ПРОБЛЕМА РЕГУЛИРОВАНИЯ ЭКОНОМИКИ АНТИБОЛЬШЕВИСТСКИМИ ПРАВИТЕЛЬСТВАМИ СИБИРИ В РОССИЙСКОЙ ИСТОРИКО-ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ 1920-х гг.

А.Г. Алексеев

ПРОБЛЕМА РЕГУЛИРОВАНИЯ ЭКОНОМИКИ АНТИБОЛЬШЕВИСТСКИМИ ПРАВИТЕЛЬСТВАМИ СИБИРИ В РОССИЙСКОЙ ИСТОРИКО-ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ 1920-х гг.

Изучение экономических факторов, определивших ход Гражданской войны и победу большевистского режима над белыми военными диктатурами, изучение опыта мобилизации хозяйственных ресурсов занимаемой территории и регулирования экономической жизни стало в последние годы одним из самых важных и перспективных направлений.1 При этом, даже расширяя источниковую базу за счет неиспользованных материалов периодической печати и архивных документов, даже применяя новые методы исследования и опираясь на современные теории исторического развития, крайне важно, на наш взгляд, учитывать опыт и результаты работы предшествующих поколений отечественных исследователей. Особенно интересны в этом плане работы историков и экономистов 192 0-х гг.

Прежде чем приступить к их анализу, необходимо охарактеризовать тот период общественной и интеллектуальной жизни страны, в рамках которого она была создана. Начавшийся в 1917 г. и продолжавшийся до 1929 г., он был по-своему уникальным. В стране произошел переход от «пролетарской демократии» к диктатуре одной партии, ею была монополизирована не только власть, но и идеология, активными темпами создавался аппарат контроля за интеллектуальной и творческой деятельностью. И при этом, на том коротком отрезке времени, многие представители российской науки и культуры продолжали заниматься исследовательской и творческой деятельностью, не подгоняя плоды своего труда под новые идеологические догмы и под ярлыки большевистского агитпропа.

К феномену этого драматического периода в истории российской интеллигенции обращались многие отечественные исследователи. О.М. Медушевская отмечала, что в 1917 - 1921 гг. стал очевиден масштаб начавшихся сдвигов в структурах мировой цивилизации, когда предощущавшиеся ранее конец эволюционного этапа и вхождение в эпоху катастрофических изменений стали уже реальностью, но возможность выражать свои идеи в печатных трудах еще существовала.2 Это наблюдение историка относилось главным образом к носителям русской гуманитарной культуры - историкам, социологам, философам.

Творческая свобода для русских экономистов и историков экономики существовала несколько дольше. Советское руководство на определенном этапе относилось к представителям «старой» школы вполне либерально, создавая им необходимые условия для научной деятельности. При Наркомате финансов, возглавлявшимся в те годы Г.Я. Сокольниковым, активно действовал Конъюнктурный институт, в котором трудились выдающие ученые Н.Д. Кондратьев, Л.Н.

Юровский, А.И. Слуцкий и другие.

Существование интеллектуально независимого коллектива обуславливалось внутриполитическими причинами. Прежде всего

руководящими позициями в партийно-государственной системе и относительно рыночными взглядами Н.И. Бухарина, А.И. Рыкова и М.П. Томского, их приверженностью к рыночным, научно обоснованным, методам решения экономических проблем, стоявших перед страной, а не к методам административным и насильственным, опробованным в период военного коммунизма. Это оказывало сильное влияние на экономические и историко-экономические исследования тех лет.

Работы по истории российской экономики, написанные в 1920-е гг., отличались еще одной характерной чертой - особым отношением авторов к объекту исследования, их гражданской и

интеллектуальной позицией. Воспитанные на классических образцах мировых экономических школ и учений, русские ученые не могли не понимать истинный смысл происходивших в хозяйстве страны изменений и преобразований. Революционная ломка народного хозяйства России, разрушение земельных отношений, проведение в жизнь прочих «социалистических» преобразований, неизбежно влекли за собой экономический кризис и нарастание отставания страны от общего хода цивилизационного развития в мире. Эти последствия были легко предсказуемы, но авторы экономических исследований того периода, не акцентируя внимания на катастрофических последствиях «советизации» экономики, стремились искать пути ее совершенствования и модернизации. Понимая, что советская экономика не похожа ни на что известное до сих пор, что она мало эффективна и не учитывает объективных законов развития народного хозяйства и общества в целом, они как истинные ученые не могли отстраниться от попыток улучшить положение вещей, изыскать пути совершенствования этой неудачной экономической машины. Вероятно, определяющую роль здесь играла гражданская позиция ученых, чья интеллектуальная деятельность не являлась абстрактно-научной, а была нацелена на помощь своей стране в тех тяжелейших условиях, в которых она оказалась в результате революции и Гражданской войны.

Наконец, важнейшей чертой экономических работ того времени было обращение к недавнему историческому прошлому: именно в экономических процессах, протекавших в России во время мировой и Гражданской войн, в опыте экономической политики, проводившейся самыми разными властями, существовавшими на территории России в 1917 - 1920 гг., в успехе или неуспехе их попыток мобилизовать хозяйственные ресурсы занимаемой территории на нужды войны

экономисты искали решения острейших хозяйственных проблем, стоявших перед страной в 192 0-е гг. Именно поэтому в потоке экономической литературы столь большое место занимали историкоэкономические исследования, в которых изучался прежде всего период Гражданской войны, ибо в ходе нее не только воевали друг с другом армии белых и красных, но и противостояли друг другу военный коммунизм большевиков и «свобода торговли» антибольшевистских военных диктатур.4

Первой работой, в которой были затронуты вопросы экономики и экономической политики антибольшевистских властей в период Гражданской войны на востоке России, стала опубликованная в 1919 г. брошюра В. Виленского-Сибирякова «Что принес Колчак сибирским рабочим и крестьянам».

Изданная на низкосортной дешевой бумаге объемом в 32 страницы, брошюра написана Виленским-Сибиряковым в особом, псевдонародном, стиле. В несколько комичной манере, подражающей простонародному говору, он попытался объяснить «простому» читателю основные этапы возникновения контрреволюционного движения на Востоке страны: «Много бывших царских генералов да адмиралов бежало на Дон к атаману Каледину, на Украину к атаману Скоропадскому, а самые трусливые, те бежали еще дальше - в Китай и Японию. Только там они опомнились, только там они почувствовали себя вне опасности и стали оглядывать друг друга и считать, сколько их тут собралось».6 И далее автор популярным языком изложил основные проблемы, стоявшие перед сибирской экономикой: «Привезут крестьяне зерно в город, - цену дают как будто хорошую, да деньги-то только плохие, какие-то купоны, акции, облигации, казначейские обязательства, словом, не поймешь, чего и дают, а потом оказывается, что купоны фальшивые, а за казначейские обязательства никаких товаров купить нельзя». Разъяснялись и некоторые шаги правительства Колчака в области денежного обращения: «Можно было еще верить двадцаткам и сороковкам, но и тут Колчак штуку сыграл, - выпустил закон, что деньги эти ходу иметь не будут, и что половину из них можно получить в обмен купонами, а другая половина будет зачислена займом в пользу Колчака сроком на двадцать лет».7

Здесь автор имел в виду попытку ослабить инфляционное давление на денежный рынок, предпринятую правительством А.В. Колчака в мае - июне 1919 г., когда специальным законом были изъяты из обращения «керенки» достоинством 2 0 и 4 0 рублей.

Однако желаемого эффекта эта мера не принесла, и рубль продолжил свое падение, ослабленный еще более потерей доверия к национальной валюте.8 Иногда, как в приведенной выше цитате, ученый-экономист берет у автора верх над политическим агитатором. Маловероятно, что «простой» читатель брошюры смог правильно осмыслить формулировку «зачислить займом».

Вместе с тем это издание является уникальным. В. Виленский-Сибиряков предпринял едва ли не первую попытку

политэкономического «ликбеза» для наименее образованной части населения. Впервые экономические аспекты Гражданской войны в

Сибири и на Дальнем Востоке стали предметом исследования с целью агитации и пропаганды.

В том же 1919 г. и позже автор не раз возвращался к исследованию экономических и геополитических проблем Дальневосточного и Сибирского регионов, но эти работы носили уже иной, научный характер, и затрагивали самый широкий спектр социально-экономических и политических вопросов, стоявших перед Советским государством на Дальнем Востоке.9

Анализ состояния железнодорожной сети России накануне и в годы Гражданской войны, в том числе и на востоке страны, был проведен в работе В. Клеменчича.10 На основе большого количества статистической информации, автор делает вывод о том, что к началу Гражданской войны железнодорожное хозяйство страны уже находилось в состоянии упадка, вызванного перенапряжением имевшихся ресурсов и мощностей, отсутствием должного сервиса подвижного состава, массовой миграцией населения и варварским отношением со стороны последнего к имуществу железных дорог. Иллюстрируя последний довод, автор писал: «Мешочники сотнями являлись на хлебные станции, переполняли все поезда. Приходилось для уборки их высылать порожние поезда, т.к. иначе ни одного поезда отправить было невозможно: переполнение вагонов мешочниками было так велико, что проседали рессоры, и вагоны нельзя было передвинуть. Чтобы попасть в пассажирский переполненный вагон, без стеснения разбивали окна, и вагоны замерзали». 11

Особый вред подвижному составу, по мнению автора, принесло отступление колчаковских войск, когда наступавшим частям Красной армии достались ленты замороженных поездов - до 4 00 составов.12

Работа содержит большое количество статистической информации, позволяющей анализировать состояние транспортного хозяйства страны в период Гражданской войны. Автором прослежена динамика старения и «заболевания» подвижного состава российских железных дорог за 1917 - 1920 гг. Так, по его утверждению, процент «больных» паровозов, составлявший в ноябре 1917 г. 27,4 %, через год составил уже 45,5 %, а к ноябрю 1919 г. достиг 53,7 %.13 Приводит автор и интересные сведения о своеобразном прифронтовом «обмене», имевшем место при смещении фронта в ту или другую сторону: при отступлении терялись паровозы, при наступлении - захватывались. При этом в начале отступления в первую очередь оставлялись паровозы «больные», что понижало общий процент неисправных паровозов в подвижном составе по отношению к оставшемуся числу. Соответственно, крупное наступление сопровождалось захватом большого количества неисправных паровозов, оставленных противником. В результате складывалась ситуация, при которой с нарастающей скоростью прогрессировали старение и выход из строя в ходе военных действий оборудования и подвижного состава железных дорог в прифронтовых областях. Если же иметь в виду, что Гражданская война в Сибири велась, фактически, вдоль железнодорожных магистралей, «на колесах»14, можно сделать вывод, что развал

железнодорожного хозяйства региона самым серьезным образом сказывался на военных успехах белых армий.

К этому же выводу, заметим, пришел и военный министр колчаковского правительства генерал А. Будберг, уделивший в своем дневнике большое внимание состоянию железных дорог и порядкам, царившим на них в то время, и показавший, сколь пагубно отразилась на боеспособности армии разруха на железных дорогах.15

Исследование В. Клеменчича открыло новый аспект в изучение экономической проблематики истории Гражданской войны, предоставив возможность изучать железнодорожную сеть Сибири в тесном взаимодействии с другими секторами экономики.

Роли иностранного капитала в экономике Сибири посвящено исследование А. Шиши.16 Российский экономист изучил историю проникновения в Сибирь и на Дальний Восток страны иностранного капитала, попытался оценить роль и значение иностранного капитала для развития экономики Сибири, наметил основные пути, по которым Советское государство могло бы и далее сотрудничать в области инвестиций с развитыми мировыми державами. Исследование охватывает период с конца XIX в. по 1917 г. Подробно остановившись на анализе условий, в которых приходилось проводить свою деятельность иностранным компаниям, автор раскрыл характерные особенности интеграции иностранного капитала в хозяйственную жизнь Сибири, какими они сложились к началу Гражданской войны. Тем самым он создал необходимую основу для понимания роли иностранного капитала в экономике территорий, занятых белыми.

Так, А. Шиша описывает становление сибирского маслоделия, в развитии которого роль иностранного капитала была особенно велика. В начале своей деятельности некоторые иностранные фирмы сами открывали в селах и крупных деревнях маслодельные и сыроваренные заводы, ставя в них в качестве руководителей привезенных из-за границы специалистов. Постепенно, с увеличением количества и повышением качества производимого масла, все более начала возрастать роль экспортных его поставок. Переход к производству экспортного масла сразу расширил рамки местного молочного производства, способствуя экономическому благосостоянию крестьян. В результате фирмы начали отказываться от эксплуатации собственных заводов, передавая их или частным лицам, или крестьянским обществам, организовавшимся в маслодельные артели.17

За несколько лет производства сибирское сливочное масло завоевало на международном рынке устойчивый авторитет, конкурируя с лучшими сортами, производившимися в Дании и Голландии. Автор приводит случаи подделки сибирского масла голландскими предпринимателями, когда российский продукт продавался под видом голландского, а некачественное масло выдавалось за сибирское с целью подрыва торговой марки последнего и вытеснения с рынка сильного конкурента.18

О быстром экономическом «взрослении» и авторитете, приобретенном выходцами из таких «совместных предприятий»,

свидетельствует интересный документ - уже упомянутый выше проект создания в Сибири Эмиссионного банка, подготовленный директором Союза сибирских маслодельных экспортных объединений, включавшего в себя 3 000 кооперативных обществ в Восточной Сибири, И. Окулича.19 Выход представителя маслодельных объединений на столь высокий уровень, позволивший ему участвовать в обсуждении экономической политики Временного Сибирского правительства, является показателем веса и значения этой отрасли промышленности для развития хозяйства региона. Если же согласиться с версией С.С. Ипполитова, утверждающего, что за появлением проектов создания на территории Сибири эмиссионных банков, поддержанных крупными представителями торгового и промышленного капитала, стояли иностранные банки20, то напрашивается вывод о высокой степени взаимной интеграции российского и иностранного капиталов, имевшей место на востоке страны накануне и в период Гражданской войны.

Анализирует А. Шиша и роль иностранного капитала в снабжении сибирской деревни орудиями сельскохозяйственного производства. В Сибири появился целый ряд фирм, по преимуществу американских, занявшихся исключительно сбытом

сельскохозяйственных машин, орудий, запасных частей и т.д. Дело распространения среди сибирского крестьянства орудий труда осуществлялось иностранными фирмами на широкой основе. В деревни было брошено огромное количество плакатов рекламного характера с изображением машин, способов их применения и т.д. В то же время, подчеркивает автор, иностранные фирмы, торговавшие в Сибири машинами и оборудованием, не занимались экспортом из России сырья или товаров.

В 1910 г. появились первые признаки, свидетельствовавшие о попытках иностранного, особенно американского, капитала монополизировать рынок сельскохозяйственных машин в Сибири. В этом году американской компанией была создана Международная компания жатвенных машин в России, объединившая несколько американских заводов. В ее цели входила переориентация российского рыка исключительно на американскую продукцию, что достигалось продуманной кредитной политикой, дававшей возможность крестьянам получать рассрочку на приобретаемые машины. Применялись американцами и недобросовестные методы конкуренции. Так, американская техника конструировалась таким образом, что через определенные промежутки времени некоторые части машин выходили из строя, и должны были заменяться новыми. Продавая сами машины по сравнительно невысокой цене, американцы получали огромные прибыли на торговле запасными частями.21

Анализируя ситуацию с экспортом из Сибири, автор подробно остановился на рассмотрении причин, мешавших сибирским предпринимателям и крестьянам самостоятельно проводить активную внешнюю торговлю и прибегать к услугам иностранных посредников. Среди таких причин он называет слабую организованность российского производителя, несоответствие товаров международным требованиям, наличие у иностранных перекупщиков широкого кредита в банковских учреждениях. В числе специфических российских

причин, препятствовавших развитию собственной внешней торговли, автор назвал и «безалаберность». 22

Подводя итог своего исследования, А. Шиша высказал надежду, характерную для российских экономистов, рассуждавших о будущем экономики страны в первой половине 1920-х гг. Эти надежды основывались на рассуждениях ученых по поводу новой роли государства в регулировании экономической жизни и доброй воли последнего к поддержанию тех «здоровых элементов» хозяйственного механизма, которые еще остались живы в Советской России, или могли появиться при политической воле руководства. Ученые-экономисты, профессионалы экономической науки, продолжавшие заниматься научной деятельностью, сохраняли святое заблуждение об экономической целесообразности, которой должна быть подчинена деятельность любого правительства. Поэтому и заключительным рассуждением А. Шиши стало рассуждение о тех путях и способах, которыми можно было вернуть иностранный торговый и банковский капитал в сибирскую экономику: «Работа торгового и банковского капитала в России вообще, и в Сибири в частности, первоначально будет носить роль пробного шара для остальных крупных иностранных предпринимателей, которые, несомненно, с неослабным вниманием и интересом будут следить за тем, как протекает работа новых пионеров в неиспытанных еще условиях русской действительности. И только тогда, когда они увидят, что работа эта протекает в условиях существующего правопорядка под охраной закона, созданного годами революции, они поверят, что в России можно и должно работать, а поверивши - они вложат те средства и капиталы, какие нам так необходимы и каких мы пока не имеем». 23

Подчеркнем: исследование А. Шиши крайне важно для изучения экономической политики белых правительств Сибири. Столь углубленный анализ истории и особенностей проникновения иностранного капитала в сибирскую экономику помогает в изучении тех многовекторных противоречий и взаимовлияний, которыми была богата хозяйственная жизнь этого региона. Именно из глубокой интеграции иностранного капитала в экономику Сибири, из тех блестящих перспектив, которые ожидались западными и восточными предпринимателями от ускоренного хозяйственного развития страны, проистекают те драматические события, которые имели место в период Гражданской войны на финансовом рынке региона. Уходить с динамично развивавшегося рынка Сибири иностранные инвесторы не желали, оставались и вложенные в предприятия и концессии значительные средства, потеря которых была крайне болезненна. Именно поэтому Сибирь оказалась на пересечении стольких интересов, учитывать которые были вынуждены все антибольшевистские правительства, приходившие к власти в регионе.

Безусловно, одним из самых ярких трудов этого периода является исследование Р.Е. Вайсберга (Миссина).24 Появление этого труда также стало возможным лишь благодаря той атмосфере научного поиска, которая еще сохранялась в немногих учреждениях, призванных заниматься изучением и прогнозированием развития советской экономики. Монография Вайсберга вышла в свет в

издательстве Госплана СССР тиражом 5 тысяч экземпляров. Обязательный экземпляр издания поступил в библиотеку Социалистической академии; иными словами, книге изначально была определена долгая научная жизнь. На титульном листе, в правом верхнем углу над фамилией автора, стоит надпись: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!». Однако на этом социалистические идеи книги и заканчивались. Последующие 160 страниц сухого научного текста были посвящены изучению процессов, происходивших в стране в условиях «военного коммунизма». При этом автор уделил основное внимание скрытым закономерностям функционирования большевистской экономики и тем последствиям, которые возникли в результате разрушения товарно-денежных отношений в стране.

Строго говоря, экономическая политика антибольшевистских правительств в годы гражданской войны в монографии не исследуется, хотя автор большое внимание уделил именно 1918 -192 0 гг. Только на четырех страницах, набранных мелким шрифтом, перечислены денежные знаки, имевшие хождение на территориях, подконтрольных белым правительствам. Этот список приведен автором со ссылкой на «Архив русской революции» Г.В. Гессена, которому был высказан совершенно справедливый упрек в том, что «подробнейшие описания несущественных внешних признаков» не сопровождены сведениями о количестве обращавшихся денежных знаков и суррогатов.25 Сам Вайсберг предпринял попытку проанализировать объемы выпущенных за годы Гражданской войны на территориях антибольшевистских режимов денежных суррогатов (к сожалению, не давая определения, что именно он имеет в виду под этим определением: заменители денег, - боны, расписки и пр. -или же денежные знаки, не признанные в последствии Советской властью, что следует из контекста исследования). Автор перечислил имевшиеся у него сведения о «выпущенных денежных суррогатах», включив в список и пензенские боны, и сибирские рубли.26 Этот список, по признанию самого автора, включил в себя сведения о количестве лишь некоторой части денежных знаков, выпущенных в период Гражданской войны. Так, в список не вошли российские рубли, заказанные Временным правительством в Америке и после длительных переговоров переданные США Омскому правительству незадолго до его падения. Заметим попутно, что сведения об их количестве в настоящий момент доступны: они находятся, в частности, в фонде финансового агента в Вашингтоне С.А. Угета.27 Там же можно обнаружить сведения и об объемах снабжения правительства А.И. Деникина денежными знаками.28

Наиболее ценное в монографии Вайсберга - методы исследования экономических процессов, характерных для «ненормальной» экономики в условиях кризиса, или мобилизационной экономики. Кроме того, в ней существенное внимание уделено проблеме денежной эмиссии, проводившейся в годы Гражданской войны большевистским правительством. Огромный статистический материал, накопленный автором и отраженный им на страницах исследования, позволяет изучать денежный рынок страны не обособленными регионами, разделенными линиями фронтов, а представить себе некий единый организм, где роль эмиссионного

«сердца» выполнял советский денежный станок, гнавший потоки обесценивавшихся купюр в самые отдаленные районы страны. Как подчеркивали многие современники событий29, и о чем пишут некоторые современные авторы30, линия фронта не могла сдержать распространение денежной массы, которая переносилась спекулянтами, большевистскими агитаторами, захватывалась при наступлении или бросалась при отходе.

Историко-экономическая литература 1920-х гг., таким образом, позволяет при изучении механизмов функционирования экономик антибольшевистских правительств, при изучении их опыта мобилизации хозяйственных ресурсов подконтрольной территории на нужды войны получить ясное представление о процессах, протекавших в то же самое время в экономике советской. Декларированное различие хозяйственной жизни, отношений собственности и экономической политики у «красных» и у «белых» было не столь уж и велико. И те, и другие столкнулись в период Гражданской войны с одними и теми же проблемами, которые вынуждены были решать схожими методами. И тот факт, что антибольшевистские правительства вынуждены были считаться с интересами собственников самого различного масштаба, что не позволяло им осуществлять более решительные действия в деле перевода экономики на военные рельсы под жестким государственным регулированием, в значительнейшей, на наш взгляд, степени ускорило их поражение. Монография Вайсберга как раз и позволяет установить параллели между этими, казалось бы, несовместимыми экономическими системами, найти оптимальные подходы к их изучению.

Уже в предисловии к изданию, написанном И.А. Трахтенбергом, была сформулирована мысль о «ненормальности» хозяйства периода военного коммунизма. Автор предисловия констатировал, что, с точки зрения товарного хозяйства, военный коммунизм представляет

собой «патологию». Говоря о деградации, регрессе товарноденежного рынка страны, Трахтенберг отмечал, что «характерной чертой товарно-рыночных отношений того периода, поскольку таковые отношения сохранялись, являлась разобщенность и почти полная замкнутость отдельных местных рынков...», а «товарноденежное обращение возвратилось на превзойденную уже ступень

исторического развития». 32

Внешнеполитической ситуации в мире, предшествовавшей началу интервенции в Россию, ее экономическим истокам, а также исследованию последствий экономической блокады посвящена

монография Я.А. Иоффе. Этот труд в значительной степени является уникальным по количеству привлеченных иностранных источников. Особенность его состоит и в том, что автор в качестве основной причины начала интервенции и поддержки иностранными государствами антибольшевистских режимов на территории России называет именно экономические мотивы. Политические аспекты вопроса также рассматриваются, но носят, скорее, второстепенный характер. Я.А. Иоффе цитирует иностранную прессу того периода, именовавшую Сибирь «страной огромных возможностей» и утверждавшую, что только развитием своего

экспорта строевого леса Россия будет в состоянии оплатить большую часть своих военных долгов.34 Автор полагает, что «анализ интервенции приводит нас к заключению, что она в значительной степени "пахла нефтью", а сама Россия является для мирового капитала "экономическим полем битвы"».35

Анализируя с этих позиций экономическую политику антибольшевистских правительств, автор признает, что белые лидеры и правительственные чиновники полностью отдавали себе отчет в истинных целях иностранной помощи и тех перспективных задачах, которые ставили перед собой союзники. Автор цитирует доклад генерала Степанова генералу Алексееву от 17 сентября 1918 г., в котором говорилось: «В общем, все более выясняется, что союзники вступили в пределы России не ради спасения ее, а вернее ради собственных выгод. России никому не нужно. Установление у нас определенной твердой правительственной власти вредно для интересов господ союзников, желающих хозяйничать самостоятельно». 36

Рассматривая политику правительства Колчака, автор находит взаимосвязь в принятии политических решений с усилением экономического контроля и влияния союзников на регионы Сибири. Так, 16 января 1919 г. между Колчаком и генералами Ноксом и Жаненом была заключена конвенция, на основании которой Жанен становился начальником всех союзных частей, «действовавших на востоке России и Сибири к западу от Байкала». В пункте 7 этой конвенции было определено, что «в отношении материальной помощи, оказываемой союзными правительствами, все первоначальные требования, касающиеся заграничных поставок, будут разрабатываться по соглашению с генералом Ноксом и генералом Жаненом, с одной стороны, и русским военным министерством, с другой стороны, в целях составления одного общего согласованного

плана». 37

Нетрудно предсказать, чем должно было обернуться для сибирской экономики подобное соглашение. Весь рынок восточной Сибири фактически передавался в монопольное владение французскому капиталу, который получал право преимущественных поставок в регион всей необходимой промышленной продукции. Таким образом, меморандум 1919 г. закладывал законодательную основу для будущего экономического раздела Сибири. Опасность такого положения дел была очевидна многим деятелям правительства Колчака. Так, в записке министра путей сообщения Омского правительства от 27 марта 1919 г. председателю Совета министров указывалось, что за помощь, предоставляемую союзниками, «в будущей России будет хозяйничать иностранный капитал, который превратит ее в страну натурального хозяйства». 38 Однако зависимость Колчака от иностранных поставок и финансовой помощи не оставляла ему какой-либо альтернативы в проведении политики экономических уступок союзникам.

Вопросам денежного обращения на Дальнем Востоке в период Гражданской войны посвящено исследование К.П. Курселя и А.А. Лукасюка.39 Авторы отразили в своем труде основные приметы денежного обращения региона того периода: «Судьба всех этих

многочисленных и разнообразных бумажных знаков была весьма эфемерна: все они, сменяя друг друга и наводняя местный товарооборот, быстро теряли свою первоначальную, обычно очень слабую покупательную способность, выбрасывались из обращения и в огромном количестве оставались на руках у населения, которое взамен реальных ценностей и труда, отданных в обмен на эти бумажки, приобретало столько же богатое, сколько и горькое, познание печальных последствий расстроенного бумажно-денежного хозяйства». 40

К сожалению, довольно точное описание происходивших на денежном рынке региона событий не было сопровождено анализом тех макроэкономических и хозяйственных процессов, которыми они были вызваны. Авторы лишь констатировали внешние признаки происходивших экономических катаклизмов: «В зависимости от местных условий аннулированные жизнью бумажки уступали место или твердой иностранной валюте (мексиканские доллары, японские иены, американские доллары) в приграничной полосе, или натуральному товарообмену - в отдаленных от границ внутренних районах, или, наконец, даже российской звонкой монете, извлеченной населением из «кубышек», или выпущенной в обращение тем или иным местным правительством из попавших в данную местность во время политических неурядиц монетных запасов прежнего времени». 41

Таким образом, историко-экономическая литература 1920-х гг., хотя и не воссоздала полной картины состояния экономики Сибири и Дальнего Востока, не раскрыла во всех деталях механизма регулирования экономической жизни антибольшевистскими правительствами, заложила основы и выработала подходы к их изучению.

Примечания:

идеология, основы, режимы власти: Историографические очерки. М., 1998;

Карпенко С.В. Очерки истории Белого движения на юге России (1917 - 1920 гг.). М., 2002.

аграрном фронте. М., 1929; Иоффе Я. Организация интервенции и блокады

Советской республики, 1918 - 1920 гг.: Очерк. М.; Л., 1930; Нахимсон М., Борьба за рынки после мировой войны. М., 1934.

коммунизма»). М., 1925; Варга. Исчисление стоимости производства в

безденежном хозяйстве // Экономическая жизнь. М., 1920. № 269; Владимиров

М. Мешочничество и его социально-политические отражения. Харьков, 1920; Денежное обращение и кредит в России и за границей. Пг., 1922; Илимский Д. Кооперативные союзы Сибири, 1908 - 1918 гг. М., 1919; Кабо. Потребление городского населения. М., 1918; Каценелленбаум З.С. Обесценение рубля и

перспективы денежного обращения. М., 1918; Он же. Денежное обращение

России 1914 - 1924 гг. М.; Л. 1924; Клеменчич В.К. Итоги работы железных дорог за 3 года (1917 - 1920 гг.). М., 1920; Кондратьев Н.Д. Мировое хозяйство и его конъюнктуры во время и после войны. Вологда, 1922; Королев А.М. Сибирская молочная кооперация (прошлое и настоящее). М., 1926;

Курсель К.П., Лукасюк А.А. Денежное обращение на русском Дальнем Востоке с

III; Старков П. Переселение в Сибирь за время империалистической войны и революции (1914 - 1925 гг.) // Жизнь Сибири. 1926. № 7, 8; Степаненко И.Ф., Комков М.П. Сибирское маслоделие. Новосибирск, 1928; Юровский Л.Н.

На путях к денежной реформе. М., 1924; и др.

социальная революция (К вопросу решения дальневосточной проблемы). М., 1919; Он же. Китай и Советская Россия: Из вопросов нашей дальневосточной политики. М., 1919; Он же. Китай (политико-экономический очерк). М., 1923; Он же. Останется ли Япония великой державой? Харьков, 1924; Он же. Россия на Дальнем Востоке. М., 1923; Он же. Советская Россия у берегов Тихого

океана. М., 1923; Он же. Современная Монголия. Харьков, 1925; Он же.

Царство Колчака. Сибирская быль. М., 1931.

гг.). М., 1920.

исторический вестник. 2000. № 1. С. 30

С. 181 - 182.

обострения экономического кризиса в годы Гражданской войны (на примере

Сибири и Дальнего Востока) // Новый исторический вестник. 2001. № 1;

Карпенко С.В. Указ. соч.