Спросить
Войти
ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО Д-РА К.Д. БОГАТЫРЦА ПЕРЕД ВЫНЕСЕНИЕМ ПРИГОВОРА, ПРОИЗНЕСЕННОЕ ПЕРЕД ВЕНСКИМ ВОЕННЫМ СУДОМ 25 ЯНВАРЯ 1917 ГОДА
Высокий военный трибунал, г-н председатель, г-да заседатели!
Итак, кончилось полугодичное разбирательство, и сегодня мы имеем право еще раз высказаться о процессе и еще раз поднести то, чем мы можем защититься против страшных обвинений, брошенных на нас обвинительным актом.
Обвинения против нас основал г-н прокурор на четырех угловых камнях: на панславизме, русофилизме, шизме и на столь страстно ожидаемых им свидетельствах наших украинских братьев и полицейских и политических органов. И что в самом деле вышло? Все те основы не дали того, на что надеялся г-н прокурор.
Дело передано против всякого ожидания и права военному суду, несмотря на то, что мы, подсудимые, все же не принадлежим к военному, а к гражданскому сословию. Г-н прокурор в начале обвинительного акта поставил мифическою цифру 27 июля 1914 года - это день, от которого у нас в Австрии начали действовать военные суды, и написал просто, что мы, от этой даты начав, провинились против государства то панславизмом, то русофилизмом, то шизмой, совершая этим государственную измену и принося ущерб оборонительной мощи Австрии и ее союзника Германии! В целом полугодичном временном интервале не указано ни одним конкретным фактом, коим мы до и после 15/7/1914 года совершили упомянутые преступления, но обвинитель, передав суд в надежные руки военного трибунала, и не очень силился с приведением конкретных фактов. А что мы, подсудимые Богатырец и Цурканович, после 25/7/1914 года не совершили ни одного наказанию подлежащего действия, об этом свидетельствует самый авторитативный коронный свидетель Эдуард Фишер, комендант жандармерии края, который в своем рапорте от 23/11/1914 года докладывает, что мы оба после 25/7/1914 года ни одного подлежащего наказанию действия не совершили, что, конечно, как знаем, доказало и разбирательство!
И несмотря на все это, все-таки нас судят!
Неблагонадежным показался на этот раз и панславизм, на который обвинение полагало большие надежды. Он и раньше, при прежних процессах, еще проваливался и не приносил австрийским обвинительным властям, как мы видели из приведенных мною панславистических процессов, особенных успехов, а теперь, когда он устарел и вышел из процессуальной моды, - еще менее. Теперь у нас в Австрии люди клонятся более на сторону австрофильского панславизма - включения балканских славян в сферу влияния Австрии. Впрочем, и в этой области обвинение не подало ни одного конкретного факта, который доказывал бы какую-либо преступную деятельность подсудимых за счет панславизма.
Никаких благоприятных доказательств и результатов не принес и ненавистный русофилизм. Процесс как нельзя лучше доказал, что наш русофилизм состоял исключительно в том, что подсудимые признавали языковое и культурное единство со своими закордонными братьями, но фактов какого-либо преступного характера не оказалось. Сотни свидетелей всякого калибра, и политических чиновников, и полицейских, и жандармов, и украинцев перешли перед нашими глазами, но ни один из них не указал на конкретный случай преступления уголовного закона. Значит, и тут ничего не вышло! Все мы были свидетелями жалкого выступления прокурорских свидетелей здесь, на разбирательстве, свидетелей из украинского табора; все они, как один муж, повторяли стереотипно почти теми же словами, как хорошо изученный урок (они подготовлялись перед выступлениями на суде в украинском клубе депутатов австрийского парламента в Вене): «Мы, члены Украинской партии, между австрийскими рутенами единственные австрийские патриоты, а вот эти русофилы - это враги Австрии и хотят австро-русские земли оторвать от Австрии и присоединить к России». На вопросы защиты или подсудимых, на основании которых именно конкретных фактов они обвиняют русофилов в государственной измене, ответы были разнообразные, иногда даже смешные: «Русофилы говорят, что они - тот же народ, что русы», или «они пишут этимологией, как москали, а не фонетикой», или «они разговаривают по-московски», или даже потому, что «они не хотят идти вместе с украинцами» и т. д. и т. п.
А что украинские свидетели действительно подготовляются украинским клубом и теперь при разбирательстве иначе показывали, чем прежде, перед подготовкой, я приведу только один, но очень маркантный случай. Свидетель Купчанко на предварительном следствии допрошен, показал, что я был всегда лоялен, воспитывал своих прихожан в лояльном духе, в том же духе были и мои проповеди, а на разбирательстве перед судом, перешедши чистилище в украинском клубе, он уже говорил в другом тоне, что он и не доверял мне, будучи убежден, что я как русофил только симулирую австрийский патриотизм. Он же в ясновидении насквозь меня видел как изменника Австрии; конечно, он не привел ни одного конкретного факта!
В живой еще памяти коронный свидетель против нас, бывший президент края барон Блейлебен, который сказал, что он твердо убежден, что русофилы - ожесточенные враги Австрии; он прямодушно признался, что он энергично преследовал Русско-национальную партию и во время, когда он состоял президентом, уничтожил ее в Буковине. Эта русофильская партия располагала миллионами рублей, посылаемых российским правительством. Украинские руководители жаловались у него, что русофильские райфайзенские кассы получают миллионы рублей и тем подкапывают авторитет украинцев в народе и подрывают жизнеспособность украинских райфайзенок. На вопросы судьи, адвоката Штернберга и подсудимого Богатырца, на основании которых конкретных фактов он так крепко убежден, что русофилы - враги Австрии и получают миллионы рублей, между тем как из показаний свидетелей Лупула и Поповича выяснилось, что русские райфайзенки получали кредиты только из румынской «Централи», а не из России, и что доказано, вне всякого сомнения, что кредитов русские кассы в России не получали, а только румыны были теми, кто спас нас от ликвидации! А что русские кассы были сильнее и кредитоспособнее украинских - неудивительно, потому что в русских кассах работалось честно, между тем как в украинских украинские вожди-руководители дефравдировали 6 337 477 крон 55 гел., которые крестьяне были обязаны уплатить, чтобы санировать украинские кассы. Все это доказала направленная государством ревизионная комиссия. Это общеизвестный факт.
На дальнейшие вопросы президент Блейлебен ответил, что у него нет других доказательств для обоснования своих утверждений, как только его глубокое убеждение, что русофилы действительно враги Австрии, в котором убеждении утвердили его еще и постоянные жалобы на русофилов со стороны украинцев!
Большие надежды полагало обвинение и на «шизму», в которой нас тоже обвиняли. Ведь же в архикатолической Австрии шизма была хуже чумы, и потому-то и суперлатив всех прокурорских ожиданий на приговор подсудимых; но и шизма не помогла.
Все, видно, фундаменты, на которых г-н прокурор созидал свои обвинения, рухнули при разбирательстве, потому что созидались они на песчаной почве полицейских и жандармских доносов, а никак не на каменной почве правды.
Ни панславизм, ни русофилизм, ни шизма не помогли прокурору, ни его свидетели, которых он массами приводил перед трибунал, ничего не помогло, все фундаменты рухнули, и правда победила; ни в одной области нашего широкого обвинения не показано ни одного преступного факта, потому что таких совсем не было. Часто г-н
прокурор вменял мне во зло, что Русско-народная партия выписала учительницу для русского языка из России, которая была вмешана в шпионское дело и выселена административным путем из Черновиц. Удивительное дело: если немецкий бюргер выпишет для воспитания своей дочери учительницу из Берлина или Парижа, его никто не подозревает в нелояльности или в государственной измене, а когда мы выписали учительницу из России, это уже была измена. А чтобы ее выслать в Россию, придумано шпионство, хотя здесь не было никакого шпионства.
В совершенном согласии с честью я укажу на общеизвестный факт, что у нас в Буковине никогда ни один член Русско-народной партии не судился за шпионаж, а члены Украинской партии судились (шпионский процесс Бендак).
Также постоянно г-н прокурор не мог мне простить, что я ездил в Россию для приобретения кредитов для русских райфайзенских касс, чтобы доказать, что Русско-народная партия получала поддержку от российского правительства. Но и тут ничего не вышло. Напротив, на суде выяснилось, что ни в России кредитов не получали, а спасли нас наши добрые соседи румыны, назначив нам в своей «Централе» 4-миллионный кредит - и спасли нас от эвентуального краха. Это дело точно и вне всякого сомнения выяснил бывший тогда президент «Централи» д-р Лупул, который выступил на суде в качестве свидетеля и доказал, вне всякого сомнения, что наши рай-файзенские кассы получали кредиты только у румын и нигде в другом месте. Я очень доволен, что дело в России для нас не выгорело, потому что уже то обстоятельство, что мы для наших райфазенских касс не получили в России кредита, хотя они, как показал свидетель - директор банка «Централя» д-р Лупул, были очень кредитоспособны, если Россия, несмотря на кредитоспособность, не хотела нам дать кредита, значит, занять деньги кассам с неограниченным ручательством, которые мы в известные сроки должны были отдать, тем менее она давала нам из симпатии или других причин. Вот самое основательное доказательство, что все утверждения обвинительного акта и свидетелей в этом отношении - безосновная ложь и клевета.
Очень часто г-н прокурор намекал на мое дисциплинарное следствие с распоряжения правительства за две лекции, читанные мною в научных клубах в Петербурге во время моей поездки за кредитами. Там просили меня проф. Духовной академии Пальмов и проф. университета Флоринский прочесть научные лекции о Буковинской православной церкви и о Буковинской Руси. Это я и сделал. Этими моими лекциями занялась как научная, так и газетная печать и нашла их интересными. В этих лекциях чисто научного характера я представил историю Буковинской православной церкви со времен ее христианизации до наших времен во всех ее фазах: под правлением Киевского княжества, затем Галицко-Владимирского и затем австрийского, причем я поднес с особым акцентом, что Австрия дала православной церкви новую и соответствующую времени организацию и основала большой ее церковный фонд, из которого покрываются все расходы содержания Буковинской православной церкви, что имя великого организатора Буковинской православной церкви императора Иосифа II всегда будет записано золотыми буквами в сердцах благодарных буковинских православных верных.
В том же смысле и духе я представил и другую лекцию о Буковине, ее истории, ее археологических раскопках и предметах и об открытиях Австрией в Буковине школ для просвещения народа, начиная от народных до университета. Затем я говорил о буковинском фольклоре, экономических и коммерческих делах, о русско-румынском населении Буковины, добавив и статистику, сколько живет в Буковине немцев, евреев, поляков, румын и русских.
Об этих лекциях писала, как уже сказано, как научная, так и газетная печать. Из русской печати перешли ведомости о моих лекциях в галицко-русскую и украинскую печать, которая-то последняя не могла пропустить такой случайности, чтобы не донести в своей печати на ненавистных русофилов, что они разъезжают по России и там совершают измену против Австрии. В таком денунциаторском виде внес в венском парламенте острую интерпеляцию и украинский депутат Пигуляк и затребовал от австрийского правительства наказания нелояльного хулителя Австрии перед Россией. Венское Министерство культов обратилось в черновицкую президию, и президент Блейлебен, стоявший совершенно под влиянием украинского депутата и любимца австрийского правительства Николая Василько, который и здесь выступал как свидетель, обратился к митрополиту с требованием, чтобы он меня сейчас снял с поста пароха в Станов-цах и назначил на какой-либо румынский приход, не оставляя меня как опасного для Австрии в русской части Буковины.
На это требование президента митрополит ответил, что он может меня наказать только на основании соответствующего результата дисциплинарной комиссии, которую он готов назначить, если правительство этого желает.
Президент согласился на дисциплинарное следствие, хотя неохотно, и затребовал, чтобы в дисциплинарной комиссии был тоже делегат правительства, с чем митрополит согласился.
Комиссия, которой было придано мое дело, состояла из одного
члена консистории Бежана и члена правительства немца Потака, самого близкого доверенного лица президента.
После долгих расследований дисциплинарная комиссия решила окончательно, что: 1) подлинного текста моих лекций в Петербурге нельзя установить, но, по всей вероятности, они были научного характера; 2) я виновен в том, что, не имея от консистории отпуска (что обязательно), а только от благочиния, поехал за границу. Ввиду того комиссия решила высказать мне строгий выговор за то, что я, вопреки ясному предписанию, без консисторского отпуска, поехал за границу с тем, что я в повторном таком случае буду наказан строже. С этим решением согласился и правительственный комиссар Потак.
Президент Блейлебен остался недоволен таким решением и отослал весь дисциплинарный акт черновицкой прокуратуре, чтобы она занялась этим делом и подготовила его для суда. Но черновицкая прокуратура, несмотря на все нажимы и интервенции президента и украинских политиков, возвратила акт правительству с ответом, что она не находит в деле достаточного основания для уголовного обвинения! Так ответила черновицкая прокуратура! Конечно, тогда были еще в силе гражданский суд и гражданская прокуратура.
После этой неудавшейся попытки президент Блейлебен обратился письменно к митрополиту, чтобы он административным путем перевел меня в румынскую парохию, выселяя меня из русской части Буковины, где я опасен. На это предложение ответил митрополит, что он этого никак не может сделать, так как для него авторитетным является решение дисциплинарной комиссии, тем более что и прокуратура не нашла причин для судебного вмешательства.
Значит, и эта иллюстрация моей столь опасной деятельности для австрийского государства и его военной мощи оказалась неподходящей и не принесла обвинению пользы и эффекта, на которые она так надеялась.
А теперь я после полугодового разбирательства поставлю вопрос: что мы, подсудимые, сделали после 25/7/1914 года, чем мы провинились, что нас обвиняют в государственной измене и в нанесении ущерба военной мощи государства и его союзников? Ни обвинение, ни разбирательство не указали ни одного конкретного случая. А что касается мистического числа 25/7/1914 года года, об этом говорит категорически документ того же коменданта буковинской жандармерии полковника Фишера, который распорядился нашим арестом, документ с датой 23/XI/1914 года Е. № 917 Рез. Р., который ясно и точно устанавливает, что ни я, ни подсудимый Цурканович после 25/7/1914 года никакого подлежащего наказанию действия не совершили.
В чем мы виноваты? В том, что мы с большим усердием старались поднести культурный уровень нашего народа, в том, что наш русский мужик просветился, сделался независимым от ростовщиков и других паразитов, живущих за его счет и его труд? В том, что мы, основывая читальни, хотели дать ему умственную пищу и отвлечь от кабака, в котором он в свободное воскресенье или праздник проводил время и выносил туда все за неделю заработанные деньги? В том, что мы принадлежим к великому, многонадежному русскому народу, что мы не отрицаемся от нашего народа и не поклоняемся чужим богам? Да, мы русские и такими останемся даже тогда, если это кой-кому не нравится. Мы иначе не можем. Мы боролись и боремся легальным способом за наши права, которые нам по Конституции принадлежат, и за какую бы то ни было цену не перестанем вести эту борьбу. А что мы ведем эту борьбу законным путем, это показало разбирательство нашего процесса, так как на процессе не обнаружен ни один конкретный факт, который показал бы нашу вину. Даже наши принципиальные противники, выступавшие против нас со своими голословными обвинениями, кроме клеветы, не могли привести ни одной конкретной провинности.
Но из способа приготовления нашего процесса, из духа, царившего на нашем процессе, и, принимая во внимание результаты уже состоявшихся процессов против наших славянских братьев чехов и русских галичан, нас, по всей вероятности, ожидает, несмотря на все сказанное, та же судьба, и потому, взяв во внимание апокалиптическую, но неуместную цифру 25/7/1914 года, дату наших «преступлений» и приделение нашего процесса военному суду, легко можно предвидеть, что нас военный суд приговорит к смертной казни, но я убежден, что ту Австрию, которая нас сегодня приговорит к смертной казни, я, наверно, переживу!
Иов 2011 - Епископ Иов (Смакоуз). Священник Игнатий Гудима (18821944) - мученик за православную веру и русские идеалы на Галицкой Руси // Русин. 2011. № 3. С. 74-94.
Талергофский альманах 1 - Талергофский альманах. Пропамятная книга австрийских жестокостей, изуверств и насилий над карпаторусским народом во время Всемирной войны 1914-1917 гг. Издание «Талергофского комитета». Выпуск первый. Львов: типография Ставропигийского института под управлением А.И. Яськова, 1924. 209 с.
Суляк 2011 - Суляк С.Г. Русины: из истории православной традициии
// Вестник Удмуртского университета. История и филология. 2011. № 3. С. 130-134.
References
Bishop Iov (Smakouz) (2011) Priest Ignatii Hudima (1882-1944) - Martyr for the Orthodox Faith and Russian Ideals in GaLician Rus\ Rusin. 3. pp. 74-94 (in Russian).
Talergofskiy al&manakh (1924) Propamyatnaya kniga avstriyskikh zhesto-kostey, izuverstv i nasiliy nad karpatorusskim narodom vo vremya Vsemirnoy voyny 1914-1917 gg. [Talerhof Almanac. Memory book of Austrian cruelty, fanaticism and violence against the Carpathian-Russian people during the World War of 1914-1917]. Issue. 1. Lviv: tipografiya Stavropigiyskogo insti-tuta pod upravleniem A.I. Yas&kova. 209 p.
Sulyak, S.G. (2011) Rusins: fragment of the history of the orthodox tradition. Vestnik Udmurtskogo universiteta. Istoriya i filologiya - Bulletin of Udmurt University. History and Philology. 3. pp. 130-134 (in Russian).
