[14]. После реформы обучение юнкеров танцам было оставлено для желающих.
Штатом предусматривалось количество обучающихся в академии офицеров - 75 и юнкеров в училище - 126, профессоров - 4, адъюнкт-профессоров - 5, штатных военных преподавателей - 12, репетиторов - 6. Число гражданских преподавателей определялось правами начальника академии.
В целом следует отметить, что проведенной реорганизацией в соответствии с военными реформами были значительно улучшены условия учебы слушателей и юнкеров в академии и училище. Одновременно с критическим учетом всего предшествующего опыта внесены существенные коррективы в организацию учебного процесса.
К 1869 г., когда исполнилось 50 лет существования высшего военно-инженерного образования в России, Николаевская Инженерная академия представляла собой сложившееся высшее военно-учебное заведение, имеющее свои традиции и высококвалифицированный профессорско-преподавательский состав, успешно обеспечивавший подготовку военных инженеров на уровне тогдашних знаний. Ее воспитанники прославились во всем мире как выдающиеся теоретики военноинженерного искусства, умелые организаторы инженерных мероприятий в ходе вооруженной борьбы и как замечательные строители крепостей и других важных объектов заблаговременной инженерной подготовки государства.
Примечания
С.С. СОЛОВЬЕВ
Современная зарубежная историография советской и международной помощи Испанской республике в годы гражданской войны (1936-1939)
Гражданская война в Испании 1936-39 гг. останется одним из самых драматичных событий в наполненной конфликтами истории ХХ в. Она оказалась величайшей трагедией в истории испанского народа, сопричастными к которой оказались не только десятки тысяч современников, граждан разных стран, воевавших на полях сражений, но и те сотни тысяч, если не миллионы людей, которые в той или иной форме выражали свою поддержку той или иной из воевавших сторон. Естественно, данное событие не было обделено вниманием историков как отечественных, так и зарубежных, которые написали горы трудов по истории гражданской войны в Испании.
В нашей работе представлены в основном труды современных английских и американских историков, а также работы историков других стран, переведенные на английский язык. Это определяется не только трудностью доступа к литературе на других языках, но еще в большей степени тем, что именно англо-американская историография занимала и продолжает еще занимать ведущие позиции в изучении гражданской войны в Испании. Отчасти это объясняется тем, что до падения франкистского режима испанские официальные историки были ограничены в своих интерпретациях событий второй половины 1930х гг., а работы, появлявшиеся за рубежом и написанные представителями «эмигрантского» лагеря, также были излишне политизированы. Можно согласиться с М.В. Новиковым, который отмечал, что период до 1980-х гг. характеризовался параллельным существованием в испанской историографии двух литератур [1].
Однако, как считает современный испанский историк А. Казориа-Санчес, такой раскол в испанской историографии не преодолен и сегодня; это приводит в тому, что история гражданской войны в Испании представляет набор «мифологизированных событий и персоналий». Он пишет: «Для левых воспоминания о борьбе испанского народа за новое общество и о «предательствах» народного дела стали способом участия в локальных международных политических и куль-40
турных битвах, часто очень далеких от испанских реальностей. Поэтому в свете проигранных славных дел они не могли признать иного, кроме того, что храбрые испанцы должны были сопротивляться или, по меньшей мере, презирать установленную в 1939 г. диктатуру. Для правых гражданская война служила для освящения дискурса об особой природе испанцев и их традиций... Не случайно, во времена диктатуры и даже позднее франкистские историки охотно принимали существующий в международных консервативных кругах пессимистический и специфический взгляд на испанскую историю, столь подходивший им для оправдания политики «железной руки», свойственной «новому государству» [2].
Что касается англо-американской историографии этой темы, то представляется правильным выделить два главных этапа в ее развитии: первый - со времени появления исследовательских работ историков в 1950-60-х гг., и второй, начавшийся в 90-х гг. после окончания холодной войны. Важным моментом было «открытие» российских архивов. Любопытно, что многие западные историки в трудах, написанных до 1990-х гг., часто подчеркивали, что по ряду вопросов вынуждены судить по косвенным свидетельствам и только данные советских архивов позволят поставить под ними точку. Такие надежды отчасти оправдались.
После 1990-х гг. в зарубежной историографии гражданской войны наметились определенные изменения. С одной стороны, чаще звучит мнение об излишней идеологизиро-ванности трудов историков: время идет, и история войны, написанная с «правых» или «левых» позиций, должна уступить место подлинно научному, объективному анализу. С другой стороны, в изучении ее истории чувствуется влияние «новых направлений» в историографии, интерес к изучению ментальности, настроений народа, роли женщин, гендерный подход.
Важное значение в историографии проблемы приобрела публикация документов российских архивов, осуществленная при участии Института всеобщей истории РАН, под руководством группы историков, в том числе академика Г.Н. Севостьянова, одного из видных отечественных историков, вышедшая под весьма броским названием «Испания преданная. Советский Союз в Испанской гражданской войне» [3]. Редакторы сборника ука-
зывают, что опубликованные документы проливают новый свет на многие аспекты гражданской войны, свидетельствуют о полной степени вовлеченности высших советских руководителей, прежде всего Сталина и Ворошилова, а также руководителей Коминтерна, в испанские дела, подтверждают то, о чем историки давно подозревали, а именно намерение «советизировать» Испанию. Неожиданными для исследователей стали свидетельства о крайне слабой компетентности многих из советских советников. В целом, как утверждают авторы предисловия, документы убедительно подтверждают подход тех историков (они называют, в частности, Боллотена, Брюэ, Теми, Пейна и др.), которые отмечали двуличные маневры в политике сталинского СССР [4].
В новейшей историографии проблемы центральное место по-прежнему занимает вопрос о мотивах, которыми руководствовалось сталинское руководство в определении своей политики в Испании. В одной из наиболее фундаментальных работ последнего времени, в монографии М. Алперта, в которой уделено большое место аспекту международной помощи воюющей Испании, подчеркнуто, что в самом начале конфликта СССР определенно не желал быть втянутым в испанские события. Именно поэтому он не отреагировал на обращение за помощью со стороны премьера Ж. Хираля от 25 июля: СССР колебался во всем, «кроме пропагандистской поддержки и сбора денег». Не случайно итальянский представитель в Москве сообщал, что «ни при каких обстоятельствах советское правительство не вмешается в дела на полуострове, где оно ничего не получит, а только потеряет» [5]. Тем не менее, через несколько недель «Рубикон был перейден», что символизировалось установлением дипломатических отношений с республиканской Испанией и прибытием 7 октября 1936 г. в Москву д-ра Марселино Паскуа, личного друга Х. Негрина, министра финансов и будущего премьера, в качестве посла. По этому поводу Алперт пишет: «И пятьдесят семь лет спустя трудно сказать, почему и как было принято решение об оказании массовой помощи Испании. Возможно, это было сделано на основе компромисса между конфликтующими требованиями и взглядами. Возможно, советские лидеры были озабочены тем, чтобы вернуть симпатии, утраченные в прогрессивных кругах из-за пока-
зательных процессов над старыми большевиками и троцкистами. Возможно, что СССР действительно первоначально полагал, что Комитет по невмешательству сможет предотвратить оказание помощи Гитлером и Муссолини, а затем осознал свою ошибку. Такой была, по крайней мере, точка зрения дипломатов» [6].
Вопрос о советской политике в Испании рассмотрен в интересной статье Д. Смита [7]. Хотя в ней лишь косвенно затронут вопрос о движении солидарности и гуманитарной помощи со стороны советского народа, она интересна тем, что в ней рассмотрено, как преломились в советской политике идеи солидарности и государственный интерес, как его понимала сталинская верхушка. Что касается проявлений массовой солидарности, Смит не сомневается, что такая кампания была организована «сверху»: уже первый массовый митинг на Красной площади 3 августа 1936 г., по мнению иностранных дипломатов, был выражением официальной советской позиции. Этот историк приводит мнение Паскуа, неоднократно выраженное им после приезда в СССР в октябре: «общественное мнение настолько абсолютно направляется и контролируется, что может служить надежным указателем намерений и склонностей советского режима в каждый взятый момент времени» [8].
Полезной не только для понимания дипломатической деятельности Великобритании в годы гражданской войны в Испании, но и для изучения вопросов организации общественной помощи Испании в этой стране стала книга Т. Буханена [9].
Для изучения испанской трагедии привлекаются теперь методы устной истории. Так, Ш.Мангини на основе воспоминаний написала книгу об опыте женщин в годы гражданской войны, уделив немалое место теме исхода, вынужденной эмиграции, прежде всего во Францию [10]. Эта работа помогает рассмотрению вопроса об испанских беженцах в СССР.
Особое внимание в новейшей зарубежной историографии привлекла тема террора во время войны, а также франкистского террора после ее окончания. По данным последних исследований, в результате политических репрессий во время гражданской войны было убито немногим меньше 200 тысяч человек, из которых три четверти - жертвы франки-
стов [11]. Масштабы франкистских репрессий после войны тоже значительны: число казненных, по данным современного историка, составляло примерно 50 тысяч, а число лиц, находившихся к ноябрю 1940 г. в тюрьмах, превышало 280 тысяч. Даже Гиммлер, посетивший Испанию осенью 1940 г., поразился размаху репрессий и советовал Франко больше привлекать рабочих, а не наказывать их [12]. Х. Руис также подчеркивает, что в большинстве послевоенные жертвы режима были людьми пролетарского или крестьянского происхождения [13]. Говоря о военном времени, М. Ричардс отмечал отличия между франкистским и республиканским террором: первый выполнял функцию, аналогичную той, которую в Германии и Италии выполнял государственный террор. Его цель состояла в уничтожении тех групп, которые не могли примириться с националистским представлением о том, что значит отечество. Напротив, террор в республиканской зоне никогда не был «просчитанным»: он был менее «избирательным», сравнительно не направляемым и не имел конкретной социальной функции. Даже волна антиклерикального насилия в 1936 г. мало увязывается с задачами осажденного республиканского правительства [14].
Казориа-Санчес рассматривает франкистский террор в контексте стабилизации франкистского режима, полагая, что этому способствовал не только террор, но и создававшийся образ каудильо как гаранта мира и стабильности. «В этом, - пишет он, - и состоит один из главных парадоксов франкизма, режима одной из тех партий, которые и были больше всех виновны в развязывании и бедствиях войны» [15].
Вопрос о характере и размахе террора в годы войны и после нее неизбежно имеет политический оттенок. Не для оправдания насилий, совершенных под знаменем коммунистической идеологии, но в свете приведенных цифр и новейших научных данных нужно признать, что оценка коммунистического террора, данная С. Куртуа и Ж.-Л. Панне, выглядит довольно односторонней [16].
Вопрос о терроре в Испании приходится затронуть и потому, что без понимания того, что происходило там, невозможно с моральной точки зрения оценить случившееся с испанскими беженцами в СССР. Судьбы многих после 1939 г. были трагичны. Нельзя оправдать власть за пренебрежение и насилие по
отношению ко многим, в силу тех или иных обстоятельств избравшим СССР «второй родиной», но и понять значение «великого исхода» в испанской истории ХХ в. нельзя, если не учитывать того, что происходило с беженцами в других странах и что ждало бы их в это время на родине.
Следует также подчеркнуть, что отечественные историки гражданской войны в Испании всегда внимательно следили за публикациями зарубежных коллег. Один из последних содержательных обзоров подготовлен В.В. Малай и М.В. Новиковым, которые на основе публикаций одного из ведущих британских журналов рассмотрели важные дискуссии по проблеме, имевшие место в зарубежной историографии в последнюю четверть века [17].
Библиографический список