распространить новую форму одежды на все городское население, не говоря уже о служилом, одетом в европейский мундир.
Рассматривая развитие портновского ремесла с позиции длинных трендов, можно предположить существенное культурное влияние со стороны Речи Посполитой, с которой Россия соперничала за геополитическое преобладание в Восточной Европе с конца XVI в. до заключения Анд-русовского перемирия в 1667 г. [47] Интеракции не ограничивались продолжительными войнами, но зачастую принимали различные формы культурного обмена. Не случайно, именно при новой династии Романовых царских детей одевают в европейское платье, скорее для потехи, из-за любви детей к переодеванию. Но, как это часто бывает, в игре сформировался определенный культурный код, давший со временем о себе знать. Петр I пошел еще дальше и воспользовался сменой одежды как одной из форм повседневной европеизации [48].
Характерной особенностью правления новой династии Романовых являлась, наряду с приверженностью к традициям, преимущественно западная направленность внешней политики, в результате которой происходит более близкое знакомство с европейской культурой. В быту царской семьи и московской знати все чаще практикуется ношение европейского или приближенного к нему платья. Этот разновекторный процесс длился на протяжении всего XVII в. Известно, что во времена патриарха Никона иностранцы охотно одевались в русское платье, что вызвало в свое время неудовольствие патриарха и запрещение иностранцам носить русское платье для их внешнего отличия от русских.
Со строительством Петербурга и переездом туда царского двора и правительства в 1712 г. положение кардинально меняется. Европейская мода начинает всецело доминировать во вкусах и предпочтениях русского дворянства, академической и промышленной элиты. Этому обстоятельству способствовало уже само пространство северной столицы, построенной по новым принципам европейского градостроительства. Петербург как российская европейская столица, славящаяся своей роскошью, стал привлекать большое количество портных из Европы, что наложило сильный отпечаток на портновское ремесло и привело к возникновению крупнейшего центра моды в России XVIII в.
Примечания
УДК 908
Т. Д. Фаттахов
К истории расселения татар-мусульман в юго-восточных городах и уездах Вятской губернии
На основе разнохарактерного материала исторических источников в статье рассматривается история городов юго-восточной части Вятской губернии: Елабуги, Сарапула, Малмыжа и Уржума. Исследуются причины их возникновения и последующая судьба до начала XX в. Автором обосновывается мысль о необходимости изучения этих городов как единого исторического, географического и экономического пространства в силу их специфического национального состава и месторасположения. Анализируются также процессы миграции татар с территории бывшего Казанского ханства в юго-восточные земли Вятского края, где они со временем превратились в оседлое население, в том числе городское. Предпринимается попытка определения численности мусульманского населения в Елабужском, Малмыжском, Уржумском, Сарапульском уездах и в административных центрах данных территориальных образований.
On the basis of diverse material of historical sources the paper presents history of towns of the South-Eastern part of the Vyatka province: Yelabuga, Sarapul, Malmyzh and Urzhum. Towns& emergence causes and their subsequent destiny before the early XX-th century were explored. The Author makes the case for studying of mentioned towns as a united historical, geographical and economic area due to their specific ethnic composition and location. The Tatars& migration processes from the territory of the former Kazan Khanate to the South-East districts of Vyatka province were analysed, where Tatars formed a settled population in the lapse of time, including urban population. An attempt is made to estimate Moslem population in Yelabuga, Malmyzh, Urzhum and Sarapul districts and in administration centres of these territorial entities.
В 1708-1710 гг. Петр I провел административно-территориальную реформу, по результатам которой страна была разделена на восемь больших губерний. Вятская земля оказалась в составе двух из них - в Сибирскую вошли Хлыновский, Слободской, Котельничский, Орловский, Шестаковский и Кайгородский уезды, а Яранский, Уржумский, Царевосанчурский и Малмыжский попали в состав Казанской. В 1780 г. эти земли вновь оказались под воздействием территориальной реформы. По ее итогам было образовано Вятское наместничество, состоявшее из 13 уездов -Вятского, Слободского, Кайгородского, Котельничского, Орловского, Яранского, Царевосанчур-ского, Уржумского, Нолинского, Малмыжского, Глазовского, Сарапульского и Елабужского. Однако и в таком состоянии Вятские земли также пребывали недолгий срок и уже в конце XVIII столетия - 12 декабря 1796 г. - Вятское наместничество указом Павла I было преобразовано в губернию. Образованная губерния на западе граничила с Костромской, на севере - с Вологодской, на востоке - с Пермской, на юге - с Казанской и Уфимской. На момент создания на её терри-
© Фаттахов Т. Д., 2015 64