"ЧЕРНАЯ КОШКА": БАНДА, КОТОРОЙ НЕ БЫЛО? (НОВГОРОДСКАЯ ВЕРСИЯ)

А. А. Георгиев

«Черная кошка»: банда, которой не было? (Новгородская версия)

Среди множества тяжелых последствий, оставленных советскому обществу войной 1941-1945 годов, был рост преступности в 1945-1947 годах. Война стимулировала процесс криминализации общественных отношений. Власти не сумели сломить тенденцию роста преступных проявлений. В спецсводках МВД признавалось бессилие милиции в противодействии уголовникам1.

Обывательская среда наполнялась многочисленными слухами, сплетнями, домыслами. Руководство МВД обращало внимание на то, что к подобным слухам граждане относились с большим доверием, чем к официальным сообщениям властей2. Появилось множество историй об уголовниках-добряках; о современных «Робин Гудах» с золотой «фиксой», ножом и кастетом; о грабителях, которые богачей раздевают, а с бедными делятся. Заработал «самиздат» — анонимное рукописное чтиво, повествующее о похождениях удачливых и дерзких воров, которые «по справедливости» отбирают ценности у спекулянтов и торгашей и легко обманывают «тупых ментов».

Масштаб распространения слухов, их влияние на массовое сознание оказали провоцирующее воздействие на преступную среду и правоохранительные органы. Наиболее ярко это проявилось в истории о банде «Черная кошка». В 1945-1946 годах, по признанию министра МВД Круглова, практически во всех областях РСФСР распространялись слухи о «Черных кошках»3.

Подброшенный на место преступления черный котенок или оставленное на стенах зданий изображение черного кота, записки с подписью «Банда "Черная кошка"» — стали фирменным знаком, брендом преступного мира. Его использовали многие и в разных целях: мальчишки - из озорства; молодежные группировки, промышлявшие мелкими кражами, - из хулиганских побуждений; профессиональные уголовники - с целью запугивания своих жертв и направления следствия по ложному пути и т. д.

МВД отчетливо осознавало угрозу, возникающую в связи с ростом популярности банды. Проблема решалась традиционно для сталинской эпохи - акцент делался на карательные методы.

Осень 1946 года жители Новгорода переживали с тревогой и страхом. Небольшой областной центр4 всколыхнуло событие, которое вызвало серьезную обеспокоенность людей - жителей Новгорода и области. Газета «Новгородская правда» сообщила читателям о процессе над бандитской группой, занимавшейся ограблением крестьянских хуторов. Участники банды совершили два убийства. Суд назвал главарем шайки В. Гашкову (Харитонову) и приговорил ее к высшей мере наказания - расстрелу, остальных участников - к различным срокам (от 3 до 10 лет) с конфискацией имущества5.

Бандитизм (ст. 59 ч. 3 УК РСФСР) как вид преступления был редким для Новгородчины. С момента образования области (в июле 1944 года) до начала 1946 года было расследовано всего 9 уголовных дел по бандитизму, по которым было привлечено 28 человек6.

Процесс над бандой проходил в Областном суде в открытом судебном заседании. Он длился 3 дня (18-20 ноября). Уже во время процесса по городу разнеслась весть — «судят "Черную кошку"!». 30 ноября 1946 года начальник управления МВД по Новгородской области, комиссар милиции 3-го ранга Назаров, в секретном спецсообщении доложил главе исполнительной власти области - председателю областного исполнительного комитета Еремееву - о том, что в результате слушания в Облсуде уголовного дела по обвинению группы грабителей (Гашковых, Ермак, Харитоновой и др.) в областном центре циркулируют слухи о появлении в городе бандгруппы под названием «Черная кошка». Население города муссировало случаи грабежей, совершенных группой в Латвийской ССР как совершенные в городе Новгороде7.

Областные власти узнали о появлении банды «Черная кошка» на территории Новгородчины еще весной 1946 года. В спецдонесении под грифом «Совершенно секретно» от 25 апреля 1946 года Назаров на четырех печатных страницах информировал Еремеева о задержании 30 марта 1946 года (за квартирную кражу) Гашковой (Харитоновой) Веры Евстафьевны, 1921 г. р., без определенных занятий, ранее неоднократно судимой. Сообщалось, что в результате оперативно-следственных мероприятий было установлено, что Гашкова является активным участником бандитской группы под названием «Черная кошка», оперировавшей на территории Латвийской ССР8. Так, впервые официально было заявлено о факте существования шайки «Черная кошка» на Новгородской земле.

На допросе В. Гашкова показала, что, проживая в Риге, принимала участие в составе вооруженной пистолетами группы в двух убийствах: майора Советской Армии (взяли портфель с 34 тысячами рублей) и старика-хуторянина близ станции Сунтаж Латвийской ССР (похитили 4-х поросят, 2 овцы и другое имущество), двух ограблениях и двух разбойных нападениях на хутора в Латвийской ССР. Налетчики брали в основном домашний скот (коров, поросят, баранов, коз) на еду и продажу, деньги и другое имущество9.

По показаниям Гашковой, были арестованы еще 6 участников группы, прибывшие на территорию области из Латвии. Гашкова также показала, что принимала участие в двух разбойных убийствах, совершенных в феврале 1946 года. Одно - в деревне Иваньково Чудовс-кого района совместно с Гашковым Тимофеем и Гашковым Николаем (убита гражданка Максимова, похищено 12 тысяч рублей), другое - в деревне Сырково Новгородского района, в том же составе (убит гражданин Жохов, похищено большое количество ржи)10. Арестованные назвали еще 11 участников - жителей г. Риги. Главарем и организатором группы в спецдонесении был назван «Евгений». Отмечалось, что шайка имеет оружие. Автор донесения обещал Еремееву по завершении оперативно-следственных мероприятий сообщить дополнительно об окончательной ликвидации бандгруппы. Это не было сделано, так как «громкого» дела не получилось. Дальнейший ход расследования по делу банды «Черная кошка» лишил главу областного УМВД Назарова возможности послать руководству области подобный отчет. Назаров явно поспешил. Его заместитель, начальник Управления милиции подполковник Рядов, оказался более осторожен. В ежемесячном докладе о работе Управления милиции за апрель 1946 года на имя начальника Управления МВД СССР по Новгородской области Назарова, он сообщил об аресте в Новгороде 7 участников бандитской группы, оперирующей на территории Латвийской ССР. В Риге были арестованы еще 12 участников этой банды, занимавшейся вооруженными ограблениями хуторов и разбойными убийствами11.

Название «Черная кошка» пока не фигурировало, хотя Гашкова и дала «признательные показания». Но уже в докладе за май месяц, Рядов информировал Назарова об окончании уголовного дела по ликвидации бандитской группы «Черная кошка». Информация была предельно скупой: сообщалось лишь о двух убийствах совершенных ею на территории области12. Такая скромная подача кажется странной. Анализ ежемесячных докладов о работе Управления милиции за период

с 1.01.46 по 17.01.47 гг. (по 35-70 страниц каждый) позволяет задаться вопросом: «Почему менее "громким" преступлениям уделялось гораздо больше места, а перспективному "резонансному" в масштабах не только области, а и страны в целом, делу отведено всего несколько строк?». Ответ на этот и другие вопросы, связанные с историей банды «Черная кошка», содержится в уголовном деле № 1-20, хранящемся в Государственном историческом архиве Новгородской области. Это — уголовное дело по обвинению В. Е Гашковой и других по статье 59 ч. 3 УК РСФСР (бандитизм). Оно состоит из двух томов, общим объемом 863 листа13. Данное уголовное дело позволяет реконструировать события и понять, как появилась новгородская версия банды «Черная кошка», кто были ее создатели, а кто — их жертвы.

В Риге на улице Мельничной в доме 126, в коммунальной квартире проживала семья Харитоновых: отец Евстафий, мать Секлетинья, их дочь Вера и внучка (7-летняя дочь Веры от первого брака). В декабре

Грузовики ставили перед домом. Выезжая из Новгорода, водители получили скудные командировочные, а также заверения в выплате остальной суммы в Риге. Обещание выполнено не было, и люди, не имея средств к существованию, были вынуждены заняться извозом, перевозя пассажиров из города Шауляй в Ригу и обратно. Позже география поездок расширилась. Перевозки пассажиров с базара на базар, из Риги в районы республики приносили скромный доход, но давали возможность разжиться продуктами питания по более низким ценам. О брошенных на произвол судьбы шоферах руководители Новгородского Стройтреста забыли. С декабря 1945 до конца февраля 1946 года, без денег, без бензина, имея в руках грузовой транспорт, так необходимый на восстановлении разрушенного Новгорода, они выкручивались, как могли. Рижская «школа выживания» закончилась в конце февраля

Суд установил, что группа, состоящая из Гашковой В. Е. (1921 г. р.), Ермак 3. С. (1910 г. р.), Гашкова Т.В. (1917 г. р.), Федорова О.В. (1920 г.

р.), Харитонова Е.Т. (1894 г. р.), Харитоновой С. П. (1898 г.р.), Гашко-ва Н. И. (1922 г. р.) совершила три нападения на хутора в Латвийской ССР. В ночь на 26 января 1946 года, возвращаясь из города Бауск в Ригу, находясь в состоянии алкогольного опьянения, Т. Гашков заехал в канаву вблизи хутора Томес, где группа совершила первую кражу. Взломав замок на хлеве, прирезали трех поросят, одну овцу, несколько кур и уехали Ригу. Хуторяне, испугавшись незваных гостей, не оказали им противодействия. Преступление предварительно не планировалось, носило спонтанный характер. В ночь на 8 февраля Т. Гашков, Н. Гашков, 3. Ермак, Е. Харитонов и другие выехали на «дело». На хуторе Саулюж Бауского уезда посредством взлома вскрыли хлев, зарезали свинью и увезли добычу в Ригу. В ночь на 11 февраля, действуя по отработанной схеме, на хуторе Лиснкангари Рижского уезда разжились тушей свиньи, 4 хомутами и 60 кг ячменя. Во всех случаях добыча делилась между участниками кражи14.

После неудачной попытки кражи на хуторе Саулюж Рижского уезда (хозяин хутора поднял тревогу), группа прекратила свой промысел. По окончании «рижских гастролей» в Новгород вместе с шоферами приехала и Вера, ставшая еще в Риге женой Тимофея Гашкова. Именно этой молодой женщине была уготована ключевая роль в драме под названием «Черная кошка». Роль, которая едва не закончилась для нее трагически.

Жизнь Веры Харитоновой - это история «маленького и одинокого человека». Она рано вышла замуж, рано стала матерью и рано осталась вдовой (муж погиб на фронте в начале войны). Ее девичьи грезы о принце, мечты о первой любви, надежном муже, о красивой и сытой жизни находились в постоянном конфликте с жестокой реальностью. Первый срок (1,5 года лишения свободы) она получила за кражу двух баночек воска у частного предпринимателя. Второй - как лицо без определенного места жительства - в 1944 году (вновь 1,5 года лишения свободы). Третий раз закон наказал ее заочно, приговорив к б15 годам лишения свободы за дезертирство. Работая санитаркой в железнодорожной больнице в Риге, она самовольно бросила работу (Гашков уговорил) и отправилась в Новгород вслед за мужем, чем обрекла себя на уголовное преследование. В Новгороде Гашков бросил Веру. Неизвестно любила ли она Тимофея, но женщина доверилась ершистому и бывалому16 «водиле», в надежде на крепкое мужское плечо. Она пыта14 О. Ф. Р-3701. Оп. 1. Д. 51-а. Л. 451.

лась удержать его - продавала свои вещи, покупала ему папиросы и т.д, но это не помогло.

Вера осталась одна, без денег и возможности трудоустройства, так как у нее не было справки с прежнего места работы17. Выходом из тупика стала кража денег в сумме 1150 рублей из квартиры Н. Калинина, шофера треста «Новгородстрой», который был в командировке в Риге вместе с Т. Гашковым.

На первом допросе 30 марта 1946 года, который проводил участковый уполномоченный Новгородской городской милиции (НГМ) А. Иванов, она призналась в краже денег из квартиры Калинина18. Второй допрос состоялся в тот же день, его вел оперуполномоченный 2-го отделения НГМ старший лейтенант милиции Бобров. Вера показала о ряде краж на хуторах в Латвийской ССР и двух убийствах на территории Прибалтики19.

Гашкова попала под «пресс». Следователи работали с ней плотно: каждый день, по многу часов, сменяя друг друга. Но протоколы получались несоразмерно затраченному времени «сухими». Например, 1 апреля допрос длился 7 часов 15 минут без перерыва на обед, а протокол допроса составил всего 8 страниц20. Вел его оперуполномоченный 1-го отделения ОУР Управления милиции сержант милиции Шорин. Он принял эстафету от заместителя начальника 1-го отделения городского отдела милиции, который впервые «добился» от Веры признаний о банде «Черная кошка», ее участниках, преступлениях, совершенных ею, и оружии банды (одна русская винтовка, пистолет и наган). Примечательно, что протокол допроса, содержащий столь ценные «откровения», был составлен предельно небрежно. В нем отсутствовали дата, время проведения, фамилия и звание того, кто его проводил. Была только неразборчивая подпись21.

Во время допроса, проводимого Шориным, где впервые присутствовал прокурор по надзору за милицией, Гашкова рассказала, что о банде узнала в 1937 году (!). Бандгруппа систематически занималась разбоями, грабежами, убийствами. О действиях банды ей было известно все (!), и хотя в разбоях и ограблениях она участия не принимала, банда снабжала ее деньгами (!)22. Вере в 1937 году было 16 лет. Вопрос: «Почему уголовники взяли в долю столь юную девушку?» — объяснения в протоколе не нашел23. Женщина «призналась» в том,

что в банду «Черная кошка» она и группа Новгородских шоферов вступили в ноябре 1945 года,24 когда те приехали в Ригу за автотранспортом25. География преступной деятельности - Рига и окрестности, Эстония, Одесса. В Одессе, якобы, все участники банды, кроме одного (Г.В. Алилеева), были арестованы26. На первый грабеж хутора группа пошла в полном составе (Вера назвала 12 человек). В роли наводчика выступил сотрудник НКВД27, проживающий в одной квартире с главарем банды Евгением28. Со слов задержанной, группа совершила два убийства: хозяина хутора Сунтаж (убил Федоров ножом в бок) и майора Советской Армии (застрелил Евгений)29.

На допросе 1 апреля Шорин заставил Веру признаться в том, что убийство Максимовой в Чудово (взяли 12000 рублей и валенки с галошами) совершил Николай Гашков. На убийство женщины «навел» неизвестный мужчина30 на станции Чудово, сообщивший неизвестным (!) пассажирам, сошедшим с поезда, о том, где живет будущая жертва, что деньги у нее лежат под подушкой и ее легко «убрать»31. В деле появилась улика — черное зеркальце размером 6x8 см, обнаруженное под трупом убитой, которое, якобы, Тимофей Гашков обронил на месте убийства32. Гашкова также призналась, что убийство Жохова совершено 19 февраля (!) Т. Гашковым, Н. Гашко-вым и неизвестным мужчиной. Вера в дом Жохова не входила и не видела кто убивал33. Шорин вел допрос не один, а вместе с Ф. Матвеевым, старшим оперуполномоченным ОУР Управления милиции Новгородской области. Разыгрывая комбинацию «добрый и злой следователи», они столь рьяно взялись за «дело», что у начальства возникли к ним вопросы. 1 апреля Матвеев в рапорте на имя заместителя начальника ОУР УМ МВД Новгородской области Лемехова писал34: «При допросе Гашковой, в тот момент, когда она рассказала об убийствах в Новгородской области, в кабинет заходил оперуполномоченный ОБХСС т. Никифоров, который также подтвердит, что мы ее не вымогали, а при заданных ей вопросов35 Гашкова расска24 Противоречие: новгородцы приехали в Ригу в декабре. См.: приговор областного суда: ГАНИНО. Ф. Р-3701. Оп. 1.Д. 51-а. Л. 449.

зала о двух убийствах. Считаю необходимым активизировать ведение следствия по этому делу и возможно все факты подтвердятся»36. 6 апреля к делу подключилось новое лицо - старший оперуполномоченный ОУР областного Управления милиции младший лейтенант В. Хитров. В этот день дело № 13725 (об убийстве П. Я. Жохова) за не обнаружением виновных было прекращено. Но после «активизации» усилий следователей, «глухарь» был «раскрыт». 20 апреля Матвеев постановил возобновить дело № 13725 для приобщения к делу № 159 по обвинению бандгруппы «Черная кошка»37. С легкой руки следователя, вместо неизвестного мужчины в компанию к «убийцам» Тимофею и Николаю Гашковым была определена Вера38.

Свидетельствуя против них как исполнителей убийств, она отрицала свое участие в преступлениях. Тимофей на очной ставке с Верой отверг оба убийства, признав нападения на хутора в Латвии39.

В начале апреля 1946 года, следствие еще не было готово окончательно назвать имена убийц. В спецсообщении Назарова Еремееву от 8 апреля 1946 года говорилось, что убийство Максимовой с целью ограбления совершил ее брат - В.С. Суриков, который был арестован40. 11 мая Вера изменила свои показания: Максимову в Чудово убивала она одна, финским ножом, затем сняла с убитой валенки с галошами, которые позже продала на базаре в Новгороде. Часть денег проела в ресторане, а остальные у нее украли на рынке41. Признала, что Николай Гашков в убийстве гражданина Жохова участия не принимал. Спустя шесть дней (17 мая) на допросе, который длился 7 часов, «созналась», что дала ложные показания против Тимофея Гашкова как убийцы Жохова. Но грабежи и убийства на территории Латвии полностью подтвердила42.

Понимая, что доказательная база данного дела крайне слаба, что кроме путаных показаний фигурантов и зеркальца с места преступления, владельца которого так и не удалось установить, у следствия ничего нет, в милицейских кабинетах созрело решение - усилить «дело»! В значительной мере на это решение повлияло заключение медицинского эксперта (от 16 мая 1946 года), из которого следовало, что ранения Максимовой нанесены тяжелым предметом режуще-рубленного характера в виде предмета «тяпки». Характер ран (большие расхождения между краями ран, повреждения краев, размер ран), ушиблено-рваная рана в затылочной части головы, под которой находился сильный пролом чере36 ГИАНО. Ф. Р-3701. Оп. 1. Д. 51. Л. 31.

па (трещины от него шли по всей затылочной кости) позволили эксперту А. Левченко сделать вывод: вначале жертве нанесли удар в затылок, а затем добивали в лежачем положении тяжелым, тупым предметом. Применение финского ножа эксперт отрицала43.

Для спасения «тонущего» дела следователи организовали ряд мероприятий. Были проведены следственные действия с участием Гашковой. Ее вывезли в Чудовский район для того, чтобы она показала путь следования от станции Чудово до домика убитой Максимовой. Перед выездом на место убийства, в ходе личного обыска, проведенного в тюрьме, в кармане фуфайки Веры были обнаружены 2 зашифрованные записки, написанные карандашом44. Из записок следовало, что Гашкова руководит (!) подельниками, требуя обеспечить ей пистолет и деньги для предстоящего побега, причем поясняет термины понятные в криминальной среде: «Когда нас повезут всех в Ригу, буду сквозить. Это значит, по-нашему, совершать побег...»45. Одна из записок была без подписи, вторая подписана: Ванда, банда «Черная кошка». Гашкова странным образом пояснила, как письма дойдут до адресата: она рассчитывала бросить их при следовании на допрос на Ленинградской улице, чтобы их поднял некий Александр Григорьев46. Следствие не пыталось искать это новое в деле лицо.

На допросе 23 мая Вера вновь изменила показания. О финском ноже забыто. Она говорила, что ударила Максимову по затылку, а убивал Денисов топором. Называла новых фигурантов банды «Черная кошка»: В. Денисова, А. Лебедеву, А. Чернову47.

По ориентировке из Новгорода в Риге в апреле 1946 года были арестованы 6 человек из бандгруппы. В интересах следствия всю арестованную новгородскую группу (7 человек) этапировали в тюрьму № 2 г. Рига. 29 мая новгородцы прибыли в Ригу. Началась вторая, латвийская часть, «кошкиной эпопеи». Допросы подозреваемых вели старшие лейтенанты Лукманис и Дмитриев, младшие лейтенанты Попов и Хитров (присланный из Новгорода для оперативного взаимодействия) и старший оперуполномоченный ОУР Управления милиции Латвийской ССР младший лейтенант Гражулис, который 2 июня 1946 года принял к производству уголовное дело № 159 о банде «Черная кошка». На первом допросе Гашкова подтвердила Гражулису показания, данные ею по делу ранее48. В ходе допроса присутствовал прокурор по надзору за милицией Ежиков.

Рижанам потребовалось два месяца, чтобы разобраться и дать оценку работы новгородских коллег по данному «делу». Заслуга в этом принадлежала латвийской прокуратуре. В представлении и. о. начальника отдела по надзору за органами милиции прокуратуры Латвийской ССР юриста 1-го класса Котова на имя начальника ОУР УМ МВД Латвии майора Скорина от 29 июля 1946 года предлагалось выполнить следующие следственные действия.

Выполняя требования прокуратуры, Гражулис переквалифицировал всем обвиняемым статью 59-3 УК РСФСР (бандитизм) на ст. 162 «В» (кража), а также прекратил уголовное преследование в отношении четырех из пяти вышеназванных лиц51. Более того, 31 июля Гражулис установил, что убийства майора в Риге и хуторянина не было вовсе52! Но три кражи на хуторах были признаны следствием как состоявшиеся.

На допросе Гашковой 1 августа, проходившем в присутствии прокурора по надзору за милицией Прокуратуры Латвийской ССР, Гражулис пытался получить ответ на вопрос: «Почему она дала показания по двум убийствам на территории Латвии?». Но Вера отказалась давать объяснения53. В тот же день Гражулис вынес постановле49 Во время обыска на квартире Харитоновой был найден пистолет «Марс» калибра 6, 35 мм. Улика явно была подброшена, т. к. оружие нашли на кровати Секлетиньи Харитоновой. Женщина никогда не видела этот пистолет, а следствие не сочло нужным провести дактилоскопическую экспертизу. Разумным представляется объяснение «находки», изложенное Харитоновой С. П. в кассационной жалобе в Верховный Суд РСФСР. Оружие, найденное в ее комнате, принадлежало Т. Гашкову. Он заложил его за 150 рублей обитателю соседней комнаты В. Кучинскому. Во время обыска вещи из комнаты Кучинского переносила его мать. Вероятно, она избавилась от улики, способной навредить сыну. - ГИАНО. Ф. Р-3701. Оп. 1. Д. 51-а, Л. 27,153, 317.

Вопросы таможенной статистики

ние о направлении дела № 159/22015 начальнику ОУР Новгородской области для окончания расследования. Значительно сократившаяся численно, «Черная кошка» в составе 8 участников вернулась на «родину».

В этот день, впервые после перерыва, Матвеев допросил Гашкову. Она показала, что убийство Максимовой и Жохова совершено группой в составе В. Денисова, А. Черновой и В. Гашковой56. Ранее, 18 марта, Матвеев выделил дело в отношении А. М. Черновой (1927 г. р.) из дела № 159 в особое производство в связи с ее розыском57.

Вновь заработал милицейский «пресс». К 28 октября все фигуранты дела признали себя полностью виновными по ст. 59-3 УК РСФСР, а Вера дополнительно «взяла» на себя два убийства60 . 30 октября новое обвинительное заключение было готово61. Задача, поставленная областным судом, была выполнена.

Судебный процесс проходил в областном суде под председательством члена областного суда Матвеева, с участием прокурора Тюфае-ва и адвокатов Андреева, Вишневского и Лундышевой. Организаторы процесса были огорчены его ходом. Режим открытого судебного заседания позволил сделать достоянием общественности то, что милиция, суд и прокуратура области предпочли бы скрыть.

Обвиняемая В. Гашкова утверждала, что в ходе следствия ее избивали, требуя «нужные» показания. Она дала их, чтобы перестали бить. Били не на всех, а только на первых допросах. Жохова она не убивала, дом, где он жил, указал следователь. В деревне Сырково, где жил Жохов, никогда не была. В Чудово - тоже. Дом, где жила убитая Максимова, ей указал следователь. Вера устала, у нее опустились руки, сопротивление машине сталинского правосудия казалось ей бессмысленным. Она заявила о своем безразличии к происходящему фарсу, «пусть мне дают В.М.Н.»62. О фактах избиения63 следователями говорили: 3. Ермак (били в Латвийской ССР, в Новгороде следователь не бил), С. Харитонова (на следствии латыш душил за горло). К Н. Гашкову применяли пытку под названием «стойка»: его держали по 10 часов по стойке «смирно», в результате чего вскрылись фронтовые раны64. Адвокатом Гашковой Андреевым было заявлено ходатайство: в связи со вскрывшимися фактами выбивания нужных следствию показаний, слушание дела отложить и направить в прокуратуру для проверки.

Однако прокурор, сославшись на показания только одного подсудимого Т. Гашкова, которого не били, счел нецелесообразным отправлять дело на доследование65. Областной суд поддержал прокурора. Он занял тенденциозную позицию. Ссылаясь только на показания Т. Гашкова, насчет того, что при очной ставке с ним Веру не избивали и не угрожали, а даже угощали ее папиросами, суд проигнорировал показания других обвиняемых. Более того, в определении содержится очевидный «ляп». Там говорится: «... однако во всех протоколах допроса Гашковой и без присутствия прокурора она свои показания не

меняла и во всех случаях признавала себя виновной»66. Достаточно ознакомиться с материалами дела, чтобы понять, как часто она меняла свои показания.

Прокурор Тюфаев просил суд вынести жесткий приговор: Н. Гаш-кову - 3 года л/с; Федорову и Гашкову — не менее 5 лет л/с; Ермак, Харитоновой, Харитонову - не менее 10 лет л/с, а Гашковой — В.М.Н. (расстрел)67.

Адвокаты подсудимых заняли консолидированную позицию: преступления по ст. 59-3 УК РСФСР не доказаны. Необходимо квалифицировать действия подсудимых по ст. 162 «В» УК РСФСР68. В последнем слове подсудимая Гашкова признала себя виновной в кражах, но отвергла обвинение в убийствах. Остальные просили о смягчении приговора. 20 ноября 1946 года в 9 часов 45 минут был вынесен и оглашен публично приговор. Все обвиняемые были осуждены по ст. 59-3 УК РСФСР (бандитизм)69. Гашкова приговаривалась к расстрелу, т. к. суд счел доказанными два убийства, совершенные ею. Суд подошел необъективно к оценке обстоятельств, при которых произошли убийства. Так, суд отказал в вызове в суд свидетеля Калясиной E.H., которая, находясь в тюрьме вместе с Гашковой, указала на заинтересованное в смерти Жохова лицо - его невестку А. Жохову.

Находясь в напряженных отношениях с Анной, старик Жохов обещал ей, что напишет сыну, служащему в армии, о ее неблаговидном поведении. Невестка угрожала не допустить письма отца к сыну70. Следствие не стало обрабатывать версию о причастности А. Жоховой к убийству свекра, хотя она имела мотив к его совершению. Она была арестована и в своих показаниях признала, что Жохов пытался сообщить сыну, что его жена проводит время в компании с военными. Будучи неграмотным, он обратился за помощью к Виктору Захарову71. Жохова сообщила следствию о том, что перехватила письмо и о ссоре между нею и убитым72. Так же о том, что в убийстве подозревали А. Жохову, сообщила следствию свидетель Л. П. Калясина73. Судьи настолько «зациклились» на Гашковой как на убийце, что осудили за убийства только Веру, оставив без внимания ее подельников, особенно по убийству Жохова. Суд «не заметил» главного противоречия. Максимову видели в последний раз в деревне 20 февраля, Жохов убит тоже 20 февраля. Семья Гашковых приехала в Новгород только 24 февраля!

Этот факт подтвержден документально74. Таким образом, Вера не могла быть убийцей или соучастником совершения убийств.

Коллегия Верховного Суда РСФСР определением от 10 декабря 1946 года оставила приговор Новгородского областного суда от 20 ноября 1946 года в отношении осужденных Ермак З.С., Харитоновой С.П., Федорова О. Ф. и Гашкова Н. И. в силе, а жалобы их без удовлетворения75. В отношении В. Гашковой приговор был отменен76, дело возвращено в тот же суд на новое расследование в ином составе суда со стадии предварительного расследования.

Судьба В. Гашковой решилась 25 марта 1947 года. Она вновь предстала перед областным судом, возглавляемым членом Областного суда Поляковой. Вера признала себя виновной только в краже денег у гражданина Калинина. Участие в ограблении хуторов отвергла. Очевидно, что год, проведенный в тюрьме, пока правовершители решали ее судьбу, надломил несчастную. Измученной, уставшей до предела женщине было все равно: она упорно отказывалась говорить, ссылаясь на то, что ничего не помнит, все забыла и т.д.78

Решением суда В. Гашкова была признана одним из организаторов группы и осуждена к 10 годам лишения свободы с конфискацией имущества и с последующим поражением в правах сроком на 5 лет79.

Кассационная жалоба, поданная Гашковой в Верховный Суд РСФСР, не была удовлетворена - приговор оставили без изменения. Данный вердикт нельзя признать справедливым. В ходе предварительного следствия никто из осужденных не подтвердил роль Гашковой как руководителя группы. Все дело бандгруппы «Черная кошка» основывалось исключительно на показаниях Гашковой, данных ею на предварительном следствии. Находясь под силовым давлением, она «показывала»

то, что от нее хотели получить следователи. В данном деле выявилась явная заинтересованность милицейского следствия, очевидна позиция областного суда и неблаговидная роль органов прокуратуры Новгородской области. В отличие от латвийских коллег, новгородские прокуроры не пресекали беззаконие на старт предварительного следствия, заняв позицию молчаливого соглашательства, и лишь на процессах грозно выступали с требованиями «больших» сроков для обвиняемых.

Примечательно, что жертвы этого «дела» были настолько парализованы страхом, что, говоря об избиениях и других незаконных методах, применяемых в ходе следствия, не назвали никого из своих мучителей поименно. Так, В. Гашкова не назвала ни одной конкретной фамилии следователей, к