Спросить
Войти

Культовый "канделябр" с территории Башкортостана: светильник или жезл?

Автор: указан в статье

удк 903.8 ///////////////////////////////////////////////////mm

КУЛЬТОВЫЙ «КАНДЕЛЯБР» С ТЕРРИТОРИИ БАШКОРТОСТАНА: СВЕТИЛЬНИК ИЛИ ЖЕЗЛ?

© Г.Н. Гарустович,

кандидат исторических наук, старший научный сотрудник, Институт истории, языка и литературы Уфимского научного центра Российской академии наук, проспект Октября, 71, 450054, Уфа, Российская Федерация эл. почта: garustovich03@mail.ru

Статья посвящена анализу уникального археологического предмета, найденного еще в XIX в. на территории г. Уфы. Подобные вещи считаются знаковыми в истории кочевниковедения (номадизма). Вертикальный железный «канделябр» в виде ветвистого дерева, с чашечками для разжигания огня, имел самое непосредственное отношение к ритуальной практике кочевых племен раннего железного века. Серия аналогичных культовых предметов обнаружена археологами в ходе раскопок сарматских курганов I - III вв. н.э. в регионе Северного Причерноморья. На территории современного Башкортостана схожие треножники больше нигде не найдены. В работе высказано мнение о принадлежности находки (из клада?) носителям турбаслинской археологической культуры середины I тыс. н.э. По мнению специалистов, подобные «светильники» отражали символику мирового древа (Arbor mundi). Они использовались шаманами древних племен в ходе мистических обрядовых действий, а также жертвоприношений духам предков и языческим божествам природы. Сжигание пахучих веществ в чашечках подразумевает акт «кормления» духов, когда дым, устремляясь ввысь, доставлял ароматы прямо в небесное вместилище богов (священные чертоги). Автор статьи обращает внимание на важную научную проблему, непосредственно связанную с данной атрибутикой. Она затрагивает вопрос об участии женщин в жреческой практике индоиранских племен периода раннего железного века. Находка схожего бронзового «светильника» в кургане тюркоязычных кочевников на территории современной Самарской области указывает на то, что культовые канделябры применялись также приверженцами глобальной идеологии многобожества в эпоху раннего средневековья (во второй половине I тыс. н.э.).

© G.N. Garustovich

CULTIC "CANDELABRUM" FOUND IN THE TERRITORY OF BASHKORTOSTAN: A LAMP OR A STAFF?

Institute of History, Language and Literature,

Ufa Scientific Centre,

Russian Academy of Sciences,

prospekt Oktyabrya, 71,

450054, Ufa, Russian Federation

e-mail: garustovich03@mail.ru

The goal of the article is to analyze a unique archeological object found in the territory of the city of Ufa in the 19th century. An iron "candelabrum" with cups for lighting a fire was directly related to the ritual practice of nomadic tribes in the Early Iron Age. A series of identical cultic objects was found in the Sarmatian kurgans (100-300 AD) in the Northern Black Sea area. Tripods similar to that from Ufa have not been found anywhere else within the territory of modern-day Bashkortostan.

Можно уверенно говорить о том, что без археологических исследований полная история степных народов не может быть написана...

С.А. Плетнев

Археологи постоянно утверждают о том, что территория Башкортостана весьма богата разнообразными памятниками истории и редкими древними находками. Многие из этих предметов опубликованы специалистами в составе комплексов, в которых они были обнаружены. Однако сейчас далеко не все уникальные вещи введены в научный оборот. Особенно это касается одиночных случайных находок, точная взаимосвязь которых с конкретными памятниками проблематична. Нам в своих статьях хотелось бы обратить внимание на серию таких интересных находок, ведь они также составляют подлинное научное и культурное достояние Республики.

Начнем с рассмотрения своеобразного металлического предмета, напоминающего по виду и функции канделябры поздних времен. Предваряя наш обзор, отметим, что иногда рассмотрение небольшой частной проблемы (даже — одного предмета!) может в итоге выводить на весьма важные проблемы жизнедеятельности древних племен.

При публикации археологических материалов, хранящихся в Уфимском губернском музее, Н.И. Булычов поместил фотографию необычного предмета, названного им «факелом, употребляемым чудью при молитве» [1, с. 28]. Чудь — это легендарный древний народ, по преданиям, проживавший на территории по обеим сторонам от Уральского хребта. Металлическая вещь якобы была найдена в XIX в., где-то в пределах Предуральской лесостепи, и будто бы в земляном кургане. На самом деле, в записках краеведа В.А. Черникова-Анучина, который и передал этот «жезл» в собрание губернского музея, по-иному говорится об условиях обнаружения уникальной вещи. На территории г. Уфы, на левом берегу речки Сутолки (приток правого берега р. Белой), «вблизи нынешнего каменного моста» (до наших дней этот мост не сохранился), в 40-х гг. Х1Хв.привыемкегрунтадляустройствабанидво-рянами А.Г. и Е.Г. Черниковыми-Анучиными была обнаружена коллекция древних предметов: топорик-секач; бронзовое кольцо; обломки металлического котла неправильной

формы («емкостью ведра в три»); обрывок толстой цепи; а также нашли «поломанную треногу, прикрепленную верхними концами к треугольнику, имевшему, по-видимому, назначение предмета языческого богослужения» [2, с. 133]. Железный «светильник» возвышался на 1,06 м. К его «стволу» крепились три боковые конусовидные втулки для свечей (?), и увенчан он был подквадратной чашечкой для горящей жидкости. В том, что рассматриваемый нами предмет использовался в вертикальном положении можно не сомневаться, поскольку «жезл» опирался на основание, имеющего вид неровной округлой металлической пластины. Кованый несущий вертикальный стержневой «ствол» (квадратный в сечении) для жесткости закручен в спираль в нескольких местах (см. рис. ), которая, к тому же, служила синонимом лестницы.

Рис. «Уфимское навершие» (1) и аналогии ему из сарматских комплексов (2-6). По Н.И. Булычову и Н.Ф. Шевченко

По своим структурным составляющим в предмете выделяются несколько конструктивных частей, отражающих совершенно определенный языческий символизм: вертикальная основа являла собой ствол мистического древа Вселенной — аллегория мировой оси, главного связующего звена (медиатора) между Верхним и Нижним мирами макрокосма периода политеизма. Оформление в виде лестницы лишь усиливало данную идейную направленность. По бокам ствола крепились ветви на три стороны света (была ли ранее четвертая ветка, узнать уже невозможно). Они как бы демонстрировали горизонтальную проекцию Среднего мира людей. Сакральное дерево венчала граненая чашка, которая символизировала вершину. При зажженной в чаше жидкости получалось, что древо сообщалось своей вершиной с небесными (солнечными) высями, священным вместилищем богов и духов. Соответственно, пластинчатый постамент отражал идею Нижнего мира умерших предков (преисподней). Древо как бы уходит в него своими корнями. Общая идея конструкции — устремленность ввысь (к светлым небесным кущам), в вертикальной трехуровневой структурной модели Вселенной.

Таким образом, в районе расположения Епархиального управления в г. Уфе был найден целый клад (?) вещей, но артефакты, входившие в его состав, к сожалению, не сохранились до наших дней. Поселенческие археологические памятники в этом районе археологам не известны. При земляных работах на приусадебных участках местными жителями периодически нарушаются грунтовые захоронения турбаслинской археологической культуры эпохи раннего средневековья (У—УИ вв.). Правда, этот грунтовый (?) могильник до сих пор не изучался специалистами, хотя на его территории были найдены уникальные вещи [3, с. 79—90]. По кратким описаниям сложно судить о времени «выпадения» описанного выше клада в землю. Скорее всего, он датируется концом периода раннего железного века (конец I тыс. до н.э. — начало I тыс. н.э.), либо относится к постгуннскому времени (середина — начало второй половины I тыс. н.э.). И в этом случае,

появляется возможность соотнести его с многочисленными турбаслинскими древностями с территории г.Уфы.

Тем самым уже в начале ХХ в. была высказана идея о культовом назначении «факела» и его использовании в ритуалах при сжигании какого-то вещества, посвященного богам. Сразу же отметим, что уральские финно-угорские народы («чудь», «чудаки») к рассматриваемой нами вещи никакого отношения, скорее всего, не имеют. Да и прямые аналогии этому шандалу-светильнику в регионе Волго-Уральской лесостепи нам пока не известны.

В специальной литературе подобные предметы называются «светильниками», «жезлами», «треножниками», «навершиями», «канделябрами». Единой их интерпретации пока не существует, однако, буквально все исследователи признают их культовыми атрибутами. Систематизация части имеющихся археологических материалов подобного назначения была проведена Н.Ф. Шевченко [4, с. 141—154], которая разделила предметы (по способу установки) на два типа: а) жезлы с втоками; б) треножники. К первому типу относятся жезлы, имеющие вид заостренного стержня с фигурными разветвлениями наверху. Треножники опираются на ножки, завершаются они фигурками и чашечками. Все культовые «светильники» изготовлены из железа, за исключением одного — бронзового [4, с. 141]. По ее классификации, наше «навершие» следовало бы отнести к первому типу (т.е. к жезлам с втоками), хотя по стилю оформления «ствола» (по количеству и форме конусов, а также чашечки) он скорее тяготеет к более сложным треножникам. Уфимский предмет остался Н.Ф. Шевченко неизвестен, он найден значительно восточнее местонахождений массы рассматриваемых ею «светильников». Кроме того, металлические «навершия» Северного Причерноморья происходят из сарматских комплексов (или имеют к ним какое-либо отношение). Уфимская находка обнаружена несколько севернее территорий расселения сарматских племен, в лесостепной зоне.

В пределах Северного Причерноморья жезлы обнаруживаются в погребениях,

ВЕСТНИК АКАДЕМИИ НАУК РБ/

/ 2014, том 19, № 1 11111111111111111111111111111111111111111111111111111111111111111111111111

на территории святилищ, а также происходят из случайных находок. Время бытования рассматриваемых ритуальных предметов приходится на промежуток с I в. до н.э. по III в. н.э. включительно, которое градируется на раннюю группу — I в. до н.э., и позднюю — вторая половина I—III вв. н.э. Н.Ф. Шевченко подчеркивала: «Можно совершенно уверенно говорить о стилистическом сходстве древовидных атрибутов ранней группы, независимо от того, жезл это или треножник. Для них характерна реалистическая передача образа мирового древа с вершиной... Поздняя группа представлена исключительно треножниками. Они были распространены в I в. н.э. (преимущественно во второй половине) и существовали до конца III в.» [4, с. 146]. Исследовательница однозначно связывала рассматриваемую группу сакральных предметов с ритуалами сарматских племен. По ее мнению, «у сарматов в начале I в. до н.э. существовали два вида культовых атрибутов в виде мирового дерева... При атрибуции жезлов ранней группы бросается в глаза их сходство со скифскими навершиями, среди которых встречается очень похожая форма передачи образа мирового дерева. Происхождение скифских наверший, в свою очередь, связано с культами древнего Переднего Востока, восходящими к эпохе ранней бронзы» [4, с. 148— 149; со ссылкой на работы: 5, рис. 19; 6, рис. 4]. Принципиальными представляются выводы Н.Ф. Шевченко о том, что «несмотря на разнообразное оформление, очевидно смысловое единство жезлов и треножников, связанных с космогоническими представлениями индоевропейцев. В основе мифа лежит идея общения с верхним миром посредством вертикального столба, дерева, мировой оси. Следовательно, сакральный смысл древовидных жезлов может вполне обоснованно служить показателем «духовного» статуса их владельца. Этнографические параллели свидетельствуют о широком применении сибирскими народами жезлов в виде так называемого шаманского дерева или использовании шаманами при камлании настоящего деревца. Таким образом, жезл, скорее всего, является атрибутом колдуна-шамана,

т.е. посредника между людьми и миром богов. Вещи религиозно-магического значения трудно разделить на атрибуты общественного и домашнего культов, тем более, что это могли быть одни и те же предметы. На этом фоне жезлы в виде мирового дерева относятся к редким предметам, которые можно безоговорочно отнести к атрибутам общественного культа» [4, с. 149-150].

И еще на одну важную проблему Н.Ф. Шевченко обращает внимание. Она попыталась внести лепту в обоснование точки зрения о значительной роли жриц-шаманок в религиозной практике сарматских племен. По ее мнению, «именно исполнение жреческих обязанностей могло стать высшим проявлением особого статуса женщины» у номадов раннего железного века. «Эта версия косвенно подтверждается отсутствием данных, указывающих на то, что в савроматское время мужчинам принадлежали какие-либо важные религиозные функции. У ранних сарматов предметы, сопоставимые с предметами домашнего культа, также встречаются преимущественно в женских захоронениях» [4, с. 151; Со ссылкой на работу: 7, с. 168]. Сейчас появляется все больше данных в пользу справедливости мнений о значительной роли женщин в деле отправления обрядовой практики представителями сарматских племен. Хотя, конечно, этот вопрос все еще нуждается в дополнительном подтверждении.

Остается дискуссионной весьма сложная проблема о наличии у сармат прослойки профессионального жречества. В степях Восточной Европы археологами выявлена уже серия святилищ степных кочевников индоиранского круга [8; 9]. Итак, святилища у представителей индоиранских кочевых племен, несомненно, имелись, но были ли у них свои «освобожденные» (специализированные) служители культа?

Мнение Н.Ф. Шевченко по этой проблеме сводится к тому, что люди ответственные за отправление религиозных обрядов, принадлежали к элите сарматского общества. Ее аргументация здесь довольно убедительна, хотя и во многом, все еще, имеет теоретический «оттенок». «Группа комплексов с

металлическими жезлами носит выраженный аристократический характер. Погребения включают дорогую импортную посуду, украшения и различное оружие, которое встречается как в мужских, так и в женских захоронениях. Количество инвентаря так велико, что жреческий атрибут меркнет на его форме. Судя по набору вещей, это, скорее всего, захоронения вождей, обладавших сакральной властью, а не профессиональных жрецов. Связь духовной и светской власти у кочевников прослеживается с савроматского времени. Например, каменные алтарики, служащие критерием при выделении жреческих комплексов, отмечены только в богатых женских погребениях, иногда сопровождавшихся человеческими жертвоприношениями... Сакрализация власти характерна для индоиранских племен. Согласно этим традициям, представительницы племенной знати в течение веков получали духовную власть по праву рождения как приложение к своему высокому социальному статусу. Можно с большой долей вероятности утверждать, что у сарматов на протяжении всей истории отсутствовала кастовая прослойка профессиональных жрецов, сходных с энареями у скифов, или друидами у кельтов. Общественные культы в качестве колдунов или шаманов выполняли представители правящих родов. Сначала это были только женщины, а с I в. до н.э. — мужчины» [4, с. 151-152].

Однако сложность проблемы заключается в том, что, все же, вопрос о наличии женщин-жриц в составе племен индоиранского социума в отечественной науке до сих пор окончательно не решен. Их влияние в идеологических вопросах признается далеко не всеми исследователями. «В работах В.Ю. Зуева и Т.В. Мирошиной подвергается критике принципы выделения жреческого сословия на том основании, что такие культовые предметы, как, например, каменные жертвенники и зеркала, по которым выделяются жреческие погребения, на самом деле таковыми, т.е. культовыми, не являются, и, следовательно, жреческое сословие у кочевников отсутствует как таковое. Т.В. Мирошина, ссылаясь на отсутствие

60

шаманизма у иранских народов, отвергает его и у южно-уральских кочевников» [10, с. 71; со ссылкой на работы: 11; 12].

Далее возникает вопрос, что дает нам право соотносить (пусть даже предположительно) найденный культовый предмет с началом эпохи раннего средневековья? Аналогии, нами же приведенные, скорее говорят о периоде раннего железного века, а не о турбаслин-ском времени (V—VII вв. н.э.). Все это так, но наша мысль основывается на двух моментах: 1) в том районе г.Уфы, где был найден культовый «канделябр» на сегодняшний день известны лишь памятники турбаслинской археологической культуры; 2) в пределах лесостепной зоны Волго-Уральского региона был найден схожий в функциональном плане предмет, названный археологами «шандалом». На Самарской Луке, в ограбленном погребении кургана №1 Брусянского — III могильника (Ставропольский р-н Самарской обл.) [13, с. 135—138, 190—191; 3, рис. 36; 4, табл. 8], обнаружен железный кованный стержневидный светильник на трех ножках (с круглым поддоном для горения). Он отличается от уфимского «жезла» по форме, но вполне сопоставим с ним по своему назначению. Отметим, что эти кочевнические захоронения новинковского типа на р. Волге, специалисты соотносят с тюркоязычными праболгарами (VII—VIII вв.). Значит «брусян-ский шандал» по хронологии относится даже к несколько более позднему времени, нежели уфимский предмет (в пределах одного-двух столетий). Так, что принадлежность уфимской находки к турбаслинской археологической культуре (и в целом, к эпохе раннего средневековья) вовсе не исключается.

Примеры обнаружения культовых жезлов в виде древа в археологических комплексах Урало-Поволжья могут считаться знаковыми явлениями в плане понимания механики адаптации индоиранских этнических групп (номадов древности) в составе тюрко-язычных кочевых народов эпохи средневековья. Поскольку культовые вещи, в основном перемещались лишь вместе со своими носителями. Именно ходом процессов ассимиляции можно объяснить появление подобных предметов в нашем регионе. По нашему предположению, сакральная принадлежность уфимского «канделябра» объясняет его долгое сохранение и включение в состав клада (т.е. скопления вещей, обладающих определенной ценностью). Косвенным подтверждением ценности клада может считаться находка в его составе котла — символа кочевого рода (коша), хранящегося у атамана (кошевого).

Подчеркивая причастность уфимского светильника к ритуальной атрибутике языческих времен, отметим, что он был важным инструментом культовой практики древних этносов. Сам по себе металлический предмет отражает символику мирового древа (Arbor mundi) — сакрального центра Макрокосма периода политеизма. Когда-то горящие свечи своим светом символизировали «блестящие чертоги» Верхнего мира, пристанища божественных творцов. Форма подобных вещей, позволяет говорить о важной роли огненных ритуалов в ходе древних мистерий и в целом о культе огня в идеологии политеизма кочевых племен. Дымы

от сжигаемых ароматических веществ и свечей «кормили» души умерших предков, приближенных к сонму богов. Подобные конструкции, как правило, являлись «профессиональным инструментарием» служителей культа - шаманов. Люди не боялись своих языческих богов, с ними пытались общаться и договариваться. В процессе взаимодействия с высшими силами профессиональная жреческая атрибутика сама наделялась важнейшей сакральной значимостью и соответственной своему рангу ценностью.

Завершая наш обзор, отметим, что уфимское навершие хранилось ранее в фондах Уфимского губернского музея (ныне - Национальный музей Республики Башкортостан), но сейчас этот предмет в каталогах не числится. Нам остается только пожалеть об утере уникального культового жертвенника, единственного во всем регионе. Значение научного анализа подобного рода предметов трудно переоценить, поскольку мы еще так мало знаем о традиционных народных (языческих) верованиях предков башкирского народа.

Литература

1. Булычов Н.И. Древности из Восточной России. М.: Товарищество типографии А.И. Мамонтова, 1902. Вып. I. 57 с.
2. Роднов М.И. Археологическая информация на страницах «Уфимских губернских ведомостей» (1865-1895 годы) // Уфимский археологический вестник. Уфа: Гилем, 2008. Вып. 8. С. 130—133.
3. Гарустович Г.Н., Иванов В.А. Уникальное произведение позднеантичной торевтики на Южном Урале // Проблемы истории, филологии, культуры. 2010. № 3. Магнитогорск. С. 79—90.
4. Шевченко Н.Ф. «Сарматские жрицы», или еще раз к вопросу о материнском роде у сарматов // Вестник древней истории. 2006. № 1 (255). С. 141 — 154.
5. Артамонов М.И. Антропоморфные божества в религии скифов // Археологический сборник Государственного Эрмитажа. Л.: Изд-во Государственного Эрмитажа, 1961. Вып. 2. С. 57—87.
6. Ильинская В.А. Навершия из Майкопского и

Новочеркасского музеев // Советская археология. 1967. № 4. С. 295—300.

7. Смирнов К.Ф. Курильницы и туалетные сосудики азиатской Сарматии // Кавказ и Восточная Европа в древности. М.: Наука, 1973. С. 166—178.
8. Смирнов К.Ф., Попов С.А. Сарматское святилище огня // Древности Восточной Европы. М.: Наука, 1969. С. 210—216.
9. Ольховский В.С., Галкин Л.Л. Культовый комплекс на Устюрте // Советская археология. 1990. № 4. С. 196—206.
10. Банников А.Л. О достоверности реконструкции жреческого сословия в социальной организации кочевников Южного Урала VI—IV вв. до н.э. (по археологическим данным) // От древности к новому времени (проблемы истории и археологии). Уфа: РИЦ БГУ, 2002. Вып. IV. С. 71—76.
11. Зуев В.Ю. Научный миф о савроматских жрицах // Жречество и шаманизм в скифскую эпоху. Материалы междунар. конф. СПб., 1996. С. 54—68.
12. Мирошина Т.В. Амазонки у сарматов и
13. Багаутдинов Р.С., Праболгары на Средней Во;

Богачев А.В., Зубов те (у истоков истории С.Э.

ТЕРРИТОРИЯ БАШКОРТОСТАНА territory of bashkortostan РАННИЙ ЖЕЛЕЗНЫЙ ВЕК early iron age САРМАТСКИЕ ПЛЕМЕНА sarmatian tribes КУЛЬТОВЫЕ ПРЕДМЕТЫ МЕТАЛЛИЧЕСКИЕ ЖЕЗЛЫ И ТРЕНОЖНИКИ metal staffs and tripods ЖЕНЩИНЫ-ЖРИЦЫ
Другие работы в данной теме:
Контакты
Обратная связь
support@uchimsya.com
Учимся
Общая информация
Разделы
Тесты