Спросить
Войти
создании новой системы безопасности (с. 251). Во-вторых, с осени 1989 г. польские вооруженные силы полностью, без политических потрясений, стали подчиняться польскому командованию, что положило конец их зависимости от советского генштаба. В-третьих, в начале 1990-х годов. была сформулирована польская оборонительная доктрина в соответствии с национальными интересами, а новые направления оборонительной политики опирались «на опыт других демократических государств и образцы НАТО» (с. 252). В-четвертых, была изменена дислокация собственно польских войск на территории Польши - пропал смысл держать обширные воинские формирования на западе страны. В-пятых, для поляков открылась дорога в западные военные союзы - НАТО и Западноевропейский союз (ЗЕС), и тем самым было обеспечено сознательное участие Польши в создании нового военно-политического порядка на континенте. Е.М. Новак считает, что в 1989-1991 гг. Польша «стояла во главе центральноевропейских государств, активно работая в пользу формального и практического свержения ярма союза (т.е. ОВД. - Реф.), а также внесла немалый и конкретный вклад в мирную дезинтеграцию и расторжение Варшавского договора, принимая на себя в некоторых случаях руководство этим процессом и обеспечивая высокий профессиональный уровень действиям государств региона в этом вопросе» (там же). Польша также «была причастна к поддержанию стабильности в регионе, мирному переходу к демократии и обеспечению существенных интересов возрожденного государства в области обороны» (там же).
О.В. Бабенко
Монография канд. ист. наук Р.В. Долгилевича посвящена важным переменам в статусе Западного Берлина в 1963-1964 гг., когда советская дипломатия в отношении его окончательно перешла от идеи «вольного города» к концепции «самостоятельной политической единицы». Теперь политика СССР была направлена не столько против позиции США, Франции, Англии в Западном Берлине, сколько против присутствия власти ФРГ в этом городе. Вопрос о Западном Берлине в течение длительного времени занимал важное место в международных отношениях. Здесь проходила передовая фронта «холодной войны». Первый берлинский кризис 1948-1949 гг. впервые после 1945 г. заставил общественность заговорить о возможности и даже угрозе третьей мировой войны, которая неизбежно перерастет в войну атомную. Второй берлинский кризис 1958-1962 гг. тоже стал серьезным испытанием для всего мира. Наиболее серьезная угроза военного столкновения была в 20-х числах октября 1961 г., во время известного советского танкового противостояния на контрольно-пропускном пункте Чекпойнт-Чарли.
Хронологические рамки исследования - 1963-1964 гг., т.е. период от завершения второго берлинского кризиса до отставки Н.С. Хрущева с постов первого секретаря ЦК КПСС и председателя Совета Министров СССР. Отставка Хрущева не привела к немедленной и кардинальной перемене курса СССР в западноберлинском вопросе, но этот курс стал более сбалансированным и уравновешенным, что способствовало успешному поиску компромисса между всеми заинтересованными сторонами. Задача исследования - раскрыть содержание этих изменений и на примере деятельности посольства СССР в ГДР показать, как они проявились в практической работе советской дипломатии.
Во введении дается историографический обзор литературы, где затрагивается данный вопрос. Однако специальных работ, посвященных политике СССР в отношении Западного Берлина в 1963-1964 гг., отмечает автор, в историографии ФРГ пока нет (с. 12). Изучение этой проблематики, входящей в область рассмотрения внешнеполитического курса «позднего Хрущева», а затем «начинающего Брежнева», связано со значительными трудностями. Это, прежде всего, ограниченность доступа к материалам российских архивов, особенно Президентского архива РФ. Основной документальный источник монографии - материалы Архива внешней политики РФ, причем многие из них впервые вводятся автором в научный оборот. Использованы также материалы научного архива Министерства иностранных дел ГДР; подготовленные третьим европейским отделом МИД СССР и предназначавшиеся для служебного пользования сборники документов по вопросам германского
мирного урегулирования и отношений СССР с ГДР и ФРГ; сборники документов по западноберлинскому вопросу, опубликованные в ГДР и ФРГ; печать СССР, ГДР, США, Англии, ФРГ и Западного Берлина.
Сложность и острота проблемы Берлина в значительной мере объяснялась разным пониманием статуса этого города Советским Союзом и его западными союзниками во Второй мировой войне: согласие в этом вопросе между четырьмя странами-победительницами просуществовало всего лишь несколько лет - до раскола Германии и Берлина в 1948-1949 гг. В дальнейшем каждая из сторон, ссылаясь на одни и те же договоренности, трактовала статус города по-своему. «"Уровень жесткости" в берлинской политике противоборствующих сторон был бы, возможно, в определенной мере понижен, если бы состоялась встреча Хрущева с правящим бургомистром Западного Берлина В. Брандтом, о желательности и возможности которой говорили уже в конце 1962 г.» (с. 62). Сорвалась она не по вине советской стороны. Брандт объявил о своем решении отказаться от встречи в заявлении, сделанном 17 января. Он подчеркнул, что причиной был оказанный на него нажим членами Христианско-демократического союза в правительстве Западного Берлина, которые угрожали немедленно подать в отставку в случае такой встречи (с. 68).
Большое влияние на развитие обстановки вокруг Берлина оказал Карибский кризис 1962 г., поставивший мир на грань войны. Он закончился компромиссом: советские ракеты были вывезены с Кубы, а США дали гарантии ненападения на «остров свободы» и убрали свои ракеты средней дальности из Италии и Турции. Однако западные державы, прежде всего США, толковали исход Карибского кризиса как поражение СССР и советское отступление. В связи с этим они делали вывод о том, что «в ближайшее время Советский Союз не пойдет на какие-либо шаги в германском вопросе» (с. 74). Действительно, уже в это время советская дипломатия приступила к поиску «промежуточных решений», констатирует автор, о чем свидетельствует отход от требований незамедлительной ликвидации оккупационного режима и ухода трех западных держав из Западного Берлина в пользу альтернативной концепции «вольного города» (с. 81). В январе 1963 г. в Бонне возобновилась дискуссия о необходимости проведения заседаний бундестага в
Западном Берлине. При этом правительство ФРГ вело себя сдержанно и воздержалось от публичных заявлений. Однако главной причиной отказа от заседания бундестага в Западном Берлине стала позиция США, в планы которых не входило обострение советско-американских отношений в Берлине. Наступление советской дипломатии против расширения федерального присутствия в Западном Берлине было косвенно направлено также и против позиций западных держав в этом городе.
Касаясь вопроса о посещениях западноберлинцами Восточного Берлина, автор останавливается на различиях во мнении советского руководства и руководства ГДР. Высшее руководство СССР было недовольно тем, что Западный Берлин оказался полностью изолирован от ГДР. Советскую дипломатию не могло не волновать то, что часть населения ГДР все более жестко критиковала позицию В. Ульбрихта в вопросе о пропусках, а вместе с тем и политику СССР в берлинских делах. Совпосольство в Восточном Берлине особенно беспокоило то обстоятельство, что руководители ГДР не могли вразумительно объяснить, почему западные немцы могут свободно ездить в столицу ГДР, а западноберлинцы не могут посещать своих родственников в восточной части города. Учитывая эти настроения, на высоком уровне руководству ГДР было рекомендовано «разрешить более широкий выборочный доступ западноберлинцев в Демократический Берлин по пропускам ГДР» (с. 234). Договоренность от 17 декабря о пропусках должна была, по мнению Хрущева и его окружения, не только успокоить общественность, но и открыть путь к дальнейшим переговорам ГДР с Западным Берлином и даже с ФРГ. Прямо или косвенно это способствовало бы международному признанию ГДР.
Различия в подходах СССР и ГДР к соглашениям о пропусках связаны с разным видением будущего Западного Берлина. «Статус "вольного города" не устраивал Ульбрихта потому, что он хотел просто включить Западный Берлин в ГДР. Так как СССР в 1963-1964 гг. постепенно снял с повестки дня вопрос о "вольном городе", первопричина различий в подходах к соглашениям о пропусках со временем сошла на нет, и речь в дальнейшем могла идти лишь о том, каким должен быть баланс взаимных уступок сената и правительства ГДР. Советская дипломатия продолжала "подталкивать" ГДР к более умеренному курсу в этом вопросе» (с. 237).
Выступление Хрущёва на VI съезде СЕПГ в январе 1963 г. обозначило постепенный отход советской дипломатии от проекта «вольного города» и ее переход к новой концепции Западного Берлина, которую еще предстояло определить. Восточногерманское руководство явно было недовольно таким поворотом в политике СССР, но помешать ему оно не могло. Ульбрихт оказался не в состоянии убедить Хрущева в целесообразности повторения требований о «вольном городе», сформулированных еще в ноябрьском ультиматуме 1958 г. В берлинском вопросе началось временное затишье, ставшее предвестником перемен. Их первым реальным проявлением стало предложение советского посольства в ГДР МИДу СССР выступить с инициативой с целью достижения промежуточного соглашения по Западному Берлину. Сам факт появления проекта временного соглашения по Западному. Берлину, подготовленного совпосольством, свидетельствовал о том, что пересмотр официальной концепции СССР уже начался. Это подтверждается и поведением Хрущева во время визита в ГДР в конце июня - начале июля 1963 г. Советский лидер вел себя очень сдержанно и осторожно, избегая любых высказываний, которые могли бы обострить обстановку вокруг Берлина. Во второй половине 1963 г. упоминания о «вольном городе» в речах советских руководителей звучали все реже, и почти ничего не говорилось о необходимости заключения германского мирного договора. Зато в документах советского посольства в ГДР все чаще встречалась формулировка «особое политическое образование», которая стала промежуточной между концепциями «вольного города» и «самостоятельной политической единицы». Весной 1964 г. последняя сформировалась окончательно. В международно-правовом плане она была зафиксирована в 6-й статье Договора о дружбе, взаимной помощи и сотрудничестве между СССР и ГДР от 12 июня 1964 г. Статья гласила, что СССР и ГДР рассматривают Западный Берлин как «самостоятельную единицу» (с. 240).
Реализация советского требования о создании демилитаризованного вольного города Западный Берлин привела бы к потере этого города Западом, включению его в зону влияния СССР и к требованию незамедлительной ликвидации оккупационного режима и ухода трех западных держав из Западного Берлина, а также, возможно, и к последующему аншлюсу к ГДР. Замена проекта
«вольного города» тезисом о «самостоятельной политической единице Западный Берлин» означала определенное понижение ставок: западные державы остаются в Берлине, но присутствие ФРГ в городе резко сокращается или даже сводится к нулю.
Смена концепции не означала, что советская политика перешла на оборонительные позиции, а лишь демонстрировала «изменение направления главного удара - теперь он наносился по позициям ФРГ, а не западных держав. И хотя часть общественности в СССР и особенно в ГДР считала это "эрзац-решением", смена концепции, по мнению автора, не давала каких-либо оснований говорить о ее поражении на западноберлинском участке противостояния Востока и Запада» (с. 241). Советская дипломатия по-прежнему могла использовать западноберлинский рычаг для оказания давления на Запад и в германских, и в других международных делах. Западноберлинский вопрос, как и раньше, оставался открытым, а необходимость его решения признавалась всеми заинтересованными сторонами. Это было выгодно советской дипломатии, так как возможным переговорам по Западному Берлину она могла придать нужные ей направленность и степень интенсивности: ведь все пути, ведущие в этот город, проходили через территорию или воздушное пространство ГДР, в которой находилась 400-тысячная группировка советских войск. В целом инициатива в берлинских делах оставалась на стороне СССР. Переход к концепции «самостоятельной политической единицы» давал советской дипломатии дополнительные возможности для маневрирования. Развитие многообразных связей с этим городом давало надежду если не на ослабление интеграции Западного Берлина с ФРГ, то по крайней мере на ее замедление.
Вместе с тем новая концепция предполагала признание Советским Союзом прав четырех держав в Берлине, однако они должны были распространяться уже не на весь Берлин, а только на западную часть города. Рассматривая ход советско-американских «зондирующих бесед» в ходе 1963 г., автор видит их смысл в том, что «СССР и США были теперь едины в том, что нужно исключить эскалацию напряженности в Берлине, потому что это являлось необходимой предпосылкой для конструктивных переговоров по другим неотложным вопросам». Важным направлением работы советской дипломатии в исследуемый период был анализ программ
политических партий, соотношения сил и внутриполитического положения в Западном Берлине, что облегчало планирование тех или иных акций в отношении города; анализ позиций сторон и хода переговоров представителей сената и правительства ГДР по вопросам заключения соглашений о посещениях западноберлинцами Восточного Берлина. Советские дипломаты исходили из того, что эти соглашения стали серьезным шагом к признанию ГДР де-факто. Но они понимали также, что реализация соглашений о пропусках усилит в Восточной Германии оппозиционные настроения, прежде всего недовольство Берлинской стеной и отсутствием возможностей посещать Западный Берлин. При этом советская дипломатия «мягко подталкивала» руководство ГДР к более гибкой позиции по вопросу о визитах западноберлинцев в столицу ГДР.
В концепцию «самостоятельной политической единицы» входило и признание того, что многие практические мероприятия по пресечению акций ФРГ в Западном Берлине могли быть осуществлены только властями ГДР. Среди них - запрет проезда по территории ГДР министрам правительства ФРГ, депутатам бундестага и другим западногерманским политикам и чиновникам. Добившись решения главной проблемы - пресечения массового бегства в Западный Берлин, - ГДР могла теперь сосредоточиться на шагах, которые вели бы к ее признанию международным сообществом де-юре и де-факто. Начинать этот процесс рациональнее всего было с Западного Берлина. Новая концепция соответствовала планам прямых переговоров между правительством ФРГ и западноберлинским сенатом. Вместе с тем она позволяла советской дипломатии эффективно воздействовать на руководство ГДР, если требовалось побудить его к более сдержанному курсу по отношению к Западному Берлину. И хотя СССР скрыто претендовал на роль одной из оккупационных держав в Западном Берлине, взгляды сторон сблизились - ведь Советский Союз больше не оспаривал права США, Англии и Франции на присутствие и доступ в Западный Берлин. Москва перестала также поддерживать требование ГДР о полном суверенитете над коммуникациями, ведущими через ее территорию в Западный Берлин.
Значительная часть общественности ФРГ считала смену концепции тактическим шагом, полагая, что советское руководство перешло к «скрытому давлению», сохранив прежние цели. С другой стороны, новая концепция усиливала позиции тех кругов ФРГ, которые выступали за пересмотр ее «восточной политики» и за новые подходы к проблеме объединения Германии. Это повышало шансы Брандта в борьбе за пост канцлера ФРГ.
В целом выдвижение новой концепции делало политику СССР в отношении Западного Берлина более уравновешенной и предсказуемой. Пришедшее к власти в октябре 1964 г. новое руководство во главе с Л. И. Брежневым в первые годы в основном придерживалось этой политики, разработанной во время «позднего Хрущева». Это повышало вероятность новых переговоров с западными державами по всему комплексу берлинских дел, которые продолжали оставаться в повестке дня дискуссий между Востоком и Западом, занимая в ней одно из важных мест.
Т.М. Фадеева
SAKWA R. Conspiracy narratives as a mode of engagement in international politics: The case of the 2008 russo-georgian war // Russian rev. -Lawrence, 2012. - Vol. 71, N 4. - P. 581-609.
Статья профессора Кентского университета, члена научного сообщества Российской и евразийской программы в Королевском институте международных отношений (Великобритания), члена консультативного совета Института права и публичной политики в Москве Р. Саквы посвящена рассмотрению влияния тайной информации на международные дела на примере русско-грузинской войны 2008 г. Русско-грузинская война представляла собой вооруженный конфликт в Южной Осетии, произошедший в августе 2008 г. между Грузией, с одной стороны, и Южной Осетией и Абхазией, а также Россией - с другой. Он был связан с обострением ситуации в зоне грузино-осетинского конфликта и попыткой Грузии захватить Южную Осетию, что вызвало вмешательство в него России. Боевые действия завершились подписанием плана мирного урегулиро-
