Спросить
Войти
Вестник Челябинского государственного университета. 2009. № 4 (142). История. Вып. 29. С. 63-70.
ОБ ИСТОРИЧЕСКОМ ОПЫТЕ РОССИЙСКОГО ЖЕНСКОГО ОБЩЕСТВЕННОГО ЛИДЕРСТВА В КОНТЕКСТЕ ГЕНДЕРНЫХ СТЕРЕОТИПОВ (20-30-е ГОДЫXXВЕКА)
В статье на основе уникальных архивных материалов раскрывается проблема сохранения гендерных стереотипов в российской социокультурной среде и их негативного влияния на процессы формирования и развития женского общественного лидерства. Исследование подобного исторического опыта позволяет выявить важнейшие препятствия на пути осуществления структурной модернизации в России.
В условиях структурной модернизации России проблема сохранения гендерных стереотипов и их негативного влияния на социальные и политико-правовые практики женского социума остается актуальной. Мировой опыт борьбы с гендерной дискриминацией показывает, что необходимым требованием при ее искоренении является преодоление патриархатных стереотипов. Именно изучение уроков тоталитарного прошлого России позволяет выявить истоки гендерной дискриминации, определить главные препятствия на пути достижения гендерного равенства в российском обществе. Анализ специфики бытования патриархатных стереотипов в социокультурной российской среде в историческом контексте способствует не только развитию институциональной и правовой поддержки всех форм женского лидерства, но и преодолению основных преград модернизационным процессам в России.
Прежде всего, определим ключевое понятие данного исследования. На наш взгляд, к гендерным стереотипам относятся исторически обусловленные, распространенные в определенной социокультурной среде, упрощенные представления об образах мужчин и женщин (их моделях поведения, гендерных ролях и способах идентификации).
И. С. Клецина, рассматривая проблемы гендерной социализации, дает, на наш взгляд, одну из наиболее полных классификаций ген-дерных стереотипов в современной научной литературе. По ее мнению, гендерные стереотипы можно объединить в три группы. К первой группе относятся стереотипы маску-линности-феминности, которые, бытуя в массовом сознании, представляют собой абсолютизированные, нормативные представления о психофизиологических и социальных различиях полов. При этом маскулинность соотносится с активно-творческим, культурным началом, а фемининность - с пассивно-репродуктивным, природным. Маскулинные качества (доминирование, рациональность, самоуверенность, агрессивность, склонность к логическому мышлению и т. д.) полярно и иерархически противопоставляются фемининным (зависимость, пассивность, эмоциональность, иррациональность мышления и т. д.)1. На материале русских пословиц и поговорок, представляющих многовековой социокультурный опыт, можно выявить подобные стереотипные суждения - «женский обычай - слезами беде помогать», «добрая кума живет и без ума» и т. д.2
Вторую группу представляют стереотипы социальных ролей, связанные со стандартизированной общественной оценкой успешности мужчин и женщин. Мужчин принято оценивать по результатам выполнения профессиональных ролей, женщин - по наличию семьи и детей. Эти стереотипные суждения предписывают мужчинам и женщинам различные социальные установки. Мужчины должны стремиться к профессиональным достижениям, женщинам предписывается установление близких межличностных взаимоотношений3. Так, к примеру, пословица «бабе дорога - от печи до порога» наглядно иллюстрирует стереотипные представления о женских социальных ролях. Коммуникативные функции женщин традиционно подвергались осуждению - «вольна баба в языке», «где баба, там рынок; где две, там базар»4.
Третья группа гендерных стереотипов определяет различия в содержании трудовой деятельности мужчин и женщин. Согласно
стереотипным взглядам, занятия женщин носят экспрессивный характер и, следовательно, женщина способна лишь обслуживать и выполнять поручения. Мужское мышление связано с инструментальными категориями, и поэтому трудовая деятельность мужчин является творческой, созидательной, руко-водящей5. Важнейшим стереотипом, свойственным для патриахатных практик, является представление о полной легитимности фактического доминирования мужчин в публичной и приватной сферах. Утверждение «мужик да собака всегда на дворе, а баба да кошка завсегда в избе» демонстрирует стереотипное разделение деятельности по половому признаку. Положение женщин как пассивных исполнительниц, отсутствие у них властных полномочий закрепляло стереотипное суждение - «баба что мешок: что положишь, то и несет»6.
Исследователи, рассматривая эту проблему, в целом отмечают, что в российском массовом сознании исторически сложилось стереотипное убеждение, оказывающее негативное влияние на формирование и развитие женского общественного лидерства. Оно рассматривает женщину как неполноценное существо, у которого отсутствуют какие-либо управленческие способности7. Власть и мужчины выступают в качестве основного составляющего публичного пространства. Женщине отводится место в приватной сфере, где у нее также в большинстве случаев нет полномочий по принятию решений.
Период 20-30-х гг. XX века, рассматриваемый в данном исследовании, является показательным с точки зрения столкновения различных позиций (традиционной патриархатной и новой советской) по отношению к роли российских женщин в политических и социально-экономических процессах. Именно в это время закладывалась основа советской эмансипации, определялась перспектива женского лидерства.
На первый взгляд, проблема сохранения патриархатных стереотипов в советском обществе, построенном на основе большевистской идеологии, кажется парадоксальной. Ведь большевики приложили немало усилий для разработки и реализации не имеющего исторических аналогов проекта эмансипации женщин, для воплощения идеи равенства полов. Л. Н. Завадская, осуществляя гендер-ную экспертизу советского законодательства,
указывала, что сама социалистическая идея оказала положительное влияние на эмансипационные процессы. Большевикам удалось поднять проблему равенства полов «на политический, государственный, конституционный уровень», отменив ограничивающие правовое положение женщины законодательные акты, юридически закрепив равные права и обязанности женщин и мужчин»8. В первой Конституции РСФСР 1918 г. новыми властями было предоставлено женщинам важнейшее право избирать и быть избранной. Это сделало советскую женщину субъектом политико-правовых отношений, дало начало формированию не только правовой, но институциональной основы женского лидерства. При этом политические права обоих полов были соединены с обязанностями трудиться, и только на условиях мобилизации в общественное производство власти допускали и мужчин, и женщин на уровень принятия решений. И хотя права женщин были «закреплены селективно, по-пролетарски упрощенно», тем не менее, это способствовало «социальному освобождению российских женщин»9.
Однако повседневные общественные практики обнаруживали значительные препятствия при реализации эмансипационного большевистского проекта, при развитии важнейшего элемента структурной эмансипации - женского активизма (лидерства). И именно транслирование патриархатных стереотипов во многом обусловило скрытую дискриминацию женщин-общественниц в советский период.
Со стереотипами активистка сталкивалась не только в новой публичной сфере при попытке реализовать право на участие в управлении, на использование ресурсов власти, но и в привычном частном пространстве. Здесь она, занимая традиционное подчиненное положение, обеспечивала функционирование домашнего хозяйства, несла груз обязанностей по воспитанию детей. Руководствуясь многовековыми патриархатными установками, социум с целью сохранения собственной стабильности и поддержания традиционной системы гендерных ролей использовал различные методы давления на общественниц.
Ключевые патриархатные принципы были заложены, прежде всего, в советской государственной идеологии, определявшей и важнейшие направления государственной женской политики в целом, и процессы формирования и общественного женского лидерства в частности. При внешней декларации свободы женщин, освобождения от угнетения первостепенной задачей большевистского государства являлось «построение нового типа гендерной системы, при которой женщины подчинены не мужчинам, а непосредственно государству»10.
По мнению исследователей, основополагающим механизмом, транслирующим гендер-ные стереотипы при советском тоталитаризме, выступало именно государство, которое сочетало маскулинистское мировоззрение с патриархатным сознанием. При этом тесная взаимосвязь тоталитарной идеологии с традиционными патриархатными установками привела к возникновению гендерной структуры виде советского патриархата11.
С. Г. Айвазова в своих исследованиях по проблемам эмансипации отмечала, что в советской гендерной системе задача личностного самоосуществления женщины как основы эмансипации была практически вытеснена задачей коллективной борьбы женских масс за дело пролетариата, «уравнивания женщины перед лицом народного хозяйства в качестве трудовой силы с трудовой силой мужчины»12.
Практика реализации эмансипаторского проекта большевиков демонстрировала сохранение патриархатных стереотипов и их опосредованное влияние на процессы формирования и развития женского общественного лидерства.
В 1919 г. был предпринят следующий шаг на пути реализации эмансипаторского проекта большевиков. На основе решения ЦК РКП (б) были созданы отделы партийных комитетов по работе среди женщин (женотделы), которые должны были осуществлять активную деятельность «по привлечению работниц и крестьянок к активному участию в общей борьбе и строительстве»13. В функции этих учреждений нового типа входила также практическая работа среди женщин (повышение уровня политического сознания, общей грамотности работниц, крестьянок, домохозяек, подготовка женщин для участия в управлении). Такие структуры выступали связующим звеном, прежде всего, между партийными учреждениями, местными советами и женским активом города и деревни.
В целом роль этих учреждений в процессах формирования женского лидерства трудно оценить однозначно. С одной стороны,
именно женотделы во многом инициировали всплеск женской общественной активности, особенно в области принятия властных решений на среднем и низовом уровнях. Однако эти же структуры сами, не обладая самостоятельностью, осуществляли жесткий контроль над женским лидерством, прерывали любое стремление активисток к самостоятельным решениям, отслеживая малейшее отклонение от партийного курса.
Власти предусматривали развитие разнообразных форм женского активизма: де-легатство, выдвиженчество, депутатство во властных структурах различных уровней, участие в работе народных судов в качестве заседателей.
В 1923 г. для активизации общественной деятельности женщин на местах и установления «живой связи между отсталой массой женщин с партией и советами» ВЦИКом было положено начало формированию делегатства. При отделах работниц организовывались делегатские собрания из работниц, домохозяек, крестьянок, Делегатки избирались на общих собраниях работниц или служащих своего предприятия, сельских сходах. При этом устанавливались нормы представительства, которые достаточно ярко отражали дискриминацию по классовому признаку. От представительниц трудового народа - пяти работниц, крестьянок избиралась одна делегатка сроком на 6 месяцев14.
Эта форма женского лидерства жестко контролировалась. На регулярных собраниях делегатка обязательно отчитывалась о своей работе, тематика собраний четко оговаривалась в предписаниях вышестоящих структур. Попытки решать вопросы женщин вне партийной проблематики пресекались присутствующим на собраниях представителями партийных структур.
Активистка из Хабаровска писала Надежде Константиновне Крупской, занимавшей пост заместителя наркома просвещения РСФСР в 20-30-х гг., о подобных заседаниях, отмечая, что «больше у нас на собраниях разговаривают партийные или малоразвитые, которые задают вопросы не по существу, а остальные боятся открыть рот на собрании»15.
Практика делегатства демонстрировала недоверие властей по отношению к женскому лидерству. Женщин-активисток привлекали в основном к работе в культурно-просветительских и секциях здравоохранения, которые, как правило, по значимости занимали одно из
последних мест в структуре советов. Считая женщин отсталыми, ничего не смыслящими в управлении, руководство предпочитало не поручать им каких-либо значительных заданий. Поэтому работа делегаток в большей степени носила формальный характер и состояла в посещении заседания пленумов и президиумов горсовета, где им «практически никогда не предоставляли слова»16.
В 1931 г. делегатка Агриппина Николаева из Мурома в своем письме в секретариат Н. К. Крупской указывала на проблемы общественниц. Делегатки сталкивались с «конфликтами и травлей... и некому ей помочь, всякий занят своим делом... сколько самоубийств и убийств... и лишь после смерти начнутся суды да разговоры»17. И примеры подобного пренебрежительного отношения к делегаткам из различных регионов советского государства многочисленны.
На одном из дальневосточных съездов общественниц делегатка-кореянка Т. Цай отмечала, что активистки-восточницы постоянно сталкивались с патриархатной практикой. Она сообщала, что у них в деревне «был такой случай» - одну делегатку муж бил за то, что она ходила на делегатские собрания. При этом эта активистка обращалась к ячейке и сельсовету за помощью. Однако местные власти никаких мер не предприняли, отговариваясь тем, что «решительно бороться сразу нельзя». Завершая выступление, Т. Цай обратилась к съезду: «Как же тут быть, когда сельсовет не принимает никаких мер, чтобы защитить женщину?»18
Продолжая реализовывать идеологические установки по скорейшему вовлечению женских масс в общественное управление и производство, в 1923 г. власти предприняли попытку внедрения во всех российских регионах системы практикантства. В положении ВЦИК «О работе среди женщин» указывалось, что «теоретика коммунистического воспитания должна сопровождаться практической деятельностью делегаток в совстроительстве»19. При помощи практикантства женщины-делегатки должны были получить практический управленческий опыт. Активистки прикреплялись с правом совещательного голоса к секциям городских и районных советов, правлениям профсоюзов, президиумам месткомов, школьным комитетам и т. д. Устанавливая довольно жесткий график работы делегаток в виде регулярных собраний, экскурсий, дежурств, обследований, практиканства при различных учреждениях, власти стремились заменить интенсивной общественной работой традиционные семейные обязанности женщин, «разбить кабальное положение и старые предрассудки»19.
Однако и эта форма женского общественного лидерства сталкивалась с осторожной позицией различных администраций. 24 января 1927 г. на заседании Дальневосточного краевого исполнительного комитета в своем отчете т. Виноградова, заведующая отделом работниц, анализируя процессы формирования женского активизма, указывала на существенные недочеты в практиканстве делегаток. И, прежде всего, подчеркивалась «недооценка роли практиканства как определенной практической школы для делегатки со стороны советских, профессиональных и других общественных организаций»20.
Патриархатные предрассудки сохранялись в самой среде советских учреждений, определяя пренебрежительное отношение администрации к женскому практиканству. Реализация идеи делегатских собраний и практиканства показывала, что женщине по разным формальным причинам не находилось места в структуре органов власти. В большинстве случаев руководители учреждений фактически игнорировали партийные директивы, стремясь либо избавиться от делегаток, либо возложить на них незначительную работу. Женщина получала так называемые «повторяющиеся задания, которые отличались рутинностью и не вызывали у нее никакого интереса»21.
Подобные проблемы были у практиканток практически всех регионов советского государства. Руководствуясь стереотипным представлением об отсутствии у женщин управленческих способностей, местная администрация не уделяла должного внимания процессам формирования женского лидерства. Так, в Горно-Алтайском уезде женщины-практикантки жаловались, что мужчины в учреждениях над ними смеются и говорят им: «Ты баба и ничего не знаешь, не суй свой нос, куда не следует». Нередкими были назначения практиканток на подсобные работы. В алтайском с. Катанда председатель ККОВ говорил, что в учреждении дают женщинам-практиканткам поручения вымыть полы в народном доме, избе-читальне, так как они больше ничего не умеют делать22.
В Тверской губернии, к примеру, многие партийные организации губернии, вообще не считали необходимым поддерживать женское лидерство, а саму работу среди женщин называли «жалкой, мелочной и малопрактичной». В архивных источниках можно обнаружить нелестные оценки партийных деятелей Старицкого, Бежецкого, Веьегонского и других уездов Тверской губернии деятельности женских организаций в целом, и практиканток в советских учреждениях в частности. В. Н. Кулик в своем исследовании отмечает, что «несмотря на неоднократные обращения Тверского губко-ма с требованием изменить отношение к женской политике, перемены в деятельности уездных партийных комитетов, в общественной
психологии происходили очень медленно»23.
С дискриминационными проявлениями сталкивалась и практика женского выдвиженчества. По партийным директивам, выдвигаемые женщины обязаны были строго соответствовать определенным требованиям. Только являясь членами или кандидатами в члены ВКП (б), активно участвуя в общественной работе, обладая определенным практическим опытом в принятии решений, можно было стать выдвиженкой. При этом выдвиженки, как и делегатки, и практикантки нередко встречали недоверие со стороны руководства. В ряде случаев их не только не назначали на руководящие должности, на которые они выдвигались, а, напротив, вынуждали заниматься незначительной работой (уборка помещений, выполнение курьерских поручений, канцелярские поручения и т. д.).
Показательной является история выдвижения трактористки Лидии Косиновой из Западной Сибири (г. Рубцовск). Ее карьера началась на XV Всероссийском съезде Советов (1931 г.), где она стала членом ВЦИК. Проблемы, связанные с нежеланием администрации Рубцовского райисполкома содействовать выдвиженке в получении управленческого опыта, с отсутствием «конкретной ответственной работы» вызвали у Лидии Косиновой стремление прекратить свою карьеру выдвиженки. Она писала об этом в секретариат Н. К. Крупской: «Я веду обыкновенную общественную работу и сплошь и рядом используюсь на посылках... Это выдвиженчество стало для меня злым уделом потому, что оно не способствует моему росту»24.
Вообще, по мнению исследователей, идея женской эмансипации, женского лидерства с
трудом находила поддержку не только у местных управленческих структур, но и среди населения в целом. В качестве противников равноправия выступали, прежде всего, мужчины, которые считали женщин аполитичными, неспособными к самостоятельной деятельности. Некоторые из них заявляли, что «не согласны, что жена будет наравне участвовать в строительстве советской власти»25.
Именно сохранение патриархатных стереотипов определяло распространенную в сельской местности практику высмеивания и игнорирования женщины-активистки. В ряде случаев это превращалось в определенную «травлю», которую часто организовывало местное мужское население. Исследователи отмечали, что, например, в Ярославской губернии женщину выбирали в советы неохотно, мужчины считали, что женщины не способны руководить, и что «у бабы волос долог, да ум короток». При выдвижении женщин в сельские Советы ей устраивали «своеобразные экзамены» с пристрастием, когда небольшая ее ошибка приводила к обобщению, что женщины не способны выполнять одинаковую работу с мужчинами»26.
Распространение патриархатных стереотипов определяло и жестокое обращение с активистками, которые в ряде случаев подвергались насилию со стороны мужа, своих старших родственников. Общество не только не оказывало поддержки общественнице, но и осуждало ее, использовало разные способы давления, всячески выражало недоверие не только к ее способности заниматься общественной работой, а к самой возможности реализации женщины в другой, нежели частная, сфере.
Так на XIV Всероссийском съезде Советов (1929 г.) делегатка из Сибири поделилась с аудиторией своими непростыми проблемами, с которыми она столкнулась при выборе ее на должность председателя сельсовета. Докладчица отмечала, что подвергалась постоянным насмешкам со стороны родственников и соседей. Они ей все время напоминали, что «был бы муж, помял бы раза два бока, не ходила бы, не бездельничала». В результате травли делегатке пришлось ходить на собрания тайком от семьи27.
Другая активистка писала о своих семейных сложностях в секретариат Надежды Константиновны Крупской. Женщина в своем письме указывала, что «во многом женщина
еще по старинке угнетена. Даже в семье партийца вопрос о равноправии является лишь фразой, а не фактом...»28.
На Втором съезде советов на Дальнем Востоке, созывавшемся 21-22 марта 1927 г., общественницы также отмечали, что практика насилия в отношении их является нормой. По свидетельству активистки Савченко из Владивостокского округа, сельские женщины, опасаясь гнева мужей, неохотно участвовали в работе советских учреждений. Она указывала, что «мужья на селе все еще жен бьют, поэтому сами женщины не очень охотно идут в делегатки и в члены совета»29.
Что могло прекратить патриахатные практики пренебрежения и недоверия по отношению к активисткам? В российской менталь-ности основой порядка представлялась централизованная власть. Именно в силу исторически сложившейся народной веры в «доброго царя», во всемогущество власти женщины - общественницы обращались в местные и центральные инстанции для разрешения конфликтных ситуаций. Ведь, по их мнению, новая администрация, мобилизовавшая женщин для советского строительства, должна была всячески поддерживать и защищать активистку.
Было бы неверным утверждать, что властные структуры не замечали проблем в процессах формирования женского общественного лидерства. Они действительно констатировали практическое доминирование в советском обществе патриархатных стереотипов, которые во многом определяли дискриминационные практики в отношении женского лидерства.
В документах партийных учреждений различных уровней часто отмечалась необходимость устранения «грубого и резкого отношения к женскому активу со стороны мужского населения и работников»29. Однако, как можно было увидеть выше, на практике у властей не только не было цельной разработанной программы борьбы с патриархатными стереотипами, но и нередко работе среди женщин, решению проблем активисток не придавалось должного значения.
Так, в своей речи на Всероссийском совещании по работе среди крестьянок в 1925 г. секретарь ЦК РКП (б) Л. М. Каганович указывал: «Взгляд, что баба не человек... - этот предрассудок еще глубоко вкоренен на местах, частично даже у коммунистов, не только у беспартийных»30. При этом им была разъяснена позиция властных структур по отношению к подобным патриархатным практикам. Власти считали, что не нужно «увлекаться тем, что сегодня или завтра можно предрассудки преодолеть, тут нужно продолжительное наступление <...> по классовой линии». С высоких трибун заявлялось также о том, что «мы против того, чтобы развернуть ту демагогическую, чисто феминистскую буржуазную линию работы, по линии деления на женщин и мужчин, и только на это дело обращать свое внимание... Мы говорим работнице и крестьянке: главная твоя работа должна идти по линии общеклассовой, рабоче-крестьянс-кой...»30. Таким образом, считалось, что верхи не станут решать исключительно проблемы женщин в отрыве от классовых интересов, активистке необходимо самой прикладывать значительные усилия по укреплению своих лидерских позиций и «двигаться вперед от позиции к позиции»30.
В большинстве случаев представители администрации предпочитали не вмешиваться в конфликтные ситуации или предлагали так называемые «примирительные» стратегии. Суть такого подхода разъясняло постановление Первого краевого съезда общественниц-крестьянок, который состоялся 8 марта 1926 г. в Хабаровске. Собрав значительное количество делегаток (900 участниц), региональная администрация определило круг ключевых вопросов, связанных с деятельностью активисток на Дальнем Востоке (защита прав крестьянок; здравоохранение в деревне; работа партии среди крестьянок, деятельность женщин в сельских советах и т. д.). Особое внимание было уделено факторам, препятствующим общественной деятельности женщин.
В постановлении съезда отмечалось, что главными причинами, мешающими женщинам принимать активное участие в советском строительстве, являлись «неграмотность и религиозность, плохое материальное положение и семья, недоброжелательное отношение значительной части мужчин к работе крестьянок в советских и общественных организациях, недоверие их к способности женщин работать наравне с мужчинами, неверие значительной части крестьянок в свои силы»31.
Для исправления ситуации власти ставили перед активисткой серьезные задачи, которые определялись в полном соответствии с общей концепцией советской эмансипации. Женщина должна была не только «проявлять
в большей степени свою активность в работе в советских органах; привлекать и втягивать в работу, подавая пример своей активностью новые слои крестьянок», но и «принимать меры к тому, чтобы не только не отставать в практической работе от мужчин, но идти вперед их»31. В подобных формулировках, определяющих мужчин в качестве примера для активисток, в который раз проявлялось неготовность властных структур воспринимать женщину в качестве лидера, способного самостоятельно и инициативно участвовать в управлении.
Примирительные стратегии, предлагавшиеся властями в качестве выхода из конфликтных ситуаций, предусматривали сложное для практической реализации сочетание домашних обязанностей и общественной деятельности. В постановлении одного из дальневосточных съездов общественниц-вос-точниц разъяснялась подобная стратегия и отмечалось, что «в целях сохранения своего авторитета среди мужской части населения каждая сельсоветчица должна быть не только активным членом сельсовета, но и не запускать своего домашнего хозяйства и держать его в образцовом порядке»32.
На наш взгляд, предложенная тактика не способствовала развитию женского лидерства, не устраняла патриархатные стереотипы, а напротив, отвращала женщину от общественной работы. Ведь активистка должна была нести двойную нагрузку. Ведение полного традиционного объема домашнего хозяйства и осуществление общественной деятельности часто становились непосильными для женщины, которая была вынуждена оставаться дома наедине с бытовыми проблемами. А иной ответ на вопрос одной из делегаток съезда восточниц в г. Хабаровске - «как выйти женщине из такого положения, когда у нее много детей, и она очень бедно живет, ей хочется работать по общественной линии» властные структуры не давали33.
В целом в системе функционирования ген-дерных (патриахатных) стереотипов выделялось две основные стороны: власть и общество. Они, являясь трансляторами традиционных патриахатных установок, оказывали сильное влияние на противоречивые и длительные процессы формирования женского лидерства.
Реализовывая уникальный эмансипаторс-кий проект, власти не были последовательны
в этом важном прогрессивном направлении, занимали двойственную выжидательную позицию по отношению к женскому лидерству.
Само общество, в основе повседневных практик которого сохранялись патриархат-ные принципы мужского доминирования, препятствовало процессам эмансипации женщин. Гендерные стереотипы являлись мощнейшим способом выражения общественного недоверия по отношению к женскому лидерству. Социальное давление, оказываемое на активистку, подрывало веру женщин в собственные силы, препятствовало освоению ими публичного пространства, мешало инициативному участию женщин в политико-правовых отношениях нового государства.
Примечания
- № 3-4. - С. 17-24.
- С.253.
- 1992. - № 6. - С. 153.
- М. ; Л. : Гос. изд-во, 1927. - С. 51.
