Способы освоения античной исторической традиции в каролингский период (по материалам рукописей с текстом "Эпитомы Помпея Трога")

Сидоров А.И.

Способы освоения античной исторической традиции в каролингский период (по материалам рукописей с текстом «Эпитомы Помпея Трога»)

С конца VIII века и все следующее столетие в королевстве франков происходил мощный культурный подъем, известный в науке под именем каролингского возрождения1 11. Его важнейшей частью был огромный интерес франкских элит к античной культуре вообще и к исторической литературе, в частности.

Когда заходит речь об освоении конкретных памятников античного историописания в каролингскую эпоху, обычно говорят о состоянии рукописной традиции (если таковая имеется), об упоминании того или иного автора в списках книг монастырских, епископальных или частных библиотек, а также в эпистолярных, правовых и других источниках, реже о парафразе и прямых цитатах, заимствованных средневековыми читателями

из древних сочинений2. Эти данные, безусловно, свидетельствуют в пользу существования устойчивого интереса к сочинениям римских историков со стороны образованных каролингских эрудитов, однако оставляют без ответа ряд существенно важных вопросов. Что конкретно интересовало читателей в сочинениях древних авторов и почему именно это? Какие факторы влияли на отбор тех или иных сведений? Наконец, как осваивалась и для чего использовалась в разные периоды времени информация, добытая из трудов, которые были созданы за много столетий до того? Без удовлетворительных ответов на эти и другие вопросы наше представление о формировании и трансляции исторического знания в различные эпохи не может претендовать на полноту. Не будем забывать, что книги не способны самостоятельно манифестировать собственную культурную ценность и без заинтересованных читателей они остаются только стопкой исписанных листов - папирусных, пергаментных или бумажных. Книги становятся актуальным культурным феноменом только благодаря своей аудитории.

Однако в подобного рода исследовании, особенно когда оно посвящено раннему западноевропейскому Средневековью, мы сталкиваемся с трудностями объективного порядка. Они связаны, прежде всего, с крайне ограниченной источниковой базой. Упоминание того или иного сочинения в книжных списках, наличие рукописи и даже факт цитирования древнего автора его средневековым коллегой, как правило, не позволяют нам продвинуться дальше простой констатации, что конкретное произведение было известно конкретному человеку или кругу лиц в данное время и в данном месте. Между тем, по крайней мере, с IX в. в Западной Европе массово возникает специфический корпус текстов, которые дают нам уникальную возможность «пообщаться» со средневековыми читателями напрямую. Начиная с этого времени многие litterati с завидной регулярностью обнаруживают свое присутствие на полях самых разных манускриптов, где они оставляют записи и пометы по поводу прочитанного.

Мне уже доводилось говорить об огромном эвристическом потенциале маргиналий, а также о том, что этот тип источника до сих пор остается почти совершенно вне поля зрения современных исследователей3. Оговорюсь: речь идет о пометах на полях рукописей с историческими сочинениями, которыми занимались бы историки, а не лингвисты, филологи, палеографы, культурологи, искусствоведы и т.д. Создается впечатление, что историки, в отличие от своих коллег из других областей гуманитарного знания, не до конца понимают, какого рода информацию можно извлечь из маргиналий, какие аспекты исторической действительности они позволяют исследовать. У специалистов-историков нет точного понимания, как читать пометы и нужно ли вообще это делать, являются ли маргинальные записи простой констатацией конкретного деяния или события, упоминаемого в основном тексте, или за ними стоит нечто большее4. Со3 Подробнее см.: Сидоров А.И. Маргиналии на полях манускрипта, или Как в средневековом Меце читали хронику Регинона // Средние века. Вып. 70. Часть 4. М., 2009. С. 106-129; Сидоров А.И.. Светоний и его каролингские читатели // Средние века. Вып. 72. Часть 1-2. М., 2011. С. 100-129.

ответственно, отсутствует и сколько-нибудь удовлетворительная методика изучения читательских помет.

Ниже я постараюсь показать на конкретном примере, как можно работать с таким материалом, каков может быть ключ к прочтению маргиналий, и что это может нам дать для понимания культуры чтения, существовавшей в другую эпоху и в другом обществе, а также - в более общем плане, - для понимания внутренних механизмов формирования знаний о прошлом. В качестве объекта исследования я выбрал пометы на полях некоторых каролингских рукописей с текстом «Эпитомы Помпея Трога».

Это сочинение было создано Юстином во II или III в. и на протяжении всего Раннего Средневековья оставалось подлинным бестселлером. «Эпитома» имелась в библиотеках всех крупных каролингских монастырей, фигурировала в ведущих кафедральных собраниях, упоминается в описаниях частных коллекций. По крайней мере, с конца VIII в. ее хорошо знали при дворе. С «Эпитомой» работали крупнейшие эрудиты своего времени, такие как Алкуин, Рабан Мавр, Эйнхард и Валафрид Страбон, но вместе с тем ее основательно штудировали и многие рядовые litterati, способные освоить довольно пространный латинский текст.

«Эпитома» представляет собой сокращенную версию обширного труда автора I в. Помпея Трога Historiae Philippicae, не дошедшего до наших дней5. Она описывает главным образом древнюю историю восточных царств от Скифии до Карфагена.

тельно, однако, что даже лучшие специалисты называют их всего лишь «комментариями по тексту», «маргинальными глоссами, резюмирующими текст», не объясняя ни природы этих комментариев, ни логики их появления. Например, см.: Добиаш-Рождественская О.А. Древнейшие латинские рукописи ГПБ: Каталог рукописей VIII - начала IX в. Л., 1965. С. 122; McKitterick R. History and Memory in the Carolingian World. Cambridge, 2004. P. 56-57.

Сочинение Юстина имеет богатейшую рукописную традицию6. Непосредственно от каролингской эпохи сохранилось шесть манускриптов. Однако не все они годятся для исследования в контексте заявленной проблематики7. В этом смысле одной из наиболее важных является флерийская рукопись, хранящаяся сегодня в собрании Национальной библиотеки Франции8. Сочинение Юстина переписано изящным каролингским минускулом. По счастливой случайности нам известно имя одного из переписчиков: его звали Мальбертом9. Можно предполагать, что во Флери этот человек оказался не сразу, но долгое время жил где-то в восточной части Франкии10 * * * * 15. Вскоре после своего создания (уже во второй половине IX в.) рукопись попала в Сен6 Фундаментальное исследование рукописной традиции «Эпитомы» сделано Ф. Рюлем и О. Зеелем: Ruhl F. Die Textquellen des Justinus // Jahrb. fur class. Phil. Suppl. 6 (1872). S. 1-160; Seel O. Eine romische Weltgeschichte. Studien zum Text der Epitome des Iustinus und zur Histor-ik des Pompeius Trogus. Nurenberg, 1972. См. также: Textes and Transmission ... P. 197-199. О количественном факторе как свидетельстве популярности того или иного сочинения в Средние века подробнее см.: Гене Б. История и историческая культура средневекового Запада. М., 2002. С. 287-298.

выразить глубокую признательность Владимиру Ивановичу Мажуге за обстоятельные консультации в области средневековой латинской палеографии. Эта работа в своем нынешнем виде не состоялась бы без его помощи и неизменной поддержки.

Дени, где и оставалась в течение нескольких столетий.

На полях манускрипта встречается множество маргиналий. За небольшим исключением они оставлены одной рукой, близкой ко времени создания рукописи, и, что особенно важно, охватывают весь текст «Эпитомы». Таким образом, мы имеем редкую возможность детально проследить, как именно конкретный читатель второй половины IX века осваивал сочинение Юстина, какие сюжеты его заинтересовали, а какие, напротив, были оставлены без внимания. Этот человек, несомненно, обладал хорошей филологической подготовкой. Можно предполагать, что он был монахом одного из ведущих имперских монастырей - центров каролингской образованности (скорее всего речь нужно вести все о том же Сен-Дени). Кроме того, он наверняка являлся представителем социальной элиты и, несомненно, разделял аристократические ценности11.

Все маргиналии флерийской рукописи за небольшим исключением носят констатирующий характер. Они представляют собой краткие (иногда в одно слово) упоминания имен, географических названий или событий, о которых идет речь в основном тексте, и помечают, таким образом, месторасположение соответствующих фрагментов. Создается впечатление, что они 11

Еще более определенно на социальный статус читателя указывает маргиналия на fol. 16r: Servile bellum contra Scytarum ammonitio verberum par-andorum (война рабов против скифов и наставление плетьми): После того, как победа (во время подавления мятежа рабов - А.С.) неоднократно переходила от одной стороны к другой, кто-то дал скифам совет переменить способ войны, памятуя, что им ведь приходится сражаться не со (свободными) врагами, а с (собственными) рабами; их надо попытаться победить не по праву войны, а по праву господ; нужно расстаться с мечами и заготовить розги, плети и прочие орудия наказания, которые внушают страх рабам... Рабы обратились в бегство не как побежденные противники, а как беглые рабы (Epitome II, 5 [4-5]).

предназначены для быстрого поиска необходимой информации в пространном и разноплановом сочинении. Попробуем выяснить, так ли это на самом деле.

По тексту «Эпитомы» пометы распределены крайне неравномерно. Так в I книге их насчитывается 26, во II целых 30, причем на одной странице может располагаться сразу несколько помет (fol. 9v, 10v, 15r, 16v, 18v и др.), а, например, на всю XXXVII книгу имеется всего одна маргиналия. В некоторых книгах (XIII, XIV, XXXVIII - XL, XLII - XLIV) их и вовсе не встретишь. Иными словами, речь идет о том, что читатель обращал внимание на строго определенные сюжеты и не стремился разбить на законченные смысловые куски весь текст.

Первое знакомство с этим потоком маргиналий обескураживает отсутствием понятной логики в их появлении и расположении. Выборка сюжетов кажется совершенно хаотичной. В самом деле, чем могли привлечь каролингского эрудита рассказы о том, что египетский фараон Везосис был первым, кто напал на скифов, что в Персии собаку называют «спакос», а в Фурии хранятся стрелы Геркулеса? Почему его заинтересовали такие неравнозначные персонажи, как Лисий, Девкалион, Фрасибул, Агафокл и Кандавл? Зачем он пометил сообщения о перевороте магов в Персии, об изгнании Алкивиада из Афин, или, скажем, о трагической смерти сиракузского тирана Дионисия? Тем не менее, этот человек по какой-то причине внимательно прочитал весь манускрипт и оставил на его полях больше 230 помет!

Можно было бы подумать, что читатель флерийской рукописи штудировал античное сочинение с филологических позиций, оттачивая навыки владения латынью. Однако маргиналии ясно указывают, что он сосредоточился на содержании, а не на форме, на героях и фактах, а не на грамматических конструкциях или специфической лексике. Между тем сочинение Юстина описывает реалии, в массе своей малопонятные, а то и вовсе неизвестные даже хорошо образованному каролингскому читателю. Вдобавок рассказ античного историка изобилует огромным количеством деталей, вряд ли сколько-нибудь актуальных для людей IX в. Даже поверхностное знакомство со столь специфическим текстом было весьма непростым делом, потребовавшим от читателя много времени и сил.

Следует подчеркнуть: работа с «Эпитомой» почти наверняка не могла быть частной инициативой, личной прихотью хорошо образованного эрудита, скорее всего, монаха Сен-Дени. Попробую предположить, что эта работа, требующая очень высокой квалификации, была ему поручена и наверняка велась с благословения аббата, а, значит, по тем или иным причинам представлялась важной для представителей каролингских элит, связанных с монастырем, но прежде всего, для самих монахов.

Пометы на полях флерийской рукописи «Эпитомы» указывают на то, что читатель работал с текстом целенаправленно, штудировал его систематически и точно понимал, какую информацию должен из него извлечь. Однако до определенной поры логика его действий оставалась для меня непонятной. Сотни маргиналий напоминали, образно выражаясь, груду камней: некогда они были стенами и сводом величественного здания, но спустя столетия при отсутствии исходных чертежей об облике этого сооружения можно было только догадываться. Здесь просматривались лишь самые общие вещи, вполне характерные для каролингских эрудитов IX в. Например, читатель явно интересовался проблемой translatio imperii, обращая внимание на рассказы о гибели царств и переходе власти от одних народов древности к другим12 * * * * * 18. Но таковых помет в рукописи насчитывается меньше десятка. А что делать с остальными? И, самое главное, в каком направлении вести дальнейшие разыскания? Ключ к разгадке этого ребуса был найден совершенно случайно и там, где я никак не думал его обнаружить.

Fol. 9v: Initium regni Medorum (начало Мидийского царства). Ср.: Epitome I, 3 [6];

Fol. 10v: Capto Astiage a Cyro nepote finis imperii Medorum. Regnaverunt

annis CCCL (C пленением Астиага его внуком Киром пришел конец господству мидян. Они правили 350 лет). Ср.: Epitome I, 6 [16].

Параллельные маргиналии

Изучение каролингских манускриптов с текстом «Эпито-мы», в конце концов, привело меня к небольшому фрагменту13, созданному в Вероне14 в начале или первые десятилетия IX в. и позднее оказавшемуся в Меце. Некогда он являлся частью пространного исторического кодекса, ныне разделенного на четыре фрагмента (два хранятся в РНБ и еще два в Берлине)15. Помимо отрывка из «Эпитомы» кодекс включал в себя фрагменты исторических сочинений Евтропия, Евсевия-Иеронима, Исидора Севильского, Иордана и Павла Диакона, а также небольшой географический очерк (сегодня утраченный). В момент создания кодекс насчитывал не менее 257 листов, из которых до наших дней сохранилось 214. В его составлении принимали участие, по крайней мере, десять переписчиков. По мнению Р. МакКитте-рик, книга задумывалась как обширная и концептуальная компиляция историко-политического характера, призванная, с одной стороны, связать историю народов Италии с историей народов ветхозаветного и греко-римского мира, а с другой, дающая богатую фактуру для размышлений о политической власти и порядке ее отправления16.

Петербургский фрагмент объемом всего в 28 фолио со- 13 14 15 16

держит только I и II книги сочинения Юстина. На полях встречаются пометы, оставленные (как и в случае с флерийской рукописью) почти исключительно одним читателем. Рука - близкая по времени к моменту создания рукописи и датируется периодом не позже второй половины IX в.17

Даже беглое знакомство с пометами на полях создавало эффект дежа вю - я быстро убедился, что уже видел аналогичные пассажи, только они были помечены другим человеком и в другой рукописи. При более детальном анализе выяснилось, что таких совпадений значительно больше, чем казалось на первый взгляд. Ниже приводится сравнительная таблица параллельных маргиналий на полях первых двух книг «Эпитомы» во флерийской рукописи и веронском фрагменте.

ГПБ ... С. 122.

Paris, BN NAlat. 1601 (2-я четв.-сер. IX в., Флери) Юстин. Эпитома Помпея Трога (М.: РОССПЭН, 2005) РНБ, MS lat. Q.v.IV.5 (ок. 800 г., Верона)

dicitur artes magicas с бактрийским царем Зороастром, который как Нином)

inuenisse (Зороастр, как говорят первый изобрел искусство магии, а

говорят, первый изобрел также с величайшим усердием изучал основы

искусство магии) (повтор мироздания и движение небесных светил.

фразы из текста) 3 [1]: Последним царствовал у них Сарданапал, мужчина, более изнеженный, чем любая жен- 2v: Sardanapallus rex (Царь Сарданапал)

se incendit (Кончина Cap- спалил в пламени и себя самого и свои сокровиданапала, где он себя ща, единственный раз поступив как мужчина.

убил) 3 [6]: После него царем стал виновник его Arbactus regnat (Арбакт правит) Finis regni

Initium regni Medorum (начало Мидийского царства)

гибели Арбакт, ранее бывший индийским Assyriorum (конец Ассирийского царства) наместником. С ним верховная власть перешла от ассирян к мидянам.

Somnium Astiagis de Cyrro rege nepote (Сон Астиага о внуке царе Кире)

Capto Astiage а Суго nepote finis imperii medorum. Regnaverunt annis CCCL (С пленением Астиага его внуком Киром пришел конец господству мидян. Они

правили 350 лет)

Lidis arma equi ablati (лидийцы лишились оружия и коней)

Tamiris regina Scytarum (Тамирис скифская царица)

Владычествовали они 350 лет.

был занят другими походами, лидийцы снова начали войну. Они были вторично побеждены, у них отняли оружие и коней, и им было приказано содержать харчевни, заниматься актерским делом и сводничеством. Так народ лидийский, некогда могущественный благодаря трудолюбию и предприимчивости, привык к роскоши и распущенности, стал изнеженным и утратил свою былую доблесть. искусно побеждены царем Киром)

подчинив своей власти весь Восток, Кир пошел войной на скифов. У скифов была в то время царица Тамирис. Она не испугалась, как этого можно было ожидать от женщины, вражеского нашествия. Хотя Тамирис могла бы помешать переправе врагов через Оакс, она дала им Тамирис)

возможность переправиться, считая, что ей

легче сражаться в пределах своего собственного царства, а врагам будет труднее спастись бегством через реку, преграждающую им путь

Cyrus cum СС (milia) persarum ... (?) superstice vincitur (Кир с 200 тысячами персов ... был побежден сверху)

Tamiris caput Cyri in utre humane sanguine plenum cum exprobatione mitteri iussit (Тамирис с упреком приказала бросить голову Кира в бурдюк, наполненный человеческой кровью)

отрезанную голову Кира в бурдюк,

наполненный человеческой кровью, и такими словами осудила его жестокость: «Насыться же теперь кровью, которой ты всегда жаждал и которой никогда не мог насытиться»

Caput Cyri in utre pleno humano sanguine mittitur (голова Кира брошена в бурдюк, наполненный человеческой кровью)

Cambises rex (царь Камбиз)

Камбиз)

Quo casu Cambises periit (по какой причине Камбиз погиб)

Origo regni magorum (происхождение царства магов)

Factum pro Dario custodis equi eiusdem (Сделанное за Дария его конюхом)

ва. 10 [9]: Все остальные вельможи проявили

такую скромность, что как только услышали знамение, сейчас же спешились и приветствовали Дария как царя. Юг: Darius rex (царь Дарий)

Darius rex (царь Дарий) 10 [10-11]: также и весь народ, следуя решению вельмож, утвердил Дария на царстве. Так Персидское царство, которого домогались семь знатнейших мужей, соперничавших в доблести (virtute), благодаря столь ничтожной случайности досталось одному. Книга II Amazonas arma sumunt (амазонки взялись за

Origo Amazonum изгнанию прибавилось еще и вдовство, они

(происхождение взялись за оружие и стали защищать свои

амазонок) владения; сначала они только оборонялись, а потом и сами стали нападать на соседей. От браков с соседями они отказались... 4 [10-12]: Девочек они воспитывали по своему примеру, не приучали их ни к безделью, ни к прядению шерсти, а к оружию, к коням, к

Unde dictae Amazonas (отсюда и произошло название амазонок) (буквальная цитата из текста)

охоте, еще в младенчестве выжигая им правую грудь, чтобы она не мешала стрелять из лука. Отсюда и произошло название амазонок. Было у них две царицы - Марпезия и Лампето.

Pentesilea post Orithia regina Amazonum (после Оритии царицей амазонок стала Пентесилея)

Пентесилея, которая во время Троянской войны пришла на помощь (троянцам) против греков и проявила величайшую доблесть, (сражаясь) с храбрейшими мужами.

Minithia regina concubitum Alexandri optinuit (царица Минития сожительствовала с Александром)

Servile bellum

Scytarum ammonitio verberum parandorum (война рабов против скифов и наставление плетьми)

возвратились домой, вооружились и не хотели sumunt (рабы скифов поднимают оружие

впускать их в пределы страны, словно против господ)

чужестранцев. После того, как победа

неоднократно переходила от одной стороны к

другой, кто-то дал скифам совет переменить

способ войны, памятуя, что им ведь приходится

сражаться не со (свободными) врагами, а с

(собственными) рабами; их надо попытаться

победить не по праву войны, а по праву господ;

нужно расстаться с мечами и заготовить розги,

плети и прочие орудия наказания, которые

внушают страх рабам... Рабы обратились в

бегство не как побежденные противники, а как

беглые рабы.

De morte Codri (О смерти

Кодра)

данном неприятельским воинам и, сменив царский наряд на лохмотья, с вязанкой хвороста на спине проник во вражеский лагерь. Там ... он был убит воином, которого намеренно ранил своим серпом. Опознав труп царя, доряне отступили без боя. Так афиняне избавились от войны благодаря доблести своего вождя, обрекшего себя на смерть ради спасения родины.

Obitus Darii (смерть Дария)

Certamen inter Darii jilios de successione regni (спор меяеду сыновьями Дария о наследовании королевства)

tabellas Demaratus miserit (Каким образом Демарат послал таблички

спартанцам)

продолжал подготовлять войну, начатую его отцом против греков. Как только узнал об этом Демарат, царь лакедемонян, который в качестве изгнанника жил у Ксеркса, он - более преданный родине, изгнавшей его, чем царю, оказавшему ему благодеяния, - чтобы война не застала греков врасплох, обо всем написал спартанским магистратам на деревянных дощечках и написанное прикрыт слоем старого воска, чтобы таким образом надпись не бьша

видна и по свежести воска не догадались бы об обмане. Дощечки эти Демаракт вручил верному рабу.

Ксеркса) как здесь он обнаружил, что мост поврежден зимними бурями, то трепеща от страха, переправился на тот берег на рыбачьей лодке. Зрелище это, достойное созерцания, наводило она размышление о человеческом жребии и о

том, что все в жизни меняется: на малом суденышке искал спасения тот, кого еще незадолго перед тем не могло вместить целое море.

Из приведенной вышее таблицы видно, что полностью или почти полностью совпадают пометы, обозначающие, по крайней мере, 26 фрагментов. В веронской рукописи общее число помет равняется 44, в парижской для того же объема текста - 56. Таким образом, в первом случае совпадает больше половины всех маргиналий, а во втором немногим меньше.

Еще в пяти случаях читатели разных рукописей обращают внимание на сообщения, расположенные буквально по соседству друг с другом и несущие очень близкую смысловую нагрузку. Например, читатель Paris, BN NA lat. 1601 помечает фразу Юстина о том, что Азия на протяжении полутора тысяч лет платила дань скифам18. А читатель РНБ, MS. Lat. Q.v.IV.5 отметил предыдущий пассаж из той же главы о том, что на покорение Азии скифам понадобилось пятнадцать лет19. Равным образом, в самом начале десятой главы II книги первый читатель выделил сообщение о смерти Дария20, а второй предпочел пометить спор его сыновей по поводу наследства21.

Тексты-посредники

Внушительное количество параллельных маргиналий в небольшом фрагменте текста нельзя объяснить простым совпадением. Но интрига заключается в том, что между веронским и флерийским манускриптами, а также их читателями нельзя установить сколько-нибудь убедительной связи. Те и другие существуют в разных территориальных границах, пусть даже на пространстве одной империи и в пределах одной эпохи. Но даже если бы такая связь существовала, само по себе это ничего бы не объяснило. Действительно, зачем двум знакомым людям сходным образом комментировать один и тот же текст, помещенный в двух совершенно разных рукописях? Факт наличия параллельных маргиналий обладает самостоятельной эвристической ценностью. Он определенно указывает на то, что читатели, жившие примерно в одно время, но в разных частях обширной Каролингской империи, осваивали «Эпитому», исходя из общего для них понимания того, как именно следует работать с данным текстом.

В свете данных обстоятельств логично предположить наличие опосредованной связи. В качестве связующего звена между читателями-современниками

рия осталось много сыновей, рожденных и после того, как он стал царем, и до его воцарения... (Epitome II, 10 [1]).

мог выступать какой-то другой текст (или тексты). Назовем его текстом-посредником. Этот текст был не только хорошо знаком обоим читателям, но обладал очень высоким авторитетом в глазах того и другого. Наконец, этот текст должен был иметь прямое отношение к «Эпитоме». Обзор состава каролингских библиотек довольно легко позволил найти, по крайней мере, одно такое произведение. Речь идет об «Истории против язычников» Павла Орозия22.

Данное сочинение, вне всяких сомнений, относилось к числу наиболее читаемых в каролингскую эпоху. Об этом говорит не только изрядное количе^23

ство сохранившихся рукописей23 и частота упоминаний «Истории» в разного рода книжных списках, но также внешний вид отдельных манускриптов. Наглядным примером может служить санктгаллен-ский кодекс Орозия, датируемый второй половиной IX в.24 В числе тех, кто держал в руках эту книгу, были многие выдающиеся представители аббатства от Ноткера Заики до Эккехарда IV. Последний читал ру22 Pauli Orosii historiarum adversus paganos libri VII. Leipzig, 1889.

24 St. Gallen, Stiftsbibliothek, Codex 621. Качественное факсимильное издание рукописи опубликовано на объединенном сайте швейцарских библиотек (http://www.e-