Спросить
Войти
ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ И АРХЕОЛОГИЯ
УДК 94(470.342)
Ю. А. Балыбердин, Д. А. Калинина
Социально-экономическое положение Вятской губернии
в 1908-1914 гг.*
В статье рассматривается социально-экономическое положение в Вятской губернии в период между завершением Первой российской революции и началом Первой мировой войны. Анализируются причины и характер выступлений рабочих и крестьян, связанных с материальным положением рабочих и реализацией Столыпинской аграрной реформы в деревне.
The article deals with the social and economic situation in the Vyatka province in the period between the end of the First Russian Revolution and the First World War. The article examines the causes and nature of revolutionary actions of workers and peasants, which related to material situation of workers and Stolypin agrarian reform in the countryside.
После событий 1905-1907 гг. в стране наступил период восстановления законного порядка. Во многих местностях были увеличены полицейские силы и проходили судебные процессы над левыми и правыми экстремистами. Это было характерно и для Вятско-Камского региона, который до 1910 г. продолжал оставаться на положении усиленной охраны [1]. В крупных населенных пунктах (Вятке, Ижевске, Воткинске, Сарапуле) для предотвращения возможных антиправительственных выступлений были расквартированы дополнительные воинские части и увеличены штаты полиции. В ряде уездов проходили судебные процессы над участниками антиправительственных выступлений и лицами, совершившими уголовные преступления.
Приговоры по политическим преступлениям не были «жестокими», как об этом писали местные историки [2]. Так, в мае 1908 г. «в здании Вятского окружного суда выездной сессией Казанской судебной палаты разбиралось политическое дело о бывшем почетном гражданине Павле Ильиче Боневоленском, бывшей учительнице Анфисе Павловне Столбовой, ремесленнике Алексее Васильевиче Цепелевиче, Порфирии Ивановиче Голубеве и др., обвинявшихся в пропаганде вредных идей среди населения и призыве к бунтовщическим деяниям и неповиновению властям» [3]. Резолюцией палаты осужденные приговорены к заключению в крепости от 8 мес. до 2 лет [4].
В этом же месяце по политическим мотивам к ссылке в Сибирь на 3 года были приговорены известные эсеры братья Макушины, Соболев и Яхнина [5].
Более суровым наказаниям подвергались лица, совершившие особо тяжкие преступления -вооруженные сопротивления властям и убийства. Так, «в ночь на 4 февраля 1908 г. вблизи г. Вятки казнены Анатовский и Наумов, приговоренные к повешению военно-окружным судом за вооруженное сопротивление при обыске» [6]. «В этом же месяце приведен в исполнение смертный приговор над жителем Воткинского завода Владимиром Лещевым, приговоренным к смертной казни через повешение выездной сессией Казанского военно-окружного суда за убийство
* Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ и Правительства Кировской области в рамках проекта проведения научных исследований «Общественно-политическая жизнь Вятско-Камс-кого региона в период Первой мировой войны», проект № 14-11-43002. © Балыбердин Ю. А., Калинина Д. А., 2015 38
городового Волоскова в Воткинском заводе» [7]. «В мае была совершена казнь над осужденным военно-окружным судом Лбовым» [8], самым известным разбойником региона. «В октябре приведен в исполнение смертный приговор через повешение над осужденными военным судом в Вятке Слотиным, Потутовым, Бармиными, Бакиным, обвиняемыми в вооруженных грабежах в Слободском уезде» [9].
Всего в течение года к высшей мере наказания за тяжкие преступления, совершенные в 1905-1907 гг., были приговорены 32 чел. [10]
К 1909 г. было разгромлено большинство революционных организаций и групп [11], запрещена деятельность некоторых профессиональных союзов и сельскохозяйственных обществ [12]. За публикацию антиправительственных материалов арестовывались и высылались редакторы либерально-демократических газет «Вятская жизнь», «Прикамский край», «Вятский край» [13].
В августе 1908 г. «за тенденциозность и ложность корреспонденции о детском празднике, напечатанной в "Вятской речи" в № 126, управляющий губернией подвергнул редактора газеты Вассу Игнатьевну Веснину штрафу в размере 300 руб.» [14] В январе 1908 г. были «осуждены на три месяца учителя г. Слободского М. Платонов, М. Попова, Заркина, Макушина, А. Голинов и др. за пение революционных песен на учительском вечере» [15].
Порядок наводился во всех сферах жизни, и уже в 1908 г. вятский губернатор докладывал Государю «о нормальном течении жизни» [16], что объяснял «твердостью проводившихся в жизнь правительственных мероприятий и строгостью судебных репрессий, подействовавших на население отрезвляющим образом... Террористические акты, грабежи и разбои с политическими целями и вообще революционные вспышки проявлялись в отчетном году гораздо реже и не в такой уже резкой форме, как это было раньше» [17].
Основную причину правонарушений местные власти видели в пагубном влиянии на народную нравственность революционного времени [18].
В изучаемый период были лишь отдельные проявления недовольства - от сопротивления столыпинской реформе крестьян до забастовок рабочих, но они носили эпизодический характер и не переходили в нужное революционерам качество.
Время с 1908 по 1914 г. принято делить на два периода: годы реакции (1908-1910) и годы нового революционного подъема (1910-1914).
Это деление для Вятско-Камского региона является, на наш взгляд, условным.
Как в первый, так и во второй период проявления «революционности народа» были крайне незначительными и заметного подъема во втором периоде не просматривается, но некоторые особенности в экономике и общественно-политической жизни были.
Первый период (1908-1910 гг.) характеризовался некоторой депрессией, расстройством экономики и ухудшением материального положения рабочих, вызванными Русско-японской войной, революцией и безработицей. В эти годы были закрыты Белохолуницкий, Залазнинский и Климковский чугунолитейные заводы. С большими перебоями работал Омутнинский металлургический завод [19]. Многие предприятия сокращали производственные мощности и увольняли рабочих. Только на Ижевском заводе число рабочих уменьшилось на 44% [20]. В эти годы закрывается часть кожевенных и шубно-овчинных предприятий. На стекольных и кожевенных заводах в Марийском крае уволили всех рабочих, принимавших участие в противоправительственных митингах и демонстрациях [21]. Материальное положение значительной части работающих ухудшалось из-за снижения расценок и штрафов. На Ижевском заводе, например, расценки снизились вдвое, а количество оштрафованных достигло 42%. На многих предприятиях не существовало охраны труда и поэтому травматизм и болезни продолжали оставаться обычным явлением. В ряде заводских поселков плохими были жилищные условия. Рабочие кожевенного завода братьев Долгушиных так написали в газету о своих жилищах: «Наши квартиры - это одна общая казарма, которая делится рогожными перегородками и именуется номерами. Летом рабочие строят себе палатки, так как в квартирах жить нет никакой возможности из-за миллиардов насекомых, для истребления которых у Долгушина денег не оказалось» [22].
Подобные примеры можно привести и по другим предприятиям, но они связаны в основном с подсобными и сезонными рабочими. Большинство кадровых рабочих размещались в заводских и частных домах, имели подсобные хозяйства, гарантированный заработок и материально жили лучше крестьян.
Рабочий Д. П. Прозоров рассказывает: «Я всю жизнь проработал на заводе, а жил в деревне. Материально не хуже мужиков. Но с утра до ночи зимой и летом на работе. До завода было два километра. В деревне меня редко кто видел, а за глаза звали "волком". Около дома был огород, а скота не держали. Все покупали: и хлеб, и мясо, и молоко, заработка хватало» [23]. Другой рабочий, И. П. Хлыбов, вспоминает: «Я рано из деревни ушел. И не жалел, что ушел. Меня на работе ценили, и
друзья были. И работал и жил не хуже других. Дом сам поставил. И место хорошее дали. Ценили меня, многие переманивали, но я всю жизнь на одном месте. Привык» [24]. Но есть и другие мнения. Ф. П. Измайлов, проработавший на производстве более 30 лет, говорит, что его всю жизнь тянуло в родную деревню. «На заводе труд был подневольный, рабочие жили по-разному, их часто подбивали не работать, но ведь боязно было. Я два раза тоже бросал работу. А толку-то» [25].
В 1908-1910 гг. было проведено всего 15 забастовок с экономическими требованиями: в 1908 г. - 6, в 1909 г. - 6, в 1910 г. - 3. Из общего количества забастовок лишь одна была успешной, шесть - частично успешных и восемь - проигранных. Первая забастовка после поражения революции состоялась на оружейной фабрике Петрова в Ижевске 26-27 февраля 1908 г. Бастовали около 150 чел. в знак протеста против уволенных двух своих товарищей, но забастовка не увенчалась успехом. Повторная забастовка, проходившая 10 апреля, тоже закончилась безрезультатно [26].
В марте 1908 г. прошла забастовка на фабрике меховых изделий Рылова и Лесникова в с. Спасском Слободского уезда с требованиями в два раза увеличить расценки. Несмотря на упорство рабочих, администрация пошла лишь на частные уступки [27].
Одновременно со спасскими меховщиками в Слободском бастовали скорняжные мастерские Салтыкова [28], Попова [29] и Черезова [30] с требованиями повысить заработную плату, однако предприниматели на уступки не пошли.
В конце 1908 г. прошла забастовка в пудлинговом и сварочном цехах Белохолуницкого завода против снижения расценок. Однако и здесь администрация не удовлетворила требований бастующих [31].
Шестая забастовка была в Козьмодемьянском уезде на лесопильном заводе купца М. О. Беркенгейма из-за задержки заработной платы. Требования рабочих удовлетворили лишь частично [32].
В 1909 г. состоялось 6 забастовок. 4 марта бастовали рабочие выборного отделения спичечной фабрики Ворожцовой и Ко в г. Слободском с требованиями увеличения заработной платы. Через два дня, не добившись успехов, забастовщики приступили к работе, а руководителей забастовки уволили [33].
В мае в Сарапуле безуспешно бастовали землекопы на строительстве водопровода из-за нарушения условий найма [34].
В декабре 1909 г. прошли две забастовки рабочих кожевенных заводов в Сарапуле против удлинения рабочего дня с 9 до 10 час. Владельцы завода Михеева пошли на уступки, и стачка прекратилась в тот же день. На заводе Пешехонова она длилась до 8 декабря и закончилась безрезультатно. И здесь бастовало менее половины рабочих [35].
В 1910 г. прошли всего три забастовки. Во время первой забастовки часть рабочих оружейного завода Ижевска выдвинула требование прекратить отчисление с заработков на постройку церкви [37], во время второй - рабочие Лушмарского лесничества Царевококшайского уезда требовали выдачи задолженности по зарплате и хозяин вынужден был отступить [38].
Третья забастовка проведена в октябре 1910 г. на кожевенных заводах Смагина и Пешехонова в г. Сарапуле. Она была вызвана решением владельцев увеличить рабочий день с 9 до 10 час. Возглавившие забастовку социал-демократ Д. Н. Вычегжанин, И. В. Урбанович и А. Е. Поварёнкин пытались организовать общегородскую забастовку, но это им не удалось: большинство рабочих забастовку не поддержало. Забастовка закончилась арестом зачинщиков и увольнением части рабочих. Рабочий день был увеличен [39].
Все забастовки этого периода были слабо организованными, в них участвовало небольшое количество рабочих. Основными требованиями бастующих были сокращение рабочего дня и повышение заработной платы. Собрания проводились крайне редко из-за боязни наказаний. На этих мероприятиях обычно присутствовали лишь по нескольку десятков человек [40]. Кроме собраний в ряде мест работали нелегальные рабочие кружки. Например, на Белохолуницком заводе действовали семь кружков, пропагандистами в которых были сами рабочие. Подобные кружки имелись в Слободском, Котельниче, Вятке [41].
Недовольство жизнью у части рабочих, особенно молодежи, было. Вот один из примеров. «За последнее время, - пишет один из корреспондентов, - как местная молодежь, так и рабочие, прибывшие из других заводов, стали проявлять частые бесчинства и буйства, наводя страх на мирное заводское население. Пьянство на заводах усилилось. То и дело приходится слышать о
том, как полупьяная толпа расходившейся молодежи выбила стекла в домах обывателей и у лиц, принадлежащих к администрации завода» [42].
Второй период (1910-1914 гг.) характеризуется ростом промышленного производства и оживлением торговли. Крупнейшие заводы региона - Ижевский оружейный и Воткинский судостроительный - получили большие заказы от военного ведомства, что позволило вдвое увеличить число работающих. Подобные заказы получили также шубно-овчинные и валяно-сапожные предприятия, где количество рабочих увеличилось более чем в 2 раза [43].
Характерной особенностью в регионе стали концентрация капитала и развитие монополий. «В эти годы оформилось Акционерное общество северных заводов Глазовского уезда наследников Пастухова. В кожевенной промышленности возникли общества Баранщикова-Смагина и Пе-шехонова и Ко в Сарапуле. Елабужский купец-миллионер Стахеев с 1910 г. стал участником фирмы "Братья Нобель", а позднее - одним из учредителей крупнейших нефтяных акционерных обществ "Эмба" и "Эмба-Каспий".
В 1912 г. Стахеев совместно с Батолиным в Елабуге учредил товарищество "Иван Стахеев и Ко". Оно владело мельницами, пристанями, пароходами, участвовало в развитии лесной промышленности и торговле» [44].
В этот период промышленного подъема рабочие стали меньше интересоваться политикой. Во-первых, они были сильно напуганы решительными и жесткими действиями властей по пресечению революционных проявлений, во-вторых, в связи с ростом производства увеличилась заработная плата, а «эти обстоятельства, - отмечал секретный сотрудник, работавший в Ижевской организации РСДРП, - сильно тормозили партийную работу» [45].
Однако некоторая активизация рабочих проявлялась. Они стали протестовать против увеличения рабочего дня, снижения расценок, низкой заработной платы. Из 14 забастовок 11 носили экономический характер, 3 - смешанный.
Первыми в июне 1911 г. забастовали оружейники фабрики Петрова в Ижевске и рабочие ряда цехов Воткинского завода [46], но из-за малочисленности бастующих их требования остались без ответа.
Летом 1912 г. прошла трехдневная забастовка стригалей в Юрине с требованиями повысить заработную плату, на что хозяева не пошли, а организаторы забастовки А. Кочетов, Бала-гушкин, Рукомойников и другие были арестованы [47].
В марте 1913 г. на Ижевском заводе бастовали более 1500 чел. с требованиями отмены штрафов и возвращения уволенных [48]. Требования бастующих частично были удовлетворены.
В апреле 1913 г. рабочие ткацкой фабрики Булычева в Вятке выступили против снижения расценок, но владелец отказался удовлетворить их требование, закрыл ткацкое отделение, и 80 ткачей были уволены [49].
В середине мая бастовал московский цех Воткинского завода, протестуя против введения ежедневных сверхурочных работ.
Самые крупные волнения прошли на спичечной фабрике «Товарищество А. и Я. Зубаревых» в Котельниче 6 сентября 1913 г. Рабочие предъявили администрации в письменной форме требования: «Мы, рабочие спичечной фабрики А. и Я. Зубаревых, обсудив свое тяжелое положение, решили предъявить свое требование "Товариществу" для улучшения своего положения: установить 12-часовой рабочий день вместо 13-часового, с перерывами на завтрак и на обед, повысить поденную плату на 20 коп. и сдельные расценки - на 1-3 коп.». Администрация отказалась пойти на уступки, тогда часть рабочих забастовала. В результате 65 рабочих из 123 были уволены [50].
В ноябре 1913 г. объявили стачку подсобные рабочие на Бондюжском химическом заводе против необоснованных штрафов и грубости начальства. Однако остальные рабочие не приняли участие в забастовке.
В 1914 г. было проведено всего 5 забастовок, две из них - экономические, три - смешанные [51]. Первая забастовка с экономическими требованиями прошла с 1 по 5 марта на Воткинском заводе. В ней приняли участие рабочие листокатального цеха с требованием увеличения заработной платы [52]. В апреле против снижения расценок бастовали рабочие кожевенного завода Пешехонова в Сарапуле [53].
Наряду с забастовками в ряде промышленных центров в этот период проводились собрания и нелегальные маевки, на которых рабочие выступали с требованиями установления 8-часового рабочего дня, повышения зарплаты, установления демократической республики. Самые многолюдные первомайские демонстрации прошли в Ижевске и Воткинске [54]. Некоторое брожение в рабочей среде вызвали события на Ленских золотых приисках в 1912 г., но активного участия в политических выступлениях рабочие не приняли. Известно лишь, что вятские социал-демократы организовывали сбор пожертвований в помощь семьям убитых [55].
О росте политического сознания отдельных рабочих свидетельствует их отклик на всеобщую стачку нефтяников в Баку. В помощь бакинцам рабочие Ижевска собирали средства и выражали им моральную поддержку: «Мы, группа рабочих сталелитейного завода, обсудив всесторонне создавшееся положение, постановили: приветствовать товарищей бакинцев в их стойкости и осудить произвольное действие бакинской администрации. Выражаем вам свою моральную и материальную поддержку. Победа бакинцев - наша победа!» [56] Материальная поддержка составила 20 руб. [57]
Отказы от уплаты податей и сопротивление при их сборе были одной из основных форм крестьянского протеста. С призывами к крестьянам о неповиновении обращались не только революционеры, но и некоторые местные жители. Так, в починке Емелино Малмыжского уезда крестьянин Я. Филимонов призывал не платить подати, за что был арестован и на 6 месяцев заключен в тюрьму [58]. Такую же агитацию в д. Синярки Малмыжского уезда вел крестьянин А. Демин, в д. Паниклы Уржумского уезда - четыре брата Костромитиновы. Отказывались платить подати крестьяне многих деревень Нагорской, Вожгальской и Якшинской волостей. За «энергичное содействие при взыскании податей» вятский губернатор отличившимся объявлял благодарности [59]. Однако применение силы против крестьян было лишь в ряде уездов.
Примером тенденциозности советской исторической литературы может служить цитата из «Очерков истории Кировской области»: «В сообщении из Еманской волости Глазовского уезда говорилось: "Собирая недоимки, власти забирают не только последний скот и имущество, но у одного из крестьян деревни Митенки отобраны 2 пары лаптей"» [60]. На самом деле цитированный корреспондент выразился иначе: «Не знаю, правда или нет, но будто бы у одного митенского крестьянина взяли даже две парты лаптей» [61]. Массовых выступлений крестьян, тем более революционных, в регионе в это время не наблюдалось, так как положение большинства населения не было критическим. Встречались лишь отдельные стихийные выступления, зачастую граничащие с уголовно наказуемыми деяниями. Так, в ряде волостей, как и в предыдущие годы, были самовольные порубки казенных и помещичьих лесов, при этом иногда дело доходило до столкновения крестьян с лесниками и полицией, которые пытались привлечь их к ответственности. В начале 1909 г. ряд столкновений со стражниками из-за порубок леса произошел в Сарапульском уезде [62]. Продолжали иметь место поджоги. Летом 1909 г. неоднократно горело имение помещиков Александровых в селе Талица Вятского уезда. Не раз крестьяне поджигали сено и хлебные клади помещика Депрейса в Уржумском уезде [63]. Однако эти случаи были единичными, и большинством крестьян они осуждались. Наибольшая активность крестьян проявилась во время проведения правительством новой аграрной политики.
Для проведения земельной реформы во всех уездах региона были созданы землеустроительные комиссии. Для ее пропаганды среди крестьянства использовались газеты, листовки, брошюры, проводились многочисленные собрания и сходы. Наряду с настойчивой агитацией крестьян за выход из общины применялись и экономические стимулы. Первым из них выделялись лучшие земли, предоставлялись ссуды для приобретения сельхозинвентаря и др. Земство и администрация выделяли средства на организацию образцовых хуторских хозяйств [64].
Но, несмотря на все эти меры и покровительство властей, аграрная реформа в регионе проходила трудно по нескольким причинам.
Во-первых, потому, что она могла поломать весь уклад жизни крестьян, веками связанный с коллективным проживанием в одном селении. Этому противоречил разъезд на отдельные хутора.
Во-вторых, боязнь многих крестьян, особенно малообеспеченных, потерять свои наделы и попасть в кабалу к кулакам, которые могут скупить эти земли.
В-третьих, из-за нарушения местной властью принципа добровольности и равенства.
Сопротивление крестьян проведению реформы началось с первых шагов ее реализации. Во многих уездах крестьяне отказывались от выборов в землеустроительные комиссии, не допускали скот хуторян на общие пастбища и выпасы. В ряде уездов у выделившихся на хутора начались потравы, поджоги домов и даже избиения хуторян в отместку за то, что они якобы захватили лучшие земли. За один только 1911 г. зарегистрировано 50 случаев поджогов кулацкого имущества и 1 - помещичьего [65].
Рассмотрение дел о выходе из общины было возложено на земских начальников и губернское присутствие. Созданные землеустроительные комиссии приступили к образованию хуторов и отрубов как на надельных землях, так и на казенных и банковских. С 1907 г. по июль 1910 г. на банковских землях были созданы 912 хуторов, 473 из них проданы крестьянам, на казенных -279, продан 121, на надельных землях за это время были образованы 62 хутора [66]. Наиболее активно деятельность банка развертывалась в Елабужском, Сарапульском и Яранском уездах. Банк и землеустроительные комиссии подготовили в этих уездах для продажи 1151 участок с 42
общей площадью около 20 тыс. десятин [67]. А продали они 594 участка площадью 9,5 тыс. десятин [68].
В других уездах эта работа тоже начиналась с сопротивления земским начальникам и мировым посредникам, о чем говорил 23 октября 1908 г. с думской трибуны депутат от Вятской губернии крестьянин-трудовик А. Е. Кропотов: «Мои избиратели мне говорили о том, что закон 9 ноября - это помещичий закон, который делает из крестьян деревенских кулаков, помещиков, а из бедняков - батраков, вечно голодных работников. Такое отношение моих избирателей к закону 9 ноября. Мои избиратели задавали такие вопросы: Отчего это делается насильственно? Почему это делается без согласия общества? Зачем наши земли отданы в распоряжение земских начальников? Почему не слушают нашего голоса, а запрещают нам говорить под страхом высылки за пределы губернии о том, что этот закон нехорош? Наказывали мне избиратели: Скажи ты в Государственной Думе, что так больше жить нельзя, что этот закон восстанавливает нас друг против друга, заставляет душить друг друга, а усиленные охраны способствуют нашему душе-нию. Так вот, наша местность смотрит на этот закон так, что он идет в разрез с народными желаниями» [69]. Это выступление свидетельствует о том, что ни депутат, ни его избиратели не поняли смысла закона, а его проводники грубо нарушали его.
В Уржумском уезде сельские сходы дали согласие на выдел из общины только 31 домохозяину, а 936 разрешили выделиться земские начальники или уездные съезды, но сделали это только 17 чел. [71]. В Елабужском уезде из 694 подавших заявления лишь трое получили согласие общины, остальные обращались к земским начальникам. 84 заявления были взяты обратно [72]. В 1909 г. на каждые 100 заявлений сельские сходы ответили отказом в Сарапульском уезде в 93 случаях, в Малмыжском - в 91, в Глазовском - в 72 [73]. От общего числа хозяйств, подавших заявления об укреплении земли в личную собственность, получили согласие сельских сходов в Царевококшайском уезде 1,2%, в Васильсурском - 1,6%, в Козьмодемьянском - 13%, в Чебоксарском - 16% хозяйств [74]. Все остальные вынуждены были обратиться к земским начальникам, которым предоставлялось право производить укрепление надельной земли в личную собственность в административном порядке (в случае, если общество не давало согласия).
Посредническая роль крестьянского банка в распродаже помещичьих земель здесь тоже была очень незначительной. Крестьяне отказывались покупать эти земли, заявляя, что они считают их своими.
Некоторое увеличение темпов проведения аграрной реформы произошло после 14 июня 1910 г., когда указ Столыпина от 9 ноября 1906 г. Государственная дума возвела в ранг закона. Однако случаи протеста крестьян против реформы и землеустроителей по-прежнему были нередкими.
Попытки жесткими методами насаждать новые формы землевладения создавали очаги напряженности и приводили к возбуждению крестьянства, выступающего против разверстания общин. Такие выступления были в Глазовском, Елабужском, Сарапульском, Орловском, Уржумском и Яранском уездах [75].
Правительство не ставило вопроса о разрушении всех общин, выход на отруба и хутора был добровольным. Однако случаев принуждения и нарушения законности было немало.
В июле 1910 г. в Сердежской волости Уржумского уезда многих крестьян подвергли арестам за отказ от выдела на отруба. У них было отобрано имущество вплоть до телег и посуды, а земельные наделы насильно заменены меньшими отрубами [76].
В починке Ново-Крюково Сердежской волости Уржумского уезда было проведено развер-стание на отруба тоже с грубыми нарушениями. Земский начальник всячески угрожал крестьянам, многих арестовал, отобрав имущество. Крестьянину М. Градобоеву вместо надела в 10 десятин отвели отруб в 8 десятин, за отказ от разверстания у него отобрали тарантас и самовар. Крестьянин И. Щанов за отказ взять отруб в 16 десятин плохой земли вместо надела в 20 десятин был арестован. 10 дней просидел под арестом и также лишился имущества за отказ от худшего и меньшего отруба Я. С. Гребенкин. Крестьянину Ускову земский начальник грозил револьвером, а затем арестовал, отобрав у семьи самовар и стенные часы [77]. Подобные инциденты продолжались и во втором периоде.
В Косолаповской волости Уржумского уезда в починке Большой Степанов при разверста-нии на отруба лучшие земли получили кулаки Ведерников и Винокуров. Им же земство дало по43
собия - сельхозорудия и племенной скот на 300 руб. Бедноте были выделены дальние тощие участки, а из пособия земства - одну молотилку на всех [78].
В 1912 г. 100 чел. из села Кырынды Муштаковской волости Елабужского уезда оказали сопротивление землемеру при попытке размежевать земли для хуторов. Угрожая убить его и полицейского стражника, они не допустили их к работе [79]. За противодействие выделу в 1913 г. были арестованы братья Ложкины из деревни Озон Поломской волости Глазовского уезда [80]. В июле того же года в Сарапульском уезде крестьяне деревни Большие Кизели выступили против отрубников, и только с помощью отряда конных стражников, присланных из Воткинска, было проведено размежевание [81]. В том уезде в деревне Малая Кивера под руководством братьев Селезневых крестьяне заставили отказаться от выдела своих односельчан [82]. Упорное сопротивление выделу оказали и крестьяне деревни Арзамасцево Глазовского уезда [83]. Такое же движение наблюдалось в Орловском и Уржумском уездах [84].
Все это было грубым нарушением Указа 9 ноября. Циркулярное письмо Столыпина прямо запрещало принудительные меры: «Вся сущность закона от 9 ноября основывается исключительно на добровольном сознании населением выгод для него от перехода к личной земельной собственности и не дает никаких прав администрации оказывать какое-либо давление на население... Ввиду сего прошу... при выборе способов проведения в жизнь Указа 9 ноября неотступно держаться того положения, что органы правительства могут лишь разъяснять населению смысл перехода к лучшим формам землевладения, ознакомлять крестьян с порядком этого перехода и его практическим и юридическим последствиям, требовать от должностных лиц исправного исполнения их обязанностей по этого рода делам, но отнюдь не могут понуждать этих лиц и вообще кого бы то ни было к переходу к личной собственности, составляющему по Указу 9 ноября 1906 г. право крестьян, воспользоваться или не воспользоваться коим всецело зависит от личного усмотрения каждого отдельного крестьянина» [85].
Многие трудности объясняются тем, что ретивые чиновники гнались за процентами, не понимая сущности закона. Как свидетельствуют многочисленные факты, крестьяне зачастую выступали не против отрубов, а против их несправедливого распределения.
Всего за период проведения реформы в регионе заявили о выходе из общины 50 933 домохозяина, а окончательно вышли только 22 830, что составило 4,3% от всех крестьянских хозяйств [86].
Рассмотрение большого количества заявлений крестьян было приостановлено по обстоятельствам военного времени.
Положение большинства крестьян, вышедших на хутора и отрубы, стало улучшаться: увеличивались сборы хлебов, совершенствовалась культура земледелия, вводился многопольный севооборот, появлялась новая техника. Прослойка крестьян, придерживающихся нововведений, была небольшой, но она давала пример для совершенствования жизни сомневающимся. Особенно это проявлялось в небольших селениях, построенных по семейно-родственному принципу.
Например, «хозяйство Штина Николая Макаровича (Порекская волость, д. Бураши) до 1908 г. не отличалось от соседних. В 1908 г., вернувшись с заработков из Сибири и Маньчжурии, он стал засевать пашню новыми сортами ржи и овса. Купил сеялку, молотилку, двухлемешный плуг. Стал заниматься садоводством, пчеловодством... Перешел от трехполья к девятипольному обороту. Увидев результаты труда семьи Штиных, вся деревня перешла на многопольный севооборот. В лучшую сторону изменилась структура посевов» [87].
Еще одним наглядным примером может быть судьба трех братьев Мухачевых, получивших отруба недалеко от села Русские Краи Яранского уезда. Через несколько лет эти работящие молодые мужики поставили три добротных дома со всеми службами, запрудили реку, закупили элитные семена и семена клевера, первыми в округе приобрели необходимую сельхозтехнику... Затем рядом построились их родственники, и вся деревня, названная Мухачами, превратилась в своеобразный оазис, вызывая зависть одних и восхищение других. Даже лес у них, который назывался Мухачевской рощей, был под их доглядом самым красивым в округе [88].
Составной частью столыпинской аграрной политики являлось переселение безземельных и малоземельных крестьян в Сибирь и на Дальний Восток. Большую агитационную работу по переселению крестьян проводили земские служащие. Наиболее активно велась эта работа в удмуртских уездах, из которых уехало в Сибирь около 25 тыс. крестьян. Всего из региона переселилось в Сибирь более 127 тыс. [89] Значительным был отток в Приуралье.
Некоторые исследователи утверждают, что, «не получая никакой помощи и не имея средств обосноваться в необжитых краях, большинство переселенцев разорялись вконец, большое количество возвращалось назад, пополняя ряды деревенских пролетариев» [90]. Изучив массу источников по этой теме, В. Г. Тюкавкин пришел к выводу, что они свидетельствуют «об огромной работе тех "цар-44
ских чиновников", которых клеймили "царскими бюрократами", обвиняли в подтасовках сведений, называли "заскорузлыми" и Ленин, и другие авторы. А факты говорят, - пишет Тюкавкин, - о приеме тысяч переселенцев, о выдаче ссуд, о строительстве школ, церквей, больниц, прокладке новых дорог, рытье колодцев, об отводе все новых и новых переселенческих поселков» [91].
К концу второго периода произошли заметные изменения к лучшему: урожайность повысилась, количество приобретаемой техники увеличилось.
Итак, в 1908-1914 гг. ситуация в регионе нормализовалась. Участники беспорядков 19051907 гг. были привлечены к суду и наказаны.
Местная промышленность восстанавливала темпы развития. Как следствие этого, на ряде предприятий увеличился рабочий день, но это не вызывало недовольства рабочих, так как вырос и размер заработной платы.
Деятельность радикальных партий на территории региона была пресечена, а наиболее активные члены революционных организаций, виновные в убийствах и грабежах, казнены. Проведение аграрной реформы в регионе было затруднено в силу консерватизма местного крестьянства. Кроме того, чиновники не всегда верно понимали суть правительственных распоряжений, а иногда и просто желали выслужиться. Поэтому применение насильственных методов реализации столыпинской аграрной реформы в регионе вызывало негативную реакцию и сопротивление местного крестьянства. Но в целом в деревне ситуация нормализовалась.
Примечания
С. 204.
С. 125.
59. Очерки истории Кировской области. Киров: Киров. отд-ние Волго-Вят. кн. изд-ва, 1972. С. 227.
