Спросить
Войти
С.Г. Мереминский СРЕДНЕВЕКОВАЯ АННАЛИСТИКА: ОСОБАЯ ФОРМА ИСТОРИОПИСАНИЯ ИЛИ ИСТОРИОГРАФИЧЕСКИЙ КОНСТРУКТ?
Аннотация: Статья посвящена анализу понятий «анналы» и «анна-листка». Анализируется их происхождение, бытование в Античности и Средних веках, трансформация в исторической науке Нового времени. На основании анализа кодикологических контекстов сделан вывод о принципиально разных истоках и характере «большой» и «малой» ан-налистики.
Вопрос, вынесенный в заглавие настоящей статьи, может показаться на первый взгляд не провокационным (каковым он конечно является), но просто бессмысленным. Как можно сомневаться в реальности существования в средневековой Европе особого жанра «анналов», когда мы располагаем десятками, если не сотнями, текстов, имеющих такое наименование. Достаточно взять хотя бы опубликованный еще в 1826 г. под редакцией великого Георга Пертца 1-й том подсерии «Scriptores» серии «Monumenta Germaniae Historica» (далее - MGH) и взглянуть на его оглавление [1:Ш-ГУ], чтобы увидеть около 40 различных «анналов». Это же понятие Пертц использует и в предисловии к тому, озаглавленном «Заметка о древнейших анналах германцев» (De annalibus Germanorum antiquissimis monitum). Однако более внимательный взгляд на представленные в этом без преувеличения монументальном фолианте (о значении издания MGH в формировании научной медиевистики и, в частности, принципов публикации и изучения средневековых текстов см. например [2]) тексты показывает, что картина далеко не столь
проста. Начать с того, что практически все заглавия не имеют основания в средневековых рукописях, а принадлежат либо Пертцу, либо более ранним публикаторам Нового времени. Пертц нигде не приводит четкого определения, что он понимает под «анналами» (скорее всего, это казалось ему самоочевидным), и прямо не указывает на основы собственной классификации текстов. Однако достаточно ясно, что он назвал анналами те из них, которые имеют сплошную погодную сетку (независимо от начальной даты). Вместе тем, некоторые подобные тексты обозначались и как «хроники». Нельзя не отметить, что Пертц чаще всего не считал нужным печатать известия, не касающиеся франкской истории (например, даты правлений римских императоров), что искажало хронологическую перспективу текстов. Под влиянием авторитета MGH эмпирически введенные Перт-цем принципы классификации средневековых текстов были восприняты медиевистами XIX - XX вв. Но были и исключения, в т. ч. даже в рамках самих MGH. Так, Теодор Моммзен, вероятно, как историк-классик, хорошо знакомый с первоначальным значением латинского слова «annales» (о котором см. ниже), предпочитал не называть этим словом краткие тексты, которые издал в собственной подсерии «Древнейшие авторы» (использовал характеристику «малые хроники» - в томе, опубликованном в 1892 г. [3]). При этом среди изданных Моммзеном текстов были очень напоминающие по форме «анналы» Пертца, включая даже записи на полях пасхальных таблиц. Вместе с тем, в самом тексте тома Моммзен иногда использовал наименование «анналы» (например, применительно к т. н. Галльской хронике 452 года).
Одним из первых медиевистов, посчитавших необходимым в явной форме провести границы между различными жанрами средневекового историописания, стал не менее знаменитый, чем Пертц, британец Уильям Стеббс. В 1867 г. в предисловии к публикации «Деяний Генриха II» он так изложил свой взгляд на иерархию хроники и анналов: «Разница между хрониками и анналами состояла не в том, как иногда утверждают, что первые обращались ко всеобщей истории, а вторые - к национальной или частной, а в том, что у первых была связность темы и стиля, а вторые содержали лишь заметки о бессвязных событиях. Анналы это руда, хроники - очищенный металл, из которого историк создает свою совершенную драгоценность» [4:X-XI]. В дальнейшем в англоязычной историографии этой проблемы особенно влиятельной оказалась небольшая книга Реджинальда Лейна Пула, «Анналы и хроники» (изложение одноименного курса лекций, прочитанного им в 1924 г. [5]). Пул с самого начала четко отделяет «хроники» от «историй», ссылаясь при этом на Гервазия Кентерберийского (конец XII в.). Если «истории» - это литературный и подробный рассказ об исторических событиях, то «хроника» - краткое изложение событий в хронологическом порядке. При этом сам Пул не предлагает ни точного определения «анналов», ни признаков, по которым их можно отграничить от «хроник». Впервые исследователь говорит об анналах применительно к записям на полях пасхальных таблиц, в дальнейшем он отмечает эволюцию этого жанра к более пространным формам, так называемым «большим анналам» (франкские анналы VIII-IX вв. и английские анналы IX - XII вв., иначе известные, как Англосаксонская хроника), в конечном счете сближающимся с хроникой [5:34].
Классификация различных форм анналистики, введенная Пулом, была воспринята Б. Гене [10] и М. Мак-Кормиком, опубликовавшим в 1975 г. том об анналах в известной серии «Typologie des sources du Moyen Âge occidental» издательства «Brepols» [6]. Мак-Кормик справедливо отмечает, что сами средневековые авторы почти никогда не проводили различий между хрониками и анналами, но не видит в этом проблемы, поскольку, по его мнению, мы в данном случае имеем дело с двумя самостоятельными жанрами, имеющими принципиально разные корни. Хроники в латинском мире появились под влиянием сделанного Иеронимом перевода сочинения Евсевия Кесарийского, анналы восходят к «примитивным» записям на полях литургических рукописей с пасхальными таблицами. Хроники посвящены универсальной истории, анналам такая широта взгляда не свойственна (отметим, что здесь Мак-Кормик возвращается к различию, отвергнутому еще за век до него Стеббсом!). Кроме того, по мнению Мак-Кормика, лишь в анналах в «первые два века их существования» используется датировка по эре Дионисия Малого от Рождества Христова. Последний аргумент явно ошибочен, ведь хорошо известно, что важный, едва ли не решающий, вклад в популяризацию эры Дионисия внесла «Церковная история народа англов» Беды Достопочтенного, которую к анналам нельзя причислить при всем желании. Наконец, по мнению Мак-Кормика, в хрониках в большей степени наблюдается тенденция к структурированию изложения: в них встречаются авторские предисловия, деление на книги и главы. По мере дальнейшей эволюции жанры хроники и анналов сближаются, особенно после того, как в начале Х в. Ре-гионон Прюмский первым из латиноязычных хронистов тоже начинает пользоваться дионисиевой эрой. В данном случае Мак-Кормик вновь допускает неточность: вся начальная часть сочинения Регинона скопирована с более ранней хроники (сам Реги-нон называет ее «libellus plebeio et rusticano sermone composite»), вероятно, составленной кем-то из монахов Прюма не позднее 2-й половины 810-х гг. [8:201], то есть практически одновременно с классическими образцами каролингской «анналистики».
Лишь в начале XXI в. в медиевистике (преимущественно англоязычной) наметилась тенденция не только к критике восходящих к Р. Пулу взглядов на типологию и эволюцию средневековой анналистики, но и к полному отказу от выделения анналов как особой формы историописания. В статье 2002 г. Д. Дам-вилл указал на нецелесообразность деления на «хроники» и «анналы» [9]. Наиболее последовательно эту точку зрения развили и обосновали на огромном фактическом материале Р. Бёр-джесс и М. Куликовски в увидевшем свет в 2013 г. 1-м томе
планируемого ими многотомного издания «Мозаика времени. Латинская традиция хроник со II века до н. э. до VI века н.э.» [12:12-20]. Вместе с тем, в других работах поддерживалась и традиционная трехчастная (истории - хроники - анналы) схема средневекового историописания (см. например [13]). Особого внимания заслуживает статья Б. Руста [14], отметившего фактическую невозможность применения современных категорий жанра к средневековым историческим текстам. В отечественной науке наиболее обстоятельное и подробное сопоставление понятий «хроники» и «анналов» принадлежит Т.В. Гимону [11: 6985]. Он рассматривает их как разные, хотя и близкородственные формы историописания. При этом для хроник характерны цельность замысла и наличие автора, этот замысел осуществившего; для анналов - строгая погодная форма, дискретность и анонимность. Однако при этом исследователь оговаривается, что сводчик анналов «может руководствоваться достаточно цельным замыслом и соответствующим образом отбирать или редактировать материал» - тогда чем он отличается от автора хроники? Не вполне убедительно выглядит и критерий анонимности: ведь применительно к средневековым текстам во многих случаях то, что мы знаем, или не знаем их авторов, определяется случайными факторами сохранности источников. Итого, фактически, остается только критерий формы: имеем мы дело со строго погодными записями или с текстом, имеющим иной хронологический аппарат.
Итак, в современной медиевистике проблемы содержания понятия «анналистика» и самой целесообразности использования этого понятия нельзя считать полностью решенными. В оставшейся части статьи я, во-первых, приведу основную историю понятия «анналы» (annales), а во-вторых попытаюсь заново взглянуть на некоторые тексты, в современной науке включаемые в понятие «анналистика».
В классической античности слово «анналы» чаще всего использовалось как синоним «истории» (historia, historiae) в выражениях типа: &historiae et annales&, &historiae annalesque&, and &historiae uel annales&. Вероятно, впервые оно встречается в заголовке у поэта Энния (II в. до н.э.), затем у историка Луция Каль-пурния Пизона (консул в 133 г. до н.э.). Поскольку древнейшие памятники латиноязычного историописания почти полностью не сохранились, неясно, использовали ли их авторы погодное изложение на всем протяжении своих сочинений или только для недавнего прошлого [15]. У некоторых античных авторов мы встречаем попытки разграничить анналы и историю. Наиболее подробно об этом рассуждает Авл Геллий (II в. н.э.), который ссылается на автора рубежа II-I вв. до н.э. Семпрония Азеллио-на. В своих «Аттических ночах» (Noct. Att. V.18) Геллий пишет: «В чем и насколько отличается история (historia) от анналов (annales)?» По этому же вопросу приводятся слова из первой книги „Подвигов" Семпрония Азеллиона.
(1) Некоторые полагают, что история от анналов отличается тем, что, хотя и то и другое представляет собой рассказ о событиях, однако собственно историей является [описание] тех дел, в совершении которых принимал участие рассказчик; (2) о том, что у некоторых есть такое мнение, сообщает Веррий Флакк в четвертой книге «О значении слов». Сам он говорит, что сомневается на этот счет, полагая все же, что может показаться, будто бы есть некоторый смысл в том утверждении, что по-гречески miopía означает исследование текущих событий. (3) Но мы обычно слышим, что анналы совершенно то же, что и история, (4) история же совсем не то, что анналы, (5) подобно тому как человек - это обязательно животное, [но] животное -не обязательно человек. (6) Итак, некоторые говорят, что история - либо изложение, либо точное описание событий, либо рассказ в какой-то иной манере, а в анналах события многих лет, при сохранении очередности каждого года, приводятся последовательно. (7) Когда же события описываются не по годам, но по отдельным дням, то такая история (historia) называется греческим словом ефпцврц (дневник), латинский перевод которого
дается в первой книге Семпрония Азеллиона, из которой мы выписали большой отрывок, чтобы сейчас, здесь же, показать, в чем, по его собственным словам, разница между res gestae (деяниями) и annales (анналами). (8) «Однако, основное различие между теми, кто хотел оставить анналы, — говорит он, — и теми, кто пытался описать деяния (res gestae), совершенные римлянами, состоит в следующем. Книги анналов излагали только то, какое деяние и в каком году было совершено, то есть подобно тем, кто пишет дневник, который греки называют ефпцврц. Я считаю, что нам недостаточно только рассказать о том, что было сделано, но [необходимо] также показать, по какому замыслу и расчету это было совершено». (9) Немного дальше Азеллион в этой же книге говорит: «Ведь книги анналов никак не могут побудить ни более ревностных к защите государства, ни более вялых к совершению неверного поступка. Выписывать же, при каком консуле война началась и при каком закончилась, и кто вошел с триумфом, из одной книги, что совершалось на войне <из другой>, не упоминая при этом ни о том, что тем временем постановил сенат, ни о том, какой закон или законопроект был внесен, и не указывая, по каким причинам это было сделано, -значит рассказывать мальчикам басни, а не писать историю» (пер. А.Б. Егорова [16:279-281]).
Сходное противопоставление «истории» и «анналов» приводил и Цицерона в трактате «Об ораторе» (De orat. II. 51-54):
- А все-таки, - сказал Антоний, - не очень-то презирай наших: когда-то и греки писывали так же, как наш Катон, Пик-тор и Пизон. (52) Ведь история была не чем иным, как летописным сводом (erat enim historia nihil aliud nisi annalium confectio), который сохранял для общества память о событиях; и для того-то от начала Рима вплоть до понтифика Публия Муция великий понтифик вел запись всех событий по годам (res omnis singulorum annorum mandabat litteris pontifex maximus), заносил ее на белую скрижаль, и выставлял в своем доме для ознакомления с ней народа; эти записи и поныне называются Великой Летописью (eique etiam nunc annales maximi nominantur). (53) Подобного способа письма держались многие; они оставили только лишенные всяких украшений памятки о датах, людях, местах и событиях. Каковы у греков были Ферекид, Гелланик, Акуси-лай и очень многие другие, таковы наши Катон, Пиктор, Пизон; они не знают, чем украшается речь (эти украшения явились у нас лишь недавно), они хотят лишь быть понятными и единственным достоинством речи считают краткость. (54) Только славный Антипатр, друг нашего Красса, поднялся несколько выше и придал истории более возвышенный тон, а все остальные писали не художественную историю, а простой рассказ о событиях (пер. Ф.А. Петровского под ред. М.Л. Гаспарова [17:139-140]).
Столь же критически оценивает эстетический уровень анналов в «Диалоге об ораторах» Корнелий Тацит (Dial. de orat., 22):
Конечно, из речи нашего времени кое-что должно быть изгнано прочь, как приевшееся и устарелое: пусть в ней не будет ни единого изъеденного ржавчиной слова, пусть не будет и предложений, вялых и неуклюжих, скроенных по образцу, принятому составителями анналов (in morem annalium componantur); пусть оратор решительно избегает в ней отвратительного и пошлого шутовства, пусть, наконец, разнообразит ее построение и не заканчивает периодов всегда и везде на одинаковый лад (пер. А.С. Бобовича [18: 371]).
Последний пассаж может вызвать определенные вопросы: ведь хорошо известно, что среди сочинений самого Тацита, наряду с «Историей», есть и «Анналы». Мнимое противоречие объясняется просто: оба эти названия - неавторские. Они (как и само деление единого исторического труда Тацита на две части) были введены публикаторами-гуманистами XVI в. (впервые - в 1569 г., в лионском издании Вертрания Мавра), вероятнее всего, под влиянием процитированного выше отрывка из «Аттических ночей» [19:168-169].
Античная традиция противопоставления «истории» и «анналов», как и множество других аспектов классической культуры, нашла отражение в «Этимологиях» Исидора Севильского (Etym. I. 44):
Родов истории три. Ведь эфемеридою (ephemeris) называется то, что совершилось за один день. Она у нас зовется дневником (diarium). Ибо то, что латиняне называют дневником, греки - эфемеридою. (2) Календарем (kalendaria) называется то, что записывается за один месяц. Анналы (annales) - это вещи, [произошедшие] за один год. (3) Ведь все достойные памяти [события] мирного и военного времени, на море и на земле заносятся в записки (commentarii) погодично и именуются анналами из-за ежегодно повторяющихся дел (ab anniversariis gestis). (4) История же это [события] многих лет или времен, и ее тщательные погодичные записки заносятся в книги. История же тем отличается от анналов, что история - это [события] того времени, которое мы наблюдаем, анналы же - [события] того времени, которое было не в наши лета. Поэтому [книги] Саллю-стия содержат историю, а [книги] Ливия, Евсевия, Иеронима -анналы и историю (пер. Л.А. Харитонова [20:65]).
Очевидно, этот пассаж Исидор скомпилировал из нескольких источников, не слишком заботясь об их согласовании. Так, сперва севильский епископ понимает под историей «события многих лет или времен», а уже в следующем предложении -только рассказ о современных автору событиях. Подробный анализ использованных Исидором источников выходит за рамки задач данной статьи, отмечу лишь, что различение между историей и анналами почти наверняка восходит (прямо или косвенно) к уже процитированному месту из «Аттических ночей» Авла Геллия.
Рассмотрим теперь, что понимали под «анналами» авторы каролингской эпохи, того времени, когда, согласно традиционной точке зрения, сформировался и получил распространение этот жанр. Исследователи особенно часто ссылаются на написанное в IX в. Ардоном Анианским предисловие к «Житию Бенедикта Анианского», в котором говорится: «Ученый человек не будет сомневаться, я уверен, что это очень древний обычай, который и по сию пору в ходу у царей: заносить в анналы все, что было сделано или совершилось, дабы знали об этом потомки» [21:355А]. Г. Данфи в статье об анналах в фундаментальной «Энциклопедии средневековых хроник» [22:45] предположил, что Ардон, как и Бенедикт, имевший связи с королевским двором, мог в данном случае подразумевать «Анналы королевства франков». Однако более вероятно, что агиограф просто использует архаичное слово, чтобы охарактеризовать старинный обычай. Весьма вероятно в данном случае и влияние уже процитированного места из «Этимологий» Исидора Севильского, ср. его замечание о том, «что все достойные памяти [события] мирного и военного времени, на море и на земле заносятся в записки (соттеПаш) погодично и именуются анналами». Еще одно хрестоматийное упоминание анналов автором каролингского времени принадлежит Валафриду Страбону, который так характеризует посвященное императору Людовику Благочестивому сочинение Тегана: «Теган, родом франк, хорепископ Трирской церкви создал это сочиненьице в роде анналов, кратко и более правдиво, чем изящно» [23:405А]. Этот краткий пассаж тоже вызывает немало вопросов. Ведь в сочинении Тегана практически нет абсолютных датировок. В рукописи также нет разбиения на годовые блоки, все идет сплошным текстом. При этом для Тегана действительно характерна хронологическая последовательность изложения, по годам правления императора. Возможно, Валафрид имплицитно противопоставляет сочинение Тегана написанному по всем канонам античной биографии труду Эйн-харда. Отдельного внимания заслуживает использованное Ва-лафридом выражение «в роде анналов» (т шогеш аппаПит), которое встречается и в уже знакомом нам пассаже из «Диалога об ораторах» Тацита. Сочинения Тацита в средневековой Европе были большой редкостью, но мы знаем, что в библиотеке Фульды, монастыря, где жил Валафрид Страбон, некоторые из них (а именно, «Германия» и «Анналы») имелись. Вполне вероятно, что Валафрид читал и «Диалог об ораторах», откуда заимствовал пренебрежительную характеристику анналов. Других примеров использования выражения «in morem annalium» античными и средневековыми авторами я найти не смог. Итак, и Ардон, и Валафрид, говоря об «анналах», вероятнее всего воспроизводят античную традицию. Мы не можем определить, имеют ли в виду они при этом какую-то специфическую форму историопи-сания.
Более важный, на первый взгляд, материал для понимания содержания понятия «анналистика» в каролингскую эпоху дают библиотечные каталоги того времени. Так, в созданном в середине IX в. перечне книг библиотеки аббатства Лорш мы встречаем 3 кодекса, в характеристике которых упоминаются «анналы»: 1) vita sancti Cuthberti. et regula sancti Benedicti. et annalis. in uno códice (в разделе трудов Беды Достопочтенного); 2) liber annalis (неуточненного содержания); 3) de ^rsu lunae. item regula sancti Benedicti et adunatio Rigbodoni episcopi et hymni et annalis. in uno codice [24: 100, 111, 115]. «Liber annalis» фигурирует и в каталоге конца XV в. из Фульды (раннесредневековые фуль-дские каталоги сохранились лишь фрагментарно [25:414]). Увы, содержание этих кодексов известно и не имеет никакого отношения к привычной нам анналистике. Под «liber annalis» (буквально «годовая книга») каролингские авторы, вслед за Бедой Достопочтенным, понимали литургический календарь [26:360] либо (согласно альтернативной точке зрения Р. Коррадини), мемориальный сборник более широкого состава, включавший, помимо календаря, некролог (синодик умерших), мартиролог и разного рода компутистические записи (связанные c вычислениями Пасхи и др. церковных праздников) [27:302].
Вместе с тем, по крайней мере иногда каролингские авторы все же называли «анналами» и те тексты, которым дают это наименование и современные исследователи. Самый показательный пример содержится в письме (866 г.) архиепископа Реймсского Гинкмара архиепископу Сансскому Эгилону об обвинённом в ереси Готшальке. Гинкмар пишет, что сведения о деятельности Готшалька Пруденций, епископ Труа (умер в 861 г.), внес под 859 годом от Рождества Христова в «аннал нашего королевства, которые составил» (in annali gestorum nostrorum regum, quae composuit). Далее Гинкмар отмечает, что упомянутый «аннал» содержался в рукописи, которую король Карл Лысый в присутствии Эгилона передал на хранение Гинкмару (Ipsum autem annale, quod dico, rex habet, et ipse est ille liber, quem coram uobis in ecclesia, ubi uos nobis commendauit, coram uobis ab illo mihi praestitum ei reddidi [28:196]). В данном случае мы можем однозначно сказать, что имеются в виду так называемые «Сен-Бертенские анналы» (Annales Bertiniani), ведение которых перешло от Пруденция к Гинкмару в 861 г. [29:7-11]. Гинкмар ссылается на «королевский аннал» (sicut in annali regum scriptum habemus) также, говоря о смерти Пиппина Короткого и восшествии на престол его сыновей, в заметке об истории виллы Нейи-Сен-Фрон (издавший этот текст Х. Mордек отмечает параллели с приписываемой Эйнхарду переработанной версией «Анналов королевства франков» [30: 102]). В то же время, Гинкмар не был вполне последователен в использовании понятия «аннал». Так, в так называемом «Третьем трактате о предопределении» (написан в 860 г.) он ссылается на запись под 835 г. в «годовой истории господина императора Людовика» (an-nalem domini Ludovici historiam [31:391A]. Таким образом, здесь в качестве родовой характеристики использовано слово «historia». Необходимо также отметить, что понятие «хроника» или какие-либо производные от него Гинкмар, насколько я смог установить, не использует. Создается впечатление, что обозначение погодных записей, как «анналов» осталось личной особенностью стиля Гинкмара и даже в реймсской исторической традиции не получило распространения. Так, живший в 1-й половине Х в. реймсский каноник Флодоард не называл свое исто-
рическое сочинение анналами, это название впервые появляется в издании того же Г. Пертца (18З9 г.). В рукописях Флодоарда встречаются варианты заглавия «Gesta Francorum» (в рукописи конца Х в. Paris, BNF lat. 9768) и «Cronica Flodoardi, presbiteri, de gestis Normannorum» (в рукописях XI в. Vatican, Reg. lat. 6ЗЗ и Paris, BNF lat. 5354).
Определенный рост интереса у средневековых историков к понятию «анналы» мы встречаем в XII в., вероятно, в связи с происходившей в то время рецепцией «Аттических ночей» Авла Геллия. Так, уже знакомые нам рассуждения Геллия о разнице между «историей» и «анналами» цитирует декан лондонского собора Св. Павла Ральф Дицето (рубеж XII-XIII вв.) в предисловии к своим «Сокращениям хроник» (Abbreviationes chronicarum [33:15]). Примечательно, что в З рукописях (London, British Library, MS. Cotton Faustina A.viii, fols. 70r - 79r; Cambridge, Corpus Christi College, MS. 59, fols. 149v - 158r; Valenciennes, Bibliothèque municipale, MS 792 (olim 589), fols. 231r -237v) среди так называемых «малых сочинений» (opuscula) Ральфа содержится компиляция, озаглавленная «Annales de ges-tis britonum de gestis saxonum de gestis danorum. de gestis normannorum» - самый ранний известный мне пример использования слова «annales» в заглавии исторического сочинения в Англии. При этом, однако, текст этой компиляции организован не по-годно, а по правлениям королей, то есть с точки зрения современных исследователей не относится к анналистике1. Вполне вероятно, что с книгой Геллия был знаком также современник и соотечественник Ральфа Дицето, Гервазий, монах кафедрального приората Кентербери, который в прологе к своей «Хронике» предпринял одну из самых известных в Средние века попыток обозначить разницу между различными формами исторических сочинений:
https ://parker. Stanford. edu/parker/catalo g/xj 416ct0118
Славные и достойные подражания примеры святых и православных отцов содержатся в историях и анналах, которые иначе именуются хрониками. В них усердно ищущий найдет много примеров праведной жизни, через которую человеческое невежество выводится из тьмы и наставляется для достижения блага. В чем-то у историков и хронистов одно намерение и материал, но разнятся способ рассказа и форма. Цель у обоих одна и та же, поскольку и те, и другие стремятся к истине. Форма же различна, поскольку историк растекается пространно и изящно, хронист же следует просто и кратко. Историк допускает «слова двухаршинные пышного строя» (Гораций. О поэтическом искусстве, 97), а хронист «сочиняет пастуший напев на тонкой свирели» (Вергилий. Буколики. Эклога I. 2). Историк «восседает среди возвышенных ораторов, роняющих напыщенные словеса» (Иоанн Солсберийский. Поликратик. Предисловие), хронист же ютится у входа в лачугу нищего Амикла (ср. Лукан. Фарсалия. V. 510слл.), чтобы не сражаться даже за нищенский кров. Долг историка - утверждать истину, ублажать слушателей или читателей сладкими и красноречивыми словами, правдиво излагать деяния, нравы и жизнь тех, кого он описывает, и не сообщать ничего кроме того, что, согласно разуму, относится к истории. Хронист же подсчитывает годы от Воплощения Господа, месяцы годов и календы, а также кратко сообщает деяния королей и князей, которые в них случились, сохраняет для памяти события, знамения и чудеса. Впрочем, многие, писавшие хроники или анналы, выходили за положенные им рамки, поскольку желали «расширить хранилища свои и увеличить воскрилия одежд своих» (ср. Мф. 23.5). Ибо они, намереваясь составить хронику, начинали писать как историки и то, о чем следовало написать кратко и скромным стилем, они стремились утяжелить напыщенными словесами [34:87-88].
Нужно отметить, что Гервазий сразу же определяет «хроники» и «анналы» как синонимы и в дальнейшем уже противопоставляет их написанным в соответствии с нормами риторики
«историям». При этом, в отличие от Цицерона или Тацита, кен-терберийский монах неявно, но достаточно однозначно намекает на моральную предпочтительность безыскусного хрониста перед напыщенным историком. Вместе с тем, по остроумному наблюдению П. Хэйуорда, Гервазий использует для этого как раз те риторические стратегии, которые как будто осуждает [35:55-60]. Думается, Хэйуорд прав, рассматривая пролог Герва-зия не как академическое упражнение на тему литературных жанров, а как скрытую полемику, связанную с характерными для Англии конца XII в. конфликтами между монахами-бенедиктинцами и другими группами духовенства (секулярны-ми клириками, представителями «новых» монашеских орденов). Сочинения Гервазия, насколько мы можем судить по их рукописной традиции, были практически неизвестны вне Кентербери, но сам принцип обозначения разных форм погодных записей как хроник получил в классическое и позднее Средневековье широкое распространение. Например, в предисловии к так называемым «Вустерским анналам» (в действительности, вероятно, написано монахом кафедрального приората Уинчестера), сохранившемся в двух рукописях XIII в., так описан принцип написания хроники:
Полагая, что по многим причинам хроники необходимы для религии, мы для вас сделали извлечения из ветхих свитков и находившихся в небрежении брошюр, как бы собрав остатки со стола Господа, чтобы они не пропали2. Ибо не подобает, чтобы грубая и некультурная латынь причиняла урон вашему искушенному уху, привыкшему в писаниях больше уделять внимания смыслу, чем словам, и заботиться о плодах больше, чем о листьях. Не удивительно, что когда книга ежегодно пополняется и потому составляется разными людьми, то порой попадает в руки тому, кто допускает варваризм. Потому пусть вы всегда
следите, чтобы в конце книги были листы, на которых свинцовым карандашом отмечали бы кончины знаменитых мужей и все, что вы услышите, достопамятного о делах в королевстве. В конце же года отнюдь не любой желающий, но тот, кому это поручат, пусть запишет кратко и сжато в конце книги все, что посчитает наиболее истинным и достойным знания потомками. Сделав же это, пусть удалит старые листы и вставит новые [36:355].
Нетрудно заметить, что слово «анналы» здесь вовсе не встречается, однако многие исследователи приводили этот текст, как уникальное свидетельство о методах работы средневековых анналистов (см. например [37:235]) и даже экстраполировали на памятники каролингского времени [38:30]. В действительности же перед нами в лучшем случае - описание практики, принятой в одном монастыре в XIII в., а возможно, что и вовсе идеальная модель того, как должно быть организовано ведение исторических записей, не осуществленная в реальности.
Новая волна популярности слова «annales» в Европе наступила в эпоху Возрождения и вновь была связана со вниманием к «Аттическим ночам» Авла Геллия, хорошо знакомым ученым-гуманистам. В этот период окончательно сформировалось представление об «анналах» как о синониме «хроники», отраженное, в частности, в известном глоссарии латинского языка итальянского филолога Амброджо Калепино (1502 г.): «Chronica, -orum, generis neu. non chronica, -cae, ut indocti usurpant, latine temporalia dicuntur, proprie annales& (&Chronica, -orum, средний род, а не "chronica, -cae", как говорят невежды, по латыни значит «времена» или, точнее говоря, «анналы»)» [22:275]. Лишь в XIX в., вероятнее всего, под влиянием Г. Пертца и других издателей MGH, под анналами начинают понимать особую, отличную от хроник, разновидность исторических текстов. При этом сами принципы этих издателей далеко не всегда отличались последовательностью [12:1-2].
Итак, разделение на хроники и анналы не находит оснований в практике словоупотребления авторов Античности, Средних веков и Нового времени. Но ведь исследователи вправе и самостоятельно вводить понятия и классификации, когда это оправдано их целями и задачами. Попробуем взглянуть на сами тексты, которые ныне принято относить к средневековой анна-листике, и решить, насколько уместно объединять их как особую форму историописания.
Прежде всего, нужно отметить, что тексты, в современных изданиях обозначаемые, как анналы, в средневековых рукописях практически никогда не имеют заголовках. В некоторых случаях, кроме того, публикаторская практика XIX-XX в. полностью скрадывает реальный характер материала в рукописи. Возьмем, например, так называемые «Кратчайшие питербо-роские анналы» (Annales Petroburgenses brevissimi), опубликованные в 1879 г. Ф. Либерманом в сборник «Неизданные англонормандские исторические источники» [39:13-14]. В издании Либермана они выглядят абсолютно так же, как и любые другие средневековые погодные записи (см. Илл. 1): выстроенные в столбик года (в публикации записаны арабскими цифрами), напротив каждого из которых, с нового абзаца, помещено то или иное известие.
: 110? Ernnlfus prior &) eligitur abbas &).
Иллюстрация 1
В рукописи (London, British Library, MS. Harley 3667, fols. 1r/v, начало XII в., из аббатства Питерборо в графстве Кембриджшир) все выглядит иначе.
f & „.........
V1 Vtti^ûp»- ùtt^A^rj .VMH Vtl Nil kt& Af*. tl
wme Ле
Ôc>ababA trjtni.
ÔÎUJulPWnty*.
in? WL. y hyâmwfjt
СП с Jt ...
Я С. ,-MI >J
&5T с .«in
m с ,VM >nti
[НУ 5 c.nvt I S- lS C.XVll
* 07 С ДХП
! 5) с *vtt с \эст ДОСфеии ¿7 c.vw
fec-wcvt
it ni ttti
»&VWt 111
Уасч
P&&W«I » I
|nctv№ vi : wn ¿vu h;---- vil Ijppttn 1
ai cwejr йсюс* VU!
i^-^ftl t* y
OICÏÏWI OlrtjMtn
&■Ve .pan
^CyoTN ÏUl 1 lit
Vi 1 К >< VII VIII
Г« & ne
m 1 je 1
un 1 -ti
S VI 1 jat .
vu . 1- .и« , .«m
¿1111 ,4VI |
V ,W" vi -evni
Il Vlll Willi
Il m I 11
ji Villi 1 1
. V, ftvi» 1111 j V
I it ■Vil
»11 Vlll
I VI J» &1
Villi) .Vil ÛÇf tu k iff ,4JV
Ajpr _XJ>Î& t «Ш .W il&
ШарГ
hl& A^t* jttt IL АрИ
«"¿j Kitk лд> -w
vm kt Aft- >itit Aft^ лм
lftNiÇ, ApiL jVWuk«P. 4VI
»Ut iipr
,« ki «ft- ki&dpf ,wt Ifl л ;
tltltt» Atlf ltl 1Л Aft*
tlt kl& AfV 1IIN /VsMtl
» àft* ,*S»7 kf Aft* ru к ар* rwti
if 01дл ЛИ лхпл* ,V4itlV
ixhts л pi- .Wi kfùi .wti
AJ>ttlri VtltAff-.y UP «в/ L aM*1 VM
Иллюстрация 2
Основное пространство листа занимает пасхальная таблица (которую Либерман полностью опускает), сами «анналы» представляют собой маргиналии, частично втиснутые на боковом поле, частично - на верхнем поле и связанные с годами
(обозначены римскими цифрами) в пасхальной таблице с помощью особых условных значков. Подобная организация пространства страницы характерна практически для всех так называемых «пасхальных анналов», включая и самый ранний известный их пример - в рукописи, созданной в Северной Англии (Нортумбрии, возможно, в монастыре Вирмут - Ярроу) в середине VIII в., а затем перевезенной в немецкий монастырь Фуль-да (от нее сохранились лишь фрагменты, ныне Münster in Westfalen, Staatsarchiv, MSC 1.243, 1-12r). По этому англосакон-скому образцу в Фульде в конце VIII в. была изготовлена уже собственная рукопись пасхальных таблиц с историческими заметками (позднее перевезена в Регенсбург, ныне рукопись Munich, Bayerische Staatsbibliothek, Clm 14641). К этой же группе манускриптов, подробно проанализированной Рихардом Коррадини [27] и Джоан Стори [32], относятся рукописи начала IX в. из Сент-Амана и Вероны, 1-й четверти IX в. из Фульды, 2 манускрипта 2-й четверти IX в. из Осера. Основное их содержание составляют различные тексты, связанные с церковными вычислениями (так называемая компутистика) и богослужением. Некоторые из этих и аналогичных по содержанию рукописей, по предположению Коррадини, могли предназначаться для обучения молодых монахов основам компутистики.
Заметки исторического содержания в ранний период делались на полях не только пасхальных таблиц, но и в литургических календарях, мартирологах, некрологах, копиях трактата Беды «О временах». Например, к этому типу принадлежат записи в календаре из рукописи англосаксонского миссионера, «апостола фризов» Виллиброрда (ныне Paris, BN lat. 10837, fols. 3441, 44). В частности, на листе 39об там имеется запись, сделанная в 728 г., вероятно, самим Виллибрордом, и перечисляющая ключевые события его миссии (в 690 г. от Рождества Христова приехал во Франкию, в 695 г. был рукоположен в епископа, в «нынешний» 728 г. счастливо продолжает свои труды): «In nomine domini clemens uuillibrordus anno sexcentessimo nonagessimo
ab incarnatione christi uen \i/ ebat ultra mare in francea et in dei nomine anno sexcentessimo nonagessimo quinto ab incarnatione domini quamuis indignus fuit ordinatus in romae episcopus ab apostolico uiro domno sergio papa. nunc uero in dei nomine agens annum septen \gen/ tessimum uigessimum octauum ab incarnatione domini nostri iesu christi in dei nomine feliciter» [40:13]. При этом в содержащихся в той же рукописи пасхальных таблицах исторических заметок нет, лишь крестик напротив 717 года, возможно, указывает на дату создания таблицы. В сборнике сочинений Ал-куина (написан в Санкт-Галлене в начале IX в., ныне рукопись St. Gallen. Stiftsbibl. Cod. 272. P. 2453) в конце кодекса помещена историческая заметка, датированная 806 г. о разделе 7 февраля 806 г. королевства между сыновьями Карла и о том, что в тот же год писец завершил эту рукопись. Возможно, к тому же типу принадлежат и исторические заметки после окончания «Церковной истории народа англов» Беды Достопочтенного в «Рукописи Мура» (о них см. [11: 589]). Интересен пример Фульды, где в виде погодных записей (а не календаря) были организованы перечни умерших монахов (так называемые «Annales necrologici», см. о них [27: 298-299]). Эти примеры подтверждают сомнения А.И. Сидорова относительно того, можно ли считать заметки в пасхальных таблицах особой формой историопи-сания [42:28].
Одновременно с «пасхальными анналами», уже с IX в., в рукописях встречаются и краткие анналы без привязки к пасхальным таблиц?
