Спросить
Войти

Вклад представителей немецкого сообщества в формирование культурной среды Владивостока

Автор: указан в статье

УДК 008

ББК Ч lll + Т 3 (2 Рос - 4 При + 2 Влад) - 7

И.В. Макеева

ВКЛАД ПРЕДСТАВИТЕЛЕЙ НЕМЕЦКОГО СООБЩЕСТВА В ФОРМИРОВАНИЕ КУЛЬТУРНОЙ СРЕДЫ ВЛАДИВОСТОКА

Статья посвящена изучению роли немецкого сообщества, оказавшего заметное влияние на формирование культурной среды Владивостока в период освоения Дальнего Востока. Применяется культурологическая схема изучения города (на уровне архетипов), которая накладывается на освещение деятельности исторических личностей, внесших существенный вклад в развитие новых восточных территорий Российской империи.

I.V. Makeeva

A CONTRIBUTION OF GERMAN COMMUNITY REPRESENTATIVES TO FORMING CULTURAL ENVIRONMENT OF VLADIVOSTOK CITY

The article is devoted to the study of German community role in forming cultural environment in Vladivostok during the period of Far East exploration. Cultural studies pattern of studying a city (on the level of archetypes) is applied to the description of historical figures& activity who made a significant contribution to the development of new Eastern territories of Russia &s Empire.

Процесс становления и развития культурной среды является специфической формой деятельности общественного субъекта, особой формой осуществления социального бытия и реализации общественной практики.

Изучение культурной среды города невозможно без проведения культурологического анализа. Столь сложное явление, как «город», стало предметом исследования всего спектра гуманитарных наук и не только их. В данной работе поставлена задача применить культурологическую схему изучения города (на уровне архетипов) к деятельности исторических личностей, внесших существенный вклад в развитие новых восточных территорий Российской империи.

В рамках семиотического подхода исследователь «прочитывает» город как текст, структура поселения говорит «сама за себя», непосредственно выражая свои смыслы [1].

Многие из древнейших представлений о городе, зафиксированные в структуре и композиции, в мифологии, так или иначе прослеживаются в образах города последующих эпох и в связи с этим считаются архетипическими. Можно предположить, что возникшие в этот период элементы городской среды наиболее информативны в культурологическом аспекте. В.М. Долгий и А.Г. Левинсон опираясь на регулятивную функцию культуры в изучении «архаического города», выделяют три «проекции»: семиотическую, семантическую и институциональную [2]. Мы предполагаем наличие в городской среде некоторых смыслов, формирующихся в ходе истории и закрепляющихся за отдельными элементами среды.

Как показывает анализ научной литературы и источников, имеет смысл говорить об архетипе космогонии в образе создания города. Это подтверждается и наличием почти во всех древних мифологиях так называемого культурного героя, героя-цивилизатора (или же нескольких), которые, как правило, фигурируют в роли создателей городов [3, 665]. Т.е. создание и охранение городов возводилось на уровень основных этапов Творения и было делом

богов и полубогов. Этот контекст придает особое значение социальному проектированию в городских образах. Важной деталью является то, что город моделирует божественный, а значит, космический порядок в противоположность находящемуся под ним и вокруг него хаосу. Отсюда возникает особое значение границы города, также являющейся медиатором на стыке двух миров.

Долгое время основным смыслопорождающим элементом городской среды являлся храм. Исследователи подчеркивают семантическое единство цепочки дом-храм-город. Город выражает, с одной стороны, пространственный порядок, а с другой - социальный. С точки зрения этих значений город равен дому, что находит свое отражение в языке: дом как убежище, кров и дом как семья, род («дом Романовых»), а также храму - храм как «дом божий», а дом как «хоромы» [4]. При этом храм как вместилище высшей сакральности определяет смысл поселения.

Центральная городская площадь как непривати-зируемое и неотчуждаемое пространство структурирует городскую архитектурную среду. С древнейших времен, а затем и в средневековье центральная площадь была по преимуществу площадью рыночной и рассматривалась не только как пространственный, но и как функциональный центр города, место обмена.

Исследователи подчеркивают сакральное значение центра, проявляющееся в неизменной оппозиции центр/периферия [5]. При этом город сам находится в центре примыкающей к нему территории.

Однако, по Ю. Лотману, город может быть расположен и эксцентрически по отношению к соотносимой с ним земле. «Эксцентрический город расположен «на краю» культурного пространства: на берегу моря, в устье реки» [1, 31].

Городская среда утверждает норму разнообразия, сосуществования многого, с чем отныне неразрывно связано представление о городе. Отсюда идет понимание города как «смесителя различных форм жизнедеятельности и мыследеятельности» [6, 114], а

происходящего в нем - как «концентрации разнообразия» [2].

Дальнейшее развитие городского сообщества приводит к появлению университетов и университетской культуры, что свидетельствует о важных переменах: книга приобретает большое значение и перестает быть сокровищем, труд ученого признается позволительным оплачивать, создаются условия для научного прогресса.

Выделенные нами некоторые ключевые элементы, определяющие культурную среду города, такие как центральная площадь, храм, городские стены, культурный герой-основатель города, образовательный центр и пр., идентифицируются практически во всех развитых (в культурологическом смысле) городах. «В процессе своего становления каждый вновь возникающий город проходит как бы заново тот путь развития, который в свое время прошла вся городская культура» [7, 10].

Анализируя город как многосоставную структуру предметных и духовных координат, как комплекс этико-социальных и биологических связей, мы можем проследить, как именно сословная и корпоративная мозаика городской жизни превращает населенный пункт в «точку роста кристалла цивилизации» [8, 239].

В период освоения Сибири и Дальнего Востока урбанизация этого региона происходила экстенсивно. Административное указание, подкрепленное статистическими данными, переводило новые поселения в разряд городов. Однако мгновенное возникновение городской культуры на огромных пространствах азиатской части страны было невозможно. Осознание этой проблемы и поиск путей ее решения отражены в работах отечественных исследователей [9, 10].

Создание культурной среды молодых городов, таких как Владивосток (ему только 149 лет) базируется на воспроизводстве культуры «мест выхода». Для характеристики специфики культурной среды Владивостока воспользуемся понятием фрактально-сти, пришедшим в науку в середине 1970-х гг. благодаря теории Б. Мандельброта, определившего фрактал как «структуру, состоящую из частей, которые в каком-то смысле подобны целому» [11]. Важнейшее свойство фракталов - самоподобие. Фракталы активно изучались математиками и физиками, но со временем сфера применения этого термина стала более широкой. Идея фрактальности получает философское и культурологическое обоснование [12, 13].

Культурная среда конкретных регионов, городов и селений наряду с универсальными характеристиками может обладать и уникальными, присущими только ей чертами. В частности, говоря о культурной среде Владивостока, необходимо выделить специфическую черту, связанную с историей создания города, начавшего свое существование как военный форпост России на берегу Тихого океана, созданный на практически незаселенной территории и совершивший за полтора столетия рывок к позиции административной и культурной столицы Приморского края.

Культурная среда Владивостока может быть охарактеризована как возникшая в результате пере-

несения культурной матрицы из мест выхода в иные культурно-территориальные границы. Следует отметить, что культурная матрица является «генетическим кодом», которым определяется своеобразие историко-культурных средовых образований в масштабе страны или мира. Создание культурной среды Владивостока и Приморского края на базе «перемещенных» образцов во многом определило ее доминантную черту, а именно толерантное, компромиссное отношение к инородным влияниям, их постепенное и довольно естественное вживление в ткань культуры. Эта линия в регионе была заложена на начальном этапе, когда население края складывалось из разнородных потоков переселенцев.

История создания и развития культурной среды Владивостока тесно связана с представителями немецкого сообщества, среди которых можно выделить потомков выходцев из немецких земель и собственно германских подданных. Условия существования российского общества того периода позволяли им сохранять немецкую идентичность.

Многие гости, прибывая во Владивосток, удивляются его европейскому облику и почти полному отсутствию признаков восточной культуры, несмотря на географическое положение города, находящегося на границе со странами Азиатско-Тихоокеанского региона. Обозревая пройденный Владивостоком путь, авторы иллюстрированного сборника «Азиатская Россия» в 1914 г. писал: «Наконец чисто европейским портовым городом представляется русская твердыня на берегах Восточного океана - Владивосток, не без основания называемый Тихоокеанским Константинополем ... В архитектурном отношении многие городские постройки могут удовлетворить самого строго ценителя. Густая телефонная сеть, электрический трамвай, замощенные большей частью улицы, электрическое освещение, богатые магазины, несколько театров, садов, памятники адмиралам Невельскому и Завойко ... - все это напоминает столицу» [14, с. 312].

Влияние немецкого сообщества на формирование культурной среды Владивостока отражало общероссийскую тенденцию фрактального развития культуры в широком смысле. Активность немцев на Дальнем Востоке была естественным продолжением процессов, характерных для «материнской культуры», т. е. культуры западных и центральных областей России. Культурная среда Владивостока, создававшегося как военно-морская база государства на берегу Тихого океана, формировалась, во многом, военными, исследователями и предпринимателями. Значительную часть офицеров российского военного флота, врачей и ученых составляли немцы, крупнейшие торговые компании и мануфактуры создавались и принадлежали по большей части выходцам из Г ермании. Более 2/3 немцев исповедовали евангелическо-лютеранскую веру.

Даже в условия освоения новых территорий лютеране стремились к объединению в общины. Владивосток получил статус города в 1875 г. а уже в 1877 г. контр-адмирал Густав фон Эрдман, бывший в 1875-80 гг. военным губернатором Приморской области и главным командиром портов Тихого океана,

проявляет «чрезвычайную отзывчивость к религиозным нуждам его единоверцев-лютеран» и призывает всех проживающих во Владивостоке лютеран «внести свою лепту на постройку в городе лютеранской церкви, а также установить ежемесячные взносы на тот же предмет» [15]. По данным краткого рукописного исторического обзора возникновения на Дальнем Востоке лютеранского прихода и его деятельности, составленного Председателем Церковного Совета Николаем фон-Гауфе (№уои На^е) в январе 1924 г. на основании имевшихся в архиве Владивостокской лютеранской церкви данных, действительной датой основания лютеранской церкви во Владивостоке можно считать 25 апреля 1877 г. Именно тогда Г. фон Эрдманн обратился в консисторию лютеранской церкви в Санкт-Петербурге за официальным признанием лютеранской общины во Владивостоке, став тем самым одним из ее основателей. Как следствие этого, в 1880 г. сюда был призван пастор Карл-Август Румпетер, который проработал в городе пастором 32 года, с 1880 по 1912 г., и похоронен на морском кладбище во Владивостоке [Там же].

Представленная ранее культурологическая структура городской среды может быть использована в исследовании роли представителей немецкого сообщества в формировании Владивостока. Эта схема предполагает выявление фигуры героя-основателя, строителя храма и крепости.

В топонимии Владивостока закреплены имена первооткрывателей и исследователей, среди которых немало представителей немецкого сообщества, что отражено в названиях улиц: Дегеровская (в честь морского офицера К.К. Дегера), Лютеранская, Пфейферовская (по имени главного врача военного госпиталя Б.Б. Пфейфера), Капитана Шефнера. На карте города есть мыс Эгершельда, мыс Шкота и др.

Начало Владивостоку было положено 20 июня (2 июля) 1860 г., когда корабль «Маньчжур», которым командовал капитан-лейтенант А.К. Шефнер, высадил на северный берег бухты Золотой Рог солдат третьей роты 4-го Восточносибирского линейного батальона основавших пост Владивосток.

Для охраны поста 5 августа 1860 г. в бухту прибыл винтовой корвет «Гридень» под командой лейтенанта Г. X. Эгершельда. По его распоряжению была описана бухта Золотой Рог и пролив Босфор Восточный, проведены съемка берега и зимние промеры глубин. В последующие годы значительный объем работ по описанию и созданию карты береговой черты Приморья был проделан лейтенантом Э.В. Май-делем [16].

Развитию города способствовал П. Ф. фон Ун-тербергер, занимавший в 1866-1974 гг. пост Приамурского генерал-губернатора. С 1888 по 1897 г. П. Ф. фон Унтербергер был военным губернатором Приморской области. Он был старейшим членом лютеранской общины. За годы пребывания П. Ф. фон Унтербергера на посту военного губернатора Приморская область совершила качественный скачок в своем развитии. Была построена Уссурийская железная дорога, торговый порт, доки, начата добыча угля в Сучане, основано множество новых населенных пунктов, развивались лесные и рыбные промыслы,

торговля, судоходство. Для Владивостока он предложил, ввиду невозможности быстрой переброски подкреплений из Восточной Сибири, доставить современные артиллерийские системы, создать укрепления, обеспечивающие круговую оборону города и сосредоточить в нем достаточное количество войск с соответствующими запасами. Таким образом, именно П. Ф. фон Унтербергеру принадлежит идея создания во Владивостоке крепости. Комендантом построенной Владивостокской крепости стал генерал-лейтенант В. А. Ирман. 3 июня 1897 П. Ф. фон Унтербергер был избран почетным гражданином Владивостока, за свои книги «Приамурский край» он получил медаль Русского географического общества.

Бывший чиновник канцелярии генерал-губернатора К.Г. Гильденштедт устроил близ Владивостока молочную ферму, по его инициативе и на пожертвованные им средства в конце XIX в. разбиты Адмиралтейский сад, городской парк и сквер вокруг памятника Г.И. Невельскому (открыт в 1897, бюст адмирала изваял скульптор Р. Р. Бах) [Там же].

В числе пионеров коммерческого освоения Дальнего Востока необходимо назвать выходцев из Германии Г. Кунста и Г. Альберса. Фирма построила во Владивостоке бассейн, содержала оленарий, субсидировала многие проекты по развитию города. Жертвовались деньги на строительство лютеранской кирхи во имя Св. Павла. В 1894 г. Кунст и Альберс привезли немецкого инженера, построившего первую во Владивостоке электростанцию. Первые телефоны были также установлены в магазине и офисе фирмы «Кунст и Альберс».

В 1874 г. во Владивосток из Гамбурга прибыл двадцатилетний А. Даттан, нанятый Г. Альберсом на должность бухгалтера торгового дома «Кунст и Альберс» и ставший со временем третьим человеком в руководстве фирмы.

Свою коммерческую деятельность А. Даттан успешно сочетал с общественно-благотворительной работой и меценатством. Значительные средства выделялись А. Даттаном на строительство и содержание Восточного института - первого высшего учебного заведения на Дальнем Востоке.

Будучи лютеранином, А. Даттан принимал активное участие в православном храмостроительстве. В 1889 г. во Владивостоке было завершено сооружение Успенского собора, длившееся трудно и долго из-за недостаточности материальных средств. После окончания работ 10 апреля 1890 г. строительный комитет выразил глубокую благодарность А. Даттану «за пожертвование для храма и неоднократные содействия, оказываемые при построении храма». На средства А. Даттана была сооружена церковь в Восточном институте [17].

В 1902 г. Кунст и Альберс пригласили из Гамбурга архитектора Георга Юнгхенделя. Г. Юнгхен-дель был выпускником Берлинского архитектурного института, прославился работой над Берлинским кафедральным собором. Во Владивосток он приехал проектировать административное здание Торгового дома «Кунст и Альберс». Он планировал вернуться в Германию, выполнив этот единичный заказ, но остался до 1929 г. Когда другие предприниматели уви-

дели прекрасное здание, выстроенное в новом архитектурном стиле, Г. Юнгхендель получил много заказов. Он создал свою проектную контору и даже принял русское подданство. Им было построено около десятка красивейших зданий, которые во многом определили облик исторического центра Владивостока. Вот лишь некоторые из них: центральное торговое здание фирмы «Кунст и Альберс», Пушкинский театр, лютеранская церковь, выполненная в стиле позднеготической архитектуры Северной Европы, здание Дальневосточного пароходства, особняк Бриннеров, магазины «Бр. Синкевич» и купца Л. Скидельского. Построенный в 1883 г. первый в городе каменный магазин фирмы «Кунст и Альберс» был настоящим универмагом современного типа с 18 отделами. Это было первое здание не только на Дальнем Востоке, но и в Сибири, которое освещалось электричеством [18].

Архитектурный облик всего исторического центра Владивостока, формировавшийся под «сильным влиянием традиций германской школы модерна» [19, с. 91.] заставляет вспоминать образ Петербурга, расположенного на крайней западной точке России, на берегу Балтийского моря. Европейский облик города позволил китайским кинематографистам в 2004 г. провести во Владивостоке «натурные съемки» предвоенного Гамбурга.

Рассмотрев влияние немецкого сообщества на формирование культурной среды Владивостока можно сделать вывод, что подданные Германии и российские немцы, консолидированные принадлежностью к евангелическо-лютеранской церкви, оказали значительное влияние на формирование архитектурного облика города и выполнили роль «героя-цивилизатора», «строителя храма и крепости», что и составляет архетипическую основу любого города.

Литература

1. Лотман Ю.М. Символика Петербурга и проблемы семиотики города // История и типология русской культуры СПб.: Искусство-СПБ, 2002. - 768 с. - С. 208-221.
2. Долгий В.М., Левинсон А. Г. Архаическая культура и город // Вопросы философии. — 1971. — № 7. - С. 91-102.
3. Мифологический словарь / Гл. ред. Е.М. Мелетинский -М.: Советская энциклопедия, 1991. - 736 с.
4. Забельшанский Г. Б. Город как архетип культуры // Проблемы истории архитектуры . Ч. 2. Архитектура в контексте истории культуры. - М.: ВНИИТАГ, 1990. - С. 25-29.
5. Левинсон А.Г. Семантика городской среды // Опыт социографии: Статьи. - М.: Новое Литературное обозрение, 2004. - С. 13-38.
6. Щедровицкий П.Г. Философия развития и проблема города [Текст] // Формула развития. Сб. статей: 1987-2005. — М.: Ар-хитектура-С, 2005. - 224 с.
7. Коган Л.Б. Городская культура и пространство: проблема «центральности» // Развитие городской культуры и формирование пространственной среды / Сб. науч. тр. Под ред. Л.Б. Когана. - М., 1976. С. 5-20.
8. Немчинов В.М. Метафизика города // Город как

социокультурное явление исторического процесса / Отв. ред.

Э.В. Сайко. - М.: Наука, 1995. - 351 с.

9. Глазычев В.Л. Урбанистика. - М.: Европа, 2008. - 220 с.
10. Иконников А.В. Архитектура ХХ века: Утопии и реальность: в 2 т. - М.: Прогресс-Традиция, 2001-2002. - 656 с.
11. Мандельброт Б. Фрактальная геометрия природы // М.: Институт компьютерных исследований, 2002. - 645 с.
12. Волошинов А.В. Об эстетике фракталов и фрактальности искусства // Синергетическая парадигма. Нелинейное мышление в науке и искусстве. М.: Прогресс-Традиция, 2002. - С. 213-247
13. Тарасенко В. В. Фрактальная семиотика: наблюдатель в масштабах языка // Синергетическая парадигма. Человек и общество в условиях нестабильности. М.: Прогресс-Традиция, 2003.- С. 490-506.
14. Азиатская Россия. Т. 1. Люди и порядки за Уралом / Издание Переселенческого управления Главного управления землеустройства и земледелия. - СПб: Т-во «А.Ф. Маркс», 1914. - 576 с.
15. Исторический обзор возникновения на Дальнем Востоке лютеранского прихода и его деятельности, составленного Председателем Церковного Совета Николаем фон-Г ауфе (N.von Hauffe) в январе 1924 г. [рукопись]
16. Хисамутдинов А.А. Из Владивостокской старины. - Владивосток: Изд-во ВГУЭС, 2001. - 220 с.
17. Мизь Н.Г., Сидоров А.Ю., Турмов Г.П. Русский немец Адольф Васильевич Даттан. - Владивосток: Изд-во ДВГТУ, 2002. - 168 с.
18. Обертас В. А. Архитектура старого Владивостока // Архитектурное наследство № 28. Национальное своеобразие зодчества народов СССР. Под ред. О.Х. Халпахчьяна. М.: «Стройиздат», 1980. - 195 с.
19. Прокурова Н.И. Архитектурная деталь модерна во Владивостоке // Культура Восточной Азии: прошлое и настоящее. Материалы международной научной конференции. Владивосток: Изд-во ДВГТУ, 2001. - 120 с. - С. 90-92.)

Literature

1. Lotman,Yu.M. Symbolics of Petersburg and Problems of Urban Semiotics // History and Typology of Russian Culture of St. Petersburg. - St. Petersburg: Iskusstvo-SPB, 2002. - 768 pp. - P. 208221.
2. Dolgiy, V.M. Levinson, A.G. Archaic Culture and the City // Voprosy filosofii. - 1971. - No. 7. - P. 91-102.
3. Mythological Dictionary / Ed. By E.M. Meletinsky. - Moscow: Sovietskaya Encyclopedia, 1991. - 736 p.
4. Zabelshansky, G.B. City as Cultural Archetype // Problems of History of Architecture. P.2. Architecture in the Context of Cultural History.- Moscow: VNIITAG, 1990.- P. 25-29.
5. Levinson, A.G. Semantics of the City Environment // An Experiment in Sociography: Articles.- Moscow: Novoe Literaturnoye Obozreniye, 2004. - P.13-38.
6. Schedrovitsky, P.G. Philosophy of Development and Problem of the City // Formula of Development: Articles, 1987 - 2005. - Moscow: Arhitektura-S, 2005. - 224 p.
7. Kogan, L.B. Urban Culture and Space: the Problem of “cen-tricity” // Development of Urban Culture and Formation Spatial Environment | Collected Works ed. By L.B. Kogan. - Moscow, 1976. - P. 5-20.
8. Nemchinov, V.M. Urban Metaphysics // City as a SocioCultural Phenomenon in the Historical Process / Ed. By E.V. Saico. -Moscow: Nauka, 1995. - 351 p.
9. Glazychev, V.L. Urbanistics. - Moscow: Europa, 2008. - 220
10. Ikonnikov, A.V. Architecture of the 20th Century: Utopias and Reality: vol. 1-2. - Moscow: Progress-Traditsiya, 2001-2002. -
656 p.
11. Mandelbrot, B. Fractal Geometry of Nature. - Moskow: Institute of Computerized Research, 2002. - 645 p.
12. Voloshinov, A.V. On Fractal Aesthetics and Fractality of Art // Synergetic Paradigm. Nonlinear Thinking in Science and Art. -Moscow: Progress-Traditsiya, 2002. - P. 213-247.
13. Tarasenko, V.V. Fractal Semiotics: an observer in the Language Scale // Synergetic Paradigm. Human Being and Society in the conditions of instability. - Moscow: Progress-Traditsiya, 2003. - P. 490-506.
14. Asian Russia. Vil.1 People and Ways behind the Urals / A Publication of the Migration Utilization and Agriculture. - St. Petersburg: A.F. Marks Publishers, 1914. - 576 p.
15. A Historical Review of the Emergence and Activities of a Lutheran Ward in the Russia’s Far East compiled by Church Council Chairman Nikolay von-Hauffe in January, 1924 [manuscript]
16. Khisamutdinov, A.A. Old Times of Vladivostok. - Vladivostok: VGUES Publishers, 2001. - 220 p.
17. Miz’, N.G., Sidorov, A.Yu., Turmov, G.P. The Russian Dutchman Adolf Vasilyevich Dattan [Text]. - Vladivostok: DVGTU Publishers, 2002. - 168 p.
18. Obertas, V.A. Architecture of the Old Vladivostok // Architectural Heritage. No. 28. Moscow: Stroyizdat, 1980. - 195 p.
19. Prokurova, N.I. Architectural Millwork of Modernism in of the International Symposium. -Vladivostok: DVGTU Publishers,

Vladivostok // Culture of Eastern Asia: past and present. Proceedings 2001. - P. 20-92.

Сведения об авторах

Макеева Ирина Викторовна - доцент, заведующая кафедрой германской филологии Дальневосточного государственного технического университета, г Владивосток, e-mail: i-ra@inbox.ru Data on authors

Makeeva Irina Viktorovna - associate professor, head of the department of German philology, Far Eastern National Technical University, Vladivostok, e-mail: i-ra@inbox.ru

УДК 316.6 ББК 60.56

М.В. Скрипкарь

МАНИПУЛЯТИВНЫЕ ТЕХНОЛОГИИ КИНЕМАТОГРАФА

Статья посвящена исследованию различных подходов в изучении манипулятивных технологий кинематографа и влиянию их на сознание людей.

M.V. Skripkar

MANIPULATION TECHNOLOGIES OF A CINEMA

The article is devoted to analyses of various approaches in studying manipulation technolo-gies of a cinema and to their influence on the consciousness of the people.

Манипулятивные технологии имеют давние традиции в ряде научных дисциплин управленческого и гуманитарного характера. В то же время сам предмет изучения определен нечетко, отсутствует конкретное определение манипуляции и манипулятивных технологий, а также четких моральных оценок рассматриваемого явления. Находясь в фокусе внимания политологии, психологии, социологии и ряда других наук, проблема манипулятивных технологий является одной из самых актуальных и неоднозначных. Сложившаяся теоретическая традиция анализа манипу-лятивных технологий в социологической науке делает основной акцент на деструктивное манипулятив-ное воздействие, что приводит к упрощенной трактовке этого феномена, требующего более пристального и детального анализа.

С ростом интереса к проблематике манипуля-тивного воздействия появляются новые исследовательские работы, которые зачастую носят описательный характер, содержат множество примеров из художественной литературы, описания житейских ситуаций. Работы, претендующие на более серьезный научный анализ, являются достаточно спорными. Например, ряд фактических ошибок, ложная интерпретация информации и излишний субъективизм дают основания рассматривать книгу С. Кара-Мурзы «Манипуляция сознанием» [1] не как научный труд, а как популярную литературу.

Слабая изученность проблемы манипулятивных технологий отражается в неопределенности самого понятия «манипуляция», его смешения с другими понятиями.

Одной из причин отсутствия четкого определения понятия «манипуляция» является то, что этот термин был заимствован социологической наукой из психологии, где он начал применяться лишь с 20-х

гг. ХХ в. в инженерной психологии и психологии труда. Этимология понятия выводится из латинского языка от слова manipulus, имеющего два значения: движение руки и маленькая группа, кучка, горсточка. Это понятие активно употребляется во французском (manipulation - обращение с чем-либо, махинация), испанском (manipulacion - управление вручную, махинация) и других языках. В английский язык слово «манипуляция» ввел физик Фарадей в 1827 г. в работе «Химические манипуляции» (Chemical Manipulation).

Со второй половины XIX в. термин «манипуляция» начинает использоваться для описания различных механических процессов, связанных с ручным управлением. Так, например, в толковом словаре В. Даля манипуляция трактуется, как «приемы ручные, ухватка, сручье; обиход»[2], в энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона - как «искусные приемы в ручных работах, при физических методах лечения» [3].

Одно из первых толкований понятия «манипуляция» в социологии было предложено в 1969 г. изданным в Нью-Йорке «Современным словарем социологии», определяющим манипуляцию как «вид применения власти, при котором обладающий ею влияет на поведение других, не раскрывая характер поведения, которое он от них ожидает» [1]. Именно в таком наполнении слово «манипуляция» заменило ранее бытовавший термин «макиавеллианизм».

В данной работе под «манипуляцией» будем подразумевать совокупность латентно протекающих процессов, формирующих или изменяющих сознание человека, группы лиц или общества в целом, в направлении, заданном манипулятором, с целью достижения определенных результатов в формировании мотивационных установок, этических норм, типа по-

Другие работы в данной теме:
Контакты
Обратная связь
support@uchimsya.com
Учимся
Общая информация
Разделы
Тесты