Спросить
Войти
ИСТОРИЯ
УДК 27-786:94(470.11)470.11"1676/1764"
Е. В. Кустова
«Малобратственный» монастырь между двух эпох: из истории Куринского Архангельского монастыря 1676-1764 гг. *
Цель статьи - на примере Куринского Архангельского монастыря рассмотреть условия и факторы появления и развития небольших монастырей в Вятской и Великопермской епархии в конце XVII -первой половине XVIII в., причины их закрытия и кратковременного возрождения.
The purpose of the article - the example of Kurinsky Archangel Monastery to consider of the conditions and factors the emergence and development of small monasteries in Vyatka and Vyatka and Great Perm& diocese at the end of XVII - the first half of the XVIII century, reasons for their closure and short-term revival.
История небольших монастырей XVII-XVIII вв. остается, как правило, за рамками научных исследований, в первую очередь, по причине узкой источниковой базы. В то же время их история самобытна: во многих аспектах духовной, бытовой и хозяйственной жизни она отличалась от крупных обителей. Практически не имея земельных вотчин и прочих угодий, они были более уязвимы в экономическом отношении, поэтому и время их существования зачастую было недолгим.
Одним из «малобратственных» монастырей в Вятском крае, просуществовавшим менее ста лет, была Михайло-Архангельская обитель с. Курино Куринской волости Котельничского уезда. Монастырь располагался «близ Моломы реки над Куринкою речкою, а от города Хлы-нова... в 83... верстах» [1]. На сегодняшний день не существует ни научных, ни научно-популярных работ, посвященных его истории.
Куринская обитель возникла в конце XVII в., в период, когда инициаторами создания монастырей выступали, как правило, частные - духовные или светские -лица. Нередко их появление было связано с местными почитаемыми иконами. Создание монастырей в тот период облегчалось тем, что для их создания не требовалось решения патриарха или царя -достаточно было благословения местного архиерея, который появился на Вятке в 1657 г.
Сохранившийся текст грамоты епископа Вятского и Великопермского Ионы от 20 июня 1676 г. на основание Куринской обители помогает воссоздать условия ее появления. Инициатором создания обители, судя по грамоте, был дьячок Покровской церкви с. Курино Петр Рогачев, который подал прошение на имя архиерея. В нем он, в частности, сообщал, что «в нынешнем де 184 году обещался он в новокупленной своей деревне в той же Куринской волости над Куринкою рекою ограду оградити и в той ограде церковь теплую древяную по мо-настырьскому чину построити во имя Архистратига Божия Михаила на общежителное собрание монахом и христолюбивым людем душевнаго ради спасения, а с тою своею новокуп-леною деревнею обещался он дати близ тоя деревни на препитание братии мелницу и сенные покосы и всякия угодья, что с тою деревней в купчей написаны». Владыка благосло* Публикация подготовлена в рамках поддержанного РГНФ и Правительством Кировской области научного проекта № 14-11-43003.
© Кустова Е. В., 2014 48
вил создание общежительного монастыря, указав при построении церкви выдать для освящения масло и миро, а также антиминс [2].
Однако грамота не дает иного объяснения причин построения монастыря именно в с. Курино, кроме как желания местного дьячка. О реальных причинах мы узнаем из переписи Котельничского уезда 1678 г., где о новом монастыре сказано следующее: «Починок был Микитки Перестронина с товарыщи над речкою Куринкою, а ныне на том месте построен вновь монастырь, а в том монастыре церковь во имя воспоминания бывшаго чюдеси Архистратига Михаила. В монастыре черный поп Ияков с братьею» [3].
Историческая память сохранила местные предания об истории обретения образа архангела Михаила, зафиксированные исследователями в конце XIX - начале XX в. В частности, в одном из них сообщалось следующее: «Верстах в 2-х или в 3-х на северо-запад от нынешнего села Курина, близ деревни и ныне именуемой Верхокуринье (в простонародье Монастыр-щина), крестьянин пахал свой земельный участок. Пропахивая борозду, он заметил, что соха задела за что-то твердое, и как ему показалось - светящееся. Не обратив внимания на это в спешности работы, он поехал с сохой далее, но когда поехал назад по следующей борозде, на том же месте он увидел свет, который, все усиливаясь, превратился в подобие огненного столпа. В удивлении крестьянин подходит к тому месту, откуда исходил свет, и находит камень с каким-то изображением. В недоумении он приносит эту находку священникам и рассказывает о бывшем явлении света. Священники без особаго затруднения узнали на камне изображение св. Архистратига Михаила. Молва о нахождении иконы быстро распространилась, и все стали благоговейно чтить св. образ» [4].
Сама икона, положившая начало монастырю, не сохранилась до наших дней. Ее история и бытование требует особого исследования. Ограничимся здесь лишь общими сведениями. Известно, что образ был небольшим, около шести сантиметров [5]. Как писал прот. Г. Пинегин, «камень, на котором он вырезан, есть, по-видимому, черный шифер. Резьба показывает, что это было дело искуснаго своих времен художника, и что начало сему образу должно искать не на Вятке» [6].
Следует отметить, что мелкая каменная пластика действительно не была характерна для Вятского края, и появление здесь предметов подобного рода является, по мнению исследователей, отражением тесных связей с северными землями. В настоящее время в областном музее хранится лишь один фрагмент сланцевой резной иконки Преображения Господня [7], обнаруженной при раскопках Хлыновского Кремля в 1957 г. Она изготовлена, по мнению специалистов (Б. А. Рыбакова, В. Л. Янина, Л. П. Гуссаковского), в XIII в., а по художественно-стилистическим особенностям имеет новгородское происхождение. Размер был небольшим: в ширину около шести сантиметров, поэтому ее относят к типу нагрудных иконок, распространенных в тот период [8].
В XIX в. на Вятке было известно о существовании пяти подобных икон. Помимо архангела Михаила из с. Курино это иконки Спаса Нерукотворного и Владимирской Божией Матери, найденные в д. Ширяевской и хранившиеся в Котельничском Никольском соборе. По описанию А. А. Спицына, «работы вообще грубой, но тонкой в частностях (напр., обделка одежды); оба образа выпуклой резьбы, не одинаковаго по цвету камня и неодинаковой величины». Также были известны каменные икона свт. Николая в с. Колобове и образ Спасителя в с. Юрьево. Как указал составитель каталога вятских древностей, «все они очень невелики». Следует отметить узость локализации подобных находок: они были обнаружены в Котельничском уезде за исключением образа свт. Николая, который находился в Яранском уезде [9].
Интересно, что в самом Куринском монастыре образ архангела Михаила, перенесенный в 1740 г. в кафедральный собор г. Хлынова, не был единственным. Согласно описи обители 1768 г. там хранились три каменные иконки. В частности, это был еще один каменный образ архангела Михаила: «Образ архангела Михаила ж вырезан на камню, пелена белой камки, по местам вышито золотом, в средине крест черного бархату, при концах того креста осмна-дцать штучек сребряных чеканных под золотом». Вероятно, это была копия найденного оригинала, который находился в кафедральном соборе, подобно иконе свт. Николы Великорец-кого, у которой в с. Великорецком оставалась копия - «житель», как ее называли в народе.
Также в обители находилось два вырезанных на камне образа Божией Матери Владимирской, в честь которой был наименован второй храм монастыря. Если каменный образ архангела Михаила был по правую сторону от царских дверей в местном ряду иконостаса, то
образ Богородицы - по левую сторону: «Образ явленный Пресвятыя Богоматери Владимирской вырезан на камню, венец, гривна и оклад, да в чюдесех осмнадцать венцов сребряных под золотом, пелена жаркой голи, средина зеленой голи, крест вышит золотом». Второй каменный образ Владимирской Богородицы был «вырезан на камню с чудесами в киоте» [10]. История явления образа Божьей Матери не сохранилась в местных преданиях, но, как можно предполагать, икона также была обнаружена в земле. Возможно, что речь идет об иконе, обнаруженной в д. Ширяевской, о которой уже упоминалось выше.
Сведения о жизни монастыря до начала петровских преобразований достаточно скудны. Известно, что по уставу монастырь был общежительным. Именно так он характеризуется в грамоте 1676 г. об основании обители. Это подтверждается и сообщениями документов 1702-1703 и 1724 гг. о том, что одежду и питание братии предоставлял сам монастырь [11].
Сведения о братии монастыря в конце XVII в. отрывочны. В 1678 г. упоминается «черный поп Ияков», который являлся, по-видимому, первым строителем (в терминологии того времени так назывался настоятель в сане иеромонаха) обители. Его же, вероятно, мы видим и среди вкладчиков монастыря. Также одним из первых упоминается и монах-вкладчик обители старец Роман (Михайлов). Интересный аспект родственных взаимоотношений братии с родственниками приоткрывает переписная книга 1678 г.: в прикладном старцем Романом починке проживал его внук «Кирюшка Агафонов Михайлов 12 лет»: вероятно, после смерти отца дед пристроил внука в обители [12].
Чуть позднее, около 1785 г., принял постриг в Куринском монастыре Сергий (Матвеевых), происходивший из посадских г. Котельнича. Став в 21-летнем возрасте монахом, он прожил в Архангельском монастыре 15 лет. Указом преосв. Дионисия он был переведен в Верхочепецкий Крестовоздвиженский монастырь и посвящен в сан игумена. Пребывание его там продлилось 13 лет. Затем указом архиепископа он был переведен с возведением в сан архимандрита в богатейший монастырь Пермской земли - Пыскорский, которым он управлял более 11 лет [13]. Между мартом 1686 г. и августом 1687 г. в монастыре упоминается строитель Стефан [14], в 1702 г. - игумен Феогнаст (Феогност), в 1703 г. - казначей старец Ефрем [15], около 1706 и в 1707 гг. - строитель иером. Евфимий, а в декабре 1724 г. последним казначеем назван монах Киприан, вместо которого по каким-то причинам подписал опись монастыря 56-летний монах Серафим (Шевнин). Что касается последнего, долгое пребывание в монастыре (более 32 лет) позволило бывшему безземельному бобылю овладеть грамотой, хотя священного сана при этом он не получил [16].
Последним настоятелем обители перед ее закрытием в 1724 г. был игумен Даниил (Щепин) - выходец из крестьянской среды, ставший диаконом Дмитриевской церкви с. Мо-лотниковского [17]. Овдовев, 18 декабря 1717 г. отец Димитрий принял постриг в Успенском Трифоновом монастыре. Прожив в вятской обители шесть недель, он был возведен в сан игумена и направлен в Архангельский Куринский монастырь, которым управлял семь лет (по другим сведениям - с 1721 г.). После этого в 1724 гг. был назначен преосв. Алексием игуменом вновь основанного Подгородного Богословского монастыря. В последующие годы он являлся настоятелем Слободского (1729-1731), Пыскорского (1731-1740) и Успенского Трифонова (1740-1744) монастырей, после чего вышел за штат [18].
Сколько монашествующих было изначально - не известно. В описи монастыря 1702 г. упоминаются вклады разных монахов, но с полной уверенностью утверждать, что они были из Куринского монастыря, нельзя. Спустя 50 лет после основания, к 1724 г., в братии состояли 12 человек (игумен, иеродиакон и 10 монахов), в 1725 г. упоминаются девять человек (игумен, иеромонах, иеродиакон, казначей и пять монахов). Сохранившаяся опись монашествующих позволяет не только выяснить их имена, но и проанализировать их социальный состав. Братия была преимущественно из крестьянской среды, в том числе и из самых бедных слоев - безземельных бобылей. Последнее косвенно может свидетельствовать о том, что обязательного вклада от бедных при вступлении в монастырь не требовалось. Духовное происхождение было только у игумена Даниила и иерод. Геннадия, которые до пострига служили диаконами. Монастырь имел локальный характер, братия которого формировалась в основном из местного населения: девять человек происходили из Котельничского уезда, к которому относилась обитель, один человек был из Слободского, один - из Хлыновского и один - из Орловского уезда. В большинстве своем это были постриженики Куринского монастыря, что говорило о редкости переходов из обители в обитель в этот период в удаленном
монастыре. Только в Успенском Трифоновом монастыре были пострижены игумен и иеродиакон, а в Пыскорском - один из монахов. В то же время трое пострижеников Куринского монастыря упоминаются в 1724 г. в ведомостях Котельничского и Крестовоздвиженского монастырей. Период нахождения в монастыре со времени пострига составлял от двух до семи лет, трое человек имели больший срок (15, 18 и 32 года). Возраст братии был достаточно преклонным, что отражало традицию принимать монашество в старости, нередко - на пороге смерти. Средний возраст монахов составлял 67 лет, самому младшему было 45, трое были старше 80 лет. Состав братии с точки зрения не только возраста, но и сана был «проблемным» для проведения богослужений: для службы не было ни одного иеромонаха, эту функцию, вероятно, исполнял настоятель - игумен Даниил (Щепин), а его помощником был иеродиакон Геннадий (Овчинников). Поэтому им приходилось служить не по очереди, как это было заведено, а постоянно. Скорее всего, это приводило к тому, что богослужения не совершались ежедневно, как это предполагалось в монастырях [19].
Монастырская экономика являлась важнейшим условием устойчивости существования обители. Развитие небольшого общежительного монастыря, особенно на первых порах, в основном зависело от пожертвований. В этом отношении на «выживаемость» монастыря при скромном хозяйстве влияла его известность. Нахождение в монастыре почитаемых каменных икон архангела Михаила и Владимирской Божией Матери привлекало к нему благотворителей. В описи монастыря 1702 г. можно видеть широкий круг монастырских вкладчиков последней четверти XVII в. Среди них на первом месте стоит архимандрит Хлыновского Успенского Трифонова монастыря Александр, 35 лет управлявший главной вятской обителью (1679-1715 гг.). Это был один из самых выдающихся вятских настоятелей по своей энергичной и плодотворной деятельности. Есть все основания полагать, что он являлся в миру Андреем Михайловым Лопатиным, уроженцем с. Курино [20] и одним из главных инициаторов постройки Архангельской обители.
Жизнь архим. Александр была связана с с. Курино как ни с каким другим местом Вятского края. Так, архим. Александр выдал свою дочь замуж за «Фому Матвеева сына Овчинникова» (ок. 1647 г. р.), который в 1678 г. служил священником в Куринском погосте при Покровской и Зосимо-Савватиевской церквах [21]. Позднее Фома служил в Троицком соборе г. Котельнича, а ок. 1687 г. принял постриг в Успенском Трифоновом монастыре с именем Феогност [22], где был в то время настоятелем его тесть. Принял постриг в Трифоновом монастыре ок. 1709 г., в период настоятельства Александра, и «Герасим Кирилов сын Овчинников» из с. Куринского (иерод. Геннадий), вероятно, родственник Фомы. Спустя два года он был переведен на родину - в Куринский Михайло-Архангельский монастырь. Впоследствии он стал настоятелем Орловского Спасского монастыря [23].
В Архангельской пустыни архим. Александр «по обещанию своему» на свои личные средства выстроил церковь во имя Пресвятой Богородицы Владимирской с трапезой и с ке-ларской. На главе-маковице возвышался паянный белым железом крест. В храме были подаренные архимандритом монастырю пелена из камки с нашитым вишневым крестом из тафты, камчатые служебные покровы, образы, писанные на красках - прр. Илии, св. Модеста, Богородицы Корсунской, а также Спас Нерукотворный, «писанный на холсту в рамех под золотом и серебром листовым». Особо выделялись вложенные архимандритом в монастырь образы Вседержителя над царскими вратами и икона Богородицы Знамение «в киоте на ка-мени писано золотом и сребром листовым, в том же киоте писан на красках на створех Архангел Михаил». Отметим, что образ Знамения тоже был на камне, но в отличие от упоминавшихся выше был не резным, а писанным красками, что говорит о его более позднем происхождении.
В качестве приклада архим. Александра в Куринский монастырь также указаны во втором, Архангельском, храме иконы ап. Иоанна на красках высотой три четверти [24], Сретения Господня на красках, мч. Георгия, Симеона Богоприимца, сщмч. Власия, Алексия человека Божия и мчц. Анастасии на красках: в трапезе висела его икона Сретения Богородицы. Из церковной утвари вятским настоятелем были подарены медное кадило, панагия и три креста: серебряное распятие, обложенное басманным серебром, медное распятие и резной кипарисный крест. Из облачений им были вложены ризы из китайки и кумача. Из книг - Четьи Минеи - жития святых на три месяца, дестевый Требник и Ирмолог знаменный [25]. Три книги из его келейного собрания, пожертвованные Куринской обители, о чем свидетельствуют надписи на них, дошли до наших дней: «О священстве» Иоанна Златоуста (М., 1664); «Трубы на дни нарочитыя праздников» Лазаря Барановича (Киев, 1674); «Книга житий святых» Дмитрия Ростовского (Т. 1. Сентябрь - ноябрь, Киев, 1683) [26]. Кроме того, до наших дней сохранилось изображение креста с мощами преп. Трифона, который в 1693-1694 г. архимандрит вложил в Куринский Михайло-Архангельский монастырь. На кресте была надпись, подчеркивавшая, что это являлось его личным вкладом: «...Приложил сий кр(ес)т архимандрит Александр... на свои на кельные денги, а не на казеныя» [27].
Судя по описи монастыря 1702 г. главным строителем Архангельского храма был Михаил Лопатин, по всей видимости, отец архим. Александра. Его мы встречаем в переписной книге 1646 г.: «Волость Куринская, а в ней погост над Моломою рекою. На погосте ц(е)рк(о)вь во имя покрова пресв(я)той б(огороди)цы в пределе св(я)тых м(у)ч(е)ник Бориса и Глеба, другая ц(е)рк(о)вь Зосимы и Саватея Соловетцких чюдотворцов. На погосте ж дворы ц(е)рк(о)вные (в) поп Михайло Яковлев сын Лопатин с сыном Ондрюшкою, Ондрюшка 6 лет» [28].
Красивый деревянный храм с главой-бочкой он строил, по-видимому, в честь своего святого - архангела Михаила. Он же был и «благоукрасителем» храма, пожертвовав для него иконы. Также монастырским вкладчиком был и хлыновский подьячий Петр Лопатин, по-видимому, еще один родственник вятского архимандрита, который вложил пелену, оловянное блюдо и житие Сергия Радонежского [29].
Среди монашествующих, ставших вкладчиками обители, можно назвать иерод. Гавриила, который вложил не менее трех икон, в том числе Троицы и архидиакона Стефана на пономарской двери, и пелену на аналой, старца Иону (Мусунова), подарившего пелену, монаха Маркела, который пожертвовал образ Богородицы Знамение в киоте. Также иноки Корни-лий и Ксенофонт передали монастырю железные лампады, старец Иоаким приложил Деисус, который располагался в трапезе над церковными дверями, и еще один образ, обложенный серебром. Были ли указанные монахи из Куринского монастыря или нет - в описи, к сожалению, не указывалось. Но с большой долей уверенности можно утверждать, что большинство из них было из братии обители. Возможно, что указанные вклады были необходимым условием для пострига. Из монашествующих других монастырей можно назвать известного вятского благотворителя, келаря Хлыновского Успенского Трифонова монастыря Илью (Сема-кина). В Куринский монастырь он вложил Требник [30]. Возможно, именно история с обретением Куринской иконы и основанием в честь нее монастыря подвигла вятского келаря на создание в конце XVII в. Спасской Орловской обители [31].
Следует обратить внимание, что хлыновец Иван Зверев вложил икону Гурия, Самона и Авива [32] - образ для России достаточно редкий, но почитаемый на Вятке. Именно с этим образом начиная с 1744 г. стал проводиться крестный ход Хлыновского Преображенского женского монастыря [33]. Так постепенно почитание этого образа стало распространяться по епархии.
Среди жертвователей были котельничане, орловцы и хлыновцы, и даже несколько жителей Москвы - это Иван Седельников, Матвей Боров, Иван Родионов. Среди известных вкладчиков можно назвать и вятского воеводу (1679-1682), бывшего гетмана Правобережной Украины (1665-1676) Петра Дорофеевича Дорошенко. В частности, он вложил печатные два Ирмолога и мартовский Пролог [34].
Помимо двух деревянных храмов - теплого и холодного - в 1702 г. в монастыре упоминается деревянная колокольня с пятью колоколами [35] (к 1768 г. осталось четыре: 6S, 4, 3 и 2 пудов, три из которых были взяты в Подгородный Богословский монастырь). К 1724 г. ансамбль монастыря, по-видимому, не изменился: к этому времени были две церкви с трапезами, колокольня, ограда и кельи с прочими монастырскими постройками. Подобное описание жилых и хозяйственных построек видно только в описи 1768 г.: одноэтажная настоятельская келья с перерубом 8*5 саж., келарская 11*5 саж., конюшня с перерубом, хлебный амбар. Все строения в монастыре были деревянные на протяжении всей его истории. Общий размер монастыря помогает представить монастырская ограда 64*47 саж., представлявшая собой бревенчатый забор на столбах. За оградой располагался скотный двор, при котором находилась изба скотника [36].
Благодаря вкладам небольшой монастырь собрал неплохую библиотеку с необходимым минимумом богослужебных и «четьих» книг. В 1702 г. в нее входили богослужебные книги (две Триоди постные и одна цветная, три Требника, два Октоиха 5-го гласа, два Апостола, три Псалтыри, в том числе одна последованная, два Часослова, два Служебника, Каноник, Минея на сентябрь, октябрь и ноябрь, три Ирмолога, в том числе знаменный), а также книги для келейного чтения: Устав святых отец, Толковое воскресное Евангелие, Прологи сентябрьский, декабрьский, мартовский, Минеи Четьи - жития святых на три месяца, Маргарит, житие Сергия Радонежского, житие свт. Николая Чудотворца, Поучение Ефрема Сирина. Всего 33 книг. Книги были прикладные, за исключением дестевого Требника, купленного на мирское подаяние [37].
К 1768 г. состав монастырской библиотеки мало изменился, хотя их число выросло до 37 (не считая пяти проданных и переданных в Богословский монастырь). Богослужебные книги оставались те же, только немного изменился их численный состав, например резко увеличилось число Миней. Больше изменений произошло за 66 лет в списке «четьих» книг: исчезли житие Сергия Радонежского, Поучение Ефрема Сирина; Маргарит был продан священником Покровской церкви с. Куринского Максимом Амосовым. В то же время появились печатные книги «Пострижение старцев», житие Антония Сийского, житие митрополита Филиппа, а также рукописные «Сказание о явлении и чудесех Пресвятые Богородицы Тихфин-ския и Владимирския», святцы с уставом, а также два Синодика [38].
Одной из главных составляющих монастырской экономики, наряду с вкладами, было также монастырское хозяйство. Первоначально оно было небольшим. В переписной книге 1678 г. перечисляются владения «новопоставленного» монастыря: починок Ивановский Суе-валова (там жили два срочных работника с сыновьями), починок Пиминовский Софронова (срочный работник с сыновьями), починок Семеновский Мелчакова (срочный работник с сыновьями), починок Савинский Вахромеева («место дворовое пусто»), починок в Спасской волости «прикладной, что приложил де старец Роман Михайлов» (жили срочный работник с сыном и внук старца Романа «Кирюшка Агафонов Михайлов» 12 лет). В том же монастыре было четыре женатых срочных работника [39]. Таким образом, к 1678 г. в Куринской волости в деревнях у монастыря было семь дворов с девятью наемными работниками, в которых также жили половники, за которых монастырь платил подушные деньги [40].
Спустя 25 лет после переписи уровень жизни братии, по-видимому, оставался невысоким. В октябре 1703 г. казначей монастыря старец Ефрем сообщал, что с монастырских пашенных земель собирается 12 четвертей ржи, 24 четверти овса, восемь четвертей ячменя, всего 44 четверти. Хлебные запасы в течение года полностью уходили на питание братии, причем их не всегда хватало. Равно как и собранные деньги полностью издерживались на государственные сборы, мирские и церковные расходы, а также на одежду монахам. При этом, как указывал казначей, помимо наемных работников за монастырем крестьян и оброчных статей нет. «А чего в году хлеба не достает, собираем по православным христианам Христовым имянем» [41].
Из трех монастырей Котельничского уезда Архангельский к началу XVIII в. оставался наиболее бедным в земельном отношении. В переписи 1710 г. упоминается в монастырской слободке «за оградою двор скотцкой, а в том дворе срочной годовой работник Иван Ферапонтов сын Кузнецов 40 лет у него жена Ефимья Фадеева дочь 30 лет у них сын Василей 2 лет. Тогож монастыря починок Пимоновской Софроново. Во дворе срочной работник Ни-кифор Вавилов сын Киселев 70 лет у него жена Ирина 60 лет» [42].
Хозяйственное состояние монастыря к 1725 г. видно из описи, составленной по указу Синода от 25 июня 1725 г. К этому времени помимо первоначальных вкладных деревень монастырь владел уже и новыми митюжскими и доровскими починками. В монастырских деревнях работали трудники и наемные работники. С новых починков монастырь окладных сборов не собирал, поскольку живущие в них работники вновь расчищали места для починков, да и жили там люди, как отмечали сами монахи, «самые скудные».
Неокладные доходы у монастыря были следующие. В 1724 г. монастырь получил за рыбные ловли оброка 62 коп., с мельниц вымолотных денег 30 р. 46 к., за проданный скот 10 р. 30 к. Также оставалось от продажи хлеба в прошлые годы 40 р. 25 к. Общий годовой доход составил 81 р. 63 к. Правда, этих денег не хватило, чтобы покрыть скромные расходы монастыря: 98 коп. монастырю пришлось занять. Как видно из доходных статей, хлеб стал одним из главных источников существования монастыря.
Каковы были его объемы? На монастырской пашне в 1724 г. в семи деревнях и трех починках было посеяно половниками хлеба: ржи - 110 четвертей шесть четверичков, ярового
Сенных покосов монастырь имел в это время 600 копен, которые косились монастырскими трудниками и наемными работниками. Сено без остатка уходило монастырскому скоту. Монастырь имел 133 единицы скота, в том числе 25 лошадей, 42 коров и быков, 66 овец.
Из угодий монастырь имел две колесчатые мельницы на р. Куринке и рыбные ловли у р. Моломы (озерки и шесть курей).
К 1725 г. в монастыре было 26 служителей, в том числе: дьячок, подьячий, кузнец, конюх, два коровника, хлебник, повар, квасовар, 17 трудников, которые работали на монастырских службах из хлеба и платья, а также четыре наемных работника. Также по первой ревизии 1721-1722 гг. за монастырем числилось 25 дворов и 268 душ, которые являлись государственными крестьянами, работавшими на монастырь в качестве половников.
Основные расходы в 1724 г. распределялись следующим образом. Денежного жалования братии и трудникам монастырь не платил, только наемным работникам выдавалось по 2 руб. в год, всего 8 руб. На братскую пищу, для покупки соли и прочих припасов уходило 11 р. 8 к. На церковные потребности тратилось 5 р. 33 к., на церковные починки и постройки - 3 р. 33 к., на прочие монастырские расходы - 8 р. 97 к. Монастырь платил за своих труд-ников и половников подушный сбор за 57 человек, включая детей, 45 р. 4 к. С рыбных ловель и сенных покосов в Вятскую провинциальную канцелярию платилось 86 к. - больше, чем получал монастырь оброка за эти ловли от крестьян. Всего в расходе денег было 82 р. 61 к. [44]
В целом, по сравнению с предшествующим периодом, наблюдалось прогрессивное развитие монастырского хозяйства, особенно в хлебопашестве. Количество выращенного хлеба за 20 лет увеличилось в несколько раз по сравнению с 1703 г., что позволило частично его даже продавать. Однако поступательное развитие монастыря в первой четверти XVIII в. было прервано петровскими реформами, которые проходили в провинции с некоторым отставанием, в основном уже после смерти царя. Петром I была инициирована ликвидация всех небольших монастырей, братия которых не превышала 30 человек. В Прибавлении к Духовному Регламенту 1722 г. в п. 44 указывалось «скитков пустынных монахом строить не попуска-ти. Ибо сие мнози делают свободнаго ради жития, чтоб от всякой власти и надсмотрения удален жити возмогл, по своей воли, и дабы на новоустрояемый скит собирал деньги и теми корыстовался». Но наносился удар и по уже существующим небольшим монастырям. В п. 45 указывалось малобратственные монастыри сводить воедино, чтобы было не менее 30 человек, «ради лучшаго благоговения. Понеже малым братством повседневную Божественную службу и общежительство, яко же подобает, отправляти невозможно; того ради пребывают весьма без службы, яко пустые». Также запрещалось определять к мужским монастырям для служения белое духовенство. Оставшиеся после объединения монастырей церкви указывалось превратить в приходские, которым дать часть монастырской земли для пропитания духовенству и причту. Оставшаяся же земля переходила новому монастырю, к которому была приписана обитель. Это должно было обеспечить, по мнению законодателя, церковное благочиние с ежедневными богослужениями и повысить уровень жизни братии [45]. Кроме того, закон должен был поднять и духовный уровень монастырей. Как отмечал член Синода архиепископ Леонид, поддержавший петровский указ, братия небольших пустыней, не имеющих своих вотчин, «.питаются, скитаясь по городам и селам, и пребывают в мирских домех многовременно, в чем есть духовному чину немалое подозрительство» [46]. Чтобы ускорить исполнение этого закона, в январе 1723 г. был издан новый указ о переписке в монастырях монахов и о запрещении постригать их вновь, на «убылые» же места указывалось определять отставных военных [47]. Указом от 5 февраля 1724 г. государь вновь подтвердил свое требование о сведении монастырей и упразднении пустыней [48].
В указанную группу попали шесть вятских и четыре пермских мужских монастырей епархии. Куринский монастырь в 1724 г. был присоединен к вновь созданному Хлыновскому
Подгородному Богословскому монастырю наряду с Раифской пустынью и Троицким Холу-ницким монастырем. В том же году в Слободской Богоявленский монастырь были переведены монахи Верховятского Екатерининского монастыря, в Котельничский Предтеченский монастырь - из Введенского Закобрского. Что касается пермских обителей, к Соликамскому Вознесенскому монастырю была присоединена Кайгородская Успенская пустынь, к Шерьин-ской Одигитриевой пустыни - Чусовская, Оханная и Верхъязвенская Успенские пустыни. Также было ликвидировано и большинство женских монастырей, которые, как правило, находились при мужских. Вскоре после смерти Петра I удалось возродить лишь Троицкий Ис-тобенский монастырь, монахов которого перевели в Спасо-Орловскую обитель: в 1727 г. он вновь стал действующим [49].
Братия Архангельского монастыря была переведена в 1724 г. во вновь организованный под г. Хлыновым Подгородный Богословский монастырь, который располагался в 81 версте от Курино. Игумен Архангельского монастыря после перевода братии стал настоятелем новой обители [50]. Из 30 монастырских служителей 26 человек были переведены в Богословский монастырь, в Курино остались только четыре наемных работника [51].
Сама организация Богословского монастыря была необычным явлением: в то время, когда монастыри массово закрывались, вятский владыка сумел учредить новую обитель. Сюда было перевезено наиболее ценное имущество Куринского монастыря, в том числе: напрестольный серебряный крест под золотом, церковные позолоченные серебряные сосуды, два блюдца, лжица, Толковое воскресное Евангелие, девять Миней месячных, Требник десте-вый, Служебник, Часослов дестевый, «ризы парчи красной, оплечье по черному бархату шито серебром и золотом, ризы камки лазоревой лаудану красного, ризы камки зеленой оплечье камки красной, ризы камки травчатой жаравлиного цвету оплечье штофное, ризы желтой штофи оплечье отласное, ризы камки зеленой оплечье бархатное, ризы... оплечье камки красной травчатой, ризы китайные оплечье камки зеленой, ризы холста белого оплечье камки красной», пять стихарей - один кумачный, второй из красной выбойки, третий холщевой выбойки, четвертый - белого холста, пятый - зеленая крашенина, подризник выбойчатый. Из оловянной посуды передали пять блюд, тарелку и медный пивоваренный котел [52].
После того как братию перевели в Богословский монастырь, в упраздненном Архангельском монастыре никого для церковной службы не было оставлено, хотя по петровским указам там следовало создать приходскую церковь с духовенством [53].
Возвращение прежней самостоятельности небольшого монастыря в тех условиях зависело от активности местных сообществ. Так, благодаря прошениям в Синод вкладчиков и благотворителей некоторым российским монастырям удалось отстоять свое независимое положение, в частности, Жабыньской (известной в будущем Оптиной) пустыне. Дальнейшее же их существование напрямую зависело от благотворителей [54].
Куринские прихожане и вкладчики сразу не проявили нужной инициативы. Со временем память об Архангельском монастыре могла исчезнуть вместе с братией. К 1735 г., спустя 10 лет после объединения монастырей, в Богословском монастыре из 12 иноков Михай-ло-Архангельской обители оставался только один - монах Петр (Черемухин) [55]. Однако жители села и духовенство помнили обитель и были недовольны сложившейся ситуацией.
Память о монастыре сохранялась во многом благодаря иконе архангела Михаила. Как писал о ней в 1870 г. архим. Иосиф, «когда распространилась молва о чудотворениях, являемых от сего образа, который в 1736 году из Архангельскаго монастыря перенесен был в Покровскую церковь села Курина и здесь чествовался с подобающим благоговением». Почитание иконы с каждым годом усиливалось, что вызвало интерес к ней вятского архиерея. Преосвященный Лаврентий (Горка) поручил своему духовнику архим. Лаврентию (Полторацкому) в 1736 г. представить прославленный образ в кафедральный собор г. Хлынова «для свидетельства» по силе указа 1722 г., который был направлен против ложный суеверий. Местные жители пытались противодействовать этим указаниям местных духовных властей, поэтому икону доставили в Хлынов только при новом владыке Вениамине (Сахновском) [56]. По указу архиерея в декабре 1739 г. образ был перенесен в Хлынов «для удостоверения в истинности чудес, от сего образа бывающих».
Два с половиной года куринцы ожидали возвращения образа. Однако духовными властями он был оставлен в Хлынове в Троицком кафедральном соборе, став одним из наиболее почитаемых образов Вятской епархии. Многочисленные благотворители его украсили, преобразив его скромный вид. В описи 1858 г. икона архангела выглядела следующим образом: «По правую сторону царских врат чрез две местные иконы от них, между колоннами находится чудотворный образ Архангела Михаила с чудесами. Изображение Архангела Михаила вырезано на камне чернаго цвета, овальной формы, вышиною в 1] вершков [57], а шириною в 1 вершок, кругом осыпано аквамаринами, коих числом 848, с четырмя значительной величины вставками, а чудеса живописныя, изображены на деревянной д(о)ске и обложены серебряною, чеканною, позолоченною ризою. Образ сей в киоти, которой задняя доска медная, а прочия принадлежности серебряныя позолоченныя. К нему сделана припись на деревянной д(о)ске, в которую он и вставляется вместе с киотью, покрытая серебряною позлащенною ризою, содержащая изображения на верху собора Ангелов, внизу двух Ангелов, держащих образ, по бокам двух серебряных, чеканных херувимов» [58].
Узнав, что икона останется в Хлынове, священник Куринского Покровского храма Никита вместе с причтом, церковным старостой Евдокимом Игошиным и прихожанами попросили епар
