Спросить
Войти
УДК 94(47) "19/..."
Бабик Алёна Олеговна
магистр истории alyona.babik@yandex.ua
Крысенко Дмитрий Сергеевич
кандидат исторических наук, доцент Луганский университет имени Т. Шевченко mamaj2@rambler.ru
АМЕРИКАНО-СОВЕТСКОЕ СОПЕРНИЧЕСТВО В ЮЖНОЙ АТЛАНТИКЕ В ПЕРИОД ФОЛКЛЕНДСКОГО КОНФЛИКТА 1982 ГОДА
В данной статье раскрыты исторические и политические предпосыглки Фолклендского кризиса, а также отношения, существовавшие в то время между СССР и США, с одной стороны, а также СССР и Аргентиной - с другой. Раскрыта советская реакция на конфликт и дискуссия в его ходе. Главное внимание уделено последствиям войны для Советского Союза. Авторы аргументируют тезис о том, что в ходе Фолклендской войны 1982 г. СССР быт предрасположен усиливать своё влияние в Латинской Америке. Объявление администрацией Р. Рейгана в апреле 1982 г. об открытой поддержке Великобритании вызвало весьма критическую реакцию со стороны Аргентины и других стран Латинской Америки, что открыто, тем самым, возможность для Москвы усиления собственного влияния. Однако в силу многих факторов, в том числе по причине неспособности Кремля правильно понять намерения Буэнос-Айреса и сущность аргентинского национализма, СССР не смог увеличить своё влияние в этом регионе значительным образом. Выступая за дипломатическое решение с начала силовой фазы конфликта и до прекращения огня, СССР демонстрировал присущее ему миролюбие, а значит, и превосходство собственной социально-политической системы.
В наши дни действия такой державы, как США, отражаются на состоянии дел всего мира, почти в каждом регионе которого существует конфликтный потенциал. Одним из таких «уголков» планеты является Юго-Западная Атлантика, ставшая в начале 1980-х гг. ареной быстротечного, но интенсивного и ожесточённого конфликта. Несмотря на военное решение вопроса о политической принадлежности Фолклендских островов, проблему нельзя считать до конца решённой. При этом участие в этих событиях США и СССР остаётся малоисследованным. Итак, целью данной статьи является раскрытие особенностей американо-советского противоборства в Юго-Западной Атлантике в период аргентино-британского конфликта 1982 г. В этом отношении более интересны международные политико-дипломатические, чем военные события.
Подобно многим другим островным регионам мира, Фолклендские острова почти с самого начала формирования мировой колониальной системы были объектом заинтересованности Лондона. При этом особенностью ситуации были претензии на архипелаг соседнего материкового государства -Аргентины. В начале 1980-х гг. правительство последней попыталось решить внутренний кризис за счёт «маленькой победоносной войны», в ночь с 1 на 2 апреля 1982 г. высадив близ Порт-Стэнли, столицы Фолклендских островов, свои силы в составе 300 морских пехотинцев. США, претендовавшие на геополитическое лидерство в Латинской Америке, оказались в сложной дипломатической позиции: тот факт, что Британия была их ключевым союзником по НАТО, обязывал смягчать любые политические решения относительно неё для сохранения сплочённости блока, что было особенно
важно в свете кампании по модернизации ядерных сил альянса, проходившей в то время. С другой стороны, Рейган должен был предотвратить полное отчуждение аргентинского правительства, которое и ранее, со времён Картера, подвергалось критике за политику в области прав человека.
Решение, принятое Белым домом в свете этого, включало попытку примерения враждующих сторон, для чего госсекретарь А. Хейг отправился в «челночную миссию» между Буэнос-Айресом и Лондоном [12, р. 261-302]. По мере того как британская военно-морская экспедиционная группа приближалась к Фолклендским островам, становилось всё более очевидным, что американским дипломатам не удалось договориться о мирном решении и что региону грозит война. 30 апреля Хейг открыто заявил о поддержке Великобритании, вызвав энергичную волну осуждения со стороны правительства не только Аргентины, но и большинства латиноамериканских стран [12, р. 261-302].
Между тем 1 мая начались первые удары английской авиации и флота по позициям аргентинцев на Фолклендских островах, что означало перетекание конфликта из дипломатической в силовую фазу. В свете линии, проводимой администрацией Рейгана, на первый план вышел вопрос о советской реакции. Казалось, пробританская позиция Вашингтона давала Москве возможность увеличить своё влияние не только в Аргентине, но в других государствах Латинской Америки. Политика США должна была быть воспринята их общественностью как парадоксальная: администрация Рейгана пыталась развивать с ними отношения, но теперь, с началом конфронтации, она решила поддержать враждебную силу из другого полушария Земли; декларируя «опеку» и безвозмездность по48
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова № 4, 2015
© Бабик А.О., Крысенко Д.С., 2015
мощи в решении проблем региона, США на деле использовали их в качестве «пешек» в собственной грязной геополитической игре.
Война как факт создала ситуацию, из которой Советский Союз мог извлечь крупную выгоду. Одной из главных предпосылок для этого были экономические связи, поддерживаемые СССР и Аргентиной ранее. В частности, с конца 1970-х гг. Советский Союз был для Аргентины основным покупателем сельскохозяйственной продукции (зерна и мяса). Введённые западными державами против Буэнос-Айреса торговые санкции превратили для него партнёрство с СССР в фактор выживания. Соответственно, Кремль мог дополнить это партнёрство и военно-политической составляющей.
Тот факт, что госсекретарь Хейг не смог предотвратить начало войны, не оказался для СССР неожиданностью: согласно советской военной доктрине, современный тип силовых операций, проводимых западными державами, являл собой империалистические войны, предусматривающие цель захвата или удержания колоний. Интересно в этом смысле то, что застали врасплох Москву действия именно аргентинцев, о чём говорит факт её нерешительности во время рассмотрения фолклендского вопроса в ООН. 3 апреля 1982 г. советские представители воздержались от голосования по резолюции Совета Безопасности 502, которая требовала от Аргентины вывода своего контингента с островов. Впрочем, в свете позиции, которую советские дипломаты заняли в следующие недели, можно утверждать, что их действия были бы более эффективными, если бы они изначально голосовали «против».
Первые советские пресс-релизы были выдержаны в философском тоне, отражавшем неуверенное отношение к ситуации. Советские обозреватели отмечали, что эта «странная война» показала, насколько «ненадёжен и хрупок мир, который существует на Земле». Несмотря на то что первоначальные советские пресс-релизы сообщали о событиях беспристрастно, в них не упускалась возможность покритиковать администрацию Рейгана. В частности, в сообщении ТАСС от 3 апреля содержалось обвинение США в проведении агрессивной политики относительно Латинской Америки - в качестве доказательства этих агрессивных действий указывалась поддержка «антинародной хунты» в Сальвадоре и враждебные акции против социалистических правительств Никарагуа и Кубы, а также покорение Пуэрто-Рико и Виргинских островов [9, р. К 4]. Кроме того, ТАСС сообщало, что «зелёный свет» для военных действий на Фолклендских островах британцам дали именно Соединённые Штаты. Таким образом, советские академические и военно-политические круги были склонны рассматривать разгоравшийся конфликт через призму биполярного противостояния, - как один из локальных фронтов «холодной войны». Так как стремление доминировать в Латинской Америке было неотъемлемой частью внешнего курса всех президентских администраций США начиная с первой четверти XIX века, использование традиционной для советских СМИ антиимпериалистических лозунгов было вполне естественным. Понимая, что Рейган оказался в затруднительном, с дипломатической точки зрения, положении, Москва изначально взяла пропагандистскую инициативу.
Итак, работающие для зарубежной общественности советские масс-медиа утверждали, что ар-гентино-британская ссора из-за островов была одним из плодов эксплуататорской природы капитализма. Утверждалось, что воды архипелага содержат огромные запасы нефти (200 млрд. баррелей, то есть большие, чем месторождения Северного моря), и стремление к их разработке со стороны британцев является продуктом их «хищнического инстинкта». Также утверждалось то, что контроль над островами британцам необходим для разработки месторождений полезных ископаемых и в Антарктике. Более того, утверждалось, что британцы, отправив боевую группу к островам, готовились к агрессии против материковой части Аргентины. Соответственно, действия англичан противоречили интересам всех прогрессивных народов мира. А в контексте политики деколонизации, проводимой Объединёнными Нациями, акт насилия, совершаемого англичанами по возврату контроля над островами, шёл вразрез с волей большинства людей в мире.
Если агрессивных намерений были исполнены англичане, то, согласно советской логике, союзная им империалистическая держава № 1 - Соединённые Штаты - также выступала заинтересованной стороной. В Кремле предполагали, что челночная миссия Хейга была лишь прикрытием для расширения дальнейшего англо-американского сотрудничества. Кроме того, Соединённые Штаты были заинтересованы в создании дополнительной военно-морской базы: Фолклендские острова могли быть использованы в качестве стратегического центра для формирования нового агрессивного блока. Эта организация, гипотетически называемая SATO (Организация Южноатлантического договора), могла включать в круг своих участников США, Великобританию, Южную Африку и Чили; целью её должен был быть контроль морских путей для обеспечения господства агрессивных сил в этой части мирового океана в ущерб прогрессивной части человечества. Гипотетически, с новой базы можно было «контролировать подходы к Антарктике, пролив между Тихим и Атлантическим океанами, а также всю зону Южной Атлантики, даже такую далёкую, как Африка» [10, р. К 1].
Ещё одним моментом, который был использован советскими СМИ, было наличие подписанного Соединёнными Штатами и Аргентиной пакта Рио-де-Жанейро. Целью данного соглашения, заключённого в сентябре 1947 г. и известного как Межамериканский договор о взаимной помощи, была «взаимная оборона с помощью надлежащих средств для обеспечения эффективной взаимопомощи для предотвращения вооружённого нападения на любое американское государство» [1, р. 172]. Подчёркивалось, что если бы аргентинцы просили о поддержке со стороны Соединённых Штатов, то последние вынуждены были бы поднять оружие против Англии. Официальный запрос о помощи поставил бы Рейгана в весьма сложную дипломатическую позицию: формальный отказ государству, подписавшему совместную конвенцию, послужил бы негативным примером для других союзников США по НАТО. Без сомнения, такой сценарий усилил бы моральный авторитет Кремля. Ещё один момент, который эксплуатировался советской пропагандой, был связан с поддержкой Великобритании со стороны Чили. Последнее также было заинтересованной стороной, поскольку соперничало с Аргентиной за пролив Бигл и, соответственно, приняло решение об отправке в район конфликта военно-морских подразделений, разрешив британцам использовать собственные портовые сооружения на Пунта-Аренас в Магеллановом проливе. Впрочем, учитывая массовые преступления, совершаемые режимом Пиночета, сотрудничество с возглавляемой им «военно-фашистской хунтой» играло скорее против интересов Лондона, чем в его пользу [10, р. К 2].
Итак, сразу после отплытия британской группы в сторону Фолклендов, СССР отметил, что, вопреки заявлениям о нейтральном посредничестве, Рейган на самом деле стал на сторону Лондона. Американская помощь заключалась в снабжении группы большим количеством топлива на острове Вознесения и в разрешении пользоваться американскими данными спутниковой разведки и коммуникациями. Таким образом, Соединённые Штаты предали Аргентину, а также пособничали агрессивной колониальной державе. В итоге, нерешительная позиция, которую заняла Москва относительно событий, быстро трансформировалась в однозначную интенсивную и резкую критику как Великобритании, так и Соединённых Штатов. Тактика Москвы заключалась в увеличении своего влияния на Латинскую Америку путём вещания в её эфире на испанском языке. По мере развития ситуации казалось, что СССР обречён в этом деле на успех.
Решительная поддержка, оказываемая Рейганом англичанам, демонстрировала Москве правильность своей первоначальной гипотезы о тайном союзе Великобритании и США в данном вопросе под личиной нейтрального посредничества. Как и относительно большинства локальных конфликтов мира, сообщалось, что Вашингтон поддерживает агрессивную силу, а Москва выступает за мирное решение. В радиопередаче 1 мая содержалось заявление о предстоящей встрече министров обороны стран НАТО, на которой должна была обсуждаться помощь Великобритании: «НАТО взяло на себя роль защитника неоколонизаторов и пытается расширить сферу своей агрессивной активности за пределами Североатлантического альянса» [8, р. DD 5]. Такой подход логично вписывался в предыдущие советские обвинения Соединённых Штатов в намерениях использовать острова как базу
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова № 4, 2015
для создания Организации Южноатлантического договора. Соединив НАТО и «САТО», американцы должны были взять под контроль всю Атлантику. Утверждалось, что «проникновение агрессивного блока НАТО в Южную Атлантику чревато серьёзными последствиями для всего мира» [5, р. К 1].
Итак, быстрый разворот администрации Рейгана в сторону британцев продемонстрировал миру его согласие с неоколониализмом. Одобрение действий англичан оказалось для многих развивающихся стран, ориентированных на Соединённые Штаты, «холодным душем». Подобные настроения царили и во многих странах Запада, либерально настроенная общественность которых казалась Москве удобным полем для попыток вбить клин в Общий рынок и НАТО. 7 мая советские СМИ сообщили о том, что страны Западной Европы более не уверены, что Британия проводит в Южной Атлантике «правильную политику», а некоторые из них, в частности Ирландия, ФРГ и Италия, не поддержали введение санкций против Аргентины. Речь шла о провале британской дипломатии.
Впрочем, непрестанная риторика Москвы о поддержке мирного решения вызывала со стороны аргентинского режима такую же непрестанную критику - в том числе за воздержание от голосования по резолюции ООН от 3 апреля, требовавшей вывода аргентинских войск. Москва в ответ сообщала, что её голосование против резолюции могло быть истолковано как отбрасывание мирного урегулирования, и продолжала декларировать, что подобная позиция отражает фундаментальные принципы советской внешней политики.
Сохраняя эту позицию в течение дальнейшего периода войны, вину за каждый её эпизод, сопровождавшийся значительными жертвами (инцидент с крейсером «Генерал Бельграно», сражение в бухте Сан-Карлос), советская пропаганда возлагала исключительно на английскую и поддерживающую её американскую стороны. Непрестанным объектом критики оставался и президент Рейган. Примечательно, что значительные потери со стороны британцев характеризовались Москвой как «невинные жертвы империалистической политики» их правительства. Другая, и, возможно, более важная цель, на которой Москва сосредоточила своё внимание в то время, заключалась в попытке подорвать усилия дипломатии Рейгана в Латинской Америке. Кремль утверждал, что Фолклендская война была не просто конфликтом между Аргентиной и Великобританией, но, что ещё более важно, конфликтом между Латинской Америкой и США. Советский журналист отметил, что «президент Монро перевернулся бы в своей могиле», если бы увидел, как нынешняя администрация применяет его доктрину [2, р. DD 6]. В качестве доказательства провала вашингтонской политики в Латинской Америке Москва указывала на то, что только
две (Колумбия и Чили) из традиционных восьми южноамериканских наций согласились принять участие в «Унитас» (ежегодных военных учениях, проводимых в водах Южной Америки).
Между тем, помимо информационных, существовали и другие возможности отстаивания советских интересов. Наиболее важным в этом отношении было военное сотрудничество. В момент прибытия британского флота к Фолклендским островам СССР запустил над океаном 7 спутников наблюдения. Примечательно, что интенсивность данной деятельности в период конфликта была более высокой, чем в любой другой в истории. Кроме того, британцы были предупреждены о сборе советскими кораблями разведывательной информации и её передаче аргентинцам. В своих отчётах Хейг сообщал о переговорах аргентинских и советских чиновников касательно финансовых дотаций из Москвы, при этом целью Буэнос-Айреса могло быть участие советского подводного флота в борьбе против английского (уничтожение или хотя бы повреждение авианосца «Инвинсибл» было бы огромным моральным поражением Лондона) [12, р. 281]. Этому нет убедительных доказательств, как нет, впрочем, и аргументов для опровержения. Вопреки предложениям о помощи с советской стороны и угрозам о её принятии с аргентинской, истинное отношение хунты к Советскому Союзу было и оставалось однозначным с начала и до конца конфликта. В ходе последней сессии переговоров с американскими дипломатами все три участника хунты сделали антисоветские заявления. По словам генерала Лами Дозо, Москва «предложила военную технику и помощь по низким ценам - но деньги были только частью цены, и Аргентина никогда не стала бы её платить» [12, р. 294]. Угрожая обратиться к СССР, Леопольдо Галтьери надеялся, что сможет убедить администрацию Рейгана оказать давление на правительство Тэтчер, склонив, таким образом, чашу дипломатических весов на свою сторону. Следует помнить и об антикоммунистической ориентации аргентинской хунты и, следовательно, её невосприимчивости к советским «чарам», что может быть проиллюстрировано замечанием аргентинского чиновника: «...мы бы предпочли скорее умереть босыми и голодными, чем победить с помощью Советского Союза» [13, р. 51]. Правительство Галтьери, в результате этого, было обречено на провал.
После капитуляции аргентинцев, состоявшейся в Порт-Стэнли 14 июня, Кремль утверждал, своей победой британцы фактически ничего не достигли: Фолклендские острова остались колонией, и, следовательно, их проблема по-прежнему нуждалась в окончательном решении [3, р. DD 1]. Более того, то, что Порт-Стэнли был потерян аргентинцами, не означало, что их борьба за архипелаг закончилась.
Таким образом, оставаясь критически настроенным относительно действий США и Великобритании, СССР не мог противопоставить им ничего существенного. Пропаганда осталась единственно возможной его тактикой: по мере того как становилось ясно, что аргентинцы не имели серьёзных намерений относительно военного сотрудничества, Москва была вынуждена оставаться в рамках того курса, который она заняла изначально. Следует помнить о сформулированной Лениным концепции «географического фатализма», согласно которой удалённость России от основных мировых морских путей препятствовала эффективному осуществлению советской политики. Фолклендский кризис интересен тем, что содержал потенциал разворачивания конфронтации сверхдержав, занявших, в конечном итоге, прагматичный подход, не позволивший этой войне перерасти рамки локального конфликта, она так и осталась «странной войной».
Библиографический список
USSR. - 12 May 1982. - P. DD 6.
Вестник КГУ им. H.A. Некрасова № 4, 2015
