Спросить
Войти
НАУЧНОЕ НАСЛЕДИЕ В.И. СЕМЕВСКОГО В СОВЕТСКОЙ ИСТОРИОГРАФИИ*
Изучение исторических воззрений В.И. Семевскош в советской историографии 1920-х гг. шло в русле выработки марксистского подхода к истории русского освободительного движения, трактуемого как движения социалистического в своей основе. Особенность становления советской историографии заключалась в историческом обосновании закономерного характера Октябрьской революции. Поэтому основное внимание исследователей, среди которых было совсем немного профессиональных ис-ториков-марксистов, было сфокусировано на история партии, рабочего класса, революционного и общественного движения в России, классовой борьбы.
Одним из первых к творчеству Семевскош обратился П. Парадизов, с позиций марксизма проанализировавший воззрения историка-народника на эволюцию политических и общественных идей декабристов1.
М.Н. Покровский в одной из своих лекций, прочитанной слушателям Института красной профессуры и озаглавленной «Как и кем писалась русская история до марксистов», отметил, что демократизм, хотя и «элементарный, упрощенный» выгодно отличает Семевскош от буржуазных подделывателей истории»2. Эти слова отмечены гипертрофированным классовым подходом в оценке направлений и течений, существовавших в дореволюционной отечественной историографии. В его основе лежит, безусловно, талантливая, но в то же время абсолютно бесцеремонная манера критиковать своих предшественников.
С чем нельзя согласиться, так это с оценкой Покровского монографии Семевскош «Крестьяне в царствование императрицы Екатерины II» как обширному введению к истории пугачевского бунта, хотя историк в планируемом третьем томе рассчитывал остановиться на изучении восстания Е.И. Пугачева. Неточно высказывание Покровского и в том отношении, что Семевский «занимался вопросами, бойкотировавшимися казенными историками»3.
В исследовании истории крестьянства и истории декабризма Семевский не был первооткрывателем. Но именно ему принадлежат наиболее монументальные, скрупулезные, основанные на обширнейшем массиве
* Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ. Проект № 05-01-85123 а/у от 2005 г.
исторических источников труды. Наша историческая наука обязана Покровскому их однобокой оценкой как «справочников - не более» и «симпатий и антипатий» как главного критерия оценки историком-народником общественных движений4.
В контексте истории классовой борьбы в России выполнена и статья С. Пионтковского «Историография крестьянских войн в России», где автор коснулся и освещения крестьянского вопроса в творчестве Семевского5. Не останавливаясь детально на традиционном для советской историографии этого периода упреке историков в том, чего они не написали, следует обратить внимание на концептуальную составляющую оценки Пионтковс-ким исторических взглядов Семевского. И здесь бросается в глаза противоречие. С одной стороны, автор отметил признание Семевским огромной роли «революционного крестьянского движения», а с другой - утверждал, что «этот историк крестьянства своими многотомными трудами доказывает ненужность крестьянской борьбы»6. По его мнению, Семевский «центральной проблемой своего исследования о крестьянском вопросе в России делает историю развития идеи о крестьянском раскрепощении среди дворянства и мелкой буржуазии»7. В целом Пионтковским была верно обозначена роль интеллигенции как информационного посредника в разрешении крестьянского вопроса.
Советская историография второй половины 1930-х-первой половины 1950-х гг. обращалась к изучению научного наследия Семевского довольно редко. А обращаясь к его работам, историки главным образом выискивали в них ошибочные положения.
Из историографических изысканий этого периода необходимо выделить первый в советской исторической науке цельный курс лекций по русской историографии Н.Л. Рубинштейна, в котором нашла наиболее целостное выражение оценка народнической историографии8. По мнению Рубинштейна, уже в самой трактовке поднятых Семевским тем «наглядно отразились все методологические особенности народнической историографии»9 . Так, в первой двухтомной монографии Семевского «Крестьяне в царствование императрицы Екатерины II» «весь вопрос рассматривается в двух определенных разрезах - это изучение крестьянского быта и юридического быта крестьян в правительственном законодательстве. История крестьянства как целого у Семевского не представлена». Крестьянский вопрос, по мнению Рубинштейна, у Семевского фактически оказывается оторванным «от общего социально-экономического развития России в XVIII в. А это не дает ему возможности объяснить изменения, происходящие в помещичьем хозяйстве, в частности, изменение соотношения барщины и оброка10. «Крестьянский вопрос оказывался идеологической про-
блемой, развивающейся своим самостоятельным ходом... Сменяющиеся высказывания и проекты он рассматривает с точки зрения отражения какой-то абстрактной идеи освобождения»11.
Последнее замечание по отношению к методологическим построениям историка - совершенно справедливо. На аналогичные недоработки в 1888 г. указывал еще В .0. Ключевский в своем отзыве на докторскую диссертацию Семевского «Крестьянский вопрос в России в XVIII и первой половине XIX в.».
«История общественного движения превращается у Семевского в историю общественных идей. При этом развитие идей рассматривается... как поступательное развитие политической идеи либерализма, которая сама собой растет и распространяется в обществе». Рубинштейн в полной мере относил эти положения и к истории декабризма, петрашевцев и Кирилло-мефодиевского братства12. Семевский выступал за глубокие и последовательные реформы в различных сферах общественной жизни России, но в контексте анализа его мировоззренческой парадигмы относить его к сторонникам либерализма вряд ли допустимо.
Новый этап в изучении научного наследия историка-народника начался в середине 50-х гг. с исследований С.И. Волкова, который взялся за систематическую разработку фонда Семевского (Ф. 489) в архиве АН СССР и на его основе опубликовал первую краткую научную биографию историка13 . Исследователь тщательно описал структуру фонда и акцентировал внимание на гносеологических особенностях различных его составляющих. Волков справедливо заметил, что материалы фонда редко используются историками, хотя содержат богатейший материал по истории крестьянства и общественного движения в России XVII 1-первой половине XIX вв., а также эпистолярное наследие Семевского. В статье содержались новые ценные сведения о научном творчестве Семевского. Автор в меньшей степени остановился на характеристике научных взглядов историка, отметив, что это является темой специального исследования14. В настоящее время сложно согласиться с авторским определением суждений Семевского, высказанных во введении к «Крестьянам в царствовании императрицы Екатерины II», как признания неизбежности революции15.
При характеристике изданного в 1909 г. большого труда Семевского «Политические и общественные идеи декабристов» Волков верно обозначил противоречивость авторской концепции. По его мнению, «с одной стороны, исследователь, в общем, сочувственно относится к восстанию, дает высокую оценку П.И. Пестелю, которого он считает «выдающейся личностью», глубоко и тщательно изучая идеологию декабризма, правильно ставит вопрос о взглядах декабристов на крестьянский вопрос. С другой
стороны, исследование взглядов декабристов он ведет в отрыве от социально-экономических условий России. Преобразовательные планы декабристов он преемственно связывает с реформистскими замыслами царского правительства, не усматривая между ними никакой разницы»16. Последнее утверждение историка, имеющее в целом скептическую эмоциональную окраску, в настоящее время может восприниматься и без таковой. Кроме того, следует отметить, что подобная оценка имеет не вполне самостоятельное значение, а отчасти заимствована из работы М.В. Нечкиной, признанного советского декабристоведа17.
В целом Волкову удалось продемонстрировать единство научного творчества Семевскош и его насыщенной общественно-политической деятельности18 . К сожалению, в связи с преждевременной кончиной историка, задумавшего написать монографию о Семевском, этот труд так и остался на начальной стадии разработки.
В 50-х гг. XX в. отдельные материалы фонда Семевскош были использованы при выполнении крупных монографических исследований М.В. Нечкиной и Н.Л. Рубинштейном19. Суждение Нечкиной о «Политических и общественных идеях декабристов» Семевскош - пример классического восприятия в советской историографии народнической историографии в целом: «Вся концепция В.И. Семевскош насквозь идеалистична; критерий его оценок субъективен»; «Его народнический субъективизм сказывается в пронизывающем монографию положении о выдающихся личностях, двигающих историю при непробудно спящих массах». Вместе с тем она справедливо отметила, что «работы В.И. Семевского, посвященные декабристам, сыграли значительную роль в дореволюционной историографии и возбудили интерес к декабристам у многих читателей»20.
Советская историографическая традиция в освещении научного наследия Семевского, как и всей народнической историографии, наглядно проявлась при создании многотомного обобщающего труда по истории исторической науки в СССР и курсов лекций по историографии истории СССР21.
Первоочередное внимание в издаваемых в этот период специализированных курсах лекций по русской историографии исследователи уделяли влиянию, которое оказали на формирование молодого историка «Исторические письма» П.Л. Лаврова, социологическая публицистика Н.К. Михайловского и демократические идеи А.П. Щапова.
К числу заслуг Семевского они отнесли использование огромного количества архивных материалов при написании трудов по истории крестьян. По мнению А.Л. Шапиро, с которым вполне можно согласиться, «историки и сейчас черпают сведения о помещичьем землевладении, о числен-
ности и движении крестьянского населения, о положении крестьян, о положении дворовых и о многом другом» из первого тома «Крестьян в царствование императрицы Екатерины II». Многие цифры и факты, касающиеся помещичьих крестьян, заимствуются из труда В.И. Семевского без изменений и уточнений. И лишь в конце 50-х-начале 60-х гг. в трудах H.JI. Рубинштейна и Л.В. Милова были несколько изменены соотношение оброка и барщины, а также динамика роста оброка22.
Очень симптоматичен и тот факт, что впервые в советской историографии была предпринята попытка преодоления однозначно критического отношения к докторской диссертации Семевского. (Впрочем, этот критицизм берет свое начало еще в изысканиях историков дооктябрьского периода.) Шапиро отмечал, что «ни одна общая проблема хозяйственной жизни, классовых взаимоотношений, внутренней политики, общественной мысли и культуры второй половины XVIII и первой половины XIX вв. не может быть глубоко изучена без учета борьбы, которая велась вокруг крестьянского вопроса». По его мнению, заслуга Семевского состоит в том, что он «первый осветил постановку крестьянского вопроса в Вольном экономическом обществе при Екатерине II... первый проследил, как отразился крестьянский вопрос в русской публицистике, обнародовал немало ранее неизвестных документов, характеризующих позиции правительства... разобрал... взгляды представителей русской революционной мысли по крестьянскому вопросу»23.
Шапиро отчасти идеализировал исследование «Рабочие на сибирских золотых промыслах», не замечая того обстоятельства, что весьма значительные фактические данные, приведенные Семевским при иллюстрации быта рабочих, имеют статичный характер. При характеристике «Политических и общественных идей декабристов» заметно влияние дореволюционной историографии, а именно работ A.A. Кизеветтера и
A.A. Корнилова в плане определенных фактографических заимствований24.
Раскрывая достоинства научного творчества Семевского, Шапиро не обошел вниманием и существенные недостатки его работ, хотя во многом это была дань эпохе. Во-первых, он весьма критично отнесся к идеализации Семевским крестьянской «мирской» общины и «общинного духа». Во-вторых, он счел преувеличенной роль иностранных заимствований в развитии политических и общественных идей в России. В-третьих, он критически оценивал субъективный метод в социологии, сторонником которого являлся Семевский. В качестве аргументации им вполне обоснованно была использована та оценка, которую дал В.О. Ключевский докторской диссертации Семевского25. И, наконец, в-четвертых, Шапиро остановился на том влиянии, которое оказали на научное творчество Семевского
его психофизиологические черты, а именно отсутствие склонности к обобщениям и «даже к строгой систематизации и классификации материала»26 . На наш взгляд, последнее несколько преувеличено. Спорным является и утверждение Шапиро о том, что в творчестве Семевского «ярко проявился демократизм крестьян, боровшихся против помещичьих латифундий»27 .
В оценке творчества Семевского, данной в курсе лекций В.И. Астахова и отчасти в учебнике В .Е. Иллерицкого, обнаруживается влияние более догматизированного подхода, определившегося в советской историографии еще в 30-е-первой половине 50-х гг. Эта оценка определялась позицией В.И. Ленина по отношению к самому народничеству и народнической идеологии, которая обусловливает и сугубо критический подход к характеристике творческого наследия историка-народника. Дескать Семевский «не поднялся до признания решающего значения классовой борьбы крестьянских масс», «не понимал подлинной закономерности исторического развития», «всячески идеализировал мирскую общину» и т.п.28. И вообще «черты субъективно-идеалистической ограниченности характерны и для работ Семевского по истории рабочих Сибири, общественному движению в России»29.
Отчасти не соответствуют действительности и утверждения Астахова о том, что «в работе «Крестьяне в царствование Екатерины II» впервые был обобщен, хотя и с либерально-народнических позиций, материал, освещавший мощный размах крестьянских волнений в 60-х-начале 70-х гг. XVIII в., обращено внимание на зависимость правительственного законодательства от волнений»30. Во-первых, не представляется возможным говорить о наличии в то время «мощных» социальных движений, сравнимых с пугачевщиной. Во-вторых, позиция, заявленная Семевским во введении к данной работе, достаточно радикальна для своего времени, хотя он, что вполне естественно, не призывал к каким-либо революционным способам решения крестьянского вопроса.
Встречаются в курсе лекций Астахова и передергивания фактов. Эго в первую очередь относится к его указанию на «либерально-народничес-кие заблуждения» Семевского, которые определили «идеализацию носителей самодержавной власти», а именно Екатерины II как «инициатора» борьбы за раскрепощение крестьян. Однако в работах Семевского говорится о взглядах императрицы на крестьянский вопрос в «Наказе» и ряде других материалов.
И ЛИШЬ НебОЛЬШИе ВКраПЛеНИЯ ПОЗИТИВНЫХ ОЦеНОК обширной ИСТОЧНИКОВОЙ базы, использованной историком-народником, отличают курс лекций Астахова.
В этом же ключе рассматривается научное творчество Семевского в «Историографии истории СССР» под редакцией В.И. Иллерицкого и Е.А. Кудрявцева, где в основе анализа лежит утверждение о противоречивом характере творчества историка. И главное из этих противоречий - между «новой тематикой и старыми буржуазными принципами, положенными в основу ее разработки», а краеугольным камнем этого противоречия является непонимание «действительных закономерностей социально-экономического развития России»31.
По мнению Иллерицкого, являвшегося автором главы о народнической историографии, Семевский «преувеличивал значение отличий в правовом положении различных категорий крестьян» и придавал решающее значение «изменению правового положения крестьян в результате правительственного законодательства»32. С точки зрения историографа, «либе-рально-народнические иллюзии» о роли государства и внеклассового общественного мнения в историческом развитии получили отражение в работах «Крестьянский вопрос в России в XVIII и первой половине XIX века» и «Рабочие на сибирских золотых промыслах»33. Предложения же Семевского использовать правовые инструменты для улучшения быта рабочих на сибирских золотых промыслах были восприняты им как проявление либе-рально-народнических установок.
Позиция советского историографа более благожелательна к определению вклада Семевского в изучение истории петрашевцев, Кирилло-Ме-фодиевского братства и особенно идеологии декабристов, где тот стал практически пионером. Но и «Политические и общественные идеи декабристов» имеют, на его взгляд, весьма существенные недостатки. Они сводятся к тому, что «эволюцию воззрений декабристов Семевский представил как саморазвитие идей, оторванных от реальных общественных условий и классовой борьбы в России первой четверти XIX в.».
С начала 70-х гг. стали появляться научные статьи разного уровня, в которых нашли отражение общественно-политическая деятельность историка, отдельные моменты его биографии и некоторые проблемы его работ34.
Именно тогда была предпринята - ленинградским историком Ю.М. Критским - первая, и пока единственная, попытка диссертационного исследования исторических взглядов Семевского.
Критским был использован широкий комплекс исторических источников, в который вошли опубликованные и хранимые в архивах работы Семевского, а также материалы периодической печати и произведения мемуарной литературы, содержащие информацию об историке. Эго является значительным достоинством диссертации Критского. Вместе с тем
многие его теоретические положения в настоящее время не выдерживают серьезной критики. Речь идет преяеде всего о сформулированной им в качестве задачи необходимости «определения места занимаемого Семевс-ким в классовой борьбе в исторической науке конца XIX-начале XX вв.»35. Понятно, что он не мог игнорировать советскую историографическую традицию, заложенную еще Покровским.
Подвергая анализу методологию истории Семевского, Критский в целом адекватно воспроизводит константность основных позитивистских формулировок историка. Однако нельзя не заметить и попыток модернизации теоретико-методологических установок Семевского. Эго проявилось в стремлении представить историка сторонником «американского» пути развития капитализма в сельском хозяйстве36. И в утверждении о том, что Семевский признавал приоритет социальных реформ над политическими, что следует и из его программной статьи «Не пора ли написать историю крестьян в России», опубликованной в 1881 г. в жу рнале «Русская мысль»37.
В оценке Критским классификации Семевским общественных идей на «симпатичные» и «несимпатичные» видно прямое влияние ленинградской историографической школы, представленной в начале 60-х гг. XX в. в общем курсе историографии под редакцией Шапиро38.
Критский отметил некоторые заслуги историка-народника - например, в изучении соотношения барщины и оброка в помещичьих имениях. Но, указывая на то, что главным критерием истины для Семевского была полнота собранных исторических источников, Критский совершенно забыл, что аналогичные заключения можно сделать и в отношении JI. фон Ранке, Р. Маурера и других западноевропейских историков, использовавших аналогичную позитивистскую методику39.
Несомненным достоинством диссертации Критского является констатация в творчестве Семевского, кроме генерализующей темы формирования антикрепостнической и социалистической мысли в России, еще и других проблем: народа и государства, России и Запада, реформы и революции.
В последней главе Критский остановился на рассмотрении деятельности Семевского на посту редактора я^рнала «Голос минувшего» и освещении жу рналом вопросов русской истории. Хотя логичнее было бы говорить о Семевском как соредакторе журнала, так как первую скрипку в нем играл С.П. Мельгунов. Нет серьезных оснований противопоставлять, как это делает Критский, демократические традиции в историографии, представленные в журнале в лице Семевского, буржуазно-либеральным, носителем которых являлся Мельгунов. Они скорее были единомышленниками, чем оппонентами. И уж тем более нельзя упрекнуть редакцию журнала в
непоследовательности. Правильнее было бы говорить о том, что редакция давала возможность авторам различной политической ориентации излагать свои исторические воззрения на страницах журнала.
В настоящее время резко идеологизированная позиция Критского по данной теме не выдерживает никакой критики, что было убедительно продемонстрировано в монографии Ю.Н. Емельянова40.
В конце 70-х гг. проблема развития народнической историографии получила дальнейшее развитие в курсе лекций А.М. Сахарова. В основе его характеристики народнической методологии истории лежат положения, зафиксированные в работах Ленина «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?», «Экономическое содержание народничества и критика его в книге г. Струве», «Развитие капитализма в России». Сущность ее заключается в том, что «объективно народники выражали мелкобуржуазную романтическую трактовку истории, что привело к искажению исторического процесса в их трудах»41.
Эта характеристика в значительной мере экстраполирована Сахаровым и на научное наследие Семе веко го. «Проблематика работ историка народнического направления - история крестьянства (история рабочих на золотых приисках есть, в сущности, у Семевского история крепостной рабочей силы), история освободительного движения, воплощаемая в истории идей»42. Он скептически настроен к объяснению Семевским различий в положении крестьян их правовым статусом и «степенью крепости общинных порядков». И, наконец, с чем он категорически не согласен, так это с тем, что «вопрос о положении народных масс оказывается связанным не с социально-экономическим строем, а со степенью просвещенности помещиков и государственных деятелей, зависит от развития освободительной идеи». Работа Семевского «Крестьянский вопрос в XVIII и первой половине XIX века», по мнению историографа, дает прекрасный «материал для анализа кризиса внутренней политики самодержавия в первой половине XIX в.», но этого анализа он не производит, наблюдая лишь за развитием самой идеи освобождения43.
На основании этого Сахаров сделал вполне закономерный вывод о том, что «связь освободительных идей с крестьянским движением, как и вообще социально-экономическая основа политических и идеологических явлений осталась у Семевского непознанной вследствие его народнических убеждений»11.
В то же время в монографии известного сибирского историографа
В.Г. Мирзоева были представлены данные о посещении Семевским Восточной Сибири и его работе в местных архивах. При этом было справедливо отмечено, что накопление широкого круга исторических источников
было для него «не только средством выяснения исторических обстоятельств, истины, но скорее всего самоцелью, ибо дальше добывания сведений он не шел преднамеренно»45. Историограф увидел три фактора, определивших подобный подход Семевского к изучению истории рабочих: новизна тематики, соображения цензурного характера и желание не наносить какого-либо вреда авторитету правительства, а помочь ему в выработке законопроектов, улучшающих положение трудящихся.
Мирзоев отметил в труде Семевского два основных препятствия в развитии золотопромышленности: стеснение свободы промышленной деятельности в России и несвободный труд поселенцев, ссыльнокаторжных и горнозаводских крестьян. Введение же машинного производства вызвало только удлинение рабочего дня, понижение зарплаты и общее ухудшение условий повседневной жизни. Именно поэтому, на его взгляд, основной темой Семевского стало положение рабочих, их производственный и домашний быт46. Каковы же пути улучшения бытовых условий существования рабочих и их духовного состояния? У Семевского это необходимость совершенствования рабочего законодательства, посчитал Мирзоев. И здесь же отметил противоречивость огромного количества собранных Семевс-ким фактических данных о нарушениях даже этого куцего законодательства47 . Но противоречий здесь явных и не прослеживается, так как нарушение законов не есть повод для отказа от совершенствования правовой системы.
В программе Семевского, полагал Мирзоев, наиболее ярко проявился либерализм народнического толка. В частности, в попытке противопоставления крупным монополистам артелей старателей, которые со временем должны стать хозяевами на золотых промыслах при активном участии в решении этой задачи горной администрации. По его мнению, именно в этом положении проявилась утопичность построений Семевского48.
Мирзоев считал, что «для Семевского, как и для Щапова, история была результатом действий не правителей и чиновников, а народа, рабочих и крестьян»49. Однако в этом случае вполне правомерно возникает вопрос к историографу: ес ли история у Семевского - это результат деяний народа, то почему ему же предъявляются претензии в преувеличении роли законодательства и правительственных структур в деле улучшения положения рабочих на сибирских золотых приисках?50.
В середине 70-х гг. в статье Г. А. Невелева, впервые в советской историографии, была сделана попытка проследить эволюцию взглядов Семевского на движение декабристов51. Автор выделил несколько этапов в развитии исследовательской концепции Семевского. Первый этап связан с работой над «Крестьянским вопросом в XVIII и первой половине XIX века»,
когда из всех аспектов истории декабристов в труде был обстоятельно рассмотрен только один - их отношение к вопросу об отмене крепостного права. Он являлся для Семевского главным «социальным вопросом русского общества», а «движение декабристов под пером Семевского превращалось в одно из направлений в решении крестьянского вопроса в первой четверти XIX в.». Недостатком такого подхода Невелев считал то, что идея освобождения крестьян представлялась у Семевского в виде единого потока52.
С точки зрения Невелева, на формирование научной методологии историка оказал большое влияние субъективно-социологический метод, нашедший цельное выражение в трудах основателя субъективной социологии Михайловского. В то же время Невелев делает небольшую, но достаточно существенную оговорку: «борьбу за индивидуальность», по Михайловскому, «он (Семевский. -С. Г.) понял не как борьбу общественных сил, а как теорию о филиации и саморазвитии общественных идей», и поставил в центре своего изучения идейный момент53.
Второй этап в изучении истории декабризма Семевским начался с опубликования в 1897 г. статьи «Из истории общественных течений в России в XVIII и первой половине XIX века»54. В ней он свел всю историю общественной мысли к взаимоотношениям между представителями различных течений по вопросам об ограничении крепостного права и реформам в области государственного устройства55.
Третий этап Невелев отмерил с момента получения Семевским в 1903 г. доступа в секретные фонды Государственного архива Российской империи, к делам декабристов. С этого времени ученый фактически отказался от противопоставления «социального» «политическому», «искусственно изолировал историю декабристов от общественного движения начала XIX в.» и «принципиально изменил свое отношение кН.И. Тургеневу и П.И. -Пестелю»56.
Венцом же научно-исследовательской деятельности Семевского в изучении истории декабризма стала, по мнению Невелева, его монография «Политические и общественные идеи декабристов» - «самое полное в дореволюционной историографии собрание данных о развитии декабристской идеологии»57. И с этим утверждением советского историографа можно согласиться.
Вместе с тем нельзя пройти мимо одного противоречивого суяедения Невелева. В статье речь идет, в частности, о демократическом характере воззрений Семевского на историю декабризма, влиянии на его взгляды идей А.И. Герцена и принципиальном отличии концепции историка от либерал ь но -бу ржл азно й историографии. Но одновременно сделан вывод о том,
что «труд Семевского «Политические и общественные идеи декабристов» завершил период восходящего развития буряу азного декабристе ведения в начале XX в.»58.
В 80-е гг. XX в. советские историки обращались к научному наследию Семевского лишь эпизодически.
Одна из наиболее заметных работ - исследование вопроса о шевченковских традициях в русской демократической историографии, предпринятое ленинградским историком Ю. Д. Марголисом59.
Вместе с тем историки обратили внимание и на конфликт Семевского с К.Н. Бестужевым-Рюминым60. И если в статье В.Г. Свиденко речь идет о чисто мировоззренческой основе противоречий учителя, придерживавшегося охранительной позиции, и ученика, разделявшего прогрессивные для того времени взгляды61, то в монографии РА. Киреевой, опубликованной в период поздней перестройки, оценки носят уже далеко не столь полярный характер. Скорее это признание той непростой ситуации, в которой оказались ученик и учитель после событий 1 марта 1881 г. Бестужев-Рюмин и другие члены совета историко-филологического факультета проявили себя не лучшим образом в ситуации с предполагаемой защитой магистерской диссертации Семевского. Одни не явились на совет, другие промолчали, третьи проголосовали против, и в результате защита Семевского в
С. -Петербургском университете была отклонена62.
За редким исключением (Ю.М. Критский. -С. Г.), изучение жизненного пути и научного наследия Семевского имело в советской исторической науке фрагментарный характер. Суждения, характеристики и оценки его творчества сответствовали господствующей идеологии марксизма-ленинизма. Самое примечательное, однако, состоит в том, что работы Семевского по истории крестьян, крестьянского вопроса общественной мысли России первой половины XIX в. обладали весьма высоким коэффициентом цитируемости. А это - лучшее признание заслуг выдающегося представителя народнической историографии.
Примечания
История декабристов в трудах В.И. Семевского // История и историки. М., Наука, 1975. С. 232-257.
